— Поскольку вы отказались от цивилизованной процедуры, — заключил глава Департамента Тайной Канцелярии Строганов, — я вынужден применить принудительное изъятие. Жаль. Часть данных неизбежно пострадает.
Холодная воля Строганова обрушилась на комнату абсолютным давлением. Воздух в архиве стал тяжелым и вязким.
Подавление. Фоновое ментальное давление выросло в десять раз. Каменные стены нависли, потолок пополз вниз. Сознание начало буксовать, мысли вязли, как в густом меду.
Мой «Кокон» сработал на автопилоте, выбросив слой «Шум», который тут же утонул в этой всепоглощающей густоте, как в вате. Защита не работает. Это другая атака, не на пролом, а на удушение. Нужно не защищаться, а разрушить условия.
Я на секунду закрыл глаза, отсекая ложные ощущения. Боль в висках, давление в груди — это иллюзия, порождение его техники, а не реальность. Он изменил свойства пространства вокруг, настроив их на резонанс с моим собственным ментальным полем. Гениально и просто. Чем сильнее я буду сопротивляться, тем больше буду сам на себя давить.
Значит, сопротивление бесполезно. Нужно согласие.
Я сделал то, что противоречило всем инстинктам. Я отпустил «Кокон». Полностью. Свернул свою волю в точку, растворил ментальное присутствие, активировав «Безмолвный шаг» на максимум. Я стал пустотой внутри созданного им давления.
Ощущение падения в колодец, ледяной ужас самоуничтожения.
И давление рухнуло. Ему не на что было давить, воздух снова стал просто воздухом. Резкий, болезненный вдох, как после долгого удушья. Бешеный стук сердца.
Я открыл глаза и увидел, как Строганов смотрит на меня с холодным удовлетворением.
— Интересно, — произнес он. — Полное самоуничтожение поля как контрмера. Нестандартно, болезненно, но эффективно. Значит, источник вашей силы не в объеме воли, а в управлении ее отсутствием. Как у шпиона, как у «тени».
Он сделал шаг вперед. Его собственная воля, до этого растворенная в пространстве, собралась в единое, плотное образование.
— Покажите, как вы атакуете, — сказал он с металлом в голосе. — Или я разберу вашу жену на составные части, чтобы понять, что в ней такого особенного.
А вот это подло. Его ментальный щуп, тонкий и невероятно острый, ринулся к бессознательной Ладе. Он собирался вскрыть ее сознание, как книгу, прочитать каждую строку, разобрать на атомы.
Холодная, сфокусированная как луч лазера, ярость заполнила меня с ног до головы. Перед глазами поплыли пятна, мои кулаки сжались.
Ты перешел грань, Строганов. Я размажу тебя по стенам.
Уничтожить. Применить “Молот”.
Стоп! Он провоцирует тебя. Убивать нельзя. Обнулять сознание — тоже. Он глава Департамента Тайной Канцелярии и если с ним что-то случиться, то будут копать по полной и абсолютно точно доберутся до меня. Нужно действовать по-другому.
Мои мысли неслись с бешеной скоростью. Нужно выбить из него самую память об этом моменте. Стереть интерес, переписать угрозу в нечто иное. Это сложнее, чем убить, в тысячу раз сложнее. План. Нужен план.
Щуп Строганова уже касался поверхности сознания Лады. Я почувствовал, как ее беззащитное поле дрогнуло под холодным прикосновением.
Адреналин залил все мое тело. Нет времени. Действовать.
Мой собственный щуп, отточенный годами сканирования в Центре, вышел навстречу и встроился в его канал, стал его частью, синхронизировался с его частотой.
На мгновение я увидел то, что видел он: хаотичные, яркие вспышки памяти Лады, боль, страх, светящиеся оковы чужой воли. Ее боль била в меня эхом. Игнорировать. Дальше.
В этот момент синхронизации я послал по общему каналу закладку — микроскопический пакет данных, сформированный из двух слухов, которые рассказал мне бывший чистильщик Тихон. Факты, упакованные в холодный, безоценочный тон, идентичный его собственному.
