Механическое сердце

Лекарь вытер руки белым полотенцем и отбросил в сторону ненужную тряпку. Я невольно проследил за ней, пытаясь разгадать кровавые пятна, будто это были тайные письмена. Я готов был разгадывать что угодно, лишь бы не смотреть на кровать, где лежала моя жена.

- Выкидыш, - сказал мистер Парвс, заворачивая в пеленки то, что должно было быть моей дочерью. Да я уверен, что это дочка. Но почему-то я не хочу больше думать о ребенке, меня куда больше занимает вопрос о…

- Ваша супруга выглядит значительно лучше, чем в прошлый раз, - лекарь перебивает мои мысли. – У нее были проблемы с сердцем, кажется? Да, помнится, приходил к вам по весне. Не думал, что она сможет дожить до осени, да еще и выносить ребенка… Почти выносить…

Он умолкает и начинает в спешке собирать инструменты. Я молча наблюдаю за ним – мне тоже хочется, чтобы он быстрее ушел. Как только дверь закроется за его спиной, я встречусь с Ней лицом к лицу.

- Уговор есть уговор, - говорит мне Смерть, и ее пустые глазницы гипнотизируют меня своей чернотой. – Все еще думаешь, что сделал правильный выбор?

Я киваю, но ничего не говорю. Я не способен что-либо сказать. В голове бьется одна мысль, одно слово:

«Получилось!»

В груди моей жены бьется механическое сердце. Да, это звучит как безумная сказка, да, это был большой риск. Но я не мог позволить ей умереть!

Проблемы начались весной, когда Элис впервые упала в обморок. Тогда еще только-только начал таять снег. Земля постепенно просыпалась после долгой зимы, небо светлело и приносило с востока теплые ветра и обещания жаркого лета.

Элис выходила из скобяной лавки, как говорила потом наша соседка, миссис Фернштайн, старая безумная кошатница. Да, она в тот день ходила за новыми латунными ручками для наших дверей – очередная блажь беременной женщины. Погода была ясной и солнечной, весело звенела капель. Ничего не предвещало беды, как вдруг Элис побледнела и осела на мостовую.

Сперва я решил, что это все из-за ребенка. Меня предупреждали, что женщины особенно уязвимы и болезненны в этот период. Но обмороки повторялись, и после каждого Элис долго и тяжело болела. Лекарь – мистер Парвс – долго колдовал над ней прежде, чем сказать, что это какая-то редкая болезнь сердца.

- Боюсь, она не доживет до осени, - скорбно сообщил мне доктор, опустив глаза.

Я мог бы смириться – все так поступают в моем случае, но разве можно сидеть и ждать, пока Элис – моя Элис – медленно угасает там, в спальне на втором этаже?

Я сказал решительное «Нет!». Вы еще наверняка не знаете, но в нашем скромном Городе все знают меня как Того Самого Инженера, поднявшего в воздух первый летательный аппарат. Правда, он был в небе всего лишь пару минут (две минуты и сорок секунд, если быть точным), но я считаю, что это определённый успех.

«Если сердце сломалось, - думал я, - то его надо починить!»

Я сказал об этом Элис за ужином, но она только улыбнулась.

- Ты такой фантазер, всегда так серьезно мечтаешь. Таким я тебя и люблю.

Это был вызов.

Итак, я приступил к работе. Долгие месяцы я изучал человеческое сердце, как оно работает, какие механизмы запускает в организме. Я разузнал адреса самых именитых биологов города, написал им тысячи писем. Я часами просиживал в библиотеках. Рисовал чертежи, искал материалы, не вызывающие омертвение тканей – а это оказалось весьма непросто.

По утрам я приносил Эли завтрак: травяной чай и вареные яйца. Она каждый раз порывалась встать, но была слишком слаба даже для того, чтобы сесть в постели. Я помогал ей, ставил поднос на колени. А потом мы болтали: я рассказывал, как дела в городе, что миссис Фернштайн притащила еще одну бродячую кошку, а мистер Хармстет снова храпит, и за это на него жалуется весь дом. Элис смеялась, и ее смех был моей отрадой.

