Между добром и злом. 8 том.

Всё меняется, хотят этого люди или нет. Что-то уходит безвозвратно, что-то приходит на столько долго, что все забывают, что было когда-то иначе.

Изменилась ли жизнь в империи? Да, от части она действительно поменялась, но обычные люди заметят это далеко не сразу. После того, как вскрылся заговор специальной службы расследований и военной разведки империи, полетели головы помимо тех, что уже успели слететь с голов. Только в этот раз люди лишались не жизни, а своих должностей. Использовав его как повод, император Натариан Барактерианд значительно зачистил ряды всех тех, кого только можно было заподозрить в нелояльности.

Но главный вопрос — произошло ли что-то с принцем после того, как всё вскрылось?

В этом плане Манхауз был прав, не обязательно что-то делать с принцем. Достаточно лишить его силы, сделать политическим импотентом, полностью уничтожив его союзников и сторонников. Они ещё оставались, но это было вопросом времени — одних устраняли, найдя причину другие сами бежали на поклон к победителю. Это даже было надёжнее, исключая возможные политические издержки.

Кто-то мог задаться вопросом, а почему сразу всех врагов императора под плаху не отправить, и здесь ответ был тоже довольно прост. Даже для императора, даже для самого отмороженного и жесткого есть правила игры. Правила, которым подчиняются все без исключения. Должен быть проступок, какая-либо провинность, за которую можно наказать. В противном случае, когда ты караешь любого просто по беспределу, потому что так захотел, даже твои союзники задумаются, а не станут ли они следующими просто из-за того, что у тебя плохое настроение. А такие императоры долго не живут.

Как бы то ни было, империя вошла в свою новую эпоху. Эпоху, когда несогласных карали едва ли не так же, как и убийц. Когда за любой проступок одних могли отправить гнить в темницу навечно, а другого пожурить, как непутёвого ребёнка. Где народ империи, казалось, вдыхал полной грудью и хорошо жил, пока что-то едва заметное, как ядовитый газ, ползло, отравляя людей.

Эпоха напряжения — так назвал её Кондрат. Время, когда всё кажется хорошо, но нутром ты чувствуешь, что что-то вот-вот должно произойти. И люди, обычный народ тоже это чувствовал, просто не понимал, куда именно надо смотреть. А Кондрат смотрел и видел. Видел и отворачивался, занимаясь теми делами, которые у него были. А именно ловить и наказывать.

Он не стал никуда переходить, и остался тем, кем хотел остаться — сыщиком. Однако избежать повышения всё равно не удалось. Отказывать императору, который во всех видит врагов и заговорщиков — плохая идея.

Так Кондрат поднялся на должность главы сыскного отдела, став самым быстро растущим по карьерной лестнице человеком. Не в последнюю очередь тому, что был хорошим детективом, и тем не менее. Главой же всей специальной службы расследований стал какой-то верный императору человек, служивший в секретной службе.

Понятное дело, что они просто взяли под контроль непокорное подразделение, но, по сути, для сыщиков ничего не поменялось: они всё так же продолжали ловить особо опасных преступников, раскрывать дела и писать отчёты. Просто теперь всё это было под пристальным надзором.

А ещё император иногда звал Кондрата к себе с просьбой проследить за тем или иным человеком. Почти всегда это была паранойя, и Кондрат замечал, как даже сам император начинает злиться, что ему не несут чьих-то голов, будучи уверенным, что каждый, в кого он ткнёт пальцем предатель и враг. Возможно, он даже начал подозревать самого Кондрат в предательстве, но это всё ровно до случая, когда действительно вскрылось преступление.

Сын одного из чиновников высшего эшелона вступил в ячейку противников решений императора. Они даже не против императора, а против его решений были, будто это могло смягчить приговор. Не смягчило, всех повесили, отца отстранили полностью, так ещё и лишили титула.

С одной стороны, после этого император стал доверять Кондрату больше. С другой, глядя на произошедшее… Кондрат старался просто об этом не думать. Он лишь занимается тем, что умеет — ловит преступников. И не его виной было то, что происходило где-то на вершине политической верхушки.

Поэтому он просто продолжил делать то, что делал, но получив право распределять дела, как глава сыскного отдела, самые интересные забирал теперь уже себе. На это Дайлин резонно замечала:

— Зачем?