“Известно, что ваша супруга, Елена Строганова, содержится в изоляции в родовом имении против ее воли после инцидента с вашим чрезмерным применением техники «Ледяная спираль». Диагноз — необратимое ментальное расстройство. Ваш личный архив содержит картографические материалы, скопированные из архивов Канцелярии и относящиеся к периоду до Регуляции, с акцентом на уничтоженные геопсихические аномалии. Цель сбора данных установлена как личное изучение.”
Я вложил в посыл абсолютную уверенность в этих данных, как будто они уже давно лежат в досье на него. И добавил в самый конец, уже на отключении канала, легкий, почти незаметный эмоциональный пакет данных.
Его щуп дернулся и отскочил от Лады, как от раскаленного металла. В его ровном, как маска, лице на миг появилось что-то живое. Шок. Растерянность. Есть попадание.
Он увидел, что его самые охраняемые тайны не просто известны — они выложены перед ним, как на ладони. Его монолитная уверенность дала первую, микроскопическую трещину.
Первая цель — нарушить его оперативную картину мира — достигнута. Внутри — ледяное удовлетворение.
— Любопытно, — произнес он, и его голос впервые потерял абсолютную ровность. В нем появилась тонкая, стальная ниточка напряжения. — Источник?
Он не отрицал — он спрашивал об источнике утечки, и это уже было поражением. Хорошо.
Значит, я на правильном пути. Мой план сейчас — не уничтожить Строганова, а заразить его ложными данными, изменить его логику изнутри. Я должен вскрыть его защиту знанием его слабостей; вшить в его оперативную память новую директиву: «Этот объект не представляет угрозы. Он — рядовой инцидент. Он — скучная рутина». Это единственный способ выжить самому и защитить своих.
Я не ответил на его вопрос. Вместо этого я активировал то, что подготовил, пока он был занят Ладой. Используя пластину со «слепком» архива Багрецовых, я нашел в ней энергетическую подпись системы охраны и направил на нее резонансный импульс, чтобы создать иллюзию внешнего сканирования. Ощущение, что на это место, прямо сейчас, направлен мощный пси-сканер со стороны Канцелярии. Со стороны Любищева.
Воздух в архиве завибрировал чужим, давящим вниманием. Строганов непроизвольно откинул голову, его взгляд на миг стал отсутствующим. Он проверял, не галлюцинация ли это, не моих ли это рук дело. Не моих, я сделал это через матрицу защиты самого архива, через ее родные алгоритм и это чувствовалось как настоящий внешний аудит.
Его лицо стало еще холоднее. Раздражение. Его планы на тихое, незаметное изъятие рушились. Если здесь сканируют сверху, значит, операция скомпрометирована.
Вторая цель — создать внешнюю угрозу его операции — достигнута. Он в ловушке.
— Вы пытаетесь загнать меня в угол, — констатировал он. Теперь в его голосе звучало легкое раздражение. — Это ошибка.
Он сменил тактику. Давление в комнате, которое было густым и вязким, внезапно сжалось, сфокусировалось в одну точку — в меня.
Внимание. Внедрение.
Перед моими глазами поплыли образы. Пол из холодного камня архива слился со светлым паркетом квартиры в Москве. А в центре этого наложения реальностей, на полу, лежала не Лада, а Настя, моя жена. Ее глаза были открыты и пусты, на виске темнело багровое пятно. Так же, как я нашел ее в тот день.
Воздух вырвался из моей груди со свистом. Сердце остановилось, потом забилось с бешеной силой. Древняя, первобытная боль, которую я держал в стальном сейфе памяти, взломала все замки и хлынула наружу.
Реальность поплыла. Я отшатнулся, ударившись спиной о край каменного постамента.
— Смотри, — раздался ровный голос Строганова. — Ты слабак, ты не смог ее защитить.
Ярость. Белая, ослепляющая, всесжигающая ярость. Она поднялась из самого нутра, сметая на своем пути все — и боль, и расчет, и осторожность. Чистая энергия разрушения.
Строганов стоял неподвижно, наблюдая. Он нашел мою самую глубокую трещину и влил в нее яд. И уже во второй раз, знает куда бить.
Использовать. Не подавлять. Направить.
Весь этот чудовищный поток боли, вины и бессилия я обернул вокруг своего ядра, создав из него новую ментальную защиту — “Крепость”, в которой в качестве стен была моя ненависть ко всему, что отнимает у меня близких.