А потом я возвращался в свой кабинет и продолжал работать. Сколько я извел крыс – не сосчитать! Очень долго моя модель сердца вообще отказывалась работать, а подопытные бесцельно умирали под лезвием ножа. Но раз за разом, ночь за ночью я находил верный путь, пока в итоге одна из крыс не прожила с изобретенным сердцем целую неделю.

Тем временем, Элис становилось все хуже. Мистер Парвс приходил в конце мая, но в итоге лишь тяжело вздохнул и вышел из комнаты. Элис слабо улыбалась мне, но я понял – сейчас или никогда.

В тот вечер Она и пришла. Именно такая, какой я себе ее и представлял.

Мы были в кабинете: Элис лежала на столе, опьяненная наркотиком, с раскрытой грудной клеткой. Я стоял над ней и ее старое сердце угасало в моей руке. Новое механическое сердце исправно качало кровь – Элис мерно дышала во сне. И тут дверь распахнулась, и передо мной появилась Смерть.

Я замер. Казалось, время остановилось.

- Ты… - прохрипел я.

- Я пришла за ней, - Смерть кивнула на мою жену. – Не в твоей власти остановить меня, человек.

- Нет!

- Ее время пришло, - Смерть коснулась истлевшей рукой прекрасного бледного лица женщины. – Она…?

Я впервые увидел удивленную Смерть. Я был горд собой.

- Она будет жить! – победно ухмылялся я. Еще бы, обмануть само мироздание!

- Я бы так не радовалась, - Смерть села на ближайший стул и достала из рукава потрепанного черного балахона ветхий список. – Законы вселенной нерушимы. И теперь вместо твоей жены должен уйти кто-то другой.

- Ты хочешь забрать меня?

- Нет, - Смерть вздохнула. – Тебе еще рано. Но ты можешь выбрать, кто покинет землю.

- А разве… Разве нельзя как-нибудь без этого? Почему бы просто не оставить все, как есть?

Смерть молчала. Теребила край свитка, а потом поднялась и пошла к выходу.

- Я решу сама, - сказала она на пороге.

И вот, полгода спустя, мы смотрим друг на друга, а между нами лежит тело моего мертворожденного ребенка. Дочери.

- Это и есть цена? – тихо спрашиваю я.

Она кивает. Достает тот ветхий свиток и что-то царапает ногтем.

Но я не думаю об этом. Я думаю о том, как утром проснется Элис, и мы снова будем счастливы.

Конечно, все было не так.

Механическое сердце работало исправно, но в нашей тихой жизни будто что-то надломилось. Будто мы стояли на разных полюсах, а между нами бурлил океан, который никому никогда не переплыть. Но я все еще любил ее, мою Элис, хотя она этого не понимала. Она оплакивала нашу девочку, а я любовался, как она спит, убирал вьющиеся локоны с бледного лица, ловил каждый вздох, клал голову на ее грудь и слушал, как стучит безотказное сердце.

Год спустя Элис сбила машина – левая нога сломана в трех местах, раздроблена ступня и сломано два ребра. Лекарь говорил, что ничего страшного, кости можно срастить, но я не слушал его. Разве моя Элис может жить в таком ненадежном и хрупком теле? Она так прекрасна, так молода!

Жене моя мысль не понравилась.

- Нет, Джек, - сказала она слабым, но твердым голосом. – Пусть мной занимается мистер Парвс, это всего лишь кости.

«Всего лишь»! Смешно! Неужели она не слышит сама себя? Эти ненадежные слабые кости слишком плохо защищают ее, нет-нет-нет, их нужно заменить, их нужно починить, улучшить…

Но разве только кости надо улучшить? А что насчет печени? Или желудка? Они тоже могут заболеть или повредиться. А легкие? Ужасно, какое же хрупкое это тело! Нет, надо все переделать…

В ночь перед операцией Смерть снова пришла ко мне. Жаль, я не видел ее лица.