— Что зачем? — поднял взгляд Кондрат.

Только ей можно было заходить в кабинет без стука и разрешения. Хотя, если быть честным, у других охоты заходить к нему без необходимости не было. Одни Кондрата теперь боялись, другие завидовали и ненавидели, ведь когда они работали в поте лица, надеясь на повышение, он получил его буквально по щелчку из-за знакомств.

— Зачем мы берём дела? Ты ведь глава отдела. Ты можешь вообще не работать! Вон, свалил всё на секретаршу и помощника, и в ус не дуешь!

— А что нам тогда делать?

— Как что? Ничего!

— Скучно не станет от такой жизни? — поинтересовался Кондрат.

— А что скучно? Вон, пойдём по магазинам, купим что-нибудь! Или на охоту. Или балы, встречи, рестораны… Да много чего! Да и у тебя жена есть. Разве тебе не хочется с ней проводить время?

Да, Зей уже успела вернуться после своей вынужденной поездки и ей, между прочим, понравился отпуск. За всю свою жизнь она практически не покидала столичный регион, а здесь не то что в другой регион, в другую страну поехала, так ещё и в курортный город на море. Вернулась она счастливой, загорелой и весёлой со множеством всяких сувениров и покупок.

И кстати говоря, некоторое время Кондрат жил именно у Зей. Опять же, из-за императора, чтобы не сильно выделяться их странными отношениями.

— Мы проводим с ней время.

— Как?

— Читаем вместе.

— О боги… — хлопнула себя по лбу Дайлин.

— Разве тебе не нравится разгадывать тайны? — спросил он. ­— Например, прошлое дело? Оно ведь было интересным.

— Да, но…

— И ты бы променяла удовольствие от его раскрытия на охоту? Отдала бы это дело кому-нибудь другому?

— Кондрат, не знаю, как тебя, но меня не сильно радуют жертвоприношения маленьких детей с расчленённой и оргиями, — поморщилась она. — У меня до сих пор кошмары сняться после той комнаты.

— А тайная мифического зверя? Разве не интересно было раскрыть что там было на самом деле? — в его голосе едва заметно проскакивало негодование.

— Ага, по колено в болотах, когда тебя кусает всякая дрянь! Особенно я не забуду, куда мне та дрянь заползла! О боги… я до сих пор боюсь купаться в водоёмах и реках.

А заползла ей змея в трусы. Неловко, но бывает и такое, да. Но разве это того не стоило? Такое дело бывает очень редко. Ведь по итогу они его раскрыли, пусть пришлось очень попотеть и помокнуть! Или что, лучше было отдать его кому-нибудь другому?

У них были разные взгляды на одну и ту же ситуацию, однако, что нельзя было отменить, так это что они были хорошими напарниками. Да, Кондрат мог работать один, но Дайлин была способной, тем, кто рано или поздно придёт на замену им, а потому ни испытывал что-то типа долго научить её всему, что знает сам. А может там скрывалось и что-то большее, чем обычно товарищество.

Как бы то ни было, время шло, проходили месяцы, и уже лето вступило в свои права, а через три месяца, пока они пытались разгадать тайну проклятой дороги, наступила осень. Сначала золотая, потом голая, когда деревья превратились в когтистые лапы, тянущиеся к тяжёлому свинцовому небу, с которого, казалось, вот-вот обрушится дождь.

А потом зима, когда Кондрат праздновал свой второй день рождения, перешагнув с пятидесяти двух на пятьдесят три года. К нему в этот раз даже пришли гости. Помимо Зей была ещё Дайлин и Вайрин с женой, что было слишком много для человека, который привык проводить его один, сидя в кресле с сигаретой и стопкой виски. Конечно, его день рождения нельзя было сравнить с днём рождения Вайрина, где присутствовали все сливки общества, или Дайлин, но в нём всё равно был свой какой-то домашний уют.

Так они проскочили зиму, охотясь за снежным духом и маньяком-дровосеком, когда Дайлин прокляла вообще всё на свете от холода. Она даже грозилась уйти с работы, на что Кондрат спокойно ответил:

— Я не хочу и не буду тебя удерживать. Если ты действительно этого хочешь, то я напишу рекомендацию, с которой тебя примут куда угодно.

­— Я чуть не умерла там, Кондрат, — пробурчала она.

