Медвежья услуга

Последний нонешний денечек
Гуляю с вами я, друзья.
А завтра рано, чуть светочек,
Заплачет вся моя родня.
Заплачут родны сестры, братья,
Заплачут родны мать, отец,
Заплачут шурины и сватья,
Всплакнет проезжий молодец.

Все было хорошо, даже замечательно, пока не приперся братец Бенни и не приволок с собой эту Урсулу волосатую. Поздравляю, говорит, любимого дедушку Дика со сто двадцатым днем рождения, желаю еще два раза по столько. А я, кстати, женился, прошу любить и жаловать.

И тишина. И слышно, как мертвые с косами стоят, мослами поскрипывают.

Поймите нас правильно: жениться можешь хоть на курице, твоя личная проблема, только не тащи ты эту несчастную курицу с бухты-барахты на семейное торжество. Семья не оценит. У нас здесь отнюдь не сельская пьянка для любого встречного-поперечного, чужих сюда не звали. И "отнюдь" в данном случае - не архаичная фигура речи, которая фиг знает, чего значит, а вполне конкретный глагол.

И тут Манга - ну, прозвище такое, - ляпнула:

- Ой, какая она пушистая!

А эта Урсула пушистая, мля, разевает пасть во все шестьдесят четыре зуба, кланяется и на шикарном "квинглише", выпускникам Оксфорда удавиться, отвечает:

- Благодарю вас, сэр, вы очень любезны.

Наши все упали на стол, а некоторые и под стол; обстановка слегка разрядилась. Только Манга надулась, ну да ей не впервой. Снова выпили за дедушку. Опять загалдели, продолжаем общение. Но уже как-то не так сидим. Неуютненько. Бенни сделал глупость - и за него, дурака, неудобно. Перед той же Урсулой неудобно, которая тут абсолютно лишняя... Зачем она здесь? Бенни у нас, понимаете ли, крупный ученый, эти ребята все с прибабахом, себя ради науки не жалеют, а о родне тем более не задумываются: то холеру выпьют, то психоанализ выдумают. И с братца тоже станется провернуть над семьей какой-нибудь особо извращенный эксперимент. Допустим, тест на толерантность к незнакомцам, когда их совсем не ждали. Ладно, будем надеяться, что незваная гостья поведет себя разумно, а дальше наверное Дик выправит ситуацию. Не так уж часто мы собираемся за одним столом.

А стол чудесный, накрыто по-простому, по-деревенски, и в распахнутые окна шпарит лето с запахом сена, на горизонте озеро блестит. Вдоль стола разъезжает Дик на инвалидной коляске и со всеми чокается; правая нога и левая рука юбиляра упакованы в белую гадость, которую все по привычке зовут гипсом. Коляска бегает на шести лапах из штатных восьми, потому что передние Дик переделал под манипуляторы; в одном коляска держит бутылку, в другом стакан. Никто, в общем, не удивляется - это же Дик. На свои сто десять наш заслуженный старый черт гулял со ссадиной во весь лоб: слишком глубоко нырнул в то самое озеро, что блестит за окном, и стукнулся о камень.

В семье не принято завидовать, принято радоваться за других, но про себя каждый думает: мне бы такой непрошибаемый оптимизм и волю к жизни.

Манга по-прежнему дуется.

- Ты чего? - спрашиваю. - У нее же нюх собачий. Или медвежий. Ну, ты понимаешь, о чем я.

- Да плевала я на ее нюх. Она не местная, какие к ней претензии.

- А-а, ты обиделась, что наши заржали?

- Догадался, смышленый. Всегда был умен.

Чувствую, это цитата, только откуда - не помню, но в книге после таких слов, кажется, начинали убивать. На всякий случай делаю предельно невинную физиономию и подливаю Манге шампанского.

- А может, наоборот,- говорю. - Может, вы, япошки, для нее все на одно лицо. Что мужик, что баба...

Манга буравит меня своими анимешными глазками и цедит равнодушно:

- Пошутил? Шути еще.

- Извини.

- Вспоминается мне реклама времен Второй Мировой, - произносит Манга вкрадчиво. - Американская реклама военного займа. Там у них был солдат без ноги - и написано: "Японцы не такие косые, как мы думали"...

- Вот это по-нашему, - говорю. - Вот такой я тебя люблю. Вздрогнем?

- Я тебя тоже люблю. Потому что ты красивый. Но дура-ак...

Вздрогнули.

Тем временем Дик подъехал к Бенни, но его как бы и не заметил, а сунулся к Урсуле и завел с ней оживленную беседу. Мы наблюдаем. Бенни побаивается. Не всерьез еще, но так, опасается. Урсула же явно не замечает, в какое неудобное положение ее новоиспеченный благоверный поставил всю семью. Я общался с "мишками" и более-менее научился их понимать: судя по тому, как она держит уши, ей среди нас комфортно. Многочисленных лучей неприязни, бьющих в обалдуя Бенни со всех сторон, Урсула не чует. Это довольно странно, при ее-то природной чувствительности, но ведь прикидываться дурочкой она просто не может. Не управляют "мишки" моторикой, как мы. У них если правда не написана на морде, ее всегда можно прочесть по ушам. Они ребята прямые... А может, Урсула и есть дурочка? Или, напротив, дьявольски опытная особь, из прожженных дипломатов-переговорщиков, которые врать все равно не умеют, зато обучены надежно контролировать свои эмоции. Хотя куда ей, молодая еще.

- Какая пушистая, - снова умиляется Манга, уже вполголоса. - Только это ведь додуматься надо взять такое пошлое имя. Урсула. Тьфу.

- А как надо? Кума?

- Даже не пытайся.

- Саёнара, банзай, кампай!

- Григорий, я тебя сейчас пристукну.

- Слушай, ну не лошадью же страшной ей называться. Они знают, что похожи на медведей. Знают, что в большинстве земных культур отношение к медведю уважительно-почтительное. Опять-таки, мы сами их мишками прозвали. И она, со своей стороны, тоже выражает...

- Да ничего она не выражает. Заткнись, пожалуйста, морда пьяная.

Тут Бенни осторожно, стараясь никого не задеть, выползает из-за стола и почти крадучись идет вокруг него - как я понимаю, к нам прямехонько. Крадется он напрасно: семья гуляет, на Бенни всем плевать. Он уже себя показал сегодня, больше ему не дадут. Просто не заметят.

Урсула увлеченно болтает с Диком. На лице деда неподдельный интерес.

Между прочим, мы с Мангой на этом юбилее единственные, кому он и вправду дед. Правда, Манга приемная, но юридически Дик ее прямой и непосредственный дедушка. Остальные внуки здесь в лучшем случае двоюродные. А прочие того же возраста - кто угодно, лишь бы во внуки годились. Был бы человек хороший, как говорится. Внутри семьи "кровь" не имеет значения, важны только личные качества, и Бенни, например, сегодня нам по степени родства - идиот. Бывает и такое. Нам должно быть стыдно, наверное, но мы об этом как-то не думаем. Не позволим испортить себе праздник. Ну обмишурился парень, значит, плохо его инструктировали. Вот кто ему политику семьи разъяснял, пусть у того и болит голова. А у нас болеть ничего не будет, сколько бы ни выпили: тут, у Дика в деревне, кристально чистый воздух. Мы нынче славно покуролесим, а как стемнеет, устроим салют и еще небось купаться пойдем...

В этот момент я вспоминаю, что Бенни ведь писал диссертацию по серийным семьям, много раз с дедом консультировался, остальных замучил опросниками, и наш внутренний этикет, естественно, вызубрил на десять с плюсом. Ему ли не знать, как в семью вводят новых людей, и что выкрутасы типа сегодняшнего - здрасте, вы нам не рады? сейчас будете! - граничат с намеренным оскорблением. Понимаю, что ничего не понимаю, и начинаю потихоньку злиться.

- Привет, мои хорошие! - Бенни улыбается во всю бородатую физиономию и тянет руку.

Ну-ну. Привет, привет.

- Слушайте, а что с дедом стряслось, отчего он весь поломанный? Я же только прилетел, не знаю ничего.

- Ричард Викторович в своем репертуаре, - говорю. - Если хочешь, чтоб было как надо, делай сам, не доверяй роботам. Полез на крышу поправить антенну, упал и сломал лодыжку.

- А руку?..

Манга толкает меня локтем в бок. Она не хочет, чтобы я пересказывал историю про Дика и японскую хай-тек коляску, которую Манга ему подарила, когда у деда нога хрустнула. Нашла, кому: Дик инженер старой школы, от него такие вещи прятать надо. У него всегда наготове паяльник и тестер - интересно же, елки-палки, так и чешутся ручонки шаловливые подковать нерусскую блоху. Шуму и хохоту было на пол-Москвы, дед попал в ленту новостей. Очень странно, как Бенни пропустил это. Ладно, теперь лишь бы сам Бенни в новости не вляпался.

- Где нога, там и рука, - докладываю сухо. - А некоторые женятся, а некоторые - так. И перестань ты наконец профессионально лыбиться. Терпеть не могу, когда среди своих профессионально улыбаются. А то я сейчас тоже начну - тебе не понравится.

- Ребята... - канючит Бенни. - Ну не было выхода. Я почему именно к вам - вы-то нормальные, вы поймете.

- Сам ты нормальный, - говорит Манга. - Втравил девушку в херню - и доволен. Все вы, мужики, сволочи.

- Я разведусь с ней потом, - Бенни прижимает руки к груди. - И как будто ничего не было. И все об этом забудут.

- Час от часу не легче, - говорит Манга. - Не успел жениться, теперь разводится!

- Забудут? - переспрашиваю. - Кто забудет? Да тебя уже, небось, сдали с потрохами. Манга, ты в ленте?..

- Я оттуда не вылезаю с того момента, как этот красавец нарисовался со своей пушистой женушкой. Пока ничего.

- Я приплатил слегка кому надо, - говорит Бенни. - Чтобы не проболтались.

- Каждому встречному не заплатишь.