- Ты не ведаешь, что творишь, - сказала она.

- Я не хочу ее потерять, - я сидел в кабинете, в своем старом кресле. – Я не хочу терять Элис.

- Каждое желание имеет цену.

-Я готов заплатить.

- Ты даже не спрашиваешь, что отдаешь взамен.

- Я не хочу знать.

Смерть ушла, оставив после себя запах ладана.

Первая операция Элис прошла успешно. Я начал с легких, пищевода и желудка. Элис легко переносила операцию, и я бы наверняка заменил еще что-нибудь, если бы лучше подготовился.

А через неделю умерла миссис Фернштайн. Ее кошки остались голодными в запертой квартире и обглодали старушке лицо. Жуткое зрелище. Я должен бы понять, что это неспроста, но все мои мысли были заняты Элис, только Элис.

Вторая и третья операции тоже прошли легко. Теперь у моей любимой были самые прочные металлические кости, гибкие камерные мышцы и безотказные искусственные органы. Элис все еще спала из-за огромной дозы наркотиков, но это и к лучшему. Она проснется совершенно в другом мире.

Через две недели умер мистер Парвс – об этом я узнал по телефону. Его ассистентка позвонила утром, но голос у нее был такой, будто она долго и тяжело больна. Я лишь пожал плечами: чего только не бывает в мире! И продолжил работу.

Элис мирно спала на втором этаже, а я продолжал свои опыты. Десятки крыс с искусственными конечностями и органами окружали меня. Оставался последний орган – мозг. Вершина биоинженерной мысли.

И вот, спустя месяц, когда последняя операция почти закончилась, я вдруг обнаружил, что сделал только один глаз! Какая досада! Прекрасное лицо Элис с разными глазами выглядело нелепо, как старая выпотрошенная кукла.

- А мне нравится, - сказал кто-то за моей спиной.

Но я уже знал Ее голос.

- У тебя странный вкус, - сказал я Смерти.

- Это мало кого волнует. Собирайся.

- Что? – не понял я. – У меня последняя операция, я не могу.

- Ты не понял, - она опустилась в то самое кресло. – На этот раз я за тобой.

- Разве… уже пора?

Она кивнула и махнула мне рукой, мол, поторапливайся.

- Ты последний.

- В смысле? Последний где?

- Как где? В Городе. Остальные уже ушли. И не сопротивлялись, прошу заметить.

- Ушли? Ты что, забрала их? Но почему? Почему все?

- Ты согласился заплатить цену. Я сказала, что решу сама. Так вот я решила: за каждую операцию, за каждую отсрочку я забирала кого-то из города. Теперь он пуст, и я пришла за тобой.

- Но… Как же Элис? Что будет с ней?

- О, за нее не беспокойся. Благодаря тебе она теперь бессмертна. В ней больше нет того, что могло бы умереть.

Я смотрел на бледное любимое лицо. Разве не прекрасная новость? Моя любовь… Теперь она не сможет сломаться и погибнуть! И я, я сам, своими руками сделал ее такой! Разве это не дело, посильное богу?

Смерть, будто подслушав мои мысли, хмыкнула.

Элис открыла свои нелепые разные глаза. Осторожно дотронулась до швов на голове. И посмотрела на меня.

- Элис! Ты проснулась!

- Что… Что ты наделал, Джек?

- Элис, ты будешь жить! Жить вечно!

Я покрываю поцелуями ее холодное лицо, механические руки. По моим щекам текут слезы радости – наконец-то! Наконец-то я починил ее, придал совершенную форму! Но Элис молчит, она не шелохнется. Только механическое сердце гулко стучит в ее груди.

- Но я не хочу… - она говорит, но я не понимаю ее слов. – Я не хочу…

- Все, идем! – Смерть резко поднимается, и какая-то неведомая сила отрывает меня от жены, притягивает к черному балахону. – Время вышло.

- Стой! – Элис вскакивает со стола, бросается к нам. – А мне что теперь делать?

Смерть смотрит на нее. Готов поклясться, она улыбается.

- Жить, что же еще.

