Между солнцем и луной

- И сдалась тебе эта посудина?! – громоподобным голосом прокаркал старик Дун, вынув из рта дымящую трубку, - двиги старые, больше трети напруги не дашь. Дотянут до соседнего острова – так, считай, тебе уже повезло. Ходовую гика давным-давно заклинило, паруса не поставить. Да и в них самих лáток больше, чем в моих дырявых портках! Ха!

Он махал мундштуком, беззастенчиво насмехаясь над потрёпанным воздушным шлюпом, на котором сам же, без малого, лет десять по небу отходил. А как под старость на суше осел, так решил, что о захудалой посудине проще забыть, чем пытаться продать или на лом пустить.

А тут, прям с рассвета, свалился как снег на голову, молодчик зелёный и, мельком увидев корабль, насел на него «продай да продай». Дун не дурак, чужую смерть на себя брать точно не будет. Вот и пытается, как может, вразумить дурака. А тот только знай себе рядом стоит, улыбается и чуть не влюблённым взглядом на старый шлюп смотрит. И все слова ему, что ветер – из уха да через ухо.

Старик сплюнул под ноги и дальше завёл, трубку сжимая:

- Якорная цепь того и гляди рассыпется, или сорвёт её с концами при сбросе. Палуба вся просевшая, в трюме плесени больше, чем пыли! Мачта..

- Киль целый? – безмятежно перебил его молодой мужчина. Дун фыркнул:

- Целый.

- Рули?

- Да.

Тот спокойно кивнул, улыбнувшись:

- Беру.

Старик готов был позеленеть от злости за непрошибаемость этого пустоголового молодчика. Даже повернулся к нему, крутанувшись на пятках и гневно прогремел:

- Ты – дурак!

- Таким и останусь, - не меняя тона ответил покупатель, отмахиваясь от едкого дешёвого табачного дыма, - да не твоя забота, старик.

Дун запыхтел пуще печки, колким взглядом оглядывая пришлого и заранее того осуждая в беспечности с глупостью. На вид-то не бедный, мог и нормальное судно себе прикупить, но нет же – как клещ под кожу въелся, и сдаваться не собирается.

- За двадцать отдам, - выдохнул старый воздушник, отвернувшись – кольнуло ему от такой решимости, что смотреть стало больно.

Покупатель ничего не ответил, только в карман куртки полез, кошель с сильверами вытаскивая. Протянул его старику:

- Здесь тридцать. Добавь уголь и полные баки.

- Баки?! Ха! Там один худой для холодной на полсотни объёмом! Да горячий, от силы, на пятнадцать узлов. И те не выдавишь – лопнет, - старик монеты на ладонь вытряхнул, пересчитывая. Две вернул, скинул деньги обратно и себе в карман спрятал. Трубку распалив, мысленно плюнул на всё и позвал молодца за собой, к ангару, чтоб помогал.

- Звать тебя как? – прогудел Дун, сняв со стены скрученный шланг. Забросив его себе на плечо, он оттащил от стены мешок с углём, - чтоб притчей о тебе, дураке, рассказывать.

- Марком зови, - ответил мужчина, мешок принимая и к шлюпу на спине его утаскивая. Старик следом покатил бочку, пыхтя и громыхая:

- Сказ о Марке-дураке, что поплыл на решетé. Не послушав никого, захотел нащупать дно. Но у неба нету дна, лишь пустая голова. Как у Марка-дурака, смерть купившем задарма.

- Да ты поэт, - беззлобно заметил мужчина, сгружая уголь на жалобно скрипнувшей палубе и помогая поднять бочку. Откатив её за крытую рубку к корме и поставив, Дун распрямился, пыхнул трубкой, фыркнув:

- О таких как ты слова сами складываются. Заправляйся, сейчас вернусь.

И, скинув шланг, ушёл обратно.

Марк без дела не стоял – заправив сухой проржавевший бак для холодного на две трети и убедившись, что течи нет, он отодвинул на треть опустевшую бочку под крышу, устойчиво фиксирую её в специальных пазах. Бегло осмотрев крытую рулевую, он заметил треснутые стёкла на панельных и толстые слои пыли повсюду, скрывающих проглядывающую ржавчину на рычагах и рулях.

