Меня зовут Корокотта.

МЕНЯ ЗОВУТ КОРОКОТТА

Тридцать первый роман (тридцать восьмая книга)

цикла «Вечный капитан».

1.Херсон Таврический (Византийский).

2.Морской лорд.

3.Морской лорд. Барон Беркет.

4.Морской лорд. Граф Сантаренский.

5.Князь Путивльский.

6.Князь Путивльский. Вечный капитан.

7.Каталонская компания.

8.Бриганты.

9.Бриганты. Сенешаль Ла-Рошели.

10.Морской волк.

11.Морские гезы.

12.Морские гёзы. Капер.

13.Казачий адмирал.

14.Флибустьер.

15.Флибустьер. Корсар.

16.Под британским флагом.

17.Рейдер.

18.Шумерский лугаль.

19.Народы моря.

20.Скиф-Эллин.

21.Перегрин.

22.Гезат.

23.Вечный воин.

24. Букелларий.

25. Рус.

26. Кетцалькоатль.

27. Намбандзин.

28. Мацзу.

29. Национальность – одессит.

30. Крылатый воин.

31. Бумеранг вернулся.

32. Идеальный воин.

33. Национальность – одессит. Второе дыхание.

34. Любимец богини Иштар.

35. Ассирийский мушаркишу.

36. Ворота богини Иштар.

37. Карфагенский мореход.

38. МЕНЯ ЗОВУТ КОРОКОТТА.

© 2025

1

Северное побережье Пиренейского полуострова сильно отличается от остальных его частей. Здесь климат мягкий, влажный. Кантабрийские горы останавливают тучи, приплывшие с Атлантики, заставляют разгрузиться у их подножия. В отличие от внутренних районов полуострова, сухих, жарких, здесь много зелени и рек, коротких, но многоводных. Две такие сливались перед впадением в океан, эту часть которого аборигены называют Кантабрийским морем, а позже станет Бискайским заливом. На каменистом мысе у места слияния находится поселение под названием Вересуэка. Живут в нем кантабры, которые образовались из слияния пришлых кельтов с местными племенами иберов. Карфагеняне и вслед за ними римляне называли их кельтиберами, как и всех остальных обитателей Пиренейского полуострова, деля только на лояльных и нелояльных. Последних уничтожают. Караваны римских купеческих галер делают здесь остановку на ночь, следуя на Британские острова и обратно. Ночуют на низком песчаном острове, который перед мысом. Аборигены продают купцам продукты питания, несмотря на то, что вся северная часть Пиренейского полуострова сейчас воюет с римлянами.

Когда я подплывал на лодке к устью слившихся рек, по песчаному пляжу ходили подростки в коротких, выше колена, шерстяных небеленых туниках с овальным вырезом и без рукавов, собирали в мешки выброшенные штормом на берег морские водоросли. Наверное, для получения поташа, он же карбонат калия, который используют для окрашивания тканей, получения мыла, стекла… Предполагаю, что в этом поселении мыло и стекло не производят за ненадобностью. Поташ им требуется для окраски шерстяных тканей, судя по большим отарам овец, которые паслись на склонах гор. Увидев меня, детвора бросила увлекательное занятие, уставилась на подплывающую лодку с чужаком. Смотрели без страха, потому что находились, как они считают, на безопасном расстоянии. Если вдруг направлюсь в их сторону, убегут. Делаю вид, что не замечаю детвору. Ничего нового они мне не скажут. Я и так знаю, где нахожусь и что сейчас двадцать шестой год до нашей эры. К тому же, умаялся на веслах, не до зигзагов, скорей бы добраться до мыса. Хорошо, что прилив помогает, практически остановивший речное течение. На суше меня ждет экзамен «свой-чужой», после чего разрешат пожить до прибытия римского каравана. Что будет завтра и далее, не знаю. Специально не стал читать, чтобы жизнь была интересней.