Лекарь вытер руки белым полотенцем и отбросил в сторону ненужную тряпку. Я невольно проследил за ней, пытаясь разгадать кровавые пятна, будто это были тайные письмена. Я готов был разгадывать что угодно, лишь бы не смотреть на кровать, где лежала моя жена.

- Выкидыш, - сказал мистер Парвс, заворачивая в пеленки то, что должно было быть моей дочерью. Да я уверен, что это дочка. Но почему-то я не хочу больше думать о ребенке, меня куда больше занимает вопрос о…

- Ваша супруга выглядит значительно лучше, чем в прошлый раз, - лекарь перебивает мои мысли. – У нее были проблемы с сердцем, кажется? Да, помнится, приходил к вам по весне. Не думал, что она сможет дожить до осени, да еще и выносить ребенка… Почти выносить…

Он умолкает и начинает в спешке собирать инструменты. Я молча наблюдаю за ним – мне тоже хочется, чтобы он быстрее ушел. Как только дверь закроется за его спиной, я встречусь с Ней лицом к лицу.

- Уговор есть уговор, - говорит мне Смерть, и ее пустые глазницы гипнотизируют меня своей чернотой. – Все еще думаешь, что сделал правильный выбор?

Я киваю, но ничего не говорю. Я не способен что-либо сказать. В голове бьется одна мысль, одно слово:

«Получилось!»

В груди моей жены бьется механическое сердце. Да, это звучит как безумная сказка, да, это был большой риск. Но я не мог позволить ей умереть!

Проблемы начались весной, когда Элис впервые упала в обморок. Тогда еще только-только начал таять снег. Земля постепенно просыпалась после долгой зимы, небо светлело и приносило с востока теплые ветра и обещания жаркого лета.

Элис выходила из скобяной лавки, как говорила потом наша соседка, миссис Фернштайн, старая безумная кошатница. Да, она в тот день ходила за новыми латунными ручками для наших дверей – очередная блажь беременной женщины. Погода была ясной и солнечной, весело звенела капель. Ничего не предвещало беды, как вдруг Элис побледнела и осела на мостовую.

Сперва я решил, что это все из-за ребенка. Меня предупреждали, что женщины особенно уязвимы и болезненны в этот период. Но обмороки повторялись, и после каждого Элис долго и тяжело болела. Лекарь – мистер Парвс – долго колдовал над ней прежде, чем сказать, что это какая-то редкая болезнь сердца.

- Боюсь, она не доживет до осени, - скорбно сообщил мне доктор, опустив глаза.

Я мог бы смириться – все так поступают в моем случае, но разве можно сидеть и ждать, пока Элис – моя Элис – медленно угасает там, в спальне на втором этаже?

Я сказал решительное «Нет!». Вы еще наверняка не знаете, но в нашем скромном Городе все знают меня как Того Самого Инженера, поднявшего в воздух первый летательный аппарат. Правда, он был в небе всего лишь пару минут (две минуты и сорок секунд, если быть точным), но я считаю, что это определённый успех.

«Если сердце сломалось, - думал я, - то его надо починить!»

Я сказал об этом Элис за ужином, но она только улыбнулась.

- Ты такой фантазер, всегда так серьезно мечтаешь. Таким я тебя и люблю.

Это был вызов.

Итак, я приступил к работе. Долгие месяцы я изучал человеческое сердце, как оно работает, какие механизмы запускает в организме. Я разузнал адреса самых именитых биологов города, написал им тысячи писем. Я часами просиживал в библиотеках. Рисовал чертежи, искал материалы, не вызывающие омертвение тканей – а это оказалось весьма непросто.

По утрам я приносил Эли завтрак: травяной чай и вареные яйца. Она каждый раз порывалась встать, но была слишком слаба даже для того, чтобы сесть в постели. Я помогал ей, ставил поднос на колени. А потом мы болтали: я рассказывал, как дела в городе, что миссис Фернштайн притащила еще одну бродячую кошку, а мистер Хармстет снова храпит, и за это на него жалуется весь дом. Элис смеялась, и ее смех был моей отрадой.

