Зевсом сквозь завесу жизни
Новый бог из механизма
Поднимал меня над рампой,
Но амфитеатр спал.
Посейдоном из пучины
Novum deus ex machina
Поднимал меня над бездной,
Но была любовь слепа.
Незнакомое предместье.
Был Аидом я впечатан
В документы жирным штампом.
Вечно рядом, но не вместе.
Атлас скривился от боли и вскрикнул. Он рефлекторно схватился за висок — неприятное ощущение вызвала перегрузка рецепторов. Но почему-то всё равно стало легче от прикосновения.
— Больно, — воскликнул он.
Информатик поспешно убрал руки от клавиатуры и замер над ней, как хирург над пациентом.
— Ну, извини, — сказал он Атласу, — я предупреждал, что всего лишь учитель информатики. Сворачиваться?
Атлас расслабил мышцы лица, вспышка боли ушла, он отчётливо видел все блоки визуализации и мог фокусироваться на них внутренним зрением.
— Нет, всё в порядке, — ответил он, — продолжай.
— Ладно, — пробормотал информатик и опустил пальцы на клавиши.
Его лысина блестела испариной. Тщедушный и болезненный очкарик вообще-то нарушал сейчас закон. А, кроме того, посещал центр по доброте душевной. За бюджетные крохи обучать агрессивных малолеток в своё свободное время – то ещё развлечение.
— Спасибо тебе, — тепло выговорил Атлас, приваливаясь спиной к выщербленным световым плиткам компьютерного класса.
— Сиди. Немного осталось, – отмахнулся информатик.
– Да нет, серьезно, спасибо. Ты здорово помогаешь с этими сорванцами. Без тебя их гибло бы на улицах намного больше. Каждый день появляется какая-нибудь новая синтетическая дрянь, банды вербуют новичков, а теперь ещё и настоящие религиозные войны назревают…
— Понаехавшие поехавшие, – прокомментировал информатик, не отрываясь от дисплея.
Атлас открыл глаза и грозно проговорил:
— Эй, педагог.
Лукавый взгляд информатика блеснул из-под очков.
— Я просто повторяю афоризмы. — Он усмехнулся. — А ты — настоящий директор.
— Да какой я директор, — вновь откинулся Атлас и закрыл глаза. — Так, самодеятельность на пустом месте. Кому нужен общественный центр посреди гетто? Борюсь с мельницами, пока школьников режут нелегалы.
— Персидские детки — тоже детки. Их здесь полно. И они играют вместе со всеми, не подозревая о будущем, которое Полис им готовит. Ты сам знаешь. Это взрослые с ума сходят.
— Вчера одна устроила скандал. Говорят, она ударила ребенка.
— Знаю. Видел.
Атлас ошарашенно посмотрел на него, потом опять закрыл глаза и расслабился.
— Безумие какое-то, — пробормотал он, — всё хуже и хуже.
— Ничего, персы обвыкнутся, и всё снова войдёт в колею. Как всегда. Я закончил.
Атлас открыл глаза. Информатик вытаскивал шнуры.
— Ох, — спохватился Атлас и стал проверять результат. — И правда.
Атлас даже не заметил, как в визуализаторе появился ещё один блок. Он переключил ячейку и смог получить доступ к электронике заднего двора своего «Центра социальной поддержки». В ходе проверки, он подключился к объективам видеокамер наружного слежения и насторожился:
— А это ещё кто?
— Где? — незаинтересованно спросил собирающий лэптоп информатик.
— Там, — Атлас поднялся, лихорадочно завершая обработку. — К нам, похоже, телевизионщики приехали.
Атлас перенастроился на вид из собственных глаз и широко зашагал из класса. Заметив его, стоящие на лестнице подростки что-то быстро спрятали в карманы кенгурух.
— Добрый вечер, — учтиво сказали татуированные клочками стриженные ученики.
Проносясь мимо, Атлас потрепал попавшуюся под руку макушку ближайшего, бросив с улыбкой:
— А от футбола ногти не чернеют.
Дети в ответ лишь смущенно улыбались, а один всё же придумал ответку, когда Атлас уже спрыгивал с последней ступеньки:
— На ногах зато! Чернеют.