- Да кто узнает, мы же это не афишируем. Расписались в посольстве - и рванули на Землю. А тут наши документы только пограничники и видели... Урсулу надо было ввезти без лишней бюрократии, ввезти быстро - и мы оформили брак. Поэтому у нее земное имя такое... Простое. Спешили очень.

- Чего-то ты темнишь... Братишка.

- Да не темню я. Это все вообще из-за вас! То есть, из-за нас. Из-за деда.

Угадал я, значит: наука. Ну чего взять с социологов. Чувством такта они никогда не отличались, ведь мы, живые люди, для них - материал. Не хватало нам Бенни, выпестовали урода в своем коллективе, а теперь с его легкой руки инопланетная плюшка явилась исследовать нашу веселую семейку. Думаю, многие за столом уже догадались, что здесь творится, и если бы не Дик, показали бы ученой медведице та-акую козью морду... Не понимаю: до Бенни не доходит, что он завтра же с треском вылетает из семьи? Или мы ему надоели, и он нарочно так устроил? Но зачем? Семья это не мафия, ты никому не обязан ничего...

Мы с Мангой переглядываемся, потом вместе смотрим, как Урсула общается с Диком. Дед положительно очарован.

Его можно понять: милейшее ведь существо. В "мишках" очень много собачьего, а еще - человечьего, они тоньше и стройнее земных бурых медведей, непринужденно ходят на двух ногах, и руки у них, а не лапы, и вообще это все неважно, а важна общая картина. Милы они человеческому глазу. Будто их нарочно таких придумали, чтобы мы испытывали к ним безотчетную симпатию.

Надо бы держать в уме, что это раса галактических коммуникаторов, а говоря по-простому, торговых посредников, толмачей и дипломатов. По идее, от таких ушлых тварей в любой момент жди подвоха. Но "мишки" совсем другие. Люди погрязли в обмане, и до чего же приятно на этом фоне иметь дело с существами, органически не способными ко лжи. Когда им врут, "мишки" видят прекрасно, а сами притворяться - не умеют. Не та мимика, не та моторика. Они могут зажимать информацию, замалчивать что-то важное, и только. Прямой обман им недоступен. На этом и поднялись.

Чтобы обвести "мишку" вокруг пальца, надо самому поверить в свое вранье, только у них острый глаз и четкий нюх. Они чуют планы внутри планов, считывают тончайшие оттенки эмоций. До встречи с "мишками" наши ученые считали непревзойденными физиономистами собак - но инопланетные пушистики уделали местных.

"Мишки" лучшие друзья и помощники тех, кто готов ко взаимовыгодному партнерству и совместной работе не на словах, а на деле. Для земных политиков это был шок. Только мы вылезли за пределы своей домашней системы, а никуда не сунешься: везде сидят мохнатые обаяшки и глядят на тебя честными-пречестными глазами. Наши-то надеялись в спейсоперу попасть, где закон - тайга, воруй-надувай, а фигушки.

В общем, "мишек" на Земле очень любят, ну так любят, прямо расцеловать готовы во всю мохнатую задницу, только въехать сюда им сложно, если это не официальный визит - надо объяснять, почему? Насколько простой землянин рад поболтать с "мишкой", настолько же их терпеть не могут властные структуры и прочие мегакорпорации. Окончательно все поплохело с тех пор, как задумали объединиться две крупных IT-компании, и из самых лучших побуждений взяли "мишку" наблюдателем. Ну и он, значит, понаблюдал за сделкой. Недолго, но эффективно. Посидел на переговорах, хрюкнул забавно - это они так смеются, - объяснил высоким договаривающимся сторонам, чего те в действительности хотят друг от друга, получил гонорар и убрался восвояси. Что там дальше случилось, никто в подробностях не знает, только объединяться ребята передумали резко и навсегда, а еще, говорят, пару трупов из одной подмосковной речки выловили.

Нынче "мишки" у нас не такая уж редкость, особенно в столицах, где сидят их представительства, но ездят они на Землю в основном по научному обмену. Обставленному так, словно каждый инопланетный специалист - потенциальный диверсант. Заявка от университета за полгода, визовый режим, прививки, карантин, страховка - все, что может выдумать продвинутое государство, дабы отбить у тебя желание посетить его.

Сами "мишки" воспринимают ситуацию философски. Они видали и покруче, а терпелка у них закаленная. Как мне один сказал: "Представь, что тебе нужно наладить диалог мыслящего глиста с разумной звездой. Теперь добавим, что это не сама разумная звезда, а проекция ее сознания на наше измерение. Теперь еще усложним: о том, что другая сторона переговоров именно глисты, даже мы не сразу догадались..." По его словам, бились они над проблемой около сотни земных лет. Когда я ответил, что мы, простые земные артисты, работаем преимущественно с глистами буквально от сотворения мира, но поняли это совсем недавно, мой визави принялся ухать, хрюкать и подпрыгивать, выражая бурную радость. Чувство юмора у "мишек" такое же, как у нас, если не хуже.

Они никому не стараются навязаться, потому что без них все равно никуда. Глисты с Сириуса не поймут глистов с Альдебарана - и на всякий случай шарахнут по ним каким-нибудь разрыхлителем пространства-времени. Оружия массового поражения как такового ни у одной цивилизации нет, за этим следят пристально и строго, но тяжелого инструмента полно на любом задрипанном кораблике, и разрыхлители мигом превращаются в рассекатели. Поэтому, во избежание непоняток, на каждом дозорном глистовозе сидит пара "мишек". Очень удобно. Неудобно только нашим земным мыслящим глистам, которые не умеют вести переговоры без камня за пазухой и всегда первым делом прикидывают, как бы чего пограбить. Сам факт присутствия "мишек" на Земле и их популярность в народе - нож острый для властей. Дай им волю, они бы этих мохнатых близко к людям не подпускали. А то мало ли, чего люди придумают. Захотят, например, чтобы все чиновники были честные и говорили только правду. Это же с ума сойти, что начнется.

Короче говоря, я балбеса Бенни отчасти готов оправдать - исключительно в той небольшой части, что касается обхода бюрократических рогаток.

И полностью одобряю Дика, который чего-то Урсуле на ухо шепчет и даже вроде бы хочет здоровой рукой ее приобнять, но сдерживается. Она ведь на ощупь должна быть, как дорогая шуба. Я бы с ней и сам пообнимался.

- А мы-то тут с какого боку? - спрашиваю. - Зачем ей дед понадобился?

- Урсула - моя коллега, - объясняет Бенни. - Мы третий год работаем в паре, я изучаю их, она изучает нас. Ее интересует феномен серийной семьи, а я возьми и проболтайся, что сам в такой состою, да еще в одной из наиболее успешных. И у нас скоро юбилей патриарха, на который все съедутся... Ну и... А Урсулу в следующий раз пустят на Землю только через три месяца. И как я ее сюда протащу, если до юбилея - неделя?

Врет и не краснеет. Все очень убедительно и совершенно в духе Бенни, но почему я ему не верю? Наверное не хочу смириться с мыслью, что этот добрый и славный в принципе парень - не наш. Чужой. И всегда я в нем чувствовал некую внутреннюю отчужденность. Он еще пешком под стол ходил, и уже мне не нравился.

М-да... Манга оглядывается по сторонам, кого-то выискивая. Стол большой, на сто персон, одним краем в стену уперся, и некогда просторное бунгало Дика теперь кажется очень тесным - не было рассчитано на то, что нас так быстро станет так много. Ничего, в тесноте да не в обиде. И многим здесь сегодня за праздник - возможность по-человечески посидеть, чувствуя, так сказать, дружеский локоть. Поскольку в обыденной жизни вокруг них слишком много свободного места, ибо не всякому положено к таким людям приближаться вплотную без предварительной записи. Нет, богатеев-олигархов и больших начальников среди нас отродясь не бывало, зато каждый - профессионал и, естественно, человек востребованный, занятой. Чтобы съехаться на юбилей, за год договоривались, и то не все смогли.

Не соврал Бенни, семья успешная.

- Бенни, видишь Феликса? - Манга спрашивает. - Вон, носом к салату прицеливается, его уже жена под локоть держит. Тебе достаточно было написать ему два слова. А видишь Акима, который из принципа трезвый сидит? Он всегда трезвый и готов помочь в любое время суток. Если стесняешься дергать занятых людей, которые намного старше тебя - дерни нас с Гришкой. А мы дернем кого угодно. И через два рукопожатия получим выход на президента любой страны. Только это слишком высоко, тут хватило бы уровня МИДа... Погоди-погоди... Да вот же! Вон хлещет виски сэр Алан Макмиллан. У тебя должен быть его прямой номер. Ты забыл про Алана? Эй, ты нарочно забыл про Алана?..

Бенни пожимает плечами, но в глазах у него что-то проскакивает. Может, очень даже может, что нарочно забыл - то есть, не захотел.

- Ты какой-то феерический рохля, - Манга уже почти рычит. - Когда надо для твоих дурацких исследований, ты готов всех затрахать. А если надо для себя - будто не родной. Алан с твоим отцом были не разлей вода друзья, когда мы с Гришкой ползали в подгузниках, а о тебе вообще никто даже не думал! Какого черта, Бенни?! Ладно, если тебя так страшно клинит, если такой стеснительный - для этого есть мы! Только свистни! И это тебя ни к чему не обяжет. Нам незачем требовать, доказывать, биться головой о стену, и уж тем более обивать пороги. Мы можем просто вежливо попросить, чтобы в порядке исключения твою коллегу пропустили через дипломатический коридор. Сэр Алан мило улыбается, делает один звонок - и нет проблем. И Урсула уже на Земле безо всех этих глупостей. А потом мы устраиваем ей встречу с дедом, и с кем еще захочет... Нет, ты должен вломиться, как слон в посудную лавку! Можно было все уладить по-человечески, Бенни. Зачем еще нужна семья? А? Чтобы ты всегда мог шепнуть пару слов человеку, который рад тебе помочь. И поможет он вовсе не потому что ты родственник, а потому что ты хороший парень, иначе тебя бы с нами не было... Вот зачем семья.

