Между мирами: путь Айны

О, сколь дивны творения природы в краю туманном, где Сахалин, словно исполинская чаша, омывается волнами морских пучин! Там, где небо с морем сливается в страстном поцелуе, вознеслась над бездной гора Коврижка – диво дивное, чудо чудное, рождённое в самом чреве земном, когда мир ещё дышал огнём первозданным.

Миллионы веков минуло с той поры, как вздыбилась она к небесам, исторгая из недр своих клокочущую лаву, подобную крови раненого великана. Но время, неутомимый творец, и ветры, неугомонные мастера, сгладили её буйный нрав, превратив вершину в алтарь плоский, ровный, будто столешницу божественную выточили. И ныне встречает она зори алые, провожает закаты багряные, храня в недрах своих эхо времён минувших, тайны веков затерянных.

Не каждому открывает она свои объятия каменные, не всякому путнику являет величие своё. Но мне, страннице случайной, распахнула она свои просторы величаво, словно старой знакомой. И помню я вечер тот лунно-серебряный, когда сидела на краю обрыва бездонного, свесив ноги в пропасть мрачную.

А ветер солёный, сын Татарского пролива бушующего, играл с волосами моими, словно струны арфы небесной перебирая. И наполнялась душа моя чувством небывалым – чувством единения со всем сущим, со всем живущим. Чувствовала я, как дыхание древнее горы сливается с дыханием моим, как становлюсь я то песчинкой малой в океане мирозданья, то искрой божественного огня.

И в тот миг, озаряемый луной серебряной, родилась во мне вера непоколебимая: в каждом человеке сокрыт дар особенный, способный превратить обыденность серую в мир чудес дивных…

И услышала я, как билось сердце каменное её в унисон с ритмом космическим, с дыханием вселенной необъятной.

И учила меня гора Коврижка ценить каждое мгновенье ока, беззаветно любить природу матушку, помнить истину древнюю – не в золоте сияющем, не в драгоценностях дорогих – в душе бессмертной истинное богатство сокрыто.

Как же дивно было то мгновение, когда сама гора, будто древний старец, поведала мне тайны веков минувших! Шептала она мне на ухо голосом тихим, но властным: «Мир хрупок и уязвим, аки паутина пред бурей, и токмо свет в сердцах человеческих может оградить его от тьмы надвигающейся!» И чудилось мне, будто не словами говорит гора, а видениями наполняет душу мою, показывая предания стародавние.

И ожила пред внутренним взором моим легенда дивная о камне священном, что создали аборигены для богов своих. Видела я всё собственными очами, словно сама там присутствовала, в том краю заповедном…

С времён незапамятных, в краю суровом, где сама душа острова Сахалина диктовала законы неписанные, жило племя дивное. Мужество их было твёрже скал вековых, а души чище родников первозданных. И не диво то было, ибо земля суровая выковывала в них характер несгибаемый, закаляя дух их в горниле испытаний тяжких.

Верили они в связь неразрывную с богами, в то, что нужда их друг в друге естественна, как дыхание само. И дабы облегчить бремя испытаний суровых, что выпадали на долю их тяжкую, решили люди преподнести богам дар дивный – камень древний, в коем, как ведали они, таилась сила несокрушимая.

«Пусть узрят боги!» – возглашал старейшина, и взор его, устремлённый на камень величественный, был исполнен мудрости глубокой. – «Пусть узрят, что даже в камне безмолвном живёт дух, коий не сломить ни мечом острым, ни временем вечным! Да будет сей камень напоминанием о том, что сила, что породила и нас, и их, – едина!»

И внемли, о путник! В словах сих таится истина великая, что открывает нам гора Коврижка – хранительница тайн минувших веков, свидетельница судеб человеческих, стражница мудрости первозданной!

Камень тот, что избран был для подношения священного, был словно диво дивное, чудо чудное! В глубинах его, словно пойманные в ловушку грозового неба молнии застывшие, таинственно мерцали прожилки, играя отблесками неземными. С любовною бережностью, с трепетом благоговейным отполировали его аборигены до блеска зеркального, дабы явить всю красу внутреннюю, сокрытую.

И когда принесли его торжественно к месту священному, опустили на алтарь древний с благоговением великим, словно ожил он вдруг! Содрогнулась земля под ногами людскими, а камень задрожал, будто струны невидимые в нём зазвучали, пробуждая отголоски мелодий вечных, давно забытых.

«Дарим мы вам сей камень древний!» – возгласил шаман, и голос его, хоть и дрожал от волнения душевного, был твёрд, аки скала несокрушимая. – «Не как мольбу о милости ничтожной, но как свидетельство вечное веры нашей! Веры в то, что дух сильнее материи бренной, а любовь могущественнее страха смертельного! Мы – не рабы презренные, мы – творения рук ваших, и в нас столько же силы великой, сколько и в сем камне несокрушимом. Примите его, и да будет он мостом нерушимым между нами и вами, напоминанием вечным о связи нашей несокрушимой!»

Молчали боги, но мелодия, звенящая в камне священном, говорила больше, чем тысячи слов пустых. Рождала она в душах аборигенов отклик глубокий, словно эхо клятвы древней, нерушимой, единство их подтверждающей.

«Приняли боги камень!» – вскричал шаман, и в тот же миг вспыхнул камень светом ослепительным. Содрогнулась земля под ногами людскими ещё пуще прежнего, словно являя себя безмолвным свидетелем священного союза сего, договора нерушимого между миром человеческим и миром божественным!