Убедившись, что старик Дун увлечён своими делами, мужчина скользнул в трюм, на ходу доставая маленький карманный фонарик. Ему нужно было окончательно убедиться в верности собственного выбора.

В нос ударил застойный запах мокрой гнили, пятачок света вырывал из темноты запущенную плесень на шпангоутах и корпусе. Бороться с ней придётся долго и усердно, но его сейчас это не интересовало.

Он прошёл вдоль выступающего хребта киля к самому носу и, поднявшись по изгибу, направил свет фонарика выше. Спокойное выражение лица сменилось печальной улыбкой, пальцы коснулись высеченной на киле мелкой надписи:

«Одной искры бывает достаточно, чтобы начать путь. Движение – жизнь. Небо – дом. Ветер – наш самый близкий друг. А впереди - мечта.

Крис-Вильям Барк»

- Ты прав, мой друг, - тихо произнёс Марк, - как же ты прав.

Он развернулся, возвращаясь. В душе от увиденных слов воцарилась гармония – он наконец-то нашёл то, что так долго искал. И неважно в каком состоянии это судно, он заберёт его домой, починит, а потом отправится в путешествие. Куда оно его приведёт? Насколько долгим оно будет? И это ему не важно. Значение имеет лишь то, что когда-то утерянное вновь найдено и возвращено.

Вынырнув из трюма, Марк потащил вниз угольный мешок, к устроенной в кормовой части паровой печи с двумя двигательными маховиками и витиеватым плетением расходящихся труб. Осветив себе пространство фонариком он нашёл лампу с треснувшим стеклом пригодную для использования. Старое отстойное масло было здесь же, заполняя на треть металлический бидон. Маслёнка, целиком затянутая липкой пылью, гнилью и грязью, валялась рядом.

Марк наполнил её и лампу, сваляв пальцами растрепавшийся фитиль. Заполучив хороший источник тёплого жёлтого света, он подвесил её над печью и, не найдя кочегарной лопаты, принялся загружать руками уголь, даже не задумываясь о собственной чистоте.

Внутри его сердца рдело пламя скорого отправления.

Сверху раздались тяжёлые шаги и поскрипывание – старик поднялся на палубу.

Марк оставил заправку и вынырнул из трюма, вытерев носовым платком руки от угольной пыли. Дун протянул ему туго набитую бумагой кожаную сумку на длинном ремне:

- Мне эти каракули больше не нужны. Забирай, может тебе пригодятся. На худой конец на растопку пустишь.

Марк принял сумку, бегло осмотрев верхние листы – это были карты. Передав их, Дун медленно обвёл взглядом корабль и, невнятно гыркнув, сошёл на землю. Развернувшись, с молчанием пыхая трубкой, он в последний раз посмотрел на шлюп. Верный и послушный ему на протяжении многих лет.

Старик вновь задался вопросом почему он так поступил и запустил корабль, который берёг и кормил его долгие годы? Который после каждого рейса возвращал его к берегам и терпеливо ждал нового отправления. Здоровье Дуна? Нет. Он мог бы содержать его в идеале ещё с десяток лет. Происшествие? Трагедия? Неприятные воспоминания? Нет, всё это не то.

Причина была проста, хоть и противна: старый воздушник Дун в какой-то момент своей жизни перестал любить этот шлюп. Ему стало всё равно. И это равнодушие привело судно к состоянию разбитой посудины.

- Без слёз не взглянешь, - пробубнил под нос Дун, в конце концов махнув на всё рукой и уходя к ангару. Окинув раздражённым взглядом осиротевший корабельный приют, он укоренился в своей мысли переделать помещение под скотный сарай. Или снести его ко все чертям, чтобы даже памяти не осталось. Сама мысль о случившейся сделке вызывала жгучее раздражение и оставляла после себя отвратительное ощущение пустоты.

Как будто в его жизни, жизни старого воздушника Дуна, перестало хватать одной, очень важной, детали. Как недостающей шестерни в механизме – вроде и дальше работает, но уже как-то не так.

От этих выводов и чувств он решил, что сегодня нальётся вдрызг так, чтобы на утро голова отвалилась, оставив позади грусть и воспоминания.