— Тоже не от футбола, – крикнул, задрав голову, Атлас и заспешил по коридору, пробормотав себе под нос, — а от неумения. Всё — от неумения.
В холле он стал продираться сквозь щебечущую, переодевающуюся толпу и столкнулся с проделывавшим такие же телодвижения высоченным красавцем в шикарном костюме-тройке.
— Ох, — сказал тот и отступил на шаг, проскользив подошвой по полу, чтобы не наступить на стоящего позади него мальчугана, разглядывавшего его с открытым ртом, ковыряя при этом в носу.
Мальчугана пододвинул следовавший за красавцем горган. За ним вообще следовала целая свита из силовиков и фотографов, а сверху ещё и жужжали квадрокоптеры.
Атлас мгновенно узнал звезду телеэкранов.
— Городской оракул, – констатировал он изумленно.
Чиновник блеснул рядом инкрустированных зубов.
— А вы, конечно же, Атлас — руководитель центра социальной поддержки. Или же называть вас просто — «подследственный»?
Уж чего-чего, а этого Атлас не подозревал. Горакул добренько полуулыбался, и было не понятно: шутит он или нет.
— Я арестован? — высказал неуверенное предположение Атлас.
Вдруг гор. оракул продемонстрировал резкий переход от благожелательности к нападению, что он часто демонстрировал в своей телепередаче в праймтайм:
— Вы руководитель молодежной организации, участники которой совершили преступление. Какой пример вы подаете своим подопечным, профессор?
Но Атлас уже взял себя в руки и готов был парировать, зная, что он на своей территории и ни в чём не виноват.
— Какой пример подаете вы здесь, Горакул? — Атлас положил ладони на плечи переводящего взгляд с одного мужчины на другого ребенка и приосанился. — Мы не разрешаем играть с дронами в помещении.
Горакул вплотную шагнул к Атласу, вглядываясь в него:
— А вести видеосъёмку вы разрешаете, а, должностное лицо? Или все гаджеты на территории центра контролируются с одного узла? Интересно, где мы его найдем, если поищем?
— Это муниципальный объект. Показывайте разрешение и ищите, сколько понадобится.
— Хохо, найдём обязательно! – Горакул вновь заулыбался и отодвинулся назад, — Но не сегодня. Подождём до следующего выпуска «Приговора».
Г. оракул профессиональным жестом показал знак «мир» в объектив крутящегося вокруг оператора.
— Посмотрим всей семьей, — съязвил Атлас. — Вы — отличный ведущий. Были бы ещё и оракулом стоящим…
— Одно другому не мешает. Да детки? Хотите в телеэфир?
Горакул уже потерял интерес к разговору и откровенно глазел по сторонам.
— Ребята, скажите дядям «прощайте» — они уже уходят, — заявил Атлас.
— Тяжелую ношу вы взвалили на плечи, Атлас, — ухмыльнулся через плечо Горакул. – Удержите?
Киношники ушли вместе со всем жужжащим летающим оборудованием и охраной, а за ними двинулась глазеющая толпа малолетних зевак.
— Эй, занятия вообще-то идут! – воскликнул Атлас.
Он покопался мысленно в визуализаторе единого узла управления напичканного электроникой Центра, мгновенно нашёл контроллер парадных дверей и закрыл их. Дети упёрлись носом в оргстёкла и разочарованно повернули назад.
Внимание атласа привлекла индикация одной из наружных камер. Он увеличил изображение и распознал надпись «Внимание: применение насилия».
«Это еще что?», — вздрогнул Атлас.
В квадрате визора шла потасовка на парковке. Атлас выругался, мигом сориентировался куда бежать и на пределе скорости бросился по коридору. И в окно. Попутно вызывая горганов, пробежал по рубероиду покатых крыш гаражей, перемахнул через ослепительный неон рекламы и стал выслеживать по ближайшим камерам детей, чтобы заблокировать им проход к месту стычки.