— Как и в тот раз со сгоревшими телами. Как и до этого при убийстве чиновников. Такова работа, мы всегда рискуем. Но я не считаю, что кто-то должен заставлять себя или кого-то другого идти на это. Если ты решила, что с тебя хватит, то значит оно так и есть.

И Дайлин осталась. Кондрат не сильно задумывался о причинах, но для неё они были очевидны. Куда она уйдёт? Девушка-сыщик? Она ничего не умела кроме как искать и ловить преступников. Даже не смотря на то что она проработала здесь два года, Дайлин полностью лишилась иных каких-то навыков, потому что банально ничего до этого и не умела.

Возможно, Кондрат был прав, возможно в этом и было её призвание, почему она, даже серьёзно задумавшись над этим, прекрасно понимала, что банально не найдёт себе иного места в жизни.

Как бы то ни было, наступила весна, а за ней и лето. Год сделал полный цикл с того инцидента с заговором. Кондрат утвердился на своём месте, иногда выполняя «секретные» поручения императора в то время, как мир вокруг менялся.

Всё незаметнее звучали голоса, настаившие на благоразумии, и всё громче звучали те, что требовали расправы над врагами империи. И пусть на улицах всё так же текла спокойная и размеренная жизнь, в воздухе витало напряжение. Теперь всё чаще шептались о том, что грядёт новая война. Всё тише становились люди и всё громче проводили расправы над всеми несогласными. На улицах то тут, то там появлялись агитаторы вступить в ряды армии Ангарии, не говоря о том, что во всяких учебных заведениях они активно зазывали к себе молодых и дурных с горячих характером мальчишек всё теми же громкими речами. А кто в их возрасте не хочет стать героем, который лихо истреблял врагов?

Кондрату это было знакомо. По собственному опыту, по истории собственного мира – везде одно и то же. И сложно не замечать, когда подобное пляшет буквально у тебя на глазах. Но куда более точно всё описывал Вайрин, который имел куда больше знакомств в этом плане.

— Да, будет, — кивнул он, когда Кондрат спросил его прямо.

Они сидели в небольшой курительной комнате какого-то дорогого кабака для избранных, обсуждая последние новости.

— Как пить дать, будет, — повторил Вайрин, отпив из своей рюмки. — Думаю, ты и сам заметил, раз спросил.

— Насколько всё серьёзно?

— Насколько? Ну а насколько может быть это серьёзно? — пожал он плечами. — Мне тут нашептали, что у нас самая большая армия, которая когда-либо была в Ангарии. Просто сумасшедший набор, и даже сейчас он не останавливается. Для многих простых ребят там платят слишком хорошо, чтобы не согласится. А Южная империя тем временем капает окопы и строит оборонительные сооружения.

— Безумие какое-то… — пробормотал Кондрат. — С таким раскладом будет обычная бойня. Наскочат, как волны на скалы.

— Мне то же самое сказали, но император не хочет ни договариваться, ни делать хитрые манёвры. Он хочет ударить в лоб. Считает, что такой огромной армией просто сомнёт любую оборону и тем самым якобы покажет, что против него всё бессильно.

— А если не сомнёт, будет биться, пока не разобьёт или лоб, или врага.

— Ну будем надеяться, что наш с тобой лоб он не разобьёт, — усмехнулся он.

Правда Кондрат не сильно разделял его взглядом. Война не проходит в вакууме. Она откликнется в империи так или иначе. Если не сразу, так после того, как солдаты, часть из которых будут тем самым будущим империи вернутся домой. Всем достанется, хочешь ты или нет.

— Кстати, слышал, тебя император к себе опять вызывает, — добавил Вайрин.

— Что опять случилось? — раздражённо спросил Кондрат.

— Я не знаю. Просто сегодня на подпись мне документ с твоим именем притащили. Типа завтра у тебя будет аудиенция с императором. Наверное, сегодня пригласительное письмо пришлют, — его друг хитро прищурился. — Что, опять врагов народа искать будешь?

Это звучало бы как шутка, если бы не была неприятной правдой. В своей новой должности Кондрат не любил больше всего именно эту часть работы — поиск предателей, как называл это император. Да, они нарушали закон в какой-то мере, но Кондрат чувствовал себя не человеком, который несёт закон, а палачом, наёмником, грязным и беспринципным, у которого не было ни морали, ни жалости.