Добравшись до мыса, огибаю его с востока, нахожу что-то типа лодочной станции. Десятка три небольших лодок покачиваются на воде, привязанные к вбитым в землю деревянным колам или к одному из пяти каменных кнехтов, похожих на перевернутые кегли. Я мощусь к дальнему, которой удерживает наименьшее количество плавсредств. Пропускаю гашу своего фала в две чужие, что не мешала снять их, накидываю на серый каменный кнехт, который вблизи кажется поклеванным курами. Весла забираю с собой, потому что ни в одной лодке их нет. Обычно в таких маленьких населенных пунктах не воруют, тем более, лодки. Кому их продашь?! Круто вверх идет широкая тропа, кое-где подрубленная, чтобы получились ступеньки, упираясь в высокие старые двустворчатые дубовые ворота. Дерево уже сильно посерело, кажется окаменевшим. Одна створка открыта, и видно, что тропа, протиснувшись между стенами двух домов с тростниковыми крышами, переходит в улицу, стертую до камня. Немного дальше она раздваивается. По обе стороны каждого ответвления небольшие одноэтажные каменные дома без окон. Всего их около сотни. Значит, не менее полутысячи жителей. Дворы отсутствуют, вход прямо с улицы. Некоторые строения впритык к соседним, некоторые наособицу. Возле последних кошара, загороженная тремя горизонтальными рядами толстых брусьев. Сейчас пустуют. Наверное, ночью держат в них скот. Улицы тоже пусты. Из одного дома вышла было простоволосая босая пожилая женщина в шерстяной беленой тунике-безрукавке, увидела меня, посмотрела несколько секунд удивленно, после чего зашла обратно. Слышно было, как проскрипел деревянный засов. Размечталась, дура!

На довольно большой плоской вершине холма находилась площадь, почти посередине которой рос толстенный дуб. На нижних ветках висели разноцветные ленточки, глиняные, свинцовые и бронзовые фигурки, напоминающие елочные украшения. У ствола стояла темная каменная чаша, похожая на почерневший гриб с вогнутой шляпкой. Наверное, использовалась для сбора крови при жертвоприношениях. Судя по высоте чаши, убивали баранов.

Дальше по улице находился нужный мне дом. Возле него было свободное место, к которому выходила еще одна дверь, но вместо кошары стоял под навесом из тростника длинный тяжелый дубовый стол и две дубовые лавки. За дальним концом сидели трое пожилых сухих невысоких мужчин с длинными и наполовину седыми усами и многодневной щетиной, похожие, как братья близнецы, хотя сразу понял, что они если и в родстве, то дальнем. У всех на голове шерстяные шапочки, похожие на маленькие береты. Одеты в шерстяные туники без рукавов и с овальным вырезом, подпоясанные веревками, за которые были засунуты у одного нож в кожаном чехле, а у остальных деревянные челноки для плетения рыболовных сетей с длинным концом с ушком и вилочкой посередине и с противоположной стороны выемка. Босые ноги были с темно-серыми ступнями с потресканной кожей. Перед мужчинами стояли по щербатой глиняной чашке емкостью грамм на двести и кувшин литра на полтора с носиком на узком горлышке. Судя по запаху, пили вино. В маленьких населенных пунктах не бывает узкоспециализированных постоялых дворов, трактиров, харчевен да и торговых лавок тоже, потому что нет постоянного и хорошего спроса. Приторговывают из дома. Точнее, сплошной бартер, обмен одних излишков на другие. Разве что римские купцы приобретают еду за деньги, потому что покупателей на дорогие товары здесь нет, а дешевые так далеко везти невыгодно. Бывают они редко и недолго.

Я поздоровался с ними на том кельтиберском языке, который освоил, когда жил возле Гадеса, и поставил весла, прислонив веретенами к стене. Рядом опустил на землю длинный кожаный баул с доспехами, оружием и мелочевкой, необходимой на первое время. Сидевшие за столом ответили вразнобой. Из дома вышел четвертый, копия этих трёх, разве что ноги были черные и почти без трещин. Наверное, не держит их подолгу в морской воде, которая плещется на дне рыбацких лодок. Он тоже поздоровался. Все четверо уставились молча на меня. Я чужак. Если сочтут врагом или просто достойным чести быть ограбленным и убитым или проданным в рабство, так и поступят. Мне надо убедительно доказать, что я свой, пусть и немного другой масти, что похож на кельта, говорю на своем диалекте их языка, понять меня трудно, но можно, значит, соплеменник, типа очень дальняя родня.

- Мне сказали, что у тебя можно купить еды, вина, - произнес я.

Никто ничего мне не говорил, но могли ведь сказать.

- А ты кто такой? – спросил хозяин мини-трактира.

- Меня зовут Корокотта, - представился я.

Имя кельтское. Можно перевести, как Опытный стрелок или Старый воин.

