Между Раем и Адом

Здравствуй, дорогой путник. Присаживайся в уютное кресло, обитое бархатом, возьми травяного чая и, пожалуй, я начну свой рассказ.

Меня зовут Кейт Кристал, и я ирамитас — существо, наполовину ангел и наполовину демон.

Ирамитасы имеют три сущности, которыми они управляют и, при случае, способны поднять наверх. Первая и самая главная — нейтральная. Это состояние между ангелом и демоном. Иначе говоря, здесь можно увидеть обычный характер существа. Вторая сущность — ангельская. Когда мы принимаем её на себя, то становимся мирными, спокойными. Внутри загорается невероятная тяга к справедливости и требовательности. В глазах — жёсткость и уверенность. Третья сущность — демоническая. Вызвав её, мы становимся истинными демонами — злыми, беспощадными и жестокими. В венах буквально вскипает кровь, а в глазах загорается греховный азарт.

На самом деле, это моя самая любимая сторона. Думаю, так произошло потому, что каким-то образом во мне оказалось больше крови демона. С давних времён в нашей семье были запрещены браки с «тёмной кровью». Но внезапно появилась я. Так что, пожалуй, генетику никто не может отменить даже у нас. Похоже, кто-то всё же умолчал об одном чернокрылом предке.

Мой отец — архангел Михаил — не особо одобряет тягу к тёмным силам, несмотря на то, что это естественно. К счастью, запретить поднимать моего демона наружу он не может — такие силы стоит контролировать, чему нас охотно учат.

В самом малом возрасте у ирамитасов, возникают проблемы с этими тремя состояниями. Детская сила тяжело поддается контролю и, обычно, достаточно разрушительна. Потому, по достижению семидесяти лет, а это сразу после прорезания крыльев, нас отправляют обучаться на пятьсот лет в Рай и столько же в Ад.

Куда идти учиться сначала, мы должны решить сами, ведь именно в этом измерении нам дадут первое, так называемое, истинное имя и должность, которой надо быть верным всю оставшуюся жизнь.

С самого раннего детства я невероятно мечтала пойти учиться в Ад.

Несмотря на исключительно "ангельскую" семью, в нашей фамильной библиотеке хранилось много книг про царство Люцифера, про самых знаменитых демонов, что там живут, про то, чем они занимаются и как контактируют со смертными. Так, забиваясь в небольшую ложбинку за гобеленом в самом дальнем углу, я создавала маленькую сферу света и читала. Проглатывала страницу за страницей ночами напролёт.

К сожалению, отец лишил меня права выбора. Он за меня всё решил. И как бы я не просила, как не умоляла отправить в Ад и не ломать детские мечты, он был непреклонен. Даже мать не смогла его уговорить, хотя, он частенько слушал её. К сожалению, не в этот раз.

Собственно, первые пятьсот лет я потеряла в Раю. И, знаете, ничего кроме страданий и парочки неплохих друзей мне это не дало. А если совсем говорить правду, то учёба на небесах стала самым худшим периодом в жизни. Столько издевательств в сторону чёрных крыльев и крови я в жизни больше не слышала, сколько их было в школе.

В общем, пережив эту половину тысячелетия, мне, наконец, дали истинное имя - Кальмия, и я стала ангелом завесы. Помогать с душами смертных и иных существ, проводить их на Большой суд, а затем сопровождать в Рай и Ад — всё это является моей работой. Она не особо отличается от обязанностей тех же жнецов, разве что я могу периодически ими командовать, но мне этого и не надо.

Как и все ангелы, мой отец на дух не переносит демонов, хотя и женился на ирамитасе. Порой я подозреваю, откуда мне досталась такая «потрясающая» логика.

Моя мать была обладательницей безупречно чистых крыльев. В её роду, насколько известно, всё-таки была одна полукровка с чёрным оперением. Опираясь на это, отец очень любил напоминать о том, что я единственное чернильное пятно в семье.

Пожалуй, стоит упомянуть одну очень существенную деталь. У ирамитасов доминирующую кровь определяют по крыльям. Белые означают чистую, ангельскую кровь. Чёрные — доминирует грязная, тёмная кровь Ада.