С той поры покоился сей камень, словно само сердце святыни незыблемой, на алтаре священном. И всякий, кто осмеливался приблизиться к нему, ощущал, как нечто сокровенное, глубоко в душе таящееся, пробуждалось и преображалось безвозвратно, словно птица феникс из пепла восставая.

Не простое то было подношение богам, молчаливое и безмолвное, но живой отклик, напоминание вечное и небесам, и смертным о связи неразрывной, тонкой, как дыхание ветра вольного, но крепкой, как узы судьбы неминуемой.

Но судьба, своенравная и непредсказуемая, как морской прибой, преподнесла свой неожиданный поворот. Один из племени, поражённый недугом страшным, от коего не смог избавить даже мудрый шаман, оказался на грани отчаяния горького. В поисках спасения от боли мучительной, направился он к месту священному, к алтарю древнему, где покоился дар богам драгоценный.

В горечи душевной и отчаянии безнадёжном коснулась его рука гладкой поверхности камня священного, и в тот же миг отступила болезнь лютая, словно испугавшись силы неведомой, таящейся в недрах каменных.

С той поры стал камень чудодейственный источником надежды живой, и люди, позабыв о путях прежних, искали исцеления у мощи его молчаливой, что дарила утешение страждущим и надежду отчаявшимся, словно сама природа протягивала им руку помощи своей незримой.

И вот в один из дней, словно по велению силы неведомой, хранитель тайн и надежд, камень древний, исчез бесследно. Ни следа, ни отголоска не осталось, будто и не существовал он вовсе. Охватила тревога сердца некоторых аборигенов, и зашептались они меж собой о происках коварных шаманов, чья власть, казалось, начала угасать. Быть может, похитили они камень, дабы вернуть себе могущество былое?

Но и сами шаманы, с улыбками загадочными на устах, говорили о силах высших, о даре богам, о том, что вознесён мог быть камень на небеса. Однако ни те, ни другие не могли представить ни единого доказательства своей правоты.

Прошли века, и стала легенда о камне чудотворном наследием драгоценным, из поколения в поколение передаваемым. Охваченные отчаянием и надеждой, многие отправлялись на поиски его, но тщетны были все их усилия. Окутано было место нахождения камня древнего тайной непроницаемой.

«Но, как оказалось, не могла длиться эта тайна вечно», – произнесла Коврижка, и в очах её мелькнул огонёк загадочный.

Я продолжала слушать её, заворожённая, и блуждал мой взор по морской глади бескрайней. Там, где суровое Японское море сливалось с дымчатой пеленой небесной, словно в объятиях тумана, притаилась деревушка рыбацкая, малая да удалая.

И тогда пред внутренним взором моим возник образ девицы юной. Лицо её было отмечено красотою тонкою, почти хрупкою, но в очах горели дух несломленный и сила недюжинная. Казалось, что сама судьба начертала на челе её знак особенный, предвещающий события великие и тайны сокровенные, кои суждено ей открыть.

– То была Айна! – прозвучал шёпот тихий, словно эхо из времён минувших, словно дыхание ветра, что проносится над морскими просторами.

Девица та ступала по тропинке узкой, извилистой, и шаги её лёгкие едва касались земли, будто парила она над земной твердью. Платье льняное, простое, украшенное вышивкой искусной по краям, развевалось на ветру вольном. Косы чёрные, словно сама ночь, заплетённые тугими жгутами, мягко колыхались в лад с движениями её. А в очах глубоких, решительных горел огонь неистовый, сулящий свершения великие.

И вот в день тот, когда Нивхот, брат старший Айны, возвращался с лова рыбного в пучине морской, предстало пред ним диво дивное. Вдали, окутанная сиянием неземным, призрачным, скользила безмолвно по волнам лодка загадочная. Узрел он её на закате багряном, когда солнце клонилось к горизонту, окрашивая небосвод в тона червлёные.

Силуэты таинственные рыбаков то проступали явственно сквозь туман клубящийся, то растворялись вновь в сумраке вечернем, словно тени бесплотные. Охватило Нивхота желание неодолимое приблизиться, тайну их выведать. Но сколь ни старался он, приблизиться не мог, и рыбаки таинственные, так же внезапно, как явились, сгинули в пучине морской бездонной, оставив его наедине с загадкой неразгаданной.

И осталась в душе его печать дивная, память о видении том, что не давало покоя, что звало разгадать тайну древнюю, сокрытую в глубинах морских, в недрах земли святой, в сердце самого бытия.

Охваченный трепетом несказанным, помчался Нивхот домой, дабы разделить с сестрою свое видение дивное, что душу его взволновало. Осиротевшие в летах юных, были они друг для друга якорем единственным в море жизни бушующем, опорою твёрдою, что от погибели спасала.

«Помнишь ли, Айна, сказания отцовские о рыбаках тех самых – Посланниках глубин, что некогда одарили деревню нашу изобилием неиссякаемым?» – вопрошал он сестру, и голос его дрожал от волнения душевного.

«Тех, кто отдал улов свой бесценный взамен на рыбу волшебную?» – вопрошала в ответ Айна, погруженная в думы глубокие, словно пытаясь уловить отголоски преданий древних.

«Да, Айна! Вчера узрел я их в пучине морской. Но что-то пошло не так… Словно звали они меня, но не успел я приблизиться. Завтра вновь выйду в море, на место то же, и непременно встречу их!», – твердил Нивхот с решимостью в голосе.