- Да черта с два она для этого, - бурчу я. - Ладно, ладно, сугубо личное мнение...

- А я согласен, она не для этого, - говорит Бенни. - А ты, Манга, словно забыла, о чем моя диссертация. Я все понимаю не хуже некоторых.

- Так какого же хрена?..

- Сам хотел, - Бенни расправляет плечи. - Без рукопожатий. Без просьб. Без дипломатических коридоров в обход закона.

- Это я слышу от человека, который дал взятку государственному чиновнику?

Все-таки Манга редкая зануда.

- Хватит, - говорю. - В общем, Бенни, диссертация о серийной семье - штука хорошая, только ничего ты в этой семье не понял, на чем и остановимся. А то сейчас Манга тебе в бороду вцепится. Она сегодня добрая, уже меня обещала пристукнуть...

А сам гляжу на сэра Алана и вдруг понимаю, что Бенни-то здорово на него смахивает, и чем дальше, тем заметнее это становится. Интересно, он в курсе, кто его биологический отец? Или сторонится Алана чисто инстинктивно? Надо бы заглянуть в семейную хронику - кажется, Алан Макмиллан и Торвальд Нордин как-то очень резво поменялись местами. Там сложился классический любовный треугольник, вполне мелодраматичный, типа "если к другому уходит невеста, то неизвестно, кому повезло". Нордин был в семье изначально, где-то нам с Мангой троюродный или вроде того, а Макмиллан - пришлый, его тетя Лена привела, и он сразу всем понравился. И с Тором они хорошо дружили, а потом вдруг года через три ка-ак настучали друг другу по мордасам, и Тор говорит: извините, теперь я Ленкин муж, ну что поделаешь - любовь. С Аланом они еще лет пять не разговаривали. Считается, что их Дик помирил, на самом деле и без него справились, перегорела обида, а симпатия осталась. Проклятье, какой же я старый, если помню столько интересного. А ведь у нас с Бенни не наберется и двадцати лет разницы... Да, точно, сами помирились. В полном согласии с кодексом семьи, прямо хоть бери их историю за эталон. Хороших людей на свете полным-полно, а вот таких, к которым у тебя, что называется, "душа лежит", очень мало, контакты с ними надо беречь, холить и лелеять. На этом и держится серийная семья. В ней отношения не рвутся, они надстраиваются и достраиваются. Из нее, бывает, уходят - обычно в сердцах, по ссоре, - пропадают надолго, но рано или поздно возвращаются. И еще с собой приводят новых душевных людей. Это родство на каком-то экстрасенсорном уровне. Кто сам не чувствовал тому трудно объяснить.

И вводят новых членов в семью осторожно, плавно, чтобы все успели присмотреться, и сам человек к нам принюхался и понял: ух ты, как мне с вами хорошо. А жениться можешь, повторю, хоть на курице. К семейным отношениям не имеет отношения. Например, мой папуля свою первую любовь даже не думал сюда привести - хотя был молодой, втрескался по уши, да еще у кровных родичей иногда ум за разум заходит, будто они равнее других, и их куриц тут будут терпеть... Не-а, не будут, даже если курица с золотыми яйцами. Семья в этом смысле довольно жестока.

Отчасти жестокость вынужденная: редкий человек с нами уживется, потому что внутри семьи принципиально не лукавят и не тянут одеяло на себя. Вне семьи, в общем, тоже. Быть честным и открытым трудно, судьба такого человека на планете Земля зачастую складывается, как у "мишек": народ тебя любит, а начальники гнобят. Иногда - к счастью, редко, - семье приходится выстраиваться клином и переть в атаку, защищая своего. Но в целом семья, конечно, не для этого, что бы там Манга ни думала. Мы создали мафию не ради выживания, а чтобы нормально жить.

- Мне за девчонку обидно, - говорит Манга. - Все должно быть по правилам, а тут профанация какая-то... Бенни ничего про семью не понял, так он всегда был остолопом, и Урсула ничего не поймет, хотя умненькая, ей просто не дадут... Никто не будет с ней серьезно разговаривать. И я не буду, чисто из принципа!

И в полном расстройстве присасывается к своему шампанскому.

А над столом гул, все уже сидят, откровенно развалясь, на веранде кто-то пробует гитару, сейчас начнется спонтанный джем-сейшен с разудалыми плясками. Здесь нет скучных людей, здесь умеют веселиться. А Дик все никак от Урсулы не отлипнет. Ну, ему виднее.

А я крепкого хлопнул - и меня осенило:

- Чего обижаться, да у нее все прекрасно! Мы Бенни выпрем из семьи к такой-то матери, а Урсулу себе оставим. В команде замена. Вместо выбывшего из игры социолога Нордина на площадку выходит социолог... Кстати, как ее фамилия? Естественно, Нордин. Посмотри, она ведь намного лучше Бенни, правда? Ее можно гладить. Можно любоваться и умиляться. Зимой можно ее использовать как коврик с подогревом...

- Да ну тебя! - отмахивается Бенни, но отчего-то вдруг потеет.

- Хватит водку жрать, Григорий, - говорит Манга строго. - Просохни малость.

- А когда мне еще жрать-то? У меня знаешь, какой график? Послезавтра на старт - и в Рио. И далее везде, по самым жарким точкам. По всей Латинской Америке чешем, я даже теперь знаю, что такое Гондурас.

Чувствую, Бенни напрягся. Ага, не просто так ты именно к нам подсел, социолог хренов.

- Да я в общей сложности два месяца стакана не увижу!

- Это в Латине-то? - не верит Манга. - Да там квасят даже в промежутках между выпивками - те, кто не курит и не нюхает!

- Пускай квасят, веселее будут. Я туда не пьянствовать, а работать еду. На работе мне просто нельзя. Ты меня пожалей, сестренка!

- Ты несешь радость людям, дубина, - сообщает Манга пафосно. - Это твоя миссия. Нашел, чего жалеть - стакана. Печенку бы пожалел!

Только я собираюсь в ответ тонко пошутить, тут у меня в левом ухе щелкает - вызов от деда. Гляжу через стол - а Дик смылся куда-то, вместо него с Урсулой баба Варя сидит. Прислал старик надежную замену, чтобы поддатые родичи не обидели мохнатую невестку. Баба Варя имитирует учтивую беседу, а сама, очень заметно, мыслями далеко-далеко. Ну да, ей сейчас приходится вокруг стола десять роботов гонять. Одно слово, что роботы, а дураки те еще. Поэтому и молодежь на подхвате, да и старшие не гнушаются пробежаться до кухни с грязными тарелками и пустыми бутылками - вон Виктор, отчим мой, самолично за добавкой поскакал...

- Гриша, будь другом, - говорит дед в левом ухе. - Прогуляйся со мной до площадки. Вот прямо сейчас вставай - и дуй. Есть дело по твоему профилю.

- Клоунаду учинить? - спрашиваю. - Или трагедию?

- Маленькую комедию.

Ладно, раз надо, значит, надо. Сейчас приду. Налью-ка себе, чтобы как говорится, рука не дрогнула...

- Слушай, Гриш, - Бенни встревает. - Я помню, у тебя есть несколько скетчей, в которых участвует "мишка". Ты их еще играешь? А кто у тебя там в медвежьей шкуре?

- Его зовут, допустим, Вася. Заслуженный артист малоизвестных театров. Дальше что?

- Дальше - что скажешь, если сыграет настоящий "мишка"?

- Весь комический эффект потеряется, - отвечаю мгновенно.

- А ты подумай. Вдруг только усилится?

У меня глоток застрял, я аж закашлялся. Отдышался кое-как, горло прополоскал соком и говорю хрипло:

- Бенни, дорогой мой младший братец, если тебе позарез надо сплавить Урсулу в турне по Гондурасу - найди смелость это сказать прямо, как положено между братьями. А раз кишка тонка - позволь торжественно послать тебя в задницу! Нашелся, блин, импрессарио...

- Мальчик сегодня явно не в себе, - поддакивает Манга. - Надо провести с ним воспитательную работу.

- Да идите вы... - бормочет Бенни и затравленно озирается.

Встаю, прошу ребят не убивать друг друга, пока не вернусь - я ненадолго. Уворачиваясь от желающих пропустить со мной стаканчик, иду вдоль стола и натыкаюсь на взгляд Урсулы.

Ах, какая она пушистая...

- Я ваша большая поклонница, - говорит Урсула. - Но сейчас я хочу принести извинения. Мне уже объяснили, какую нелепую бестактность я допустила в отношении вашей подруги...

- Да какая она мне подруга... - отвечаю машинально.

- Опять бестактность... - бормочет Урсула. - Ничего у меня не получается. Извините.

И тут она на мгновение теряет над собой контроль, и я вижу: убита совершенно. Мертвая. Воля к жизни на нуле. Господи, да что же с ней?!

- Нужна помощь? - спрашиваю быстро.

- Нет-нет, я просто устала. Слишком много работала. Извините еще раз.

- Мы ведь можем... Почти все в пределах разумного.

- Я знаю, - говорит она и улыбается совсем по-человечески. - У вас удивительная семья. А Бенни... Он может и неразумное. Очень добрый человек.

Ишь ты. Сильная характеристика, а главное, честная.

- Все будет хорошо, - говорит она, - не беспокойтесь.

Я уже здорово обеспокоен и действительно хочу помочь, вплоть до того, чтобы отвезти Урсулу в Гондурас, но не нахожу подходящих слов и просто учтиво киваю. Потом поговорим, сейчас некогда решать медвежьи проблемы, меня дедушка ждет.

Очень пушистая, очень приятная и очень несчастная - вот и все, что я успеваю запомнить об Урсуле.

Выхожу на веранду. Тут же спотыкаюсь о толстенный кабель: это наша доморощенная рок-группа так одаренно подтянула себе питание.

- Хотите, чтоб убился кто-нибудь?

- Дед сказал - кидайте здесь.

- Своих мозгов нет?

- Ты чего злой такой?