Марк со своим неизменным спокойствием проводил взглядом старика и вернулся к подготовке двигателей. Бросив сумку с картами на пол рубки, он спустился в трюм за несколькими кусками угля. Поднявшись обратно, мужчина изучил верхний шлюз для подачи топлива в печь и, убедившись в его проходимости, проверил входные клапанá между баками, после чего вытащил наверх мешок и поставил под крышей – сподручней будет заправлять печь не покидая рулевой.

Даже несмотря на неприглядное общее состояние корабля, вся движительная система была если не в полной норме, то близкой к ней. А это значило, что шлюп способен двигаться на парý на своей весьма скромной, прогулочной, скорости. Марку этого было достаточно.

Закрепив истончившейся и местами растрёпанной верёвкой скудные остатки болтающегося такелажа, мужчина спустился в трюм, наконец, разжигая печь. Тяги было маловато для быстрого прогрева и пуска, но для неторопливого отправления достаточно.

Поднявшись на палубу Марк обогнул холодный бак и выглянул за корму: из горизонтальной, расположенной между двумя парово-винтовыми движителями потянулась тонкая и тёмная струйка дыма. Он улыбнулся сам себе – печной дымоход исправен.

Дождавшись тихого шипения в холодном баке, мужчина открыл входной клапан для наполнения паром горячего. После чего прошёлся по палубе до самого носа, по пути погладив мачту и осмотрев намертво заклинивший спускной механизм складного гика; от измятого, вертикально скрученного паруса напахнуло тканевой гнильцой. Марк качнул головой – всю парусную систему нужно будет восстановить первым же делом, иначе о дополнительной манёвренности и ветровом ходе можно забыть. После он неспеша подтянул на борт трап и взялся за сборы швартовых.

Поглядывая на облако густеющего дымы за кормой, он подумал о том, что при случае стоит поставить хотя бы две лебёдки – на нос и корму. Места для них точно хватит, зато усилий будет прилагаться значительно меньше. Не то что бы ему было лень заниматься скруткой тугих тросов – его душа просила заботы в отношении корабля. Он думал о том, как хорошо будет не только его отремонтировать, но и улучшить в соответствии времени. В конце концов, это первое творение Криса Барка уже порядком устарело и, по мнению многих, вряд ли могло надеяться на достойную реновацию – ни один мастер и корабел за него не возьмутся. С деревянными парусными судами давно никто не работает. К тому же со смешанным вооружением, инновационность которого в своё время так и не получила признания. Никто, кроме него.

Марк был твёрдо убеждён, что у этого старенького шлюпа впереди ещё большое будущее. Стόит только приложить усилий и не поскупиться на средствá. У него уже имелись некоторые подготовленные ресурсы, намётки и идеи, воплощением которых он займётся, когда приведёт этот корабль в домашний док.

-А как же ты его называл? – пробормотал себе под нос мужчина, в задумчивости сведя брови и сворачивая последний швартовый.

Он не мог вспомнить названия этому кораблю, но точно помнил, что Крис неоднократно об этом говорил, за бутылочкой вечернего пенного, по-шутовски нахваливая самого себя за трудолюбие и реализацию прорывной идеи о смешанном корабельном вооружении – в те годы молодой инженер грезил мыслями о совмещении парово-винтовых двигателей и парусов, желая достичь идеализации в скорости и манёвренности.

Марка качнуло в сторону – освобождённый шлюп бортом скребанул землю, бесконтрольно качаясь у острова на поперечном ветряном порыве. Последней нитью, державшей его, был носовой якорь и мужчина пошёл его поднимать, с усилием накручивая ржавую цепь на барабан.

Здесь же, у самого борта, лежал вёсельный цеп – длинная палка на манер гарпуна, которой вручную подтягивался или отталкивался корабль. Взяв его Марк выбрал на краю острова самый на вид крепкий участок и, вонзив жало цепа в камень, с силой оттолкнулся.

Нос шлюпа повело в сторону, попадая левым бортом в поперечный поток и пьяно кренясь. Вторым усилием мужчина выровнял судно. Закрепив инструмент на пазовом бортовом месте Марк вернулся к движителям, прислушиваясь к нагнетающему шипению в горячем баке.

Дёрнув рукоять сигнального свистка, он сам себе улыбнулся, глядя на плотную струю горячего пара, вырвавшегося вверх. Протяжный пронзительный свист дал ему понять, что можно запускать винты.