Когда же мне надоело, что отец так часто упоминает в наших разговорах о моей истинной сущности, пришлось перейти в наступление. Иначе говоря, я только и делала, что говорила, чтобы он подождал ещё немного, ведь скоро я отправлюсь в Ад и не буду никому мешать, а в особенности ему. Почему-то в детстве это звучало гораздо более угрожающе, чем сейчас.

В один из таких моментов, когда я вновь завела свою песнь о подземном царстве и учёбе там, отец сорвался и накричал на меня, что никогда в жизни не отпустит в обиталище «Небесного предателя». Знал бы Люцифер, как пафосно его называли в Раю, думаю, сейчас бы у него был замок гораздо больше. Ведь он не просто владыка подземного царства или падший архангел, а ещё и Небесный предатель.

Подслушав наш разговор, мать обратила внимание отца на то, что обучение в Аду мне безусловно нужно, поскольку тогда я смогу полностью овладеть силой и восстановить внутри ту гармонию, что так необходима истинным ангелам. Не представляете, насколько я была ей тогда благодарна, ведь не скажи этого, меня бы наверняка заперли в небесном измерении, полном чистоты и невинности.

Как и в любых семьях, у которых есть хотя бы два ребёнка, а в нашей их было целых три, отец частенько любил сравнивать меня с сестрой-близняшкой Катрин. Идеальная, покорная. Как и положено, больше ангельской крови. А какие крылья! Чистые, белые, пушистые! Не дочь, а мечта. Да ещё и по окончании школы стала ангелом полномочий. Подлизавшись к отцу, она уговорила его остаться в Раю и не учиться в Аду, поскольку иначе «её хрупкая психика не выдержит того ужаса, что творят эти адские твари». В общем, это короткая история о том, как она стала на побегушках у архангелов в то время, как я развлекалась внизу. Как говорится – каждому своё.

Вопреки всем стереотипам о том, что сёстры близнецы зачастую понимают и поддерживают друг друга, мы с ней ругались по любому поводу. Будь то банальная помощь отцу или взгляды на систему Рая и его историю. Будто бы в нашем доме никогда не произносилась фраза о том, что важно слушать мнение друг друга, а не перебивать и кричать так, будто тебе из крыльев по пёрышку выдирают!

Отец невероятно гордился Катрин и частенько ставил в пример нашей младшей сестричке Эмми. Говорил, чтобы стремилась к таким же высотам. А младшая только и делала, что слушала. А я кто!? Так, тумбочка сбоку в нашей главной зале? Хэй, я как бы тоже люблю нашу мелкую рыжую красавицу и хочу, чтобы она брала с меня пример. Не самый лучший в глазах отца, но иметь критический взгляд на жизнь тоже стоило поучиться. Да и просто, чтобы была не только холодным и строгим ангелом, но и умела веселиться так, чтобы спустя сотни лет не жалеть об упущенном времени. Чтобы не переживала после о том, что у неё была целая вечность, а она абсолютно ничего так и не узнала про Землю и Ад.

А мама... Хах, мама с этого лишь смеялась. Вы бы слышали её чудный смех. Такой переливчатый, подобно весенней капели. Отец любил сравнивать его с первой арфой, что выступает на самых главных праздниках в Раю. Пожалуй, Эмми как раз была единственной, кто был бы так похож на маму. Её огненные волосы были до самого пояса, а ярко-голубые глаза смотрели на мир только с любовью и нежностью. Не зря отец решил именно её забрать себе в жёны, ведь если не знать деталей, можно было подумать, что мама самый настоящий ангел. Даже архангелы постоянно говорили о том, что Пенелопа — так её звали — абсолютно не похожа на простых ирамитасов, будто бы в крови никогда и не было ничего демонического.