- Техника безопасности, елки-палки. Если мне за сценой бросят кабель на проход и это менеджер заметит, человека уволят.

- Ну дед сказал...

- Ты ногу у деда видел?.. Нашел, кого слушать. Он инженер-испытатель, ему этой ТБ всю жизнь мозги полоскали. Естественно, он как вырвался на пенсию - сразу перестал ее соблюдать!

Воха, первая скрипка большого симфонического оркестра, лауреат международных конкурсов и так далее, чешет в затылке и говорит:

- А между прочим, у нас провода вечно лежат черт-те как, и не только за сценой. Некоторые спотыкаются. Очень странно, потому что ТБ для всех концертных площадок должна быть в принципе одна. Надо будет заняться этим. Ты прав, Гриша, учту на будущее.

Он берется за кабель и дергает его вверх, чтобы переложить удобнее. В следующее мгновение через кабель летит кубарем сэр Алан Макмиллан, но я успеваю его поймать.

- Грег, нам нужно идти, - говорит Алан, как ни в чем не бывало. - Нас ожидают.

Мы спускаемся с крыльца и идем вдоль рядов машин к посадочной площадке. Я полной грудью вдыхаю запахи лета - и кружится голова. Что это за кусты такие? Жасмин, кажется. Господи, как тут хорошо. Дик купил дом в заброшенной деревне лет восемьдесят назад - и потихоньку начал подтягивать наших. Зазывал в гости, показывал местные красоты и агитировал здесь строиться. Теперь не деревенька, а загляденье, и почти на километр во все стороны своя земля. А дальше фермеры орудуют, в которых семья вложилась с одной только целью: чтобы хорошим людям было чем заняться, а плохие сюда не лезли... Почему я редко бываю здесь? Только из-за профессии. Шебутная она, не засидишься.

Дик - на краю площадки, его коляска нервно переступает с ноги на ногу.

- Как ты это делаешь? - спрашиваю.

- Задницей, - просто объясняет Дик. - Алан, ты ему сказал?..

- К сожалению, не успел. Я упал, - произносит Алан с достоинством. - Мне надо было восстановить равновесие.

И прячет в карман фляжку.

Дик качает головой. Легкий по жизни человек, ироничный и добродушный, он сейчас выглядит непривычно серьезным.

- Ерунда, - говорит ему Алан. - Не напрягайся из-за ерунды. Это все несерьезно. Когда серьезно, они действуют на другом уровне. Присылают эмиссара с особыми полномочиями.

Дик оглядывается: на горизонте возникает маленькая черная точка.

- На что и надеюсь, - говорит он. - Уровень - так себе... Гриша, я собрал вас здесь, чтобы сообщить пренеприятнейшее известие - к нам едет ревизор, хе-хе... То есть, главный местный полицай, а с ним чиновник миграционной службы. Полицай, я так понимаю, чтобы проявить уважение, ну и в надежде на выпивку - мы с ним давно и прочно знакомы. А вот чего ради сюда намылился мигрант, даже думать лень. Сейчас узнаем. У меня к тебе просьба: надо так их встретить, чтобы сразу поняли, куда попали. Чтобы на них снизошло неописуемое счастье - и максимальная неловкость одновременно. Лучшего человека, чем ты, для этого просто не придумаешь. А досточтимый сэр Алан прикроет наши тылы юридически. Он разбирается во всякой фигне. Если что, он еще и неприкосновенная персона.

- Если что, всегда можно спрятаться в моей машине, - говорит Алан.

И глупо хихикает.

Дик глядит на него пристально.

- Я просто вспомнил: у меня там много чего есть, - Алан снова лезет в карман за фляжкой. - Ричард, умоляю, ну перестань ты нервничать. Такой замечательный день. Наконец можно расслабиться. А ты напрягся, будто к тебе летит батальон морской пехоты.

- Для морской пехоты я нашел бы дело, - говорит Дик. - Надо пруд вычистить, и это сугубо ручная работа, технику не подгонишь к нему. Что я, в армии не служил? Добрая беседа с офицерами, пара бутылок, а солдатики пускай копают...

- Ты не поверишь, у нас было то же самое, только это надо делать очень тихо, а то полно стукачей, - говорит Алан, завинчивая крышечку. - Обычно использовали новобранцев.

Черная точка уже превратилась в полицейский вертолет. Он идет в режиме глушения и вместо обычного стрекота - негромко чпокает. Уважает, значит. Обычно в сельской местности они не церемонятся: глушилка быстро выжирает ресурс лопастей. Машина заходит на посадку, ветер треплет мои волосы. Я закрываю глаза, контролирую дыхание...

Я на работе. Я очаровательный. Я несу радость людям. Вот прям щас и принесу.

И вместо простого русского парня Гриши Грачева, заметно поддатого и слегка расхристанного, перед официальными лицами возникает знаменитый на всю планету комик, любимец публики Грег Гир.

Надо видеть эти лица.

Кажется, их миссия провалена, толком не начавшись. Все-таки неплохой я артист. Не зря пошел в профессию.

Внешне не стушевался только мужчина в штатском, о визите которого нас не предупредили, но я-то вижу, каких усилий ему стоит сдержать радостное изумление.

- Вот это да! - полицай даже руками всплеснул. - Как же я... Ну разумеется! Вы же внук!.. Вот это да!

Миграционный чиновник просто растерян. У него в руках папка, и он, похоже, думает, а не сунуть ли ее мне для автографа. Это все, что его занимает сейчас; остальное, как верно заметил досточтимый сэр Алан - ерунда.

Тем временем мужчина в штатском просовывается к сэру Алану и крепко жмет ему руку, как старому знакомому. Вот он и пожаловал, тот самый эмиссар с особыми полномочиями...

Полицай обнимается с Диком, путано и многословно поздравляя его со стодвадцатилетием. Инвалидная коляска тут же сует полицаю выпивку под нос. Немая сцена.

- Послушайте, господа хорошие, - говорит штатский. - Раз уж так получается, давайте я, ага?

- Нет-нет, - возражает полицай, - я же обязан.

- Да у вас стакан в руке, чего вы обязаны...

Полицай удивляется. Рефлекторно схватил, не иначе.

- Дипломатический советник Русаков, - представляет штатского Алан. - Переводя на человеческий язык, офицер по особым поручениям вашего МИДа. Он тут неофициально, для информации, и это все упрощает. Давайте и правда по-домашнему. А потом выпьем! Вон там, в беседке, можно отлично сесть.

Дипломатический советник глядит на часы.

- Можно и сесть, - говорит он.

- Нет, но я обязан, - встревает полицай. - Это чисто протокольное. Буквально пара минут. Уважаемый Ричард Викторович. Находится ли сейчас на вашей территории некто Бенджамен Нордин?

- А почему вы спрашиваете? А не позвать ли мне адвоката? Вон в том доме их человек десять на любой вкус, есть красивые женщины, - заявляет Дик. - И все очень недовольны тем, что им портят праздник.

- Так и запишем: от ответа уклонился...

- Нет-нет. Будучи по случаю праздника в состоянии алкогольного обвинения... Тьфу, опьянения!.. Отвечать членораздельно не смог.

- Ну, причина уважительная, - говорит полицай. - Находится ли сейчас на вашей территории урсуноид, называющий себя Урсулой Нордин?

- Будучи в состоянии алкогольного опьянения, мне что урсуноид, что гнидогадоид - не различаю лиц!

- А провести осмотр территории и опрос свидетелей я без ордера не могу, - заключает полицай. - Значит, официальная часть закончена. Твое здоровье, Дик! Поправляйся и живи еще сто лет как минимум.

И немедленно пьет.

- А я?! - обиженно спрашивает миграционный чиновник.

- А жалоб и заявлений не было, - говорит полицай, берет у Дика новый стакан и сует чиновнику. - И депортации не предвидится.

- Не было, - подтверждает Дик. - И не предвидится.

- Они своих не сдают, - объясняет полицай "мигранту". - Это же семья. Никто закон не нарушал, а если против понятий набедокурил - они внутри разберутся и накажут.

- Ваше здоровье! - говорит "мигрант" и почему-то кланяется прежде, чем выпить. От уважения, вероятно.

- Ваш ход, советник, - Алан кивает Русакову.

- Да, сэр. Мне поручено сообщить вам, Ричард Викторович, чисто в порядке информации, что урсуноид, называющий себя Урсулой Нордин, объявлен у себя на родине вне закона.

Несколько секунд мы стоим в молчании, переваривая услышанное.

Мне хочется глупо пошутить, чтобы разрядить обстановку, но я не умею импровизировать. Все мои блистательные импровизации, от которых публика стонет, это домашние заготовки. Хороший экспромт тем и отличается от плохого, что его надо долго и старательно шлифовать.

Дик просто молчит - собранно и деловито, если только можно "деловито молчать". У него даже коляска больше не приплясывает.

- Дерьмо собачье, - бросает Алан. - Вне закона, какая сильная формулировка, аж страшно. А девку выгнали из стаи, вот и все. Просто выгнали из стаи. Предлагаю всем расслабить промежность и сделать вдох-выдох. Чего она натворила?

- Мы не имеем никаких данных и вряд ли сможем их получить в обозримом будущем. Нас только поставили в известность о факте наказания.

- Поскольку не было заявления... - начинает полицай.

- Понятно, понятно, - цедит Дик.

Понятнее некуда. Нет заявления - нет преступления. Значит, на территории, подпадающей под земную юрисдикцию, Урсула ни в чем не виновата.

- Что мы знаем на сегодня... Это молодая особь, ей около тридцати лет в нашем эквиваленте, - говорит Русаков. - Дальше все очень условно, потому что мы подгоняем данные под земные понятия и определения. Если я говорю "ученый", это не значит, что она ученый. И если говорю "социолог"... Это самое близкое, что у нас есть. Так или иначе, она работала на Земле наездами в общей сложности около двух лет. Полугодичными циклами - "мишкам" не дают тут засиживаться по причинам, которые я не уполномочен обсуждать...