- Я из племени менапиев. Мы жили на севере, на берегу холодного моря. Нас сперва римляне потрепали, а потом германцы добили. Весь мой род вырезали. Я подался в гезаты. Служил охранником на финикийском торговом «круглом» корабле. Вчера попали в шторм. Меня при качке на сон смаривает. Спустился в нашу нору в носовой части, заснул. Сладко так спал, не разбудишь. Вдруг слышу грохот: днищем бьемся о камни, наверное. Вылезаю наверх. Темно, ветер свищет и никого нет. Большой лодки тоже нет. Опять спустился, собрал свои вещи. Там уже вода прибывала. Поднялся на палубу, а корабль на бок завалился. Отвязал я лодку маленькую, что в носовой части стояла, запрыгнул в нее и пошел плясать по волнам, пока на рассвете не увидел землю, дома на холме, - выдал я версию чудесного спасения и спросил: - Здесь больше никто из моего экипажа не появлялся?

- Нет! – дружно ответили все четверо.

- Значит, в другом месте высадились, - предположил я. – Если доплыли.

- А где вы на камни выскочили? – спросил обладатель ножа за поясом.

- Кто его знает! – ответил я. – Темно было. Да и не посещал я раньше ваши места. Мы вдоль берега редко ходили, напрямую срезали.

- А куда направлялись? – спросил его сосед слева.

- На Оловянные острова, - сообщил я.

- Туда все плывут, - поделился информацией сосед справа.

Показав на место за столом, хозяин мини-трактира предложил:

- Могу дать рыбы жареной с хлебом и вина.

Всё, экзамен сдал. Пока нападать на меня не будут.

- Неси побольше, - потребовал я. – Заплачу римскими монетами. У меня есть бронзовые и пара мелких серебряных. Не успел прогулять заработанное за предыдущий рейс.

Главное – не шиковать, не показывать, что богат. Иначе долго не проживешь. Деревенская нищета во все времена и у всех народов люто ненавидит городских богатеев.

- Что собираешься делать? – поинтересовался обладатель ножа за поясом.

- Не знаю, - признался я. – Может, утром поплыву на лодке на запад, поищу своих. Может, здесь останусь, если не прогоните, и подожду, когда римский караван приплывет, наймусь к ним.

- Живи, нам-то что! – разрешил он, а два его соседа закивали головами.

- Лодку тут есть, кому продать? – спросил я.

- Смотря, какая, - ответил он. – Надо глянуть. Если хорошая и недорогая, кто-нибудь купит.

- Новая, перед рейсом изготовили. Двухвесельная. Уключины железные, - показал я на весла. – В шторм не утонула, воду почти не брала, успевал вычерпывать руками. Финикийцы умеют делать, - прорекламировал товар и предложил: – Стоит на берегу. Привязал к верхнему кнехту. Можете сходить и посмотреть.

- Сейчас допьем потихоньку и сходим, - решил он.

Вышел хозяин с деревянным блюдом, на котором лежали куски жареной рыбы и сверху лепешка, в одной руке и такими же полуторалитровым глиняным кувшином и щербатой чашкой во второй. Поставив все это передо мной, налил мне белого ароматного вина. На приятном запахе все достоинства напитка и заканчивались. Я сделал вид, что привык к такому. Водой разводить не стал, потому что аборигены такую дурь не понимают. От чистого вина вставит быстрее. Они ведь пьют именно для этого.

Соседи по столу добили кувшин и отправились на берег реки смотреть мою лодку. Уверен, что она им не по карману, но помечтать-то можно. Пока они ходили, я торопливо ел, изображая голодного человека, и расспрашивал хозяина мини-таверны по имени Дей об их житье-бытье. Он поведал, что кантабры уже несколько лет воюют с римлянами, что из их поселения всего несколько человек подключились к боевым действиям, а остальные, как я догадался из намеков и недосказанностей, желают, чтобы побыстрее всё закончилось. Именно для этого поселения римляне – благо. Плодородных земель для обработки здесь мало. Раньше выживали только за счет рыболовства. Теперь все заняты выращиванием и стрижкой овец (мужчины) и ткачеством (все, включая детей). Купеческие караваны по пути на Оловянные острова закупаются у них провизией, а на обратном еще и шерстяные ткани приобретают, делая аборигенам жизнь намного лучше.

Вернулась троица с берега реки, рассказала Дею о лодке. Мол, очень хорошая. Жаль, нет средств приобрести такую.

Хозяин мини-таверны быстро прикинул варианты и спросил:

- Сколько ты хочешь за нее?

- Не знаю. Мне надо дотянуть до прихода римского купеческого каравана, - ответил я.

- Могу предложить тебе за лодку кормежку и ночлег до их прихода, - сказал он.