Спрыгнув на мусорный бак и тротуар, он подбежал к парковке, где увидел, как группа персов, крича и размахивая подручным оружием, стояла напротив дюжины местных ребят, прижимавших к себе рыдающих персидских малышей. Кто ножом, кто пушкой они угрожали персам расправой над их детишками. У всех были осоловевшие глаза, а крик выходил вместе с пеной из сжимавшихся судорогами глоток. Многие ребята были бритыми наголо, в бриджах с подтяжками и сапёрных ботинках.
Местные не собирались отступать и вообще предпринимать каких-то адекватных действий. Они были невменяемы, а персы уже просто плакали от отчаяния, ненависти и беспомощности.
В управлении городских органов диспетчер раздражающе тянул время, выспрашивая подробности, время шло и нужно было что-то делать. Атлас заметил в парке несколько детских дронов, мигом взломал их программы, взял под контроль и направил к парковке, решив, что для чего-нибудь они да пригодятся. Затем он понял, что надо аккуратно навести переполох, лишь бы парни перестали держать взведенные пистолеты у висков малышни. Атлас нашёл у себя в нейропанели нужные точки доступа и слегка приподнял подколёсные стопоры у парней под подошвами. Это произвело желаемый эффект – ребята в замешательстве уставились себе под ноги, отвлеклись на новую угрозу и стали отходить. Волнами двигая стопоры, Атлас погнал парней к съезду. Молодчикам приходилось следить за персами, продолжая сыпать оскорбления в их адрес, смотреть, куда сделать следующий шаг, чтобы не споткнуться и оглядываться, так что детей они уже просто старались не выронить, и по крайней мере убрали от их голов оружие. Когда парни оказались в зоне действия шлакбаума, Атлас крутанул его на максимальной скорости, метясь по шеям бесновавшихся молодчиков.
Вот теперь и пригодились дроны, которые как раз подлетели из парка. Дежурная по телефону наконец-то согласилась вызвать наряд на место происшествия. И до приезда силовиков нужно было как-то удержать нелегалов от линчевания обдолбавшихся молодчиков. Атлас на всю метровую высоту выдвинул стопоры на пути у персов и тут же атаковал их жужжащими аляпистыми летающими игрушками.
Атлас бросился в кучу-малу, уворачиваясь от свисающих хвостов квадрокоптеров, отталкивая всех, кто попадался на пути другим под ноги, и стал отбирать у парней детишек. Ох и многие же получили по шее в этот момент. Атлас шлагбаумами, стопорами и отбойниками мешал трезвеющим парням бежать, отпихивал и давал зуботычины персам, связывал попарно подтяжками и вылавливал из всей этой мешанины малышню, чтобы никто из деток не пострадал. Хватающие детей персы, всхлипывая и утешая плачущих, прижимали их к себе и быстрей покидали опасное место свары, так что постепенно становилось легче контролировать ситуацию. Связав последнюю парочку парней, Атлас с тяжелым стоном облегчения распрямил спину и оглядел окрестности.
В одном месте, как раз напротив съезда парковки, визор гличевал. Чтобы рассмотреть этот участок дороги, Атлас подключился к видеокамере одного из коптеров и развернул его объектив. Там, оказалось, тусовалась дружная компашка телевизионщиков, перед камерами которых активно размахивал руками Горакул. Окружавшие их горганы стояли столбиками, скрестив руки на паху, и даже бровью не вели, глядя на потуги Атласа спасти ситуацию.
— Ясно, — сплюнул Атлас. — Ну, конечно. Теперь понятно. Вот же сволочи…
Стоявший за спинами операторов техник что-то сказал Горакулу. Тот обернулся, поискал взглядом объектив коптера, озарил его улыбкой и даже помахал, отвесив Атласу поклон. Тут же с визгами сирен и тормозных колодок примчались экипажи оперативников городских органов, и Горакул, не сбавляя градуса сарказма, раскланялся и перед ними тоже. Персы, как только показались мигалки, заторопились ещё быстрее, улетучившись с места происшествия. А Атлас замер, ожидая, что будет, пока вокруг него лихо останавливались автозаки.
Высыпавшие бисером из машин горганы похватали молодчиков, мельтеша вокруг Атласа, задевая его плечами, но при этом абсолютно его не замечая. Так же быстро волна схлынула, дверцы захлопнулись, и потихоньку улеглась пыль от взревевших дюз.