- Тоже мне секрет - вы их гоняете, чтобы беременные самки не рожали на Земле. А то придется дать "мишке" наше гражданство - и понеслось...

Зря я все-таки перед выходом стопку хлопнул - она лишняя была. Русаков косится на меня неодобрительно, никак не комментирует мою реплику - и продолжает:

- Три месяца назад эта особь в очередной раз вернулась домой, и вместе с ней уехал работать Бенджамен Нордин. В его задачу входили так называемые полевые исследования, а урсуноид консультировал обработку результатов. Ничего в общем необычного. Что случилось дальше, никто понятия не имеет. Так или иначе, Нордин поступил в некотором смысле остроумно, использовав лазейку в законодательстве. Жениться-то сейчас можно хоть на корове! Мы просто этот момент прошляпили. Никому и в голову не приходило...

Русаков удрученно качает головой и косится на бутылку.

- Он ее как медведя, что ли, оформил? - спрашивает Дик.

- Совершенно верно. Это его ручная медведица! Урсула, мля. Она даже на четыре лапы встала ради такого случая. И господин Нордин через посольский терминал преспокойно оформил все документы. Только ветеринарный паспорт ему сляпал на коленке тамошний врач, но сляпал убедительно. Собственно, это единственный в посольстве, кто видел Урсулу живьем. Все остальное Нордин провернул удаленно - а что взять с компьютера, он железный и знает два ответа: "да", "нет"... После чего Урсула опять встала на ноги - и пошла садиться на земной рейс как законная супруга, вписанная в гражданский паспорт мужа, поскольку свой гражданский паспорт медведю, трам-тарарам, не положен. И не подкопаешься. Ловко сделано, признаю. Ваш внук зарывает талант в землю, ему бы в разведке служить.

- Надеюсь, врача уже расстреляли?

- Вам шуточки, Ричард Викторович, а с доктором будем разбираться, это же служебный подлог, уголовная статья. Ишь, гуманист нашелся. Сейчас летит домой, посмотрим, чего расскажет.

Дик с Аланом переглядываются, Алан едва заметно кивает. Русаков слегка морщится.

- К сожалению, по сути дела врач не знает ничего. Он просто "мишку" пожалел. Крутят они нами как хотят... Манипуляторы.

Русаков снова косится на бутылку, и я его понимаю: бутылка хорошая.

Дик ловит этот взгляд и никак не реагирует. Не хочет угощать дипломатического советника.

- Когда "мишку" выгоняют из стаи, он покойник, - говорю я. - Без семьи он никто, у него статус добычи. Миллион лет назад изгнанник мог прибиться к другой стае. При известном везении был такой шанс. У молодой самки или очень сильного самца - чуть больше шансов. Но чаще одиночка погибал. Его просто убивали другие "мишки". Потому что мордой не вышел или им кушать захотелось. Изгоя можно задрать и слопать, закон такой. А теперь вся их цивилизация - единая стая. Закон остался прежним, изгнанник - легитимная добыча для любого "мишки". А вот другой стаи ему уже не найти. То есть, шансов ноль. Абсолютный. Вы это знали, советник?

- Ваши симпатии к урсуноидам общеизвестны, Грег, - холодно отзывается советник.

- Вы это знали.

- И что? "Мишки" повсюду. То, чем они занимаются - ползучая оккупация. Это страшно, на самом деле. Земля - единственное место, где оккупацию сдерживают.

- Вот почему Бенни привез Урсулу сюда, - говорю. - Логично, вам не кажется?

- Мне бы хотелось поговорить с ней, - Русаков поворачивается к Дику.

Дик молчит. Все молчат. Шумно и грузно молчит полицай; тихо молчит и не шевелится Алан, хорошо у него получается, видно опытного дипломата; полностью растворился в воздухе миграционный чиновник, его тут не было и нет, он не хочет во всем этом участвовать.

"Мишек" на Земле в среднем меньше тысячи. Да, конечно, они теперь вполне интеллигентные ребята, а не полузвери, как миллион лет назад, но закон есть закон. Никто не обязан убивать Урсулу, однако и запрета нет. Дальше все зависит от тяжести преступления, о котором они наверняка узнали еще вчера по своей телепатической почте. И каждый "мишка", наткнувшись на Урсулу, будет решать для себя, достойна она жить или нет. Матерый самец загрызет ее в пару секунд, а она небось и сопротивляться не станет. Одна осталась на всем белом свете, вычеркнули ее, ну и чего ради трепыхаться?

У "мишек" нет системы наказаний в нашем понимании: они треплют непослушных детей, взрослые могут подраться, и только. А отлучение от стаи - это приговор, ребята. У Урсулы никаких перспектив. Выжить она сумеет, но жить ей без семьи незачем.

Как она вообще сегодня держится - фантастика. Устойчивая психика, железные нервы. Я бы головой о стенку бился... Ловлю себя на том, что думаю об Урсуле, как об обычной земной женщине. Забавно. И неправильно. Нет, дорогие мои, она - из ряда вон, она - несчастнейший из смертных, вам такое одиночество и представить нельзя. Я могу, но я актер, меня этому учили. Я могу представить и не такое одиночество.

Искать ее намеренно не будут. Урсула без проблем сможет устроиться на Земле так, чтобы не попадаться на глаза соплеменникам.

Это, конечно, не выход. Это не жизнь.

Кстати, о жизни и смерти. Сейчас Урсула, насколько понимаю, все еще числится домашним животным - и "мишка", убив ее, попадает года на три максимум...

- Надо ее в человека переоформить, - заявляет полицай, будто услышав мои мысли. - А то если грохнут, сколько можно накрутить - ну года три, и то с учетом наличия умысла и особого цинизма... Плюс намеренная порча имущества, но она поглощается более тяжким... Стоп! А вот и нет. Это же убийство супруга! Со всеми вытекающими последствиями. И тогда, извините, вплоть до пожизненного. Только нормальный гражданский паспорт ей все равно надо сделать.

- Вы ее даже не видели, - говорит Русаков с горечью. - Вы не знаете, что она натворила. Тем не менее, она уже вами манипулирует. Вот так они захватывают обитаемую вселенную. Они повсюду и у них все под контролем. Но смею вас заверить, мы не позволим им сделать это на Земле.

- Да ничего страшного она не натворила, - говорит Дик устало. - С человеческой точки зрения - совсем ничего. Теперь уже я смею вас заверить: пройдет не так уж много времени, и вы бегать за ней будете на четвереньках, чтобы она до вас снизошла.

Русаков делает надменно-удивленное лицо. Получается неплохо: видать, тоже учили.

- Она хорошая девчонка, - говорит Дик. - И хотела как лучше. Просто ее на родине не поняли. Не знаю, чем все это кончится. Сегодня она мой гость. А об остальном я подумаю завтра. Спасибо за визит, господа, и всего вам наилучшего.

Коляска разворачивается и шагает к дому. По дороге она наливает хозяину выпить, чуть-чуть, на самое донышко. Дик в совершенстве владеет этим искусством: принимать по маленькой и равномерно. Не то, что я, например.

Русаков вопросительно глядит на Алана, тот молча кланяется и отворачивается. "Мигрант" открывает папку, листает документы, рвет какую-то официальную бумагу пополам, и я оставляю два автографа - ему и полицаю. Оба лезут в вертолет, подчеркнуто не обращая внимания на дипломатического советника. Они даже пытаются дверцу захлопнуть у него перед носом. Они почему-то не верят в то, что "мишки" хотят нас оккупировать.

И они, конечно, уверены, что мы найдем для Урсулы выход из безвыходного положения. Мы ведь - семья. У нас Дик. У нас десять пьяных адвокатов прямо здесь.

То, что нам может оказаться совершенно не интересна заведомо дохлая медведица, пусть и очень пушистая, никому в голову не приходит.

Если меня сегодня действительно попросят сплавить Урсулу с глаз долой в Латинскую Америку - не удивлюсь. Семья уже сделала для нее все, что можно. Дальше помочь нечем. Значит, нет медведя - нет проблемы. Дик принимал такие жесткие решения не раз. Бывали этически неоднозначные ситуации, когда человека жалко, а помочь ему никак, и все вздыхают, и все мнутся, - и дед брал на себя ответственность за разрубание узла, и тогда все вздыхали уже с облегчением, я знаю. Почему семьи ценят патриархов: "дедушка старый, ему все равно", он знает, когда прикинуться бессердечным, чтобы молодым не пришлось тащить эту ношу.

Алан достает фляжку и встряхивает ее.

- Дерьмово обстоят дела, вот что я скажу.

- Увы, совсем ничего не осталось?

Алан ухмыляется и прячет фляжку.

- Пойдем, Грег, я налью тебе из багажника, обладающего правом экстерриториальности. Там спрятана настоящая дипломатическая заначка. Ты сможешь придумать шикарный скетч. Мы стоим на русской земле, протягиваем руку через границу - и достаем бутылку прямо из Великобритании. Представь, сколько тут кроется забавных казусов...

- Бенни сделал это, - говорю. - Бенни запузырил такой казус - долго придется расхлебывать.

- Вот пойдем и хлебнем, - говорит Алан.

Хлебнули из багажника - действительно вещь там спрятана у досточтимого сэра, - и Алан спрашивает:

- Как думаешь, Дик догадался, что она сделала? Или решил заморочить Русакову голову?

Пожимаю плечами. Дик такой, он может. И первое, и второе.

- Я просто волнуюсь за Бенни, - объясняет Алан. - Как бы его сегодня не затюкали. А парень совсем один и ему плохо.

- Там с ним Манга сидит. Она, конечно, не подарок, но с ее чувством справедливости - не даст Бенни в обиду.

- Понимаешь, он в принципе один. Лена и Тор совсем его забросили, а мне как-то неудобно ему навязываться в друзья. Да, он взрослый мужчина, но иногда мы остро нуждаемся в поддержке, а Бенни не умеет ее искать и уж тем более просить. А теперь еще и вся семья против него...

Поднимаю глаза и смотрю на Алана в упор. Был бы трезвым - промолчал бы, но больно странный выдался денек, и я уже навеселе, а к ночи вконец наклюкаюсь. Устал потому что.