«Брат, возьми меня с собой!» – взмолилась Айна, и голос её дрожал от волнения нестерпимого, смешанного с надеждою живою.

«Строго запрещают обычаи священные женщине смотреть на море, когда мужчина рыбу ловит!», – отрезал сурово Нивхот, и брови его сошлись в хмурую складку, словно отражая незыблемость законов древних, что веками хранились в памяти народной.

В душе Айны зародилось смятение великое, ибо знала она – противиться воле брата не смеет, но и остаться в стороне от тайны столь дивной не могла.

– Но ведь мы вместе мечтали узреть Посланников глубин! Позволь и мне лишь одним глазком! Молю тебя! – не унималась Айна, и мольба её была полна отчаяния безмерного.

– Нет, мечты те остались в детстве далёком! И не каждой мечте суждено сбыться… – ответ его был непреклонен и холоден, как дыхание ветра северного, что пронзает насквозь, не оставляя места для сомнений.

Смирилась внешне Айна с запретом братовым, но в глубине души затаила решение отчаянное – тайно последовать за ним и хотя бы мельком узреть рыбаков загадочных с вершины горы прибрежной.

«Я словно чайка вольная, парящая над морем, лишь на миг взгляну и тотчас улечу прочь», – шептала она себе, пытаясь оправдать замысел дерзкий. Ибо осмелилась она преступить запрет древний, нерушимый, бросив вызов устоям вековым.

Колотилось сердце в груди от страха перед наказанием неминуемым, но любопытство неутолимое, словно жажда жгучая, неудержимо гнало её вперёд. Кралась она осторожно, словно тень неуловимая, искусно прячась за валунами массивными и кустами можжевеловыми колючими.

С каждым шагом, что приближал её к цели заветной, страх леденящий смешивался с предвкушением волнующим, неизведанным. «Что узрю я? Что почувствую, когда наконец увижу рыбаков загадочных?» – думала Айна, всё глубже погружаясь в пучину сомнений и надежд.

Но вдруг, словно молния в ясный день, пронзила её мысль: «Тайна моя раскрыта! Что теперь будет? Что будет…» – в отчаянии кинулась она бежать прочь, спотыкаясь о камни острые и цепляясь за ветви колючие, что словно руки неведомые пытались удержать её на пути к тайне запретной.

И свершилась расплата! Не медлила она, явилась внезапно, как кара небесная. Нет, не обратился Нивхот в камень, подобно братьям Хенг, чья трагедия жила в преданиях древних, но сила неведомая сковала тело его безжалостно.

С каждым восходом солнца угасал он на глазах, движения его становились всё тяжелей и неуклюжей, будто корни древа древнего обвили плоть его и высасывали медленно жизненные силы.

Разрывалось сердце Айны от смеси жгучей – горечи и стыда. Видела она ясно: вся тяжесть случившегося на плечах её лежит. Удержаться бы от нарушения рокового, всё иначе могло сложиться. Разгоралось в душе её пламя раскаяния, пожирало изнутри.

«Как вину свою искупить? Как здоровье брату вернуть?» – терзали разум её вопросы мучительные, не давали покоя ни в рассветных сумерках, ни в ночной тиши.

А Нивхот, видя сестру, страдающей от мук душевных, не изрёк ни слова упрёка. Напротив, слабыми устами искал слова утешения.

«Айна, верю я, что всё в мире предопределено! Случилось то, чего избежать мы не могли… А коли так – есть путь к исцелению», – говорил брат, и улыбка слабая, вымученная, но полная нежности, трогала его уста.

«Мой добрый, мой милый братец, Нивхот, прости меня», – шептала она, и пальцы её сжимали руку его, что холодела с каждым мигом.

Скользнул взор Айны по жилищу убогому: стены потрескавшиеся, словно раны на теле дома, пол прогнивший, готовый провалиться, очаг едва тлеющий – символ жизни угасающей. Не было в нём ничего, что могло бы помочь, кроме неё самой, решимости её.

Зажгла она траву священную, и дым её наполнил воздух ароматом терпким. Из сундука старого достала дар отцовский – амулет жемчужный, реликвию, из поколения в поколение передававшуюся. Пальцами дрожащими положила его на грудь брата.

И в тот миг поняла она: лишь сила духа и вера могут спасти того, кто дорог сердцу. Лишь она сама – последняя надежда на чудо, на возвращение света в глаза брата любимого.

Воздух наполнился густым ароматом можжевельника и трав древних, словно сама земля дышала вместе с ними в унисон. Амулет на груди Нивхота вспыхнул светом мягким, пульсируя в такт с дыханием его, едва слышным, будто сердце второе забилось в груди брата.

Открыл Нивхот очи свои, сделал вдох глубокий, полный, и упал взор его на амулет священный.

«Он придаст тебе сил», – прошептала сестра, вглядываясь в лицо его – бледное, измученное, но уже с проблеском жизни. На губах потрескавшихся брата мелькнула улыбка слабая, но искренняя, словно луч солнца сквозь тучи.

«Папкин…» – прошелестел он едва слышно, будто что-то важное вспоминая.

Стихли хрипы Нивхота, ровней стало дыхание, но знала Айна – то лишь передышка краткая. Болезнь держала брата в объятиях мёртвых, и отчаяние сдавило горло её. И в тот миг, словно луч надежды ясный, всплыла в памяти её легенда древняя о Камне, что хранил в себе силу целительную.