Атлас молча смотрел, как через весь двор Центра к нему чинно идёт супруга. Она подала ему пиджак, и они под руку зашагали к дому.
В девять вечера Атлас в подштанниках и майке суселся на диван в зале и выключил мелькавшую видеоигру.
— Эй, – завозмущались его сын с дочкой, но сразу притихли, заметив, что он не в духе.
Что выражалось странной спокойностью его обычно смешливого взгляда.
— Забирайтесь сюда, — сказал он детям, похлопав по дивану. — Папу покажут по телевизору.
Его Супруга также присела на краешек дивана и со строгим выражением лица вся обратилась во внимание.
Рекламу сменила заставка программы «Приговор». Вернее, её праздничная заставка.
— В эфире особый спецвыпуск, – вещал пафосный закадровый голос на фоне бликующих рядов зрителей, проносящихся где-то внизу в макросъемке, чтобы телезритель смог оценить масштаб происходящего на экране. – А вы знаете почему – в нашем любимом уютном оберегаемом олимпийцами Полисе… – на экране мелькали взрывы и фейерверки, зрелищные съёмки Олимпа и снизу вверх всю команду неотэев, – …произошло нечто экстраординарное! Что это? Преступление или допустимая активность? Решит наш особый представитель закона — городскоооой оооооракууул!
Из тьмы в лучи прожекторов выпорхнул элегантный смущенный вниманием, но не настолько, чтобы не принимать его как должное, высокий мужчина в элегантном костюме-тройке с ослепительной инкрустацией на зубах.
— Я здесь, чтобы рассудить, – сказал он, подмигнув в камеру, – и вынести… Что?
— Приговор!!!, — заорала хором толпа.
— Хаха, да, да. Приговор, совершенно верно, — улыбаясь, Горакул под аплодисменты занял своё место на подиуме рядом со стильной кафедрой. Камера крупным наездом подчеркнула лежащий на подставке из слоновой кости золотой молоток.
— Господа. Граждане. Друзья, — начал став серьезным Горакул. — Сегодня дело рассматривается очень непростое. Сегодня — народ Полиса против любимца Полиса. Нам предстоит вспомнить самые глубинные истоки человечности и справедливости, столкнувшись с шокирующим злом, пригретым нами в оплачиваемой (нашими же налогами!) обители социальной поддержки и взаимопомощи… Но, увы, благим начинаниям не всегда дано воплотиться. Например, изначально целью постройки вот этого – внимание на экран! – общественного центра являлось оказание помощи малоимущим семьям в процессе воспитания и досуга. Городской бюджет, то есть мы с вами, обеспечивает работу нескольких учителей, воспитателей, тренеров, поваров и уборщиков. Для чего? Чтобы в этих стенах без малейшего контроля со стороны родителей или муниципалитета в детские уши вливали пропаганду национализма?!
— Нет! — возмущенно зароптал зал, по крупному плану лиц которого пробежался видоискатель оператора.