- А когда он будет? – поинтересовался я.

- Где-то через месяц или позже, - ответил Дей.

Судя по выражению лиц троицы, соврал он безбожно. Да и я знаю, что караван будет здесь через неполные две недели. Мне это неважно. Главное, чтобы повязался со мной деловыми обязательствами. Тогда меня точно не тронут.

- Договорились, - согласился я.

2

Живу я в доме старухи по имени Мерна, родственницы Дея. У нее есть две дочери, но не хочет их обременять, живет одна. Или зятья не хотят, потому что характер у старухи вздорный. Ко мне не пристает. Отвечаю взаимностью. Это не москвичка в возрасте семьдесят плюс, которые сдают комнаты только одиноким мужчинам, чтобы получить два в одном, или шляются по ночам черт знает где, в надежде, что изнасилует какой-нибудь пьяный отморозок. Видимся мы с ней мало. У меня нет желания слушать ее ворчание, а болтает она без умолку, даже когда одна, поэтому почти весь день провожу вдали от дома. Старуха редко выходит из него. Целыми днями сидит у входа, чтобы свет попадал в ее убогое жилище в одну комнату с очагом у дальней стены с дырой под потолком для выхода дыма, двумя каменными лежками с тюфяками, набитыми соломой, у боковых стен, и вычесывает овечью шерсть или сучит пряжу из нее.

Первым делом Мерна показала мне глиняный кувшин с широким горлом и сообщила, что ссать надо только в него. Даже если иду по-большому, сперва должен отлить в кувшин, стоявший в отгороженном закутке с выгребной ямой, а потом уже садиться в позе орла над ней. Когда направляюсь в закуток, перестает болтать и прислушивается, контролируя исполнение инструкции. Напомнила мне одну даму из двадцать первого века, которая, когда я шел в туалет, тоже замолкала, чтобы убедиться, что затем помою руки. Если мне надо было побесить ее, «забывал».

Моча нужна для обработки, размягчения кож и отбеливания и окраски тканей. Мочевина закрепляет цвет. Говорят, что кельтиберы чистят ею зубы, чтобы стали белее, но я не видел. Может быть, делают так свихнувшиеся богачи или эксцентрики. Среди кельтов всегда было много экстравагантных придурков. Удивляюсь, почему до сих пор не увидел ни одного с наизвесткованной и подкрашенной в красный цвет шевелюрой. Видимо, этот способ выпендриться не для мирных жителей.

Дни я проводил на берегу моря. Купался, загорал, удивляя аборигенов. Иногда рыбачил и отдавал улов Дею, жена которого готовила рыбу для меня. Как-то сходил в горы и подстрелил серну-самца с черными тонкими рожками, загнутыми назад, который пасся в гордом одиночестве. Уложил одной стрелой, попавшей в сердце. Почувствовал себя снайпером. Притащил в поселение на волокуше, изготовленной из двух молодых деревцев, потому что весило убитое животное килограмм пятьдесят. Разделал возле дома Мерны. Дею отнес только небольшой кусок, чтобы приготовил мне на ужин. Остальное, включая шкуру, рога и копыта, обменял на необработанные сфалериты, они же цинковые обманки. Аборигены не знают им истинную цену, сбывают римским купцам за всякую ерунду. Я не стал просвещать кантабров.

Этот минерал считается драгоценным камнем у жителей Средиземноморья. Он бывает разных цветов от бледно-желтого через красный и зеленый до черного. «Светится» круче бриллиантов. Одна беда по мнению будущих поколений или достоинство по мнению нынешних – слишком мягок, хрупок. Пока твердые алмазы, рубины и сапфиры не научились огранивать, ценился дороже их. Собирают где-то в горах взрослые и дети. Само собой, выдавать мне места не захотели. Я походил по окрестностям, нашел много чего интересного, но ни одного сфалерита.

Караван римских торговых галер я так и не дождался. В поселение прибыли на побывку двое жителей, из пяти ушедших воевать с римлянами. Остальные пали смертью храбрых, если верить рассказам вернувшихся. Один из них по имени Воган (Маленький), тридцатидвухлетний малорослый крепыш с вытянутой по горизонтали и как бы сплюснутой с боков головой, похожей на старый компьютерный монитор, вечером подсел за стол во дворе Дея, когда я там ужинал. Заказал вина, угостил всех сидевших, в том числе и меня.

- Мне сказали, что ты хороший стрелок, что убил серну одной стрелой, - начал он разговор.