«Я найду способ всё исправить! Я должна!» – поклялась Айна в душе своей.

Верила Айна – существует Камень Древний, и во что бы то ни стало вернёт она его в деревню родную.

Приготовив всё потребное для брата, пока тот спал, отправилась она в путь неведомый. И когда приблизилась к горе могучей, уловил слух её зов таинственный:

«Айна!» – кто-то произнёс её имя.

Замерла она, озираясь вокруг.

«Ты идёшь навстречу судьбе своей», – прозвучал голос и вдруг тропа перед ней расширилась, открывая поляну, залитую светом.

На поляне лесной, словно из самой земли выросший, стоял муж могучий. Высоким был он, с плечами широкими, и силу неземную излучал. В очах его янтарных плясали отблески пламени внутреннего, будто костёр вечный горел в них.

Замерла Айна, осознавая – пред ней не просто смертный стоит. То был Дух Гор – страж легендарный, чьё имя шептали ветра в ущельях, могущественный дух, что оберегал владения свои от алчности людской и зла чёрного.

Предания гласили, что мог он менять облик свой, превращаясь в зверя дикого или человека, дабы испытать сердца тех, кто осмеливался вторгнуться в мир его заповедный. Проверял он намерения их, выявляя суть истинную.

– Зачем пришла ты сюда, смертная? – прогремел голос его, низкий и грубый, словно раскаты грозы далёкой, что грохочет в небесах.

Замерло сердце Айны в груди на миг, но не сковал её страх. Подняла она голову и ответила твёрдо, без дрожи в голосе:

– Ищу я Камень Древний. Умирает брат мой, и лишь сила его способна вернуть ему жизнь.

В ответ усмехнулся Дух Гор, и в усмешке той была опасность, как в молнии предгрозовой.

– Не игрушка сей камень, смертная. Испытывает он тех, кто прячет его, и тех, кто ищет с помыслами нечистыми. Готова ли ты к испытаниям, что уготовил он?

Не дрогнув, кивнула Айна. В очах её горела решимость, способная растопить и лёд вековой.

Приблизился Дух Гор, и почувствовала Айна жар дыхания его, словно отголосок вулкана далёкого, что дремлет в недрах земных.

– Тогда следуй за мной, – туда, где сгущается тьма, а эхо разносит раскаты глухие!

Заколебалась Айна на миг, но лишь повернулся Дух Гор слегка, как уж шла она следом, ведомая надеждой пламенной и отвагой несокрушимой.

Оказались они вскоре на краю пропасти бездонной, где клубился туман зловещий, словно дыханье самой смерти. Веяло оттуда холодом могильным, и пробежали по спине Айны мурашки, предвещая нечто ужасное, что таилось в глубинах тех.

А туман всё сгущался, и чудилось в нём нечто живое, словно тени древние пробуждались от векового сна, готовясь испытать решимость смертной девы.

Дух Гор, величественный и древний, застыл на самом краю бездны, где клубился непроглядный туман, словно живое существо. Взор его устремился в тёмную глубину, туда, где таилась неведомая опасность. Поднял он руку, словно указывая на неизбежное, предначертанное судьбой.

– Твой путь лежит сквозь эту пелену, – прозвучал его голос, наполненный мудростью веков, что хранил он в своей груди. – Там, в её объятиях, предстоит тебе встретиться лицом к лицу со страхами глубочайшими и сомнениями терзающими. Лишь одолев их, сможешь ты достичь того, что предначертано тебе судьбой. Иначе – сей камень навеки останется для тебя недоступным! – с этими словами растаял он в воздухе, оставив Айну один на один с её судьбой.

Стояла Айна на краю пропасти, и грудь её тяжело вздымалась, пытаясь унять бурю, что бушевала внутри. «Ради брата готова я на всё!» – шептала она себе, но в голосе её звучала мольба отчаянная. «Да как же сделать шаг в сию бездну, не потеряв себя? Какая польза ему от смерти моей?!»

Сгущался мрак вокруг неё, словно существо живое, поглощая последние отголоски мира, заглушая звуки и запахи, оставляя лишь пустоту холодную. И тогда, словно из самых глубин души её, начали пробиваться голоса. Шептали они имя её, как змеи, обвивающие жертву. Напоминали о каждом промахе, о каждой ране, о каждом разочаровании, что когда-либо омрачали жизнь её.

Отчаянно пыталась Айна заткнуть уши свои, но голоса те не унимались. Становились они всё громче, проникали сквозь пальцы, звучали снаружи и внутри её, эхом отражаясь в самых потаённых уголках разума. Мелькали перед очами её лица тех, кого когда-то обидела она, яркие, болезненные картины поражений её, слабостей. Образы те оживали, окружали её, тянули к ней руки призрачные, пытаясь запугать, заставить поверить, что всё это реально, что происходит здесь и сейчас.

И чувствовала Айна, как силы покидают её, как страх холодный сковывает сердце, но в самой глубине души теплилась искра решимости, готовая разгореться ярким пламенем.

Дрожали ноги Айны, предательски подкашиваясь под тяжестью страха нестерпимого. Желание бежать, спрятаться, исчезнуть было почти невыносимым, словно когти чудовища впивались в душу её. Казалось, не будет конца этому кошмару, что терзал её разум.

«Не могу больше!» – вырвался из груди её крик отчаяния, полный боли и безысходности. «Лучше умереть, чем терпеть это!»