— Почему «нет»? – деланному удивлению Горакула не было предела. – Смотрите, ведь дети заперты в кабинетах, они открыты новому. Почему бы педагогу, безраздельно властвующему над неокрепшей психикой, не отравить детские умы проповедями о неизбежности насилия? О чистоте расы? О праве на применение силы в своём доме, в своём дворе, в своём Полисе? Что? Вы говорите, это незаконно? Разумеется! Это еще как незаконно! Это негуманно! Это нечеловечно! Это противно самой природе. Смотрите, все мы знаем, какой ужас и какие бедствия творятся вокруг нашего Полиса: войны, теракты, анархия, – произнёс Горакул последнее слово как самое мерзкое, что может существовать в словаре. – Из этой нестабильной обстановки — очевидно — разумные родители, не желающие своим детям участи сирот и смертников, приходят в Полис, в наш дом. У нас есть возможность оказать гостеприимство и обеспечить безопасность всем нуждающимся. Это факт! Наша сильная управляющаяся Миносом экономика стабильна, наша силовая сфера обеспечивает правопорядок с помощью великих олимпийских неотэев. И наш долг — принять просьбы о дружбе и заботе. По древним традициям человек в помещении снимает головной убор, там самым свидетельствуя, что он во власти радушного хозяина дома: моя голова преклонена, что ты будешь со мной делать? Что нам делать с гостями, скажите? Наш долг, наша святая обязанность — проявить милосердие, оказать гостеприимство и ответить радушием в равной степени. Гость снял перед нами головной убор – символизирует ли это наше право распоряжаться его жизнью по своему усмотрению? Это великий грех! Древняя традиция (и сама природа) учит нас отдать ближнему своему лучшее: самый тёплый очаг, самый сытный ломоть, самую мягкую постель, самый вкусный глоток. Гость становится хозяином в нашем доме, а мы — его слугой, охранником и гидом. Так велит сердце. Но что мы видим? Внимание на экран! Сегодняшний инцидент. Натасканные на махровый национализм молодчики сошли с ума от жестоких лекций в общественном центре и, не отходя далеко от его стен, прямо на парковке, решили уничтожить наших гостей, мигрировавших сюда в поисках защиты. И что получили бедные беженцы? Разве мало они настрадались? Разве мало они пролили слёз? Разве мало пережили они ужаса за судьбы своих детей? И вот — смотрите — в сердце нашего мирного прекрасного Полиса что их ожидало? Новое горе! Новый страх. Новая боль. Нацисты, я не побоюсь этого слова, обдолбанные нацисты, смотрите, уличная камера запечатлела момент приёма наркотиков этими же парнями. Смотрите те же лица, та же одежда. Внимание на время съёмки. А вот, чуть позже, парковка общественного центра социальной поддержки, руководителем которого является некто Атлас, протеже трёх Питов. Что происходит на парковке? Нацисты похитили совсем маленьких… смотрите там младенцы… деток у гостей нашего Полиса и угрожают им расправой… Боже мой, да какой вообще изверг может надоумить на это молодых парней?! А? Не человек - машина. А, может быть, ей и является заигравшийся в бога безраздельный владыка местного общественного центра? Родители отправляют туда детей в надежде получить у города помощь, так как не справляются, не находят времени на воспитание, уставая на двух работах. А то и трёх. Город берёт на себя их тяготы, строит центр социальной поддержки, но недостаточно финансирует инспекционные органы, чем пользуется директор Атлас, подминая под себя весь контроль над данным участком. Давайте повнимательней вглядимся в эту фигуру. Кто вы, загадочный профессор? Педагог, воспитывающий наше подрастающее поколение, — наверняка такую должность, как руководитель социального центра, не может занять подозрительная личность?.. А вот и может! Обманом и подкупом корпорация трёх Питов, с помощью своей программы «Двор мечты» (Или лучше назвать её «вор мечты2 или «мечта вора», а?) подминает под себя образовательную отрасль участков, отведённых ей, то есть корпорации Пифия, под застройку. Наши умелые канавокопатели, хаха, о да, мы оценили ваше умение бурить по прямой, но каким ветром вас, господа Питы, занесло в систему благоустройства, а? Что вы можете построить, копатели? Могилы? Но тем не менее Питы трудоустраивают Атласа и заминают его тёмное прошлое. Но даже с их подачи наш, с позволения сказать, педагог не может найти себе места в школе. Почему, спросите вы? Потому что он был с позором изгнан, уволен, спроважен из школы номер шестнадцать, где Атлас пытался закрепиться