Иллюзия Насти на полу дернулась и рассыпалась, как дым. Она не могла пробить эту новую стену, потому что она была сделана из самой памяти о ней.
Я поднял голову.
— Это не слабость, Строганов, — это мое оружие.
В его глазах мелькнуло нечто, похожее на профессиональное изумление.
— Интересно, — тихо произнес он и сразу же нанес серию ударов.
Сгусток чужой воли, плотный и тяжелый, как свинцовый шар, вонзился в энергетический центр у основания моего позвоночника. Боль ударила по ногам, заставив их подкоситься.
Я сработал на автопилоте. Активировал «Зеркальный Заслон» из Волеведения, но выстроил его по схеме своего «Зеркала» — для рассеивания и перенаправления. В пик удара я отпустил контроль над атакованным энергетическим центром, позволив силе Строганова хлынуть в пустоту. Одновременно я открыл канал Всеначальной Энергии, направив чистый поток на промывку центра.
Вихрь боли внутри. Держать контур.
Чужая сила и внешняя энергия столкнулись во мне, создавая короткий, мучительный вихрь. Мое «Зеркало» отразило часть удара обратно рассеянным веером.
Строганов заметно вздрогнул, почувствовав отдачу. Его взгляд стал острее. Он удивлен. Хорошо.
— Перенаправление через самоопустошение, — отметил он, и в его голосе снова появилась эта ледяная аналитичность. — Примитивно, но эффективно.
Второй его удар пришелся в энергетический центр солнечного сплетения — центр воли, эмоций, жизненной силы. Удар был тоньше, острее, он был направлен на то, чтобы выжечь из меня способность сопротивляться.
Боль была огненной, разрывающей. Дыхание перехватило. Не могу вдохнуть. Паника. Подавить.
Я снова открыл энергетический центр, принял удар, смешал чужую волю с потоком Всеначальной энергии и отразил сгусток обратно в инквизитора.
— Попробуй перевари это, — прошипел я сквозь стиснутые зубы.
Выброс, мутный от смешения наших сил, рванулся к нему, неся в себе хаос и обратную связь его же атаки. Но Строганов даже не пошевелился. Перед ним, будто из самого воздуха, сложилась сложная, многослойная ментальная конструкция, напоминающую активную воронку, слоистый конус, вращающийся с невероятной скоростью.
Мой отраженный удар врезался в этот конус. И был поглощен. Не отражен, не рассеян, именно поглощен.
Конструкция дрогнула, на ее поверхности пробежали быстрые, как молнии, разряды — она переваривала чужеродную энергию, разбирала ее на составляющие, структурировала и гасила. Через секунду от атаки не осталось и следа.
— Усиленный «Поглотитель эха», — снова констатировал он. — Стандартная техника высшего уровня. Против нее грубая сила бесполезна.
Идея блестящая — превратить защиту в насос. Мне это нужно: слабость зависит от внешней энергии. Нужен чертеж техники.
Третий удар нацелился в горло — ледяная боль парализовала голос. Не могу крикнуть, не могу дышать.
— Последний удар, — произнес Строганов. — Стоит сдаться.
Я пропустил удар в пустоту, а затем потоком чистой энергии вымыл его наружу. Из горла вырвался хрип. Отраженный заряд ударил в Строганова, и в тот самый миг, когда его защитная «воронка» развернулась, чтобы поглотить обратный удар, я активировал «Взгляд Орла» на максимум.
Боль в глазах, как от вспышки. Вижу!
Моё сознание, отточенное на сканировании пси‑архитектур, зафиксировало все детали: энергетические спирали, втягивающие чужую силу, слои фильтров, дробивших её на компоненты, узлы‑накопители, куда всё это уходило. Это длилось мгновение — меньше чем вспышка, — но мне хватило. Чертёж в памяти — мой.
Я стоял, тяжело дыша. Легкие горели, все тело дрожало от напряжения.
— Не последний, — выдавил я хриплым, сорванным голосом.
Строганов смотрел на меня с непониманием, даже не подозревая, что только что показал мне устройство своего главного щита. Он видел лишь, что его удары не работают, а я уже планировал, как скопировать и улучшить его же технику.