- Да, иногда бываю очень точен. На корабле мне платили двойную ставку, - похвалил сам себя, пока никто не додумался.

- Не хочешь повоевать с нами против римлян? – предложил он. – У нас не платят, но трофеев за один бой можно взять столько, сколько за год не заработаешь охранником.

- А можно и погибнуть, - напомнил я.

- Согласен, без этого никак. В последнем бою трех парней потеряли, - честно признался он.

Я знал, что весь Иберийский, как его сейчас называют, полуостров будет захвачен римлянами и превратится в провинцию Испания, что кантабры проиграют, а с победителями лучше не напрягать отношения, но помнил и то, что Средиземноморье велико, что даже в этой его части вряд ли кто-то из римлян запомнит меня и захочет отомстить. Смогу я устроиться на римскую галеру или нет – большой вопрос, а с богатыми трофеями и помощью сослуживцев как-нибудь выберусь из этих мест. К тому же, мне понравился честный ответ Вогана.

- Давай попробуем, – согласился я.

Через день мы ушли из поселения вчетвером. Добавился еще и юноша лет пятнадцати, мечтающий стать великим воином. С нами был осел, который вез запасы продуктов, собранные всеми жителями, и мои доспехи, саблю и сагайдак с луком и двумя колчанами со стрелами. В одном были пластиковые из двадцать первого века. Осталось их двадцать девять, хотя берегу, как зеницу ока. Представляю, что случится с археологами, если найдут пропавшую в культурных слоях двухтысячелетней давности. Я шел налегке с кинжалом на поясе, медленно втягиваясь в переходы по горам. Помогало то, что чем выше, тем меньше жара и влажность.

3

На Иберийском полуострове сейчас собралось восемь римских легионов: Первый Германский, Второй Августов, Четвертый Македонский, Пятый Жаворонков, Шестой Победоносный, Девятый Испанский, Десятый Парный и Двадцатый Победоносный Валериев. Плюс две когорты и четыре конных алы вспомогательных войск. Командует ими лично Гай Октавий Фурин, он же Гай Юлий Цезарь Октавиан Август, который войдет в историю, как Октавиан Август, внучатый племянник Гая Юлия Цезаря, консул и император, принявший в прошлом году это воинское звание, которое при его жизни превратится в титул самодержца, и заодно прозвище Август (Гарант, Основатель, Исполнитель воли богов). До римлян наконец-то дошло, что требуется единовластие, иначе постоянно будут гражданские войны. Вся эта силища уже третий год пытается победить кантабров, астуров и галлеков, которых, включая грудных младенцев и немощных стариков, меньше, наверное, чем в римском воинском контингенте. Так происходит потому, что горцы ограничиваются партизанской войной, избегая генеральных сражений. Подавалось нападение на кантабров, астуров и галлеков, как освобождение их от варварства, приобщения к ценностям демократии, а не ради золота, серебра, свинца и других металлов, которые добывают в Кантабрийских горах. Западноевропейцы под этим девизом будут грабить весь остальной мир до второй четверти двадцать первого века, когда Россия совершенно варварски, недемократично отучит их от дурной привычки, позаимствованной у римлян.

По сведениям кантабрийских осведомителей, император Октавиан Август находится сейчас в каструме неподалеку от города Сегисама. Римская армия атакует с востока, юга и запада тремя колоннами под командованием легатов Гая Антистия Вета (Первый и Второй легионы), Гая Фурния (Четвертый и Шестой) и Публия Каризия (Пятый и Десятый). На нас шла южная.

В отряде, в который попал я, около полутора сотен воинов. Кое-кто из соратников когда-то служил во вспомогательных подразделениях римской армии. Остальные без понятий о дисциплине и с минимальным боевым опытом, приобретенным с началом войны. Вооружены копьями длиной метра два, дротиками, короткими серповидными мечами, напоминающими египетские хопеши, топорами с двумя узкими лезвиями на длинных рукоятках. С десяток лучников и несколько пращников. Луки простенькие, охотничьи. Мой монгольский для них диво дивное. Никто не сумел натянуть тетиву до уха. Щиты круглые кожаные или овальные деревянные. На весь отряд с десяток римских металлических шлемов и две лорики сегментаты (пластинчатый доспех). У остальных кожаные или войлочные шапки, набитые овечьей шерстью, и длинные, до середины бедра, куртки с рукавами по локоть. Командует отрядом Ансгар (Воин). Не знаю, имя это или прозвище. Из-за длинной густой бороды на вид ему лет сорок, но, скорее всего, моложе. Высок, крепок, говорит басом. Благодаря последнему, как мне кажется, и стал командиром. В римской армии не служил, но по слухам раньше пиратствовал, причем нападал не на караваны римских купеческих галер, где мог получить достойный отпор, а на береговые селения, в том числе кельтские на западном берегу Кантабрийского моря. Располагался отряд в двух небольших пещерах и сооруженных рядом шалашах. Немного ниже на небольшом лугу пасутся наши стреноженные две вьючные лошади, шесть мулов и одиннадцать ослов. Мы вчетвером заняли шалаш, сооруженный ранее Воганом со товарищи. Привезенные продукты сдали в общак, занеся в одну из пещер.