директором, но такое подозрительное лицо было поймано на коррупции и должно было попасть в исправительные казематы. Но увы, вмешались Питы и пристроили бедолагу в центр социальной поддержки для налаживания новых коррупционных потоков. Никакие источники обогащения не чужды нашим неутомимым тунелекопателям, а доступ к бюджету у руководителя центра какой-никакой, но был. Однако даже Питы, наверное, были в шоке от того, в какое чудовище превратился их протеже. Смотрите. Внимание на экран. Что мы видим? Вот и вот. В парке — детские дроны. Их легко идентифицировать. Время. А вот эти же дроны атакуют приезжих. А вот один из этих дронов шпионит за нашей съёмочной бригадой. Кто же наблюдает за нами по ту сторону? Надо же, кто тут у нас! Руководитель центра Атлас, собственной персоной. Что он делает на месте происшествия? Тут и тут. Бьёт наших гостей вместе с нацистами. Но это цветочки. Масштаб зловещей личности Атласа вам, дорогие зрители, ещё предстоит оценить. Каким образом он смог без доступа к Сети, без компьютера подчинить себе летающие в сотнях метров от места событий беспилотники? Смотрите, что это? По ногам мигрантов бьют специальные, использующиеся для фиксации транспорта на парковке, механические противоугоны. Муниципальная зона оказывается просто напичкана электроникой. Как и наш экс-директор! Следствием установлено наличие в организме Атласа незаконных имплантов и тканезаменителей, биопротезов и прочей бездушной атрибутики, свойственной механизмам, а не добропорядочным гражданам. С помощью неё Атлас превратил центр социальной поддержки в эпицентр нацистской риторики и настоящий наркокартель. Все вы, наверное, лечили, к примеру, зубы и знаете, что любое, даже малейшее, хирургическое вмешательство требует анестезии и обезболивания. Сколько же наркотических, вводящих в транс галлюциногенов ввёл себе этот объект, покрывая себя электроникой с ног до головы? Может, именно тогда он наладил каналы сбыта от подпольных лабораторий до обманутых им нациствующих подростков? Что и привело к сегодняшней бойне на парковке. Разве нет предела нашему долготерпению? Разве недостаточно мы пережили проблем от этого зловещего кичащегося своим нечеловеческим могуществом, а потому утопающим в грехах и беззаконии субъекта?! Знаете что? Всё, с меня хватит! Я готов вынести приговор.
Горакул грациозно вскочил за кафедру и схватил молоток.
— Атлас, директор и профессор, в прошлом, где бы ты ни был, слышишь ты меня или нет, высочайший суд, в лице городского оракула, в виду твоей кощунственной сверхъестественной природы преступлений и покушении на безопасность и целостность Полиса объявляет тебя…
Камера объехала замерший с расширенными (от важности происходящего) глазами зрителей.
— …Титаном!
Горакул стукнул молотком по наковальнечке и медленно, спиной, сошёл с кафедры, растворяясь в темноте.

Заставка показала анимированное объёмное изображение Атласа, и яркие свирепые надписи, по типу «титан» и «вне закона», стали его обрамлять.
— Какая трагедия, — сокрушался Горакул. — Ещё один гражданин полиса оказался нацистом, наркоманом и предателем. Чёрный день для нашей демократии. Уходя не забудьте поставить подпись под решением обвинения. С вами был городской оракул. До новых встреч в эфире на передаче «Приговор».
Атлас выключил рекламу и молча сидел, не обращая внимания на вопросы, возгласы копошение и ползанье по себе детей.
— Что ты намерен делать? – тихо спросила супруга.
— Ничего, – устало ответил Атлас. – Пойду спать, завтра — на работу.
— Уложу их, – вздохнула супруга. – Пошлите, ну, давайте, идём.
Атлас какое-то время ещё посидел на диване, потом встал и побрёл в спальню.
— Спокойно, — сказал Гермес. – Сейчас самое интересное начнётся. Дверь закрой только — нам не должны помешать.
Неотэй сидел на кровати как будто так и надо, задрав ноги на столик, и смотрел на лэптоп, разложенный на трюмо прямо поверх флакончиков и тюбиков супруги Атласа.
Атлас уже ничему не удивлялся, хотя и вздрогнул от неожиданности. «Шалишь, - мысленно высказал он сам себе. — Держи себя в руках, терпи, они начнут брать тебя измором» Он прикрыл дверь и посмотрел на монитор. Ничего интересного там не было – небольшая толпа народа перед порогом бывшей школы Атласа размахивала листочками и, нервно жестикулируя, разговаривала с группой завучей.
— Знаешь, что это? — спросил Гермес.
— Да, олимпиец в спальне моей жены, а она об этом и не подозревает. Автограф оставишь хотя бы?