И в тот самый миг, когда надежда почти покинула её, вспыхнуло в памяти лицо брата любимого. Улыбка тёплая его, глаза, полные надежды безграничной и веры непоколебимой в неё. Вспомнила Айна, вспомнила, ради чего она здесь, ради кого готова пройти через ад этот. И мысль та, как луч света в тьме кромешной, силы ей дала.

Собрала она волю в кулак стальной, выпрямилась, плечи расправила, словно к прыжку в бездну готовясь. Но вместо падения ощутила под ногами твердь незыблемую, словно туман обернулся камнем крепким. Затихли голоса, терзавшие разум её, померкли образы, растворились в небытии. Открылся перед ней путь новый, и Айна, с сердцем, что колотилось в груди бешено, шагнула вперёд уверенно.

Шла она на ощупь, сквозь пелену неизвестности, пока не привела её туманная дорога к расщелине в скале, откуда лился свет голубой, манящий, словно зов судьбы. «Уж не то ли это, что ищу я?» – пронеслось в голове. И тут, словно из самой горы, раздался голос Духа могучего:

– Войди! Но помни: сила камня может и исцелить, и уничтожить!

Был вход в расщелину оплетён зарослями колючими. Не чувствуя боли, с остервенением принялась Айна освобождать проход. Ветви рвали кожу нещадно, кровь струилась по рукам, но ничто не могло остановить её. Прорвавшись наконец сквозь заслон колючий, вдохнула она запах земли сырой, смешанный с ароматом трав тонким.

Царил в пещере полумрак, рассеиваемый сиянием голубым, что исходило от Древнего Камня, ждущего свою избранницу.

Лежал он в центре пещеры, излучая свет тусклый, но могучий, пронизанный искрами серебристыми, словно звёздная пыль. Протянула Айна руку робко, лишь коснулась поверхности его прохладной – и в тот же миг исцелились пальцы её израненные, словно никогда и не знали боли.

И в сей миг преобразился мир вокруг. Оказалась она в месте дивном, где небеса струились лазурью чистой, а земля сияла золотом первозданным. Возник перед ней старец древний, с очами, полными мудрости и силы неземной. Узнала она его – то был Дух Гор, принявший облик иной, но сохранивший глас свой могучий.

– Выдержала ты испытание, Айна! – прозвучал голос его, ныне мягкий и ласковый, словно шёпот летнего ветра. Приблизившись, прошептал он:

– Известно ли тебе о Змее, что дремлет в глубинах острова? Он – страж сокровищ несметных. Если сумеешь ты добыть для меня лишь малую толику из богатств его, верну я Древний Камень на место прежнее!

Ошеломлена была Айна. После раздумья краткого ответила она:

– Слышала я от отца, что некогда шаман могучий, ослеплённый жаждой власти, дерзнул посягнуть на сокровища Змея. Спустился он в логово его, пытаясь подчинить своей воле заклинаниями, но Змей оказался сильнее и превратил шамана в стража вечного своих богатств. С тех пор никто не смеет тревожить сон его, страшась повторить участь печальную.

Вздохнул Дух Гор, и этот вздох пронёсся порывом ледяным, заставляя содрогнуться даже скалы древние.

– Знаю я эту историю, Айна! Знаю о жадности ненасытной шамана и судьбе его трагической. Но ты – не алчный шаман, ты – сестра, чистая сердцем, жаждущая исцелить брата своего. Сердце твоё состраданием и любовью наполнено, Змей не сможет причинить тебе вреда, не сможет даже приблизиться к тебе!

Безумная, отчаянная мысль спуститься в логово Змея терзала душу Айны, но иного пути к спасению брата не существовало. Страх, леденящий кровь, боролся в ней с пламенным желанием исцелить родного человека, и последнее одержало верх над всеми сомнениями.

Вглядевшись в мудрые древние очи Духа Гор, она произнесла с решимостью, непоколебимой как скала:– Ступлю я в подземное царство Змея. Но поведай мне, что именно из несметных сокровищ его жаждешь ты получить? Какая вещь имеет для тебя значение?

Уголки губ Духа Гор тронула улыбка, и в тот же миг лицо его озарилось светом, подобно тому, как первый луч восходящего солнца пронзает предрассветную мглу.

– Принеси мне то, что Змей почитает ничтожным, самое бесполезное из богатств его. То, что не имеет для него цены, словно пыль, что он сметает с пути своего.

Знала Айна, что Змей – существо древнее, чья мощь внушает трепет, и опасность осязаема, как сталь. Но и она не была хрупкой былинкой, которую легко сломить…

Простившись с Духом Гор, устремилась она в путь, в самое сердце бездны, прямо в пасть чудовища. С каждым шагом воздух становился гуще, пропитанный едким запахом серы и вековой пыли. Земля под ногами вибрировала, словно живое существо, предчувствуя приближение чего-то неизбежного.

Айна, несмотря на дрожь в коленях, хранила хладнокровие, мысли её были целиком поглощены целью. Замерла она на краю пропасти зияющей, что рассекала гору словно смертельная рана, и вгляделась в тёмную бездну, где клубилась тьма, хранящая в себе тайны веков и опасности неведомые.

Сердце Айны колотилось так бешено, что, казалось, готово было вырваться из груди, но, собрав всю свою храбрость в кулак, она сделала шаг в ледяную, непроглядную тьму. Едва глаза её привыкли к полумраку, как из самых глубин теней возник он – страж, некогда могучий шаман, обращённый Змеем в раба вечного.