Так вышло, что в нашей небольшой семье она была единственной, кто меня понимал, ну и ещё Эмми. Только маме я могла рассказывать обо всех своих бедах, несчастьях, переживаниях и мыслях, не боясь, что отец об этом узнает. Я всю жизнь удивлялась, насколько её душа чиста, и в упор не понимала, что же именно мама нашла в Михаиле. Они ведь абсолютно разные! Он — строгий, жёсткий, излишне требовательный. Она же — полная противоположность.

Ссоры, ругань, натянутое перемирие — это, безусловно, давило, но, на самом деле, я бы с радостью вернула то время, когда всё шло относительно мирным чередом. Когда в нашей гостиной горел тёплый огонь, мы сидели с Эмми и учили её языкам, мама напевала старинные песни небес, а отец занимался с Катрин, рассказывая ей последние новости Рая и готовя к будущей важной роли. В воздухе витал аромат травяного чая с лавандой, который так любили в нашей семье. Изобретательные смертные делали достаточно занимательные вещи. На самом деле, за ними было интересно наблюдать. Они росли, строили целые города и возводили памятники, что до сих пор стоят и радуют глаз. Мы просто наблюдали, а время, не подвластное даже самому Богу, быстро пробегало, стирая нашу спокойную жизнь в песок прошлого.

В один из дней отец быстрым чеканным шагом вошёл в залу. Я с Эмми и мамой сидели на диванах в гостиной и читали книги. Глухой голос в приказном тоне сообщил всего лишь одну единственную фразу: «Пенелопа, пора». Сердце в груди пропустило удар. Показалось, будто всего на одно мгновение я стала смертной и именно сейчас мне перестало хватать воздуха. Мои чувства невозможно описать словами, я не понимала почему у отца такое серьёзное лицо. Точнее, надеялась, что не понимала. Ведь промелькнувшие в голове мысли — лишь страшные догадки, что похожи на ужасный сон, от которого хотелось бы освободиться в тёплое утро.

Однако это не было просто тревогой.

Мать кивнула. Тяжёлой рукой она отложила книгу и кинула взгляд на Эмми, чтобы я увела её наверх в комнату. Оставив младшую там, сама выглянула в коридор и осторожно прокралась к комнате родителей, всё ещё надеясь на лучший исход.

Миниатюрный силуэт матери стоял перед высоким платяным шкафом, украшенным золотой резьбой, а рука будто бы не желала дёргать за ручку. Пенелопа хотела растянуть это мгновение — просто побыть в доме, всё ещё надеется, что отец пошутил и ничего не происходит, а я про себя уже молилась, чтобы из непроглядной темноты шкафа не показалось лезвие.

Последующие действия происходили будто бы в замедленной съемке: мать открывает шкаф, осторожно, словно пробуя темноту на предмет чего-то опасного, протягивает внутрь руку и после вынимает оттуда ножны, а из них — полуторный ангельский меч.

«Война», — промелькнуло в моей голове. Сердце бешено заколотилось в груди. Всё тело будто бы парализовало, и я не могла сдвинуться с места. Война. Какое ужасное слово для целой семьи, в которой воевать обязаны все, кроме детей. Мы оставались сами на себя, одни.

Как отвратительно и глупо. Мы ведь не люди. Мы не должны устраивать резню, иначе чем мы тогда отличаемся от простых смертных? ещё тогда я поняла, что существенного различия в наших поступках нет. Мы просто обладаем силой, знанием, вечной жизнью. Не больше.

Горькая обида во мне кричала и терзала сердце. Боль. Жгучая, режущая и пронзающая саму душу. Было ощущение, словно саму ранили ангельским клинком в грудь и медленно вытягивали жизнь.

Последующие дни казались вечностью. Я играла с Эмми, периодически ровным взглядом провожала Катрин и ещё парочку архангелов в доспехах и всё молилась, чтобы родители вернулись целыми. Даже отца я была бы рада видеть, только пусть скажет, что всё позади и мы вновь дружная семья. Что наши вечера снова продляться, что будет травяной чай, потрескивающий камин и завораживающие песни матери.

К сожалению, судьба решила иначе.

Я помню, как сидела дома в нашей спальне с Эмми. Мы читали сказки и легенды, стараясь отвлечь себя от тревожных мыслей.