- Бенни здорово похож на тебя.

- Спасибо, - говорит Алан и благодарно улыбается. - Но поэтому я лучше других понимаю, как ему непросто. Помню его маленьким - я в детстве был такой же серьезный и замкнутый. У него с возрастом это прошло хотя бы отчасти, а у меня ведь не прошло. Меня только Лена расшевелила. Я здорово ей обязан - и тем, какой я нынче есть, и своей карьерой... кстати, мужем я все равно оказался никудышным и был бы Бену дрянным отцом. Муж, отец, до этого надо дорасти. Я только сейчас дорос. Вижу, ты понял... Скоро начну вас потихоньку знакомить. Она тебе понравится.

- Пусть у тебя все получится, - я жму ему руку, и становится тепло. - А насчет Бенни... Его сегодня покусают, конечно, но в итоге простят, мне так кажется. Если Бенни поставил все на карту, чтобы спасти какую-то инопланетную медведицу, значит, дело того стоило. Дик с этим разберется. Я в Дика очень верю, он и не такое разгребал. Хотя его поломанные руки-ноги уже из области старческого маразма, но... Урсула появилась очень вовремя: скучающему патриарху будет, чем заняться!

Кабеля поперек дороги уже нет, и это радует. Возвращаюсь за стол, плюхаюсь на свое место, благодарю Бенни и Мангу, что не поубивали друг друга, гляжу новыми глазами на Урсулу. Только что отгремел новый тост за дедушку - и снова Дик с Урсулой секретничает, опять со сладкой улыбочкой, старый лицемер. А несчастнейшая из смертных держит ушки бодро, мордой выражает глубокую заинтересованность и полное благодушие: ну железная выдержка у нее. Или я чего-то не понимаю.

За что "мишку" сейчас могут выгнать из стаи? Это можно спросить у Бенни, да только фиг ему, пускай сидит и мучается. Заслужил. Я ему сегодня много чего сказать хочу, и все не по теме...

- Григорий, ну делай же паузы. Или половинь хотя бы.

- А если мне с собой трезвым - скучно? Манга, я же в промежутках от работы до работы - невыносимо скучная личность. Я похож на человека, когда играю или когда выдумываю. А в паузах - тоска сизая.

Не кривлю душой ни капельки. Ведь так оно и есть: скучный тип с тоскливыми глазами. От баб отбою нет, только жить со мной никто не остается. Как увидят эти глаза - прости-прощай. Спинным мозгом чуют, на что напоролись.

Только не подумайте, что это трагедия. Это комедия. Пока еще. Дальше будет хуже.

- Послушай, но тебя так любят...

- Меня любят не за унылую физиономию, верно? Любят за веселую. Которую я делаю для публики. Ради публики. Чтобы людям было хорошо. А я потом как выжатый лимон - и мне грустно.

- Но ведь это замечательно!

- То, что мне грустно?

- Дубина! Оглянись вокруг! Посмотри, сколько наших черт знает чем занимается, чтобы создать какие-то новые смыслы - и с огромными усилиями, чуть ли не через задницу донести их до народа! А утебя все напрямую. Прямой контакт. Счастья ты своего не понимаешь!

Какая все-таки Манга до отвращения правильная. И ужасно привлекательная в своей анимешной ипостаси. Да чего там, просто красивая. Пожалуй, надо мне и в самом деле малость просохнуть, а то сейчас вовсе растаю от нежности, целоваться полезу, а ей только этого и надо, давно готова.

Нет-нет, я еще помню времена, когда Мангу звали Сашкой, и он, сволочь, мне хоккейной клюшкой между глаз заехал, едва нос не сломал. Если сильно напрячь память, я, пожалуй, вспомню его хитрую, смазливую и вполне русопятую детскую морду. Но последнюю четверть века это шикарная анимешная деваха, из тех, кого зовут "свой парень", а еще высококлассный переводчик и эксперт по деловым контактам с Дальним Востоком. Имеет невинный с точки зрения японцев сдвиг по фазе на почве хайтека: дома в Киото у Манги целая свора киберсобак и два кибермужика. Не потому что такая вся из себя хиккимори, а просто ее стервозный характер даже собаки не выдерживают. Прекрасный человек и замечательный друг, уверяю вас, просто ярко выраженная сука - ну, бывает. Она и за Урсулу готова подписаться обеими руками не столько по доброте душевной, сколько от бессознательной тяги подминать под себя все хорошее, до чего может дотянуться, потом сколотить из этого хорошего стаю и начать стаей мудро руководить. Ну, ей кажется, что мудро. Спорим, моя дурацкая идея на полном серьезе взять в семью "мишку" сейчас прямо-таки бродит, пузырится и булькает в красивой Мангиной голове.

Дик жалеет Мангу, говорит, она какая-то неприкаянная выросла, и вся ее японщина - просто метод компенсации психики, бегство от незалеченных проблем. Некоторые наши слегка побаиваются с ней общаться. Любуются издали, а душевно поговорить - не получается. Все признают, что Манга "свой парень", но уж больно она прямолинейная, а временами и грубоватая, язык без костей. Ну да, мы друг другу принципиально не врем, только совсем хамить-то не надо.

А я привык. Я ее не боюсь ни капельки, мудро руководить собой не дам, она это понимает и, как ни странно, высоко ценит. Только обижается, что я, с моим-то профессиональным слухом, даже не пытаюсь выговорить ее японское имя и зову подругу детства, в лучшем случае, Мангой, а в минуты раздражения - госпожой Кусаки.

Приставать к ней с нескромными предложениями мне мешает только одна причина: я-то знаю, насколько Манга одновременно ранима и зверски серьезна. Поэтому мужики и собаки, с которыми она живет годами - механические. С Мангой нереально разок заняться любовью, чисто от хорошего отношения, и назавтра разойтись друзьями, она не поймет. Она решит, что ее предали. Семья потеряет этого ценнейшего человека навсегда. И я потеряю.

Иногда я думаю в сердцах, что она просто тупая, а потом долго гоню от себя мысль, до чего же это похоже на правду...

Тут с дальнего конца стола подваливают мои, точнее, делегация от моих - папуля с Виктором. Женщины салютуют бокалами, мама подмигивает, мол, все прекрасно. Мама, пожалуй, самая яркая здесь, и это очень приятно. А живет яркая женщина тихо-тихо, незаметно, надо просто знать, какой она сильный терапевт. У мамы все хорошо сложилось, она никуда не рвется и ни о чем, кажется, не жалеет. Знаменитых тут и без нее хватает.

А эти двое нависают надо мной со значительными лицами и принимаются разглядывать, да так сурово, что вокруг голоса стихают, и все оборачиваются в нашу сторону.

- Какой он все-таки у нас замечательный, - говорит папуля Виктору.

- Прекрасный, - отзывается Виктор.

- Мы - молодцы.

- Безусловно.

Они чокаются, выпивают, круто поворачиваются и уходят. Вслед им несется дружный хохот и аплодисменты.

- А я все думал, в кого ты такой артистичный, - говорит Бенни. - В обоих, значит.

- Ну, все-таки в папу, но без Вити я бы не состоялся. Папуля задавал общее направление и поддерживал в трудные минуты, а Витя-то, извини, меня растил день за днем. Как говорится, отцы приходят и уходят, а отчимы остаются...

Кстати, Виктор и терпел меня день за днем тоже, редкой деликатности и доброты человек. Я папу обожаю, это личность, но сейчас понимаю, как правильно он сделал, что вовремя ушел. Он бы регулярно обламывал сына, и наверняка слишком жестко. А так у меня просто образовалось два комплекта родителей, и я заметно этим избалован. У Бенни по-другому. Со слов Алана выходит, что Тор в общем и целом неплохо заменил его, только вот увы, самого Алана не было поблизости, когда Бенни рос. Это зря. Мальчику надо знать, что у него есть отец, и до отца можно доехать на машине.

- А твои-то где? - спрашиваю.

- Да как обычно, - Бенни разводит два пальца, один вверх, другой вниз.

- С тетей Леной все понятно, а Торвальд мог бы и вынырнуть по такому случаю, - вворачивает Манга. - Заодно бы вправил кое-кому мозги.

- С пяти километров выныривать не так просто.

- Какие все занятые, - Манга фыркает. - Налей мне, Гриш. Почему у твоей дамы пусто? А еще Гамлета играл...

- Я?! Никогда я Гамлета не играл. Мне до Гамлета расти и расти. Ты вообще за мной следишь?

- А ты за мной - следишь?

Пообщались, называется. Покоммуницировали.

- Вот скажи мне, Бенни, как социолог, - требует вдруг Манга. - Чем все это кончится?

И обводит бокалом вокруг.

- Вы за мной тоже не следите, - говорит Бенни. - А я уже три года как все расписал. Мне тогда предложили работать с "мишками", надо было решать, и тут я понял, что готов закрыть тему, подвести итоги. Опубликовал большую работу. Получил в ответ ушат помоев на голову от благодарных читателей. Ну, какой текст, такая и ругань - масштабная.

- Извини, я только сценарии читаю. Совершенно дикий в этом смысле. А Манга...

- Давай, не тяни, - говорит Манга.

- В общем, наша семья - ненормальная.

- Удивил! - смеемся мы хором.

- Да не в том смысле. Атипичная она. Почему Урсула сейчас так к Дику прилипла - видите? - потому что это феномен. И вы феномены, и все остальные за этим столом. У нас базовая парадигма формирования семьи - нематериальная. Мы не ради выгоды сбиваемся в стаю. А нормальная серийная семья, где контакты не теряются с разводом партнеров, а только надстраиваются - прообраз будущего владетельного рода. Их тысячи, и они все одинаковые. Одна наша такая долбанутая.

- Погоди, они надстраиваются, чтобы набрать побольше сил? И только-то? - Манга презрительно морщит очаровательный носик.

- Именно. Говорю же, будущие владетельные кланы. Все очень продуманно, очень просчитанно...

- Новая аристократия? Боже, как скучно.