А потом я возвращался в свой кабинет и продолжал работать. Сколько я извел крыс – не сосчитать! Очень долго моя модель сердца вообще отказывалась работать, а подопытные бесцельно умирали под лезвием ножа. Но раз за разом, ночь за ночью я находил верный путь, пока в итоге одна из крыс не прожила с изобретенным сердцем целую неделю.

Тем временем, Элис становилось все хуже. Мистер Парвс приходил в конце мая, но в итоге лишь тяжело вздохнул и вышел из комнаты. Элис слабо улыбалась мне, но я понял – сейчас или никогда.

В тот вечер Она и пришла. Именно такая, какой я себе ее и представлял.

Мы были в кабинете: Элис лежала на столе, опьяненная наркотиком, с раскрытой грудной клеткой. Я стоял над ней и ее старое сердце угасало в моей руке. Новое механическое сердце исправно качало кровь – Элис мерно дышала во сне. И тут дверь распахнулась, и передо мной появилась Смерть.

Я замер. Казалось, время остановилось.

- Ты… - прохрипел я.

- Я пришла за ней, - Смерть кивнула на мою жену. – Не в твоей власти остановить меня, человек.

- Нет!

- Ее время пришло, - Смерть коснулась истлевшей рукой прекрасного бледного лица женщины. – Она…?

Я впервые увидел удивленную Смерть. Я был горд собой.

- Она будет жить! – победно ухмылялся я. Еще бы, обмануть само мироздание!

- Я бы так не радовалась, - Смерть села на ближайший стул и достала из рукава потрепанного черного балахона ветхий список. – Законы вселенной нерушимы. И теперь вместо твоей жены должен уйти кто-то другой.

- Ты хочешь забрать меня?

- Нет, - Смерть вздохнула. – Тебе еще рано. Но ты можешь выбрать, кто покинет землю.

- А разве… Разве нельзя как-нибудь без этого? Почему бы просто не оставить все, как есть?

Смерть молчала. Теребила край свитка, а потом поднялась и пошла к выходу.

- Я решу сама, - сказала она на пороге.

И вот, полгода спустя, мы смотрим друг на друга, а между нами лежит тело моего мертворожденного ребенка. Дочери.

- Это и есть цена? – тихо спрашиваю я.

Она кивает. Достает тот ветхий свиток и что-то царапает ногтем.

Но я не думаю об этом. Я думаю о том, как утром проснется Элис, и мы снова будем счастливы.

Конечно, все было не так.

Механическое сердце работало исправно, но в нашей тихой жизни будто что-то надломилось. Будто мы стояли на разных полюсах, а между нами бурлил океан, который никому никогда не переплыть. Но я все еще любил ее, мою Элис, хотя она этого не понимала. Она оплакивала нашу девочку, а я любовался, как она спит, убирал вьющиеся локоны с бледного лица, ловил каждый вздох, клал голову на ее грудь и слушал, как стучит безотказное сердце.

Год спустя Элис сбила машина – левая нога сломана в трех местах, раздроблена ступня и сломано два ребра. Лекарь говорил, что ничего страшного, кости можно срастить, но я не слушал его. Разве моя Элис может жить в таком ненадежном и хрупком теле? Она так прекрасна, так молода!

Жене моя мысль не понравилась.

- Нет, Джек, - сказала она слабым, но твердым голосом. – Пусть мной занимается мистер Парвс, это всего лишь кости.

«Всего лишь»! Смешно! Неужели она не слышит сама себя? Эти ненадежные слабые кости слишком плохо защищают ее, нет-нет-нет, их нужно заменить, их нужно починить, улучшить…

Но разве только кости надо улучшить? А что насчет печени? Или желудка? Они тоже могут заболеть или повредиться. А легкие? Ужасно, какое же хрупкое это тело! Нет, надо все переделать…

В ночь перед операцией Смерть снова пришла ко мне. Жаль, я не видел ее лица.

- Ты не ведаешь, что творишь, - сказала она.