Стоял он перед ней оборванный, исхудавший, и смотрели на Айну его очи, в которых бушевал адский огонь. Не было в них ничего человеческого – лишь безумие и злоба, копившиеся годами.

– Стой! Не смей! – прорычал он голосом, похожим на скрежет камней в горной буре. – Здесь тебе не место! Сокровища Змея останутся неприкосновенны! Тебя ждёт лишь смерть!

Но Айна, несмотря на леденящий кровь страх, встретила его взгляд с непоколебимой решимостью, с огнём в глазах.

– Не за сокровищами я пришла, – ответила она мягко, словно убаюкивая разъярённого стража. – Пришла я к Змею с миром. Хочу навестить его и пожелать ему добра.

В ответ шаман разразился жутким, леденящим душу смехом, от которого кровь стыла в жилах. В следующее мгновение воздух вокруг Айны наполнился острыми, словно бритва, камнями, что стремились поразить её.

Но она, словно танцовщица в священном танце, уклонялась от смертоносных снарядов, не желая причинять вреда несчастному стражу. Видела она в нём не врага, а жертву, пленника змеиной воли, несчастного, потерявшего себя в пучине проклятия.

Увернувшись от очередного смертоносного удара, прошептала Айна слова древнего заклинания, которому научил её отец – слова, способные оградить от злых духов, успокоить бушующую стихию.

Замер шаман. В его безумных глазах промелькнуло что-то похожее на смятение, на отблеск прежней человечности, словно луч солнца пробился сквозь вековые тучи. Но змеиная магия не отпускала его, держала в мёртвой хватке, не давая вырваться из оков проклятия.

Снова бросился он в атаку, но в движениях его уже не было прежней ярости – лишь отчаяние, лишь боль от невозможности разорвать цепи, сковывающие его душу.

Продолжала Айна читать заклинание древнее, и с каждым словом проклятие, словно железные цепи тяжкие, ослабевало, рвалось, истончалось. Наконец рухнул шаман на землю, освобождённый от власти змеиной. Обессиленный, поднял он на Айну взор благодарный, просветлённый, и едва слышно прошептал:

– Благодарю тебя! – и в тот же миг фигура его рассыпалась в пыль мельчайшую, что развеялась в воздухе, словно пепел от давно угасшего костра.

Предстала перед Айной пещера во всей грандиозности своей, куда более обширная, чем казалась издали. Стены её переливались мириадами драгоценных камней, словно сотканные из света и сокровищ несметных, что хранились здесь веками.

В самом сердце этого сверкающего царства, свернувшись кольцом гигантским, дремал Змей. Чешуя его, усыпанная алмазной пылью, тускло мерцала в полумраке, предвещая опасность неминуемую, словно сама тьма хранила в себе угрозу смертельную.

Ступала Айна бесшумно, словно тень призрачная, движения её были выверены до последнего мгновения, дабы не потревожить спящего стража грозного. Скользил взгляд её по богатствам несметным, но сердце её искало не блеск золота червонного или сияние самоцветов драгоценных.

Пыталась она найти нечто, что могло ускользнуть от взора чудовища, что-то столь незначительное, что Змей почёл бы за бесполезное. Среди россыпей бриллиантов царских и изумрудов переливающихся задача сия казалась почти невыполнимой, сродни поиску травинки одинокой в поле бескрайнем.

Но не сдавалась Айна, решимость её была непоколебима, словно скала гранитная, что выстоит против бурь и ветров вечных.

И вдруг, среди ослепительного великолепия сокровищ, взгляд Айны зацепился за нечто совершенно иное – небольшой, обшарпанный деревянный сундучок, затерянный среди груды драгоценностей, словно всеми забытый и покинутый. Покрытый вековой пылью и паутиной, он свидетельствовал о том, что к нему не прикасались, быть может, целые столетия.

Подошла Айна ближе, сердце её забилось чаще, и с трепетом, словно прикасаясь к святыне, подняла она крышку сундучка. Внутри, на бархатной подкладке, лежал простой речной камень – необработанный, ничем не примечательный, обычная галька, какую можно найти на любом речном берегу…

На губах Айны расцвела лёгкая, едва заметная улыбка.

– Кажется, я нашла то, что искала, – прошептала она, и пальцы её нежно коснулись прохладной поверхности камня. – Это именно то, что нужно Духу гор, – произнесла она уверенно, бережно укладывая гальку обратно в сундучок.

Повернулась она, дабы покинуть это опасное место, но в тот же миг услышала за спиной грозное, нарастающее шипение, от которого кровь застыла в жилах.

«Змей проснулся!» – молнией промелькнула мысль, и Айна застыла, словно вросла в землю, превратившись в камень.

Стояла она неподвижно, парализованная страхом, не в силах ни обернуться, ни бежать, чувствуя на себе тяжесть пробудившегося гнева древнего чудовища.

Замерла Айна, объятая ужасом, скованная страхом. Бежать? Обернуться? Ни то, ни другое не представлялось возможным. Собрав остатки воли в кулак стальной, медленно повернула она голову.

Змей предстал перед ней во всём своём чудовищном величии. В глазах его, пылающих неистовой яростью, читалась лишь ненависть, способная испепелить саму душу.

– Зачем ты явилась сюда, ничтожная смертная? – пророкотал Змей, и от его голоса содрогнулись стены пещеры, словно древние колокола.