Первые два дня в лагере было сонно и лениво. Постоянно приходили какие-то люди, о чем-то говорили с командиром, который отсиживался в той же пещере, где был продуктовый склад, и уходили. Сразу же из нашего лагеря отправлялись в разные стороны несколько человек и возвращались через несколько часов. Видимо, в горах прячутся от римлян несколько отрядов, которые обмениваются информацией и согласовывают действия.

Утром третьего Ансгар созвал всех к пещере и объявил:

- В нашу сторону идет конный отряд человек в двести или триста. Предлагаю напасть на него.

Так понимаю, считать он не умеет и поэтому точные цифры ему не важны.

- Давай! Пошли! Наваляем им! – радостно заорали заскучавшие от безделья воины.

Мне, привыкшему к армейской дисциплине, эта махновщина показалась забавной. Осталось посмотреть, какими будут в бою, и, если окажутся такими, как предполагаю, сделать правильные выводы и ноги.

Выдвинулись без строя, длинной рваной змейкой. Вел проводник, похожий на заблудившегося в горах крестьянина с равнины, у которого в руке копье вместо пастушьего посоха. Правда, шел легко и уверенно, постоянно оглядываясь, чтобы убедиться, что за ним не поспевают, и укоротить шаг. Последняя часть пути была вниз по крутому склону. Приходилось сдерживать себя, чтобы не побежать. Проводник остановился в нижней части склона, возле жидких кустов и кривых малорослых деревьев. Ниже метрах в пятидесяти проходила грунтовая дорога. По другую сторону ее текла узкая шустрая речушка, чистейшая вода в которой перепрыгивала через камни и тихо и радостно звенела. Место для засады не самое лучшее. Хорошо замаскироваться здесь трудно, особенно рядом с дорогой, где начали обосновываться копейщики. Они принялись собирать камни. Я подумал, что для метания, но оказалось, что для сооружения стенок, валов, за которыми спрячутся. Не все так печально, как я подумал сперва. Выбрав дерево потолще, расположился за ним, приготовил стрелы.

- Пойдем вниз, - позвал меня Воган.

- Мне отсюда удобнее стрелять. Буду видеть большую часть отряда, - отказался я и попросил: - Договорись с Ансгаром, чтобы не нападали, пока не убью командира вражеского отряда. Впереди будет ехать разведка. Ее не трогать.

- А ты сможешь? – недоверчиво спросил он, не дождался ответа и произнес: - Ладно, скажу.

Таки сказал. Ансгар посмотрел в мою сторону, что-то спросил. Воган что-то рассказал, наверное, про меткий выстрел в серну.

Командир нашего отряда еще раз посмотрел в мою сторону и громко объявил:

- Первых, что будут ехать, не трогать. Ждем, когда выстрелит наш новый лучник! После него нападают все! Поняли?

Ансгар напоминал моего школьного учителя по автоделу, добродушного малообразованного толстячка, который на уроках каждую свою умную мысль заканчивал словами: «Поняли, топоры, банда?». Он жил через дорогу со школой, имел «ушастый» маленький «запорожец» желтого цвета. Желая доказать, что мы именно те, за кого нас принимает, как-то шутки ради по двум доскам закатили машину на крышу его кирпичного гаража, построенного во дворе. Смеялась вся школа и не только наша.

- Да! – дружно заорал весь отряд, позабыв о том, что враг рядом.

Впрочем, неполная конная ала, турм семь-восемь, добиралась до нас еще с полчаса, если не дольше. По данным наших осведомителей набрана она из бастетанов – кельтиберского племени с юго-восточного берега полуострова. Они одними из первых вступили в контакт с финикийцами и позже с карфагенянами, а потом без проблем легли под римлян. Эти, видимо, решили без особого напряга заработать деньги и гражданство, но их дальние родственники с противоположного угла полуострова почему-то не захотели последовать их примеру. Теперь вот приходится рисковать жизнью.