— И вот гора разверзлась, а оттуда показался ма-аленький сурок, который и пугал такого же маленького, как и он сам, херувима, — улыбнулась я, следя пальцем за текстом, и Эмми рядом рассмеялась.

Звенящий голосок прервал громкий хлопок открывающихся и ударяющихся о стену дверей. «Что-то не так», — сразу подумалось мне. Руки похолодели и задрожали. Я даже не уследила, что за мной, сорвавшейся с места, тут же побежала и Эмми. Если бы только знала, что произошло.

Быстро сбежав по лестнице в холл, я увидела, как отец вносит в дом на руках маму. Закрыть бы глаза и не видеть этого. Не знать, что произошло с ней, верить, что вернётся. Тогда незнание мне показалось лучше, чем понимание произошедшего.

— Она ранена? — спросила я с надеждой в голосе.

«О, Великие Силы, прошу, пусть она будет просто ранена», — молилась про себя, не допуская, не давая думать о том, что это конец, что стены поместья более не услышат её мелодичного голоса и звонкого смеха. Я не хотела терять столь дорогого человека. Однако по слезам Катрин всё поняла. Сестра никогда не плакала прилюдно, ровным счётом, как и отец, но сейчас и на его лице оказались слёзы. Ноги стали ватными, а голова тяжелой.

Смерть. Отец часто повторял, что она когда-нибудь придёт за всеми, но почему именно за мамой? За что?

Я не помнила, как, но откуда-то во мне нашлись силы, чтобы подойти к ним.

Отец положил мать на диван, после чего подошёл ко мне. Кажется, он хотел спросить, как я, но прикосновение руки вывело меня из оцепенения. Будто бы со рта сняли повязку и дали возможность говорить. Точнее кричать.

— Какого черта ты не защитил её!? — накинулась я на отца со слезами на глазах.

Для меня самой это было неожиданно, но гнев и печаль захлестнули с головой, абсолютно не давая подумать.

— Какого чёрта ты вообще отправил её на эту проклятую войну!? — я буквально задыхалась от горя и слёз.

— Нет! Мамочка! Нет! — я и забыла, что рыжик побежала следом за мной.

Забыла, что она тут.

Эмс подбежала к дивану, после чего заплакала, как никогда в жизни. Она брала маму за руку, только и делая, что крича:

— Мамочка, прошу! Проснись! Не спи, открой глаза, я по тебе скучала! Пож-жалуйста… П-проснись… Мамочка… — с каждым словом её голос становился всё тише и глуше от слёз, что душили и не давали сказать и маленького слова.

Кажется, я уже никогда не забуду этот крик и всхлипы. Я должна была её успокоить, но вместо этого кинулась в гневе к отцу. Будто хотела защитить маму от него, но было поздно.

Непроизвольно, в каком-то состоянии аффекта, словно так и должно было быть, я со всей силы, наотмашь ударила его по щеке.

Пожалуй, это один из немногих поступков, за который мне невероятно стыдно перед отцом. Почему-то разум не принимал в расчет то, что он её любил. Тогда мною двигал один гнев. Змеем искусителем он шептал, что именно отец тогда пришёл домой, отправил мать на битву и говорил, что пасть в битве за Рай — честь для настоящего ангела. А мама любила и потому верила.

Я захотела вновь ударить отца, но и замахнуться не успела, ибо почувствовала, как невидимая сила откидывает к стене и впечатывает так, что, будь я простым смертным, то тут же переломала бы все рёбра.

Моя сестра. Точно. Она же шла рядом, так же печально смотря на труп матери, но будто бы полностью поддерживала мысль, что смерть была не напрасной.

Катрин решила встать на защиту отца. Её безумная любовь иногда переходила все границы, как, например, сейчас. В порыве гнева, она назвала меня тварью и зашипела, подобно змее, периодически переходя на крик. С каждым словом я чувствовала свою вину. Катрин кричала о том, как отец любил мать и всеми силами пытался защитить.