И невольно он ловил себя на мысли, что за последний год с тех событий с заговором, ему всё чаще приходится договариваться с самим собой. Но отказать императору — это как подписать себе смертный приговор. Можно сколько угодно говорить о гордости и чести, пока сам не оказываешься в такой ситуации, где ради собственной жизни готов пойти на уступки собственной совестью.

Поход к императору был у Кондрата уже хорошо отработан. Вайрин был прав — вечером ему пришло письмо, а на утро Зей вместе со служанкой уже во всю суетились вокруг.

— Ты поел? Ты готов? Ты не забыл, что надо сделать, да? — Зей была, как маленькая перепуганная куропатка, которая сама не знала, за что хватиться.

— Я уже проходил это, Зей. Всё будет нормально.

— Все так говорят, а на днях мне рассказали, что он отправил в темницу обычного слугу, который поклонился ему не с той ноги! — воскликнула она, поправляя быстрыми движениями на нём воротники. — Я не хочу, чтобы с тобой сделали то же самое!

— Не сделают. Я ему нужен.

— Сегодня нужен, а завтра уже голова под топором будет! Знаем мы… — она критично осмотрела его, после чего потянулась на цыпочки и чмокнула в щёку. — Ни пыли, ни камней.

Аналог «ни пуха ни пера», по крайней мере, самый ближний. Но в его случае, наверное, корректнее сказать, ни темницы, ни топора.

После небольших традиционных проводов, которые были каждый раз точь-в-точь Кондрат садился на ожидающий его экипаж и ехал прямиком к воротам замка, где его на въезде сначала проверяла стража, а потом и секретная служба. Стандартная проверка: документы и одежда, чтобы ничего не протащил. После это к Кондрату подсаживался сопровождающий из секретной службы и уже вдвоём они ехали ко дворцу, где встречались с церемониймейстером, а там втроём шли к императору.

Император каждый раз встречал их в разных местах. Иногда это был его кабинет, иногда столовая и даже спальня была встреча. Старик даже не удосужился снять ночной колпак. В этот раз место тоже поменялось: Кондрата привели к одному из балконов. Нет, не тот, что выходил на площадь, где казнили государственных врагов, а на внутренний сад. Очень уютное и уединённое место, откуда открывался вид на внутренний пруд, где плавали птицы, и небольшой сад со всякой живностью. Чисто декоративная часть, чтобы просто радовать взгляд.

Император был здесь. Сидел в плетённом кресле, уже одетый, как подобает императору. Рядом небольшой столик, чайник с чашкой и какое-то печенье. Он был похож на добродушного пенсионера… пока не открыл рот. Его скрипучий дрожащий, но вполне себе живой голос резал слух.

— Покиньте нас, — бросил он, и сопровождающие тут же испарились. А ведь раньше кто-то да оставался ради безопасности рядом.

Кондрат остался один на один с императором. Тот кивком приказал ему сесть напротив.

— Я позвал тебя сюда, чтобы ты решил одну важную проблему, Кондрат, — произнёс он, буравя его взглядом. — Предатели, они всё сильнее и сильнее сдавливают кольцо окружения вокруг меня, понимаешь? Они всё ближе и ближе, и всё меньше и меньше людей, которым я могу доверять. Даже моя охрана, и они тоже замешаны в этом, понимаешь?

— Да, Ваше Величество, — кивнул Кондрат.

— Они только и ждут, чтобы я закрыл глаза, после чего тут же воткнут мне нож в спину! Я даже спать не могу!

При этом император не выглядел как человек, который не смыкал всю ночь глаз. Наоборот, выглядел вполне себе бодро для своего возраста. Так что здесь Кондрат резонно усомнился в словах, пусть и промолчал.

— Зреет заговор, — подвёл император итог. — Кто хочет меня убить, Кондрат. Убить, чтобы остановить, ведь только я могу спасти нашу империю!

— Кто в нём участвует?

­— Моя ближайшая свита! Эти все мерзкие, слизкие, хитрые поганцы, что только и ждут, когда я умру. И, естественно, слуги, которые следят за каждым моим шагом! Они все в сговоре. Все! Я хочу, чтобы ты, мой дорогой мальчик, отправил их всех на плаху!