Удобно встав в рубке между двумя рулями лицом к носу, Марк потянул пусковой рычаг на одно пятое деление, с внутренним удовольствием прислушиваясь к шипению пара, пущенному в золотники к маховым. Следом раздались тяжёлые, ровные махи винтов, постепенно набирающие обороты.

Островной берег по борту медленно поплыл назад.

Марк выставил винтовой руль на тридцать градусов. Старые направные сопла капризно скрипнули и шлюп послушно пошёл в поворот, отворачиваясь от острова, где простоял, заброшенный, немало лет, в сторону бездонного облачного неба.

Слабый встречный ветер лениво, как будто сонно и нехотя шевелил такелаж. Мужчина с безмятежностью смотрел вперёд в то время как сердце заходилось лихорадочным стуком от нахлынувших чувств и ощущений. Прилив бодрости освежил голову, солнечные лучи подкрасили рангоут слабым жёлтым цветом и только теперь Марк с уверенностью мог сам себе заявить, что он, наконец-то, оживает. Медленно и степенно, как уносящий его от земли шлюп.

- Движение – жизнь. Небо – дом. Ветер – наш самый близкий друг. А впереди – мечта, – одними губами прошептал он сам себе, бессознательно начиная улыбаться ещё шире. Ещё безмятежней. Ещё свободней. Так, как когда-то он улыбался вместе с Крисом в их далёкой, полной амбиций и энтузиазма, юности.

Глянув на панельные приборы, он отметил, что паровые барометры исправны – по крайней мере они отображают давление в своих баках. Насколько точно – другой вопрос, ответ на который Марк узнает по ходу полёта.

Однако навигационные приборы, такие как горизонтометр, компас и ветрометр, отказывались работать. Открыв крышку панели, мужчина увидел пустоту на месте аккумуляторов, но его это не огорчило - даже без навигационных «глаз» он доберётся туда, куда ему нужно.

Обернувшись и увидев остров точно за кормой, Марк выровнял руль, выставляя ходовой рычаг на две пятые и внимательно слушая звучание винтов. Их ровные махи, без сторонних стуков и дребезжаний, вселяли уверенность хотя бы в то, что шлюп доберётся до следующего острова.

Отойдя на три узла от земли, мужчина расслабился, вынув из внутреннего кармана куртки короткую трубку с кисетом табака и закурил, глядя спокойным задумчивым взглядом на довольно стройный ряд далёких облаков. Его мысли занимал ремонт шлюпа и планирование своего дальнейшего пути. Куда он хочет отправиться? Где ещё побывать? Может быть, даже поставить себе целью когда-нибудь спуститься к большой земле, чтобы коснуться настоящего, водного океана, вместо безбрежного небесного пространства.

Его задумчивость была настолько глубока, что он не слышал, как по правому борту прогремело эхо взрыва от разорвавшегося парового котла пассажирского баркаса.

Только когда остаточная ветровая волна яростно хлестнула шлюп, сопровождаемая грохочущим звуком, он очнулся, резким и точным движением выводя руль в сторону удара – Марк не однократно был свидетелем различных происшествий и уже понимал, чем обусловлен этот резкий поток, а потому счёл своим посильным долгом незамедлительно отправиться на помощь возможным выжившим. Которые могли быть только в том случае, если до взрыва экипаж судна успел вовремя подать сигналы о грядущем бедствии. Если же нет, то его встретят лишь обломки и обгоревшие тела. Тем не менее, проверять нужно всегда – это мужчина запомнил ещё с тех времён, когда они с Крисом впервые помчались на сигнал бедствия рванувшего шахтёрского крейсера и подобрали с пятерых чудом выживших обожжённых работяг.

По приблизительным подсчётам до кораблекрушения около двадцати узлов на северо-запад. Исходя из угла, потерпевшее судно не подошло к острову достаточно, чтобы попасть в гравитационное поле земли – это значило, что всё, что осталось будет дрейфовать по небу, разбрасываемое ветрами.

Он взял на пять градусов восточнее и задал стареньким винтам три пятых скорости. Правый предупредительно застучал, но выдержал. Однако Марк понял, что бόльшую скорость ему не набрать без риска потерять винты. Нахмурившись и задумчиво вздохнув, он выудил из кармана миниатюрный складной горизонтометр, поставил его на панели, рассчитывая условную точность своего движения.