Передовой дозор из десяти всадников неспешно миновал засаду. Они громко и весело болтали, стебаясь над тупыми римлянами, которые не такие ушлые прохиндеи, как аборигены. По сторонам не смотрели. Уверены, что все их боятся, разбегаются в разные стороны.

Основная группа растянутым строем отставала метров на двести. Впереди скакал невзрачный тип с выбритым по римской моде лицом, даже без усов, что для кельтиберов пока в диковинку. Крупный вороной жеребец защищен небольшим пейтралем на груди и узким шанфроном от ушей до ноздрей. Обе пластины из металла желтого цвета, вряд ли золотые, красиво смотрелись на черной шерсти. На голове всадника округлый римский шлем с присобаченными с боков белыми страусовыми перьями, из-за чего командир бастетанов был похож на мальчика, изображавшего зайца в детсадовской постановке. На теле кельтская кольчуга без рукавов и сверху оплечье, похожее на пелерину, скрепленное на груди бронзовой застежкой в виде буквы S. На портупее слева висит гладиус, а справа в специальной петле, прикрепленной к широкому ремню, закреплен двулезвийный топор на длинной рукоятке. Копье лежит на теле коня возле шеи, придерживаемое левой рукой. Небольшой деревянный овальный щит красного цвета с желтым венком, напоминающий римские, закинут на спину. Командир, повернув голову, что-то тихо говорил скакавшему справа от него и дальше от меня подчиненному.

Я выбрал деревянную каленую стрелу с длинным игольчатым наконечником, местами поржавевшим. Раньше чистил их, а потом обратил внимание, что после попадания в тело ржавчина исчезает сама. Толстая тетива привычно легла на зекерон. Лук тихо заскрипел, сгибаясь. Хлесткий шлепок тетивы по наручу – и стрела, быстро преодолев метров сорок, воткнулась в левую сторону груди командира алы, запросто прорвав кольчугу возле бронзовой застежки пелерины, в районе сердца. Влезла основательно, на две трети. Он резко провернул голову в мою сторону, и по инерции рухнул слева от вороного коня, который, как ни в чем не бывало, продолжил медленно идти по дороге.

Недисциплинированные, как я считал, кантабры, видимо, решили убедиться, что я действительно отличный стрелок из лука, потому что заорали радостно и бросились в атаку только после того, как полюбовались падением командира алы. Я помогал им, расстреливая дальних от склона всадников, которые сперва растерянно сбились в кучу, а потом начали разворачивать коней, чтобы удрать. Вырвалось из засады не более четверти. Само собой, не попал под раздачу и передовой дозор. Остальных перебили с особой жестокостью, а голову командира алы накололи на копье и унесли с собой в лагерь, где воткнули подтоком в землю между пещерами. Как мне сказали соратники, в этой войне пленных не бывает. Кантабрам рабы не нужны и сами становиться ими не желают. У каждого с собой мешочек с порошком из смеси коры тиса и трав болиголова и аконита на тот случай, если будут окружены или тяжело ранены.

Сбор трофеев был шумным, веселым. Они будут поделены поровну после возвращения в лагерь. Когда я подошел, чтобы выдернуть стрелу из тела командира алы, в тот момент еще не расставшегося с головой, соратники расступились. При этом каждый счел своим долгом хлопнуть меня по плечу и похвалить за меткий выстрел. Так понимаю, если бы забрал кольчугу себе, никто бы не возникал. Они не догадываются, насколько надежнее мой доспех, который принимают за изготовленный из вываренной кожи, пропитанной каким-то секретным составом. Я выбрал вороного жеребца, который ушел дальше по дороге от шумных людей, принялся скубать редкие высохшие травинки на обочине. Когда приблизился, конь всхрапнул недовольно, а когда я вскочил на него, завертел головой. Видимо, предыдущий хозяин был намного легче, даже в металлических доспехах. Что ж, придется привыкать к новому. Мне уже надоело ходить пешком по горам.