— Это подписывается петиция под требованием твоего возвращения в «Шестнадцатую». Родители за тебя тогда были горой. Какие времена, а? Далёкие. А показать двери суда после сегодняшнего эфира?
Атлас, не видя, глядел на монитор.
— Мда, — пробормотал Гермес, – телевидение… Страшная сила. Особенно для демократии. Большинство – такое ведомое.
— Ладно, – вдруг сказал Гермес уже над левым ухом Атласа.
Тот вздрогнул. Гермеса на кровати уже не было. Он стоял чуть позади и протягивал перед собой документы.
— Знаешь, кто это?
Атлас взял в руки листочки.
— О, конечно. Легенда. Великий Гор. Три Пита знают каких специалистов нанимать.
— Прочти внимательно, — тихо, но как-то сквозь зубы настаивал Гермес. Расслабившийся было Атлас снова напрягся. Он начал вчитываться.
— Питагора на мою должность? Как вы?..
— Мы умеем убеждать. Ты знаешь, почему я здесь?
— Арестовать м-меня?
— Ха, сдался ты мне, титан, смотрите-ка. Нет, малакий, я здесь только показать, насколько всё серьёзно. Понимаешь?
— Да, — не соврал Атлас.
Гермес утвердительно кивнул, и документы исчезли.
— Уже что-то. Ладно, Атлас, не кисни, ты хороший работник, и нам именно такой и нужен. Ребят твоих в обиду не дадим. Питагор действительно тебя заменит. А вместо твоих бывших учеников дадим тебе новых. Тоже социально незащищённых. Будешь теперь их воспитывать. Трудотерапией. Для того тебя и сажаем. Улавливаешь?
Атлас лихорадочно соображал, а когда пауза показалась слишком затянувшейся, брякнул:
— Нет.
Гермес пожал плечами.
— Ладно. Сейчас тебя арестуют, и Горакул сам всё подробно объяснит. Я не собираюсь морочиться.
По окнам побежали круги прожекторов, послышался свист коптеров и бормотание громкоговорителей.
Гермес взял Атласа за бицепс и подвёл к окну.
— Смотри, малакий, за тобой пожарные приехали.
Затем проговорил ему в самое ухо:
- Горакулу можешь верить, как мне.
И движением руки вытолкнул его сквозь стекло наружу. Атлас, барахтаясь, пролетел несколько метров и столкнулся с парящим горганом. Вместе они влетели в специально накренившийся коптер, гостеприимно распахнувший боковую дверь. Там Атласа скрутили и посадили между двумя горганами. Они, как и водитель, были совершенно спокойны, но коптер всё никак не выравнивался, шёл креном и, наконец, врезался в одну из высоток. Что-то взорвалось, грохнулось, обсыпало всё искрами, но в упавшем коптере паники не было. На этом этаже, оказывается, их падение уже ждали горганы и телевизионщики, превратив нежилое помещение в обклеенную противоударными панелями студию. Атласа развязали и вывалили из остова коптера. Под ним снова оказался изображающий борьбу горган. После съёмки нескольких удачных ракурсов силовики навалились на Атласа всей массой и со связанными руками препроводили в на удивление светлый и чистый кабинет с двумя стульями и столом. На одном восседал свежий и сияющий улыбкой Горакул.
— Вот он, наша звезда! Добро пожаловать.
Атласа как куклу принесли, посадили за стол, и силовики встали у него за спиной.
— Боже, ну, вы и позёры, – проговорил, задыхаясь, Атлас. У него кружилась голова, болели ушибы и ныли порезы.
— Зато как эффектно! Ух. Монтажёры сегодня выдадут настоящую конфетку. Как титан Атлас совершал побег от правосудия, но был остановлен… Мной
— Ещё один подвиг в копилочку, щётка.
— Спасибо, это да, это про меня, — кивнул смущённый Горакул и посерьёзнел. — Слушай, мне ещё всю ночь бумаги подписывать, речи и отчёты сочинять, давай быстро, а?
— Парни с парковки. Что с ними?
— С нациками? А что с ними? Нормально всё. Пока.
— В эфире ты так умело на экране всё показывал, а мне даже презентацию не приготовил.