- ...и невыносимо скучно. Ты совершенно права. И еще они постоянно лицемерят перед собой и родственниками. Живут в атмосфере привычной повседневной лжи. Такие серийные семьи абсолютно утилитарны, у них нет каких-то принципиально новых задач. Они не порождают новых смыслов, как наша семья. Ну и чем это отличается от династических браков, например? Это откат в Средневековье, а не движение вперед.

- Тогда понятно, за что тебя ругали, - кивает Манга. - Ты же их носом в зеркало ткнул. Молодчина. А я думала, ты дурак вроде Гришки!

- А сама ты что твердила? - тут же набрасываюсь я на Мангу. - Решать проблемы, решать проблемы, через два рукопожатия выходим к президенту... Не для этого семья! Родственников не выбирают, да? А мы - выбираем!

- Да не в этом дело, - перебивает Бенни. - Главное, у нас критерий отбора другой. Все выбирают новых родственников, и весьма придирчиво, даже тщательнее, чем у нас. Но именно с целью решения возможных проблем, расширения влияния, объединения сил и слияния капиталов. И человека, полезного в этом смысле, но по жизни неприятного, будут терпеть. Постепенно число неприятных людей в структуре нарастает, вместе с этим растет необходимость лицемерить и врать, и внутри семьи копится напряжение, которое может найти самый неожиданный выход, вплоть до убийства. А теперь оглядитесь: ну, кому тут в рожу плюнуть? Если только мне...

- Тебе-то за что? - удивляется Манга.

- Сама говорила.

- Да забудь, уже простила.

- Тогда я сам себе плюну. - говорит Бенни. - Потому что я в семье - урод. В любую другую вписался бы, а здесь - чужой.

- Да какой ты...

- Чужой, - говорю. - И я с самого начала был против того, чтобы тебе давали прямые контакты и аварийные коды. Ты бы просто не смог ими воспользоваться, что и доказал сегодня. Но меня, конечно, не послушались. Меня никогда никто не слушается. Ну кто я - клоун...

Манга глядит, что называется, большими глазами. Хотя куда уж больше. А Бенни спокойно кивает.

- У меня социофобия, - говорит он просто. - Одна мысль о том, что надо кого-то попросить о чем-то, доводила меня в детстве почти до слез. Молодые люди с этим борются, и самый типичный путь - найти профессию, которая заставляла бы тебя активно общаться. Многие идут в репортеры, я вот стал социологом, и даже неплохим. И если это надо для дела, я покойника растормошу. Пока еще могу растормошить, с возрастом фобия усилится, придется забыть о полевой работе... Но попросить о чем-то ради себя - клинит, как в детстве... Поэтому, Гриша, у меня нет ни прямых телефонов, ни аварийных ключей. Уничтожил карточку в тот же день, когда мне ее торжественно вручили. Ты прав, я не смог бы ими воспользоваться. Что интересно, в типичную серийную семью я бы вписался, заставив себя лицемерить. Притворился бы тем, кто я есть - исследователем. Играл бы роль. В нашей семье играть нельзя, она ведь создавалась, чтобы люди были собой, раскрывались, становились свободнее, добивались многого. И я вижу, как это работает. Здесь сейчас человек тридцать, у которых не было шансов, но семья их вытянула. Манга, можно совсем прямо?.. Годам к двадцати ты должна была покончить с собой минимум три раза - убивала бы себя, пока не получится.

- Думаю, раньше, к восемнадцати, - кивает Манга.

- А ты, Гриша, сейчас уже загнулся бы от алкоголизма...

- Не дождетесь, - фыркаю, но сам понимаю, что Бенни только со сроками промахнулся: ну действительно, не так-то просто убить меня водкой.

- А тебя не вытянули, - произносит Манга без выражения.

- Нельзя вытянуть всех, и так результаты прекрасные. А со мной... Дело даже не в родителях, которые всегда были немножко слишком заняты собой. Фобия на то и фобия, что с ней почти невозможно справиться. Слушайте, да не глядите так, у меня все нормально. И будет нормально, просто пора уходить. Наша семья не терпит притворства. Я тут сегодня пытался врать, и вы меня раскололи. В нашей семье ложь не органична, она сразу видна. Семья не для этого, она для счастья. Ты угадал, Гриша, нынче в команде замена. Вместо выбывшего социолога Нордина на поле выходит социолог Нордин. Он гораздо лучше меня - ему незачем притворяться кем-то, кем он не в состоянии быть.

- Я же ее в Гондурас везу, - бормочу тупо.

- Нет, спасибо. Мне только что дед позвонил, - Бенни щелкает пальцем по мочке уха. - Гондурас отменяется, начинается... Новая история. А я побежал. Спасибо за все, друзья.

И он встает и уходит. Мы провожаем его глазами в полном опупении, не зная, что делать: не принято у нас хватать людей за фалды. А он выходит за дверь и пропадает.

- Твою мать, - говорит Манга, - мы его так просто отпустим?!

- Погоди-погоди. Секунду. Дай оглядеться. Где Дик?

В комнате дым коромыслом, несмотря на распахнутые окна; на веранде вовсю пилят хард-рок; за окном мелькает длинный красный силуэт - машина уехала. Дика в комнате нет, Урсулы не видать, Макмиллана тоже нет, и принципиально трезвый Аким куда-то запропастился. Правильно, тут на автоматике не особо поездишь, дороги не те, нужен живой пилот...

- Ты все равно не отстанешь, - говорю Манге, - так что побежали. Надо прояснить один вопрос. Только сама не лезь в разговор, потому что ничего не знаешь толком, а я тебе потом расскажу, честное слово.

Мы выскакиваем на веранду, спотыкаемся о кабель и падаем. Зачем он снова здесь? Манга грациозно перекатывается и вскакивает, как резиновый мячик, а вот я ушиб колено. Ругаюсь матом, но меня не слышно из-за музыки, если этот трэш можно назвать музыкой, конечно.

Бенни мы ловим, когда он уже выезжает с парковки.

- Пара слов, - говорю. - Только пара слов, не больше. И чтоб ты сразу понял... Доктора ты уговаривал ради дела?

- Ну не для себя же, - Бенни криво ухмыляется. - Значит, ты полностью в курсе... Дед сказал, что - да, но не объяснил, насколько.

- Кое-кто из дипломатического ведомства считает, что тебе с такими талантами надо было служить в разведке.

Бенни пожимает плечами, и тут настает моя очередь делать большие глаза. Я все-таки актер и многое вижу. Зацепила его эта фраза. Ладно, плевать.

- Бенни, за что ее вышибли?

- Она научилась врать.

- Мать твою... - не выдерживает Манга.

- Да я сам офигел, - Бенни хмыкает. - Она очень талантливая.

- Доэкспериментировалась? Эх, вы, грамотеи ученые...

- Если бы. Смотри, как было... - Бенни глушит двигатель, выходит из машины и садится на капот. Заметно, до чего он измотан.

- Концепцию лжи "мишки" понимают, как никто. Но на себя они эту концепцию никогда не примеряли. С их телепатией это бессмысленно, они же видят друг друга насквозь. Они способны молчать, и только, молчать даже мысленно, но врать... Им просто ни к чему. У них и так все прекрасно. Ну, им так казалось. Потому что до встречи с землянами они не имели дела с массированным враньем. Они работали с непониманием, нежеланием договариваться, разницей в культурных кодах... Да, это все подкреплялось ложью так или иначе. Но тут они впервые увидели тотально лживую цивилизацию, запутавшуюся в самообмане. И две страты: правители, которые врут, и народ, который ненавидит правителей за то, что те врут. Но стоит человеку из нижней страты пролезть в верхнюю, он принимается врать изощренно и виртуозно. А главное, мы правила игры меняем ежеминутно, и верить нашим обещаниям нельзя. Как с такими чудовищами разговаривать, непонятно. Как их вписывать в сложившуюся систему отношений - черт знает. А мы же лезем во все дырки, мы чего-то хотим, мы молодая цивилизация, у нас период экспансии. И мы брыкаемся, не желая признавать правила общежития. Нас, таких диких, в конце концов и прихлопнуть могут... Я не шучу, если всех вконец запугаем - могут. Та ахинея, которую несут наши политики - ее ведь принимают за чистую монету. Нас уже реально побаиваются, и многие откровенно рады, что мы пока летаем плохо и недалеко. В общем, с нами что-то надо делать, и "мишки" как профессиональные посредники вдруг оказываются крайними. От них все хотят, чтобы они нам объяснили: в глубокий космос не пускают мошенников, там надо соблюдать договоренности и работать сообща. "Мишки" лихорадочно ищут решение, не находят его - и не найдут, я уверен, никогда, мы сами раньше справимся... Но по ходу дела они начинают обсасывать земную концепцию дипломатии. У нас все манипулируют всеми. А почему бы, собственно, не начать манипулировать нами, раз мы такие умные? Обратить наше оружие против нас - ради благого дела, разумеется. Но для этого мишкам надо научиться врать. И старейшины обращаются к способной молодой исследовательнице - попробуешь? Мы просто хотим поглядеть, будет ли из этого толк... Она изучает вопрос несколько лет, тренируется в Москве, в этом вселенском центре лжи. Она действительно очень способная. Тут мало знать психологию и физиологию двух очень разных рас, требуется еще и недюжинный актерский талант. Она разрабатывает примерную методику - и пробует. У нее получается. Я обо всей этой фигне ничего не знаю: она просто мне не говорит. И три дня назад она демонстрирует старейшинам вранье на всех уровнях: вербально, моторикой и телепатически. Последний момент просто убивает старейшин. Им и первые два не понравились, но врать самому себе в мыслях - то, что на Земле умеют даже подростки, - это для них страшнее, чем для нас питье крови невинных младенцев. С перепугу дедушки приказывают все данные стереть напрочь, сам вопрос забыть, будто его и не было, а единственного носителя чудовищного умения - нейтрализовать. Чтобы, не дай бог, он еще кого не обучил, а вдруг тому понравится, и волна дальше пойдет, это же для "мишек" полный крах. Убить на месте Урсулу нельзя, не положено, значит - изгнать. Перед ней даже извинились. Мы, говорят, виноваты, прости нас. Но ясно, что ей хана. Загрызут не сегодня, так завтра... Она приходит ко мне, плачет. Не видел, как "мишки" плачут? Я тоже не видел до того дня. Думал, сердце разорвется. Этот плач сымитировать невозможно - чисто физиологический процесс, вроде предсмертного крика у наших зайцев. И, значит, она сквозь слезы говорит: да я бы сама сдохла, раз все так плохо, только мне сейчас нельзя...