Превозмогая дрожь, что пробирала до самых костей, ответила Айна:

– Пришла я не за сокровищами, о великий Змей! Прибыла навестить тебя, и принесла дар скромный.

Бережно открыла она деревянный сундучок, демонстрируя Змею простой речной камень, что казался жалким среди несметных богатств.

Змей склонил голову, рассматривая Айну, словно диковинную букашку, попавшую в его владения.

– Вот, прими его! Дар мой тебе.-всё ещё протягивая камень предлагала Айна.

– Этот жалкий булыжник – пыль под ногами! Зачем он мне?

– Слышала я, что страшен ты и безжалостен. Но разве жестокость не рождается от одиночества и душевной боли? Пришла я разделить твоё одиночество. А дар мой скромен, ибо большего нет у меня ничего, возьми! – ещё ближе протянула Айна ладонь с камнем к змею.

– Убирайся, пока цела! Сегодня я сыт и не трону тебя. Но запомни, ты нарушила мой сон, и теперь ты мне должна! Я никогда не забуду твоё лицо, – прошипел Змей, и в словах его звучал смертный приговор, от которого кровь стыла в жилах.

Поклонилась Айна низко и, пятясь, поспешила к выходу, крепко сжимая в руках сундучок с камнем. Испепеляющий взгляд Змея преследовал её, заставляя бежать со всех ног, пока не оказалась она в безопасности.

Колотилось сердце в груди, а в голове эхом отдавались слова Змея: «Я помню твоё лицо…» – напоминая о долге, что тяготел над ней, словно грозовая туча.

Выбравшись из пропасти зловещей, устремилась Айна туда, где впервые встретила Духа гор. Дорога к водопаду была изнурительной, каменистой и крутой, словно сама природа пыталась остановить её, но Айна не сдавалась.

Наконец, перед её взором предстал - Дух гор. Прежде он являлся ей в образе сурового стража, затем – мудрого старца, а ныне сиял, словно сотканный из лучей восходящего солнца, что пробиваются сквозь туманное утро. Но Айна узнавала его в любом обличье, ибо знала – лишь он один способен помочь ей в её нелёгком деле.

– Здравствуй, Айна… Ты вернулась?! – Донёсся до неё его голос, словно эхо из мира иного.в его словах было не столько удивление, сколько надежда, смешанная с тревогой.

– Принесла ли ты то, о чём я просил?

Айна сдерживая волнение тихо ответила:– Да. – Крепче сжала она в руках сундучок, словно пытаясь удержать в нём не только камень, но и саму жизнь, саму надежду.

– Вернёшь ли ты Древний Камень на место? – спросила она, страшась отдать Духу гор самое ценное, что имелось у неё.

– Отдай его мне, и исцеляющий камень вернётся туда, где ему и место, – ответил Дух, и в голосе его слышалось обещание, подобное клятве.

С замиранием сердца протянула Айна сундучок. В тот же миг, словно в ответ на её жертву, камень внутри вспыхнул мягким золотым светом. Не просто искра то была, а зарождающаяся звезда, надежда, что пробивается сквозь тьму отчаяния. Свет становился всё ярче, ослепляя, словно восходящее солнце после долгой, мучительной ночи.

Когда смогла Айна вновь видеть, держал Дух гор в руках не серый речной камень, а сияющий кристалл, что пульсировал жизнью, словно сердце самого мира.

– Древний Камень вновь на алтаре, в священном месте. Твой долг исполнен. Возвращайся домой и исцели своего брата! – произнёс Дух, и в голосе его звучали не только сила, но и сострадание, подобное материнской нежности.

Протянул он ей руку, словно предлагая не просто помощь, а шанс на спасение, возможность вернуть жизнь в родной дом.

Протянула Айна руку в ответ, и в тот же миг, словно по волшебству, оказалась она в родной рыбацкой деревушке, где ждали её, где нуждался в ней брат её.

Знала Айна, что Змей, которому задолжала она, может потребовать свою плату в любой миг. Но ныне, когда надежда вновь зажглась в сердце её, не могла она думать ни о чём, кроме брата любимого.

Встретила её деревушка привычным запахом соли и рыбы, запахом родного дома, что так долго снился ей в кошмарах. Бежала Айна по узким, кривым улочкам, мимо покосившихся лачуг, словно ветер, гонимый отчаянием и надеждой, что рвалась из груди её.

Влетела она в их хижину скромную. Лежал Нивхот на соломенном матрасе, бледный и слабый, словно тень от угасающей свечи. В очах его ещё теплилась искра жизни, но гасла она с каждой минутой, словно догорающая свеча в ночной тиши.

Бросилась Айна к нему, не в силах сдержать слёзы:– Братец дорогой! Нивхот! Очнись же!

– Айна, ты вернулась… – прошептал он, и голос его был хриплым, словно шелест сухих листьев, предвещающий скорую смерть.

В хижину ворвалась женщина, лицо её исказила натянутая, нервная улыбка, словно пытающаяся скрыть бурю эмоций, что бушевала в душе её.

– Айна! Айна, он вернулся! Древний Камень! Он у алтаря, в священном месте! – дрожал голос её от волнения, от надежды, что вновь зажглась в сердцах людей.

Айна, из последних сил пытаясь приподнять брата своего, чувствовала, как силы покидают её, словно вода сквозь пальцы. Увидев её тщетные усилия, бросилась женщина на помощь. Вместе, подхватив юношу под мышки, почти взвалив его на себя, понесли они к священному месту.