— Обойдёшься. Значит, слушай сюда. Парней твоих мы отпустим с предупреждением и, может быть, если понадобится, направим некоторых в реабилит. Это как Питагор решит. На его усмотрение. Он приступит к обязанностям завтра же. Систему коммуникаций мы из тебя извлечём и передадим ему, пусть сам решает, что делать с твоей ношей. В дела Центра мы вмешиваться не станем. Впрочем, техников мы твоему Центру наймём на постоянку. И дотации увеличим в полтора раза. Нам, знаешь ли, самим не упёрлись межнациональные конфликты в районе миграционных лагерей. Райончик твой зацветёт и запахнет. Но и ты тоже будешь в шоколаде. Справим тебе чиновничью должность кадровика какого-нибудь, там придумаем, будешь курировать персонал всего проекта. Это, если ты не знал, зарплата весьма солидная. Муниципальной - не чета. Если ты, конечно, согласишься. Потому что персонал – не подарок. Мы собираемся привлечь к программам благоустройства и жилищного строительства нынешних заключённых. Трудотерапия. Заключённые вне казематов, понял? Ответственность — огого. Поэтому нам нужен ты. По долгу службы ты, ясное дело, будешь посещать тартар, но основная деятельность будет на стройобъектах, а это в черте Полиса. Даже в самом центре. Жильё тебе мы, соответственно, там же будем предоставлять. Семья будет жить с тобой, но, не бойся, с преступниками пересекаться не будет. Ну, что молчишь?
— А что говорить? Я смотрю, вы всё за меня уже решили.
— Это ты верно подметил, выбора у тебя нет.
— А зачем сложности такие? Деус! Да если б ты мне ещё днём про Питагора заикнулся, да я б…
— Э, нет, малакий, у нас — свои методы, свои подстраховки, опытом навеянные. У нас, знаешь ли, тоже выбора не было. Всё получилось, как должно было.
— Ты про Мидоса что ли? Искин план продиктовал?
— Хахаха, — расхохотался Горакул довольно искренне, — балда! Ты ещё мал и глуп на такие материи рассуждать.
Смеясь, он раскрыл папку и стал выкладывать договоры.
— Читай и подписывай, – сказал Горакул.
— Хм, чиновничья должность. Превращаюсь в тебя, – ухмыльнулся Атлас, беря стилус, – не боишься, что подсижу?
— Папашей не вышел, меня подсиживать.
Горакул выбрался из многоэтажки, когда люди вовсю уже валили косяками на работу. Он отошёл от подъезда и потянулся, греясь на солнышке. Рядом он уловил голоса:
— Эта что ли? Тю. Проститутка, прости-деуси.
— Ишь, та ну тя. Врёшь?
— Ей бо.
Горакул, щурясь от света, увидел скамейку за стрижеными кустами сирени и подошёл к сидящим на ней древним старушкам.
— Ну, конечно, проститутка! – воскликнул он, возникая перед ними. – Они все — проститутки! – Он счастливо улыбался. – А ещё: нацисты и наркоманы.
Старухи уставились на него, как на аида.
— Деус, ну, как же прекрасно, что вы есть! – безмерно радовался Горакул.
От обилия чувств, он наклонился к одной из них, сгрёб её морщинистое лицо в ладони и звучно поцеловал куда-то в нос.
— Хахаха, - счастливо заливался он. – Какие же славные в нашем Полисе горожане!
И он нетвёрдо побрёл прочь, смеясь и неловко вытаскивая из кармана сигареты.
Старушки, оцепенев, с минуту где-то просидели молча, а затем одна прошепелявила:
— Слышь, это чавой-то? Был Херакыл шо ли?
Вторая в ужасе отмахнулась:
— Та окстись, старая. Типун те. Наркоман какой-то.
Первая поспешно закивала:
— А, ну, точно, да. Смотрю — наркоман, видать.
Они посидели ещё. Одна снова прошамкала:
— Припякаеть. Пойдём, мож, ужо?
Вторая зыркнула на подъезд.
— Погоди пока. Ща ента, со второго, спускаться будет.
— Ага-ага. Проститутка, прости-деуси…