Я же эгоистично думала только о том, что больше нет моей поддержки, забывшись, что, какой бы тварью не была моя близняшка, она не меньше любила мать.

Готовая признать ошибку и извиниться перед отцом, я уже было открыла рот, как решающие слова из длинной тирады Катрин вывели из себя.

— Это был её долг — защищать Рай. И погибла мать с честью, — прошипела она, наклоняясь ко мне.

Сестра пыталась быть гордой, пыталась показать, что смерть матери – та самая потеря, которая «должна делать нас сильнее», именно так говорили нам в школе о павших солдатах, но я-то видела.

Я видела, как у Катрин по щекам катились слёзы. Они выдавали её с потрохами и, если бы не все крики, не культ погибшего героя, быть может, я бы даже попыталась обнять сестру. Это выглядело крайне странно — гордость на лице, а в глазах столько боли и отчаяния, сколько ни разу не видела.

В горле стоял ком. Из-за злобы мои глаза изменили цвет на чёрный, скрывая под собой белок и радужку.

Презрительно фыркнув, Катрин встала и отошла к отцу, обнимая его руку и кладя голову на плечо. А я так и лежала у стены, желая, чтобы это поскорее закончилось. Выбора не оставалось, кроме как ждать, пока они не отведут Эмми в свою комнату, а сами свалят подальше, чтобы я смогла спокойно попрощаться с матерью. Наедине.

Но прежде, я тихо зашла в комнату Эмми.

Похоже, отец с Катрин наложили на неё заклятие, чтобы малышка уснула. На щеках ещё блестели слёзы, подушка рядом была мокрая, а я хотела прижать сестричку к себе, поближе к сердцу, и пообещать, что никогда не дам в обиду. Что не пойдет воевать, в случае атаки. Нет, не будет этого, только не с моим рыжиком.

Осторожно коснувшись губами лба, я покинула комнату.

Отца с Катрин не было в поместье. Похоже, ушли к своим. Наверное, оно и к лучшему.

На диване в главной зале по-прежнему лежала мать. Будто бы уснула. Только протяни руку и улыбнётся, ведь её разбудил лучик солнышка: так она называла каждую из нас. Мы с Катрин были большими, а Эмми — маленький, рассветный лучик, который совсем скоро станет таким же, как и остальные.

Осторожно я подошла поближе.

— Мама... — прошептала, падая на колени и беря её за руку, — мама... Это... несправедливо. Ему нельзя было отправлять тебя туда. Как же... как же я буду без тебя то теперь? Ты ведь... ты ведь единственная, кто меня поддерживал. — Из-за слёз, что с каждой секундой всё сильнее сдавливали горло, говорить становилось труднее. — Кто выслушивал меня? Прекращала наши глупые ссоры и перепалки. Ты ведь... Ты ведь была той, кто создавала такой уют... в нашем... доме, — из груди раздался жалобный всхлип. — А теперь? Теперь... мы остались одни? Без тебя? Как же... как же так? — к горлу вновь подступили слёзы, и я заплакала.

Приложив лоб к тыльной стороне материнской руки, я без устали рыдала и обещала отомстить. Отомстить тем, кто посылает на войну. Клялась, что однажды осмелюсь свергнуть самого Бога с поста, чтобы прекратить всё это.

Мы находимся в Раю, так почему тут должны происходить хоть какие-то войны!? Почему мы должны оплакивать наших погибших? Чем тогда ангелы лучше тех же самых людей? Да ничем. Именно этот ответ тогда и пришёл мне в голову. Мы такие же, как и люди. Просто отличаемся от них по своей силе.

Это было всего лишь начало. Поверь, дорогой путник, впереди тебя ждёт много всего, ведь у меня накопилось огромное количество историй за полторы тысячи лет. Я тебя познакомлю со своими друзьями, ты увидишь и Рай, и Ад, и Землю тех времён. Просто закрой глаза и слушай истории, окутанные загадками, семейными тайнами, о добре и зле, о вражде и дружбе, о том… а впрочем, ты и сам всё услышишь. Пожалуй, время рассказать по порядку.