- Я не хочу ее потерять, - я сидел в кабинете, в своем старом кресле. – Я не хочу терять Элис.

- Каждое желание имеет цену.

-Я готов заплатить.

- Ты даже не спрашиваешь, что отдаешь взамен.

- Я не хочу знать.

Смерть ушла, оставив после себя запах ладана.

Первая операция Элис прошла успешно. Я начал с легких, пищевода и желудка. Элис легко переносила операцию, и я бы наверняка заменил еще что-нибудь, если бы лучше подготовился.

А через неделю умерла миссис Фернштайн. Ее кошки остались голодными в запертой квартире и обглодали старушке лицо. Жуткое зрелище. Я должен бы понять, что это неспроста, но все мои мысли были заняты Элис, только Элис.

Вторая и третья операции тоже прошли легко. Теперь у моей любимой были самые прочные металлические кости, гибкие камерные мышцы и безотказные искусственные органы. Элис все еще спала из-за огромной дозы наркотиков, но это и к лучшему. Она проснется совершенно в другом мире.

Через две недели умер мистер Парвс – об этом я узнал по телефону. Его ассистентка позвонила утром, но голос у нее был такой, будто она долго и тяжело больна. Я лишь пожал плечами: чего только не бывает в мире! И продолжил работу.

Элис мирно спала на втором этаже, а я продолжал свои опыты. Десятки крыс с искусственными конечностями и органами окружали меня. Оставался последний орган – мозг. Вершина биоинженерной мысли.

И вот, спустя месяц, когда последняя операция почти закончилась, я вдруг обнаружил, что сделал только один глаз! Какая досада! Прекрасное лицо Элис с разными глазами выглядело нелепо, как старая выпотрошенная кукла.

- А мне нравится, - сказал кто-то за моей спиной.

Но я уже знал Ее голос.

- У тебя странный вкус, - сказал я Смерти.

- Это мало кого волнует. Собирайся.

- Что? – не понял я. – У меня последняя операция, я не могу.

- Ты не понял, - она опустилась в то самое кресло. – На этот раз я за тобой.

- Разве… уже пора?

Она кивнула и махнула мне рукой, мол, поторапливайся.

- Ты последний.

- В смысле? Последний где?

- Как где? В Городе. Остальные уже ушли. И не сопротивлялись, прошу заметить.

- Ушли? Ты что, забрала их? Но почему? Почему все?

- Ты согласился заплатить цену. Я сказала, что решу сама. Так вот я решила: за каждую операцию, за каждую отсрочку я забирала кого-то из города. Теперь он пуст, и я пришла за тобой.

- Но… Как же Элис? Что будет с ней?

- О, за нее не беспокойся. Благодаря тебе она теперь бессмертна. В ней больше нет того, что могло бы умереть.

Я смотрел на бледное любимое лицо. Разве не прекрасная новость? Моя любовь… Теперь она не сможет сломаться и погибнуть! И я, я сам, своими руками сделал ее такой! Разве это не дело, посильное богу?

Смерть, будто подслушав мои мысли, хмыкнула.

Элис открыла свои нелепые разные глаза. Осторожно дотронулась до швов на голове. И посмотрела на меня.

- Элис! Ты проснулась!

- Что… Что ты наделал, Джек?

- Элис, ты будешь жить! Жить вечно!

Я покрываю поцелуями ее холодное лицо, механические руки. По моим щекам текут слезы радости – наконец-то! Наконец-то я починил ее, придал совершенную форму! Но Элис молчит, она не шелохнется. Только механическое сердце гулко стучит в ее груди.

- Но я не хочу… - она говорит, но я не понимаю ее слов. – Я не хочу…

- Все, идем! – Смерть резко поднимается, и какая-то неведомая сила отрывает меня от жены, притягивает к черному балахону. – Время вышло.

- Стой! – Элис вскакивает со стола, бросается к нам. – А мне что теперь делать?

Смерть смотрит на нее. Готов поклясться, она улыбается.

- Жить, что же еще.