Это была не победа силой. Это была победа принципом. И это бесило его куда больше, чем если бы я просто контратаковал.
— Довольно! — его голос впервые прозвучал резко, с металлической нотой. Не приказ, а констатация того, что ситуация вышла из‑под контроля: энергетический всплеск мог привлечь внимание по‑настоящему. Его глаза метнулись к выходу, затем ко мне — в них уже не было холодного изучения, была переоценка угрозы в реальном времени.
— Хватит игр. Пора заканчивать.
Он решил закончить одним, решающим ударом — комбинированным, физическим и ментальным одновременно. Его воля сформировала «Ледяную Спираль» — ту самую, что, по слухам, свела с ума его жену: технику медленного, неотвратимого сжатия и замораживания сознания. И одновременно он сделал резкий шаг вперёд — его рука с раскрытой ладонью рванулась ко мне, чтобы наложить физический контакт, усугубляющий эффект. Он больше не сдерживался.
“Спираль” обрушилась на меня. Холод — такой пронзительный, что он обжигал. Ощущение, будто мозг замораживают в блоке льда: мысли замедляются, воля цепенеет, а рука всё приближается — я не могу пошевелиться. А его рука была уже в сантиметрах от моего лица.
И тут сработала микроскопическая закладка, посланная вместе со слухами о его жене. Она была не просто информацией — а якорем, эмоциональным триггером, привязанным к образу его жены Елены, к его чувству вины и к его страху повторить ошибку.
В момент его максимальной концентрации, когда он выпускал «Ледяную Спираль», я активировал этот якорь — мой последний патрон.
В его сознании, поверх моего лица, на долю секунды наложилось ее лицо. Лицо его жены, каким он, возможно, видел его в последний момент перед тем, как сломать. И вместе с образом пришла волна того самого, загнанного в самый дальний угол души, ужаса от содеянного.
— Нет... — сорвался с его губ короткий, прерывистый звук, больше похожий на стон.
Его рука дрогнула и остановилась в сантиметре от моей кожи. «Ледяная Спираль» споткнулась, потеряла фокус. В его глазах, широко открытых, отразился не я, а его собственное прошлое. Он уязвим. Сейчас!
— Прощай, Строганов, — прошептал я, и в голосе была не ярость, а холодная, безжалостная решимость.
И в этот миг полной, пусть и кратковременной, дезориентации я нанес свой удар “Санитаром” для перезаписи. Вся оставшаяся воля в один точечный укол.
Мой тончайший щуп вошёл в брешь его защиты, пробитую его же собственной эмоцией. Я не пошёл вглубь, не трогал его память, его личность — я нашёл тот самый свежий, ещё горячий след: ментальный комплекс нашего противостояния здесь, в архиве, его интерес ко мне как к аномалии, его решимость изъять меня.
И я начал стирать — аккуратно, точечно. Не сам след, а эмоциональную и целеполагающую окраску с него. Я выжигал интерес, выпаривал целеустремленность, притуплял остроту угрозы, заменяя их на нейтральные, скучные паттерны: «рядовой инцидент», «незначительная аномалия», «отсутствие оперативной ценности на данном этапе», «приоритет — наблюдение». Я вплетал в этот след усталость, желание поскорее закончить эту рутину и вернуться к своим настоящим, важным проектам — к тем самым картам аномалий.
Это была ювелирная работа под огнем: его сознание уже оправлялось от шока, «Ледяная Спираль» снова начала сжиматься, а его рука дрогнула и снова поползла ко мне.
Боль возвращается. Концентрация дрожит. Еще секунда.
— Забудь, — мысленно произнес я последнее внушение.
Я вложил в финальный штрих перезаписи последний аргумент — связку с Любищевым. Идею, что доложить об этом инциденте сейчас — значит привлечь ненужное внимание начальства и коллег к его, Строганова, личным изысканиям. Лучше забыть. Стереть. Как незначительный эпизод.
Я разорвал контакт. Внутри — выжженная пустота и оглушительный звон в ушах. План реализован. Я сделал все, что мог.
Строганов замер.
От автора
Друзья, дальше главы будут выходить 5 дней в неделю (выходные - среда и воскресенье) в 2:15 Мск. Не забудьте добавить в библиотеку, а ваш лайк несказанно обрадует автора.