Бенни смотрит на часы, зачем-то глядит в вечернее небо - а я и не заметил, как солнце к закату клонится.

- Ты чего? - спрашиваю.

- Чего-чего, боюсь, вот чего. Всего боюсь. Отходняк у меня.

- Может, останешься до завтра? - Манга осторожно спрашивает. - Давай я скажу, чтобы в гостевом домике постелили, как раз один еще свободен. Хоть поспишь на свежем воздухе, на тебе же лица нет. Тут знаешь, как спится? Погоди, я сейчас...

- Нет, спасибо, я поеду, пока Дик с Аланом не вернулись. Вы поймите меня правильно, я не могу с ними говорить, сил не осталось, да и нежелательно это.

- Пока не забыл... Алан давно хочет тебе позвонить, но не хочет навязываться. Что-нибудь сказать ему?

Бенни забавно хлопает глазами от неожиданности.

- Через полгода, - говорит он наконец. - Конечно, конечно, я буду очень рад, так и передай ему. Но только через полгода. Мне сейчас лучше исчезнуть из-за всей этой истории, я буду просто недоступен. Ничего, ребята, продержаться надо шесть месяцев, а там все переменится.

- Почему?

- Потому что Урсула беременна, идиот! - шипит Манга. - Как ты не понял еще?

- Елки-палки... - только и говорю я.

- Будет двое или даже трое "мишек" с земным гражданством.

- И с фамилией - гы-гы! - Нордин!

- У шведов фамилия по матери дается.

- Для этого надо родиться в Швеции, - авторитетно возражает Манга. - А потом, фамилия матери все равно Нордин!

- Вот я попал! - говорит Бенни.

И мы впервые за последний час, а то и больше - смеемся.

Двое или трое "мишек", которых не выгонишь с планеты. Существа, которые не будут врать, а мама их не научит. Маленький шажок одного человека - и гигантский скачок всего человечества. Теперь нашей семье есть, чем заняться, на столетия вперед. И огребать за это по полной программе. По головке-то не погладят, ой, не погладят.

Оказал нам Бенни поистине медвежью услугу. И деваться некуда.

- А знаешь, почему она попросила меня о помощи? - говорит Бенни. - Ситуация вроде безвыходная, и она приходит ко мне. Держи челюсть обеими руками, артист. Эта "мишка", научившаяся врать, обращается не к землянину - пройдохе, который всех надует и таким образом спасет ее детенышей. Вообще наоборот! Она сказала: я знаю, ты из семьи, где люди похожи на нас, где не лгут!

Против его ожиданий, ронять челюсть я не собираюсь.

- Ну, шикарная манипуляция, - говорю.

- Ты так думаешь? - Бенни настораживается.

- Ты за ушами ее следил?

- Она плакала! - говорит Бенни строго.

- Она не добавила что-то вроде: "Вам же приятно будет растить маленьких пушистых медвежат? Они такие хорошие, когда маленькие! Такие плюшевые!"

Бенни отчетливо бледнеет и молча лезет в машину.

- Тебе надо как следует обдумать это все, да? - успеваю я бросить ему.

Дорожка тут песчаная, машина поднимает небольшую пыльную бурю, мы чихаем и плюемся.

- Вот ты сволочь-то! - говорит Манга восхищенно.

- Чего я сволочь? Мы же не врем! Я ему все, как на духу, высказал... Лишь бы он теперь не врезался от избытка чувств, спаситель человечества...

- Послу-ушай, - тянет Манга, голос у нее садится, и она вдруг прижимается ко мне. - Но ведь нам приятно будет растить маленьких пушистых медвежат?

Это до такой степени не игра, что я отвечаю совершенно искренне и немного раньше, чем успеваю подумать:

- На хрена нам с тобой медвежата, мы что, не можем своих нарожать?

Занавес падает: это Манга пробивает мне снизу в подбородок и, вероятно, глумится над моим трупом, но таких подробностей я уже не вижу.

Прихожу в себя лежа под одеялом в гостевом домике, весь заплаканный. Надо мной сидит убитая горем Манга, ревет в три ручья из своих нечеловечески огромных глаз и причитает:

- Прости меня, Гришенька, дуру пьяную, это я на нервной почве, я же бесплодная, у меня яйцеклеток не-е-ту...

Да иди ты, говорю, в пень со своими яйцеклетками, что стряслось-то?

- Это я тебя уда-а-ри-ла, любимый мой, ненаглядный... Из-за ме-две-жа-ат...

Час от часу не легче, думаю. Какие, блин, медвежата? Кто-то здесь окончательно рехнулся. Задолбала наша веселая семейка, идиот на идиоте, один с крыши падает, у другого социофобия, третий сыну родному позвонить боится, а у этой вон медвежата - пора валить отсюда подальше на гастроли. Правда, от Манги я все равно никуда не денусь, я же ее люблю, она со мной поедет, значит, с медвежатами надо разобраться: о чем ты, милая Хитоми? Тут Мангу совсем порвало, и последнее, что помню более-менее отчетливо - как молниеносно слетает с нее кимоно.

К сожалению, я головой стукнулся, когда падал, и уехать не вышло, а вышло попасть в ленту новостей: "Известный комический актер получил сотрясение мозга на юбилее дедушки, который сломал ногу и руку!" Манга в порыве самобичевания растрезвонила всей семье, как она меня ударила. Папуля сказал Манге, что в следующий раз открутит ей голову и сядет в тюрьму счастливым человеком, ибо ему надоело смотреть, как она меня уже тридцать лет беспрестанно калечит. Дядя Миша, отчим Манги, сказал, что сам ее прибьет: ты не беспокойся, мне и за прошлый раз по сей день совестно. Манга красиво падала на карачки и божилась, что лично зарежется, а лучше кого-нибудь зарежет во имя меня, чтобы доказать свою преданность и чистоту помыслов. Я так и знал, что ты долбанутая, сказал папуля, и Гришка тоже долбанутый, если до сих пор с тобой водится, ну что за семья, идиот на идиоте! И они с дядей Мишей ушли похмеляться. А со мной сидела мама. Она с утра пахла свежестью и шампанским. Я прямо детство вспомнил.

Мама сказала, что сотряс ерундовый, но в моем возрасте совершенно лишний. И дальше надо будет голову беречь. А потом осторожно спросила, почему нас с Мангой так волнуют медвежата, что мы из-за них подрались, как маленькие. Я честно ответил: понятия не имею. Ну-ну, сказала мама, Манга, конечно, девка боевая и разносторонне талантливая, метко бьет в челюсть, но ей уже за сорок, она принципиально бесплодная и с капитальным прибабахом. Так что в следующий раз, сынуля, если уж ты без нее жить не можешь, хотя бы бей первым, ладно?..

Про медвежат я вспомнил по-настоящему только когда они родились. Воспитывать их нам не пришлось, конечно, хотя они часто бывают у нас в гостях. А мы взяли к себе дочку Бенни - он, бедняга, через пару лет разбился на машине вместе с женой; годовалая девочка уцелела чудом. Постаревший на глазах от горя Алан сказал, что, по его информации, не все спецслужбы видят будущее Земли одинаково, и Бенни прихлопнули, чтобы передать горячий привет от одной конторы другой. Тем более, он был не кадровый, а просто вербованный, и после истории с медвежатами, которую провернул самовольно, потерял доверие.

Урсула много раз пыталась познакомиться со мной поближе, но я держу дистанцию: не хочу с ней говорить. С ее детенышами готов болтать часами, а с ней - просто не хочу. Она хорошая, она вообще героиня, но я вижу в ней какой-то надлом, и мне будет слишком больно разглядывать его вблизи. Кажется, она никогда не простит себе, что согласилась на тот эксперимент. Но я-то знаю, у нее не было выбора: "мишки" очень иерархичны, и вежливая просьба старейшин для них равна приказу. Это совсем не то, что у людей, которые тоже по-своему иерархичны: любят прятаться за спинами старших, когда надо сделать неприятный выбор. В общем, мне Урсулу жалко, как жалеют обреченных, а она еще утянула за собой в эту обреченность сначала Бенни, а потом всех нас. И даже Дик, с его способностью рубить наотмашь во имя общих интересов, не помог: на кону стояло нечто большее - доброта и тяга к правде, без чего наша семья и не семья вовсе, а как у остальных, банда.

"Мишек" на Земле живет постоянно уже несколько тысяч, и их все чаще приглашают в посредники. Это становится модно. "Ну просто чтобы не было недопонимания", скромно говорят люди.

А вот такое ненормальное семейство, как наше, по-прежнему одно.

Правда, оно "слегка выросло", как это называет Дик.

С тех пор, как старейшины, впечатленные подвигом Бенни Нордина во имя спасения невинных детенышей, признали ошибкой изгнание Урсулы, в семью по умолчанию вписаны все "мишки", готовые признать себя нашими родичами. Таких набралось миллионов двадцать, остальные просто еще не успели, я думаю.

Мне кажется, ни одного "мишку" больше не отправят в изгнание, ведь он моментально найдет себе новую стаю, и мы его примем - если не натворил чего-то незаконного по человеческим понятиям. Как минимум, он сможет отсидеться у нас под крылом, пока старейшины не поймут, что дали маху. Мы не боимся перемен и экспериментов - и "мишки" достаточно умны, чтобы учиться этому у землян.

И конечно никто из нас, в какой бы уголок обитаемой Вселенной его ни занесло, не останется там без семьи.