Собралась там уже вся деревня – рыбаки крепкие, их жёны, дети малые, седовласые старики. Все взгляды были прикованы к камню сияющему, но страх и трепет удерживали их от прикосновения, словно невидимая стена стояла между людьми и чудом, что даровала им судьба.

Ощущала Айна на себе тяжесть взглядов людских – смесь отчаянной надежды и затаённой мольбы, что пронзали душу её насквозь. Осторожно опустила она брата на землю, так, чтобы мог он дотянуться до камня священного.

Излучал камень мягкий, тёплый свет, словно сердце живое, что билось в груди самой природы. Наклонилась Айна над братом, прошептала голосом, полным трепета и священного страха:

– Брат мой, Нивхот! Обратись к духам предков, к силам природы великой! Прикоснись к камню!

Лишь коснулся юноша гладкой поверхности его, как вспыхнул камень светом ослепительным, и волна живительного тепла прокатилась по Айне, брату её и всем, кто был рядом. Вскрикнули одни от восторга неземного, другие от испуга священного, а многие пали на колени, вознося хвалу неведомым силам, что даровали им чудо сие.

В сей миг увидела Айна, как открыл Нивхот очи свои. Исчезла пелена мутная, тоска предсмертная без следа. Улыбнулся он слабо, но искренне, и знала Айна – жив брат её, возвращён к жизни!

Слёзы счастья хлынули из очей её, градом скатываясь по щекам. Обняла она брата крепко, чувствуя, как наполняет его тело жизнь, как возвращается к нему сила.

Ликовала толпа, и крики радости их сливались в единый, могучий гул благодарности, что поднимался к небесам. Подходили к камню один за другим рыбаки и жёны их, касались его, а после – к Айне и брату её тянулись, прикасались к рукам их, шептали слова признательности, что шли от самого сердца.

И знала Айна, что это лишь начало её пути, ибо долг перед Змеем тяжким висит над нею, словно грозовая туча над землёй…

– Сегодня произошло чудо! – произнёс старейшина, – Древний Камень вернулся к нам и явил свою божественную мощь! И это чудо вернула в нашу деревню Айна! Давайте же в честь неё, в честь этого великого явления устроим праздник! Будем петь и танцевать, вознося хвалу богам, предкам и нашей отважной Айне!

Три дня и три ночи бушевал праздник в рыбацкой деревне. Утопала она в ликовании, радуясь милости богов и бесстрашию своей спасительницы. Звенели песни, плясали люди, и казалось, сама природа ликовала вместе с ними.

Но среди всеобщего счастья не могла Айна забыть о своём долге перед Змеем. Словно погребальный звон, то и дело всплывали в памяти его слова: «Я помню твоё лицо».

«Жизнь за жизнь! – размышляла она с тяжёлым сердцем. – Такова кара за преступленный запрет. Я заплатила цену, став пленницей собственного поступка. Теперь Змей неотступно преследует меня, словно зловещая тень, терпеливо ожидая подходящего мгновения…»

Тянулись дни медленно, словно бесконечная нить ожидания, а неумолимая стрела времени лишь обостряла мучительное напряжение. Но Змей не являлся, он словно затаившийся хищник, сидел в засаде и ждал лучшего момента, перед смертоносным прыжком…

Образ исчез, растворившись в воздухе, и вот я вновь восседаю на вершине Коврижки, ощущая ласковые прикосновения морского ветра, что играет с моими волосами, словно невидимый музыкант.

– Что же ждёт Айну, когда наступит миг расплаты со Змеем? – обратилась я мысленно к горе, вглядываясь в её каменные черты, пытаясь разгадать судьбу героини в тот миг, когда первые лучики солнца осветили гладь морской волны.

Я жаждала услышать ответ, но Коврижка хранила молчание… Ведь именно этому она и учила меня – внимать тишине, различать незримое и доверять чуду. Открыв передо мной завесу тайны, она показала, насколько удивителен и таинственен окружающий мир, скрывающий загадки, которым ещё предстоит раскрыться миру. Это была уже совершенно иная сказочная повесть, страницы которой только начинали разворачиваться перед моим взором…

С каждым новым восходом солнца я возвращалась сюда, на вершину священной горы, и всякий раз, стоя здесь, среди облаков и ветра, чувствовала себя частицей огромного мира, полного древней мудрости и божественного света.

О, как хрупок и уязвим наш мир! Словно тонкая паутина, сотканная богами, он висит над бездной небытия, и лишь огонь добра в человеческих сердцах способен уберечь его от пожирающего мрака. И этот огонь, я убеждена живёт в каждом из нас, дремлет в глубинах души, ожидая своего часа. Он способен превратить унылую повседневность в дивный край волшебства и сказки, где возможно всё – от великих подвигов до маленьких чудес.

Каждый уступ Коврижки бережно хранит воспоминания прошлого, а каждая волна океана приносит вести будущего. Там время течёт иначе. И пока стоит гора Коврижка, живы легенды, соединяющие времена и эпохи, напоминая каждому человеку, что он – частица великого целого, дитя бескрайней Вселенной, в чьих руках судьба Мира. И что «Мир хрупок и раним, и лишь пламя доброты в человеческих душах способно спасти его от нависшей тьмы!»

И пусть каждый, кто услышит эти сказания, запомнит: добро всегда побеждает, а любовь способна творить чудеса. Ибо в этом – истинная мудрость древних, переданная нам через века, как путеводная звезда в тёмные времена.