4

Теперь каждый воин отряда имеет собственного коня. Как ни странно, это улучшение добавило новую проблему. Лошадей надо кормить. Каждая в сутки съедает полцентнера хорошей травы. Овсом или другим зерном их сейчас не кормят. Могут, конечно, если вдруг захватят большие запасы, накормить и пшеницей, но случается это очень редко. Рядом с нашим нынешним лагерем пастбищ на такой большой табун не было, едва хватало мулам и ослам. Надо было перебираться туда, где есть хорошие горные пастбища, а они были или ближе к морю и дальше от римлян, или наоборот. Выбрали второй вариант. Нам больше не надо было ждать, когда разведчики из других отрядов или добровольные осведомители сообщат о передвижении вражеских отрядов. Каждый мог проехать на лошади десятка полтора-два километров по горам и посмотреть сверху на римские каструмы. Это сразу оживило нашу жизнь и стало причиной смены командира.

Авторитет Ансгара держался лишь на желании воинов отряда подчиняться ему. Перехотели – выбрали другого. Кантабры все еще не избавились от кельтского понимания войны. Для них, конечно, важна победа всей армии, но индивидуальные ценятся дороже. Главное – показать свою бесшабашную удаль, даже если из-за этого будет проиграно сражение. Поколоть длинными копьями всадников – это смог каждый, а вот завалить стрелой одетого в кольчугу и еще с десяток менее защищенных врагов дано не каждому. После первого боя я стал самым популярным воином отряда. Оставалось сделать шаг, чтобы стать командиром. Я не собирался, как-то само получилось. Видимо, при всем моем желании не выделяться, командные навыки находят щелочки и вылезают наружу.

После переезда на новое место мы потратили день на обустройство новых шалашей и расширение единственной пещеры, в которой сложили наши припасы и другое имущество. На следующий я взял несколько пеленгов на горные вершины и отправился изучать окрестности. Надо было посмотреть, что есть в этих местах, где лучше охотиться, куда отступать, если враги вдруг нагрянут, да и на них самих съездил посмотреть. У южных склонов Кантабрийских гор располагался каструм южной колонны под командованием Гая Фурния, в котором располагались Четвертый и Шестой легионы. Знавал я одного народного трибуна с таким именем, друга Цицерона, который выхлопотал последнему сокращение ссылки в Киликию, но он должен быть старым, если вообще жив. Наверное, сын или родственник.

Римляне взялись за дело основательно. В данный момент занимались дорогой через Кантабрийские горы к побережью. Строить новую, видать, не имело экономического да и военного смысла, поэтому расширяли существующую. Две когорты охраняли спереди и сзади, а остальные орудовали кайлами, ломами и лопатами, делая шире проход между склонами. Заодно срубили все деревья и кустарники, чтобы негде было спрятаться, устроить засаду. Работали усердно, несмотря на жару. Римский легионер – это в первую очередь высококвалифицированный строитель. Нет бы оставаться им все время…

Я понаблюдал за расширением дороги, сделал вывод, что такими темпами к концу теплого сезона уж точно доберутся до противоположного склона. Делиться печальной информацией с соратниками не буду, чтобы не подорвать их моральный дух. Надо было придумать что-нибудь, чтобы помешать этому. Атаку каструма отмел сразу. Для этого надо иметь раз в сто больше воинов, и то положительный результат не гарантирован. Возможность напасть на строителей с минимальными потерями тоже не придумал. Прикинул вариант нападения на караван, везущий снабжение в каструм. Для этого надо было зайти в тыл римской армии, что ночью не проблема. Строители спят в каструме, дорога в темное время свободна. Труднее будет выбраться оттуда, где-то перекантоваться с добычей до ночи. Тут я и заметил большой табун мулов и ослов, которые паслись на лугу по ту сторону каструма. На каждый контуберний, состоявший сейчас из восьми солдат, полагалось одно вьючное животное, на котором перевозили палатку, котел, шанцевый инструмент и другое общее имущество. Личное несли сами. Я подумал, что без мулов и ослов легионы в путь не отправятся, а новых им доставят не скоро. Если отбить их ночью, то и прятаться на вражеской территории не надо будет, и до рассвета уйдем с ними далеко, не догонят, а догонят, черт возьмут.

С этим предложением я и вернулся в наш лагерь во второй половине дня. Сиесты пока у аборигенов нет, но в полуденную жару обычно не работают на открытом воздухе. Кто может себе позволить, тот дрыхнет. Мои соратники, видимо, так и делали, потому что были вялыми, добрыми, почти не ругались. Не знаю, зачем именно собрал их командир, потому что, когда я подъехал, разговор уже был о том, что надо идти к побережью и требовать снабжение. Мол, если засевшие там трусы не хотят проливать кровь, пусть хотя бы кормят тех, кто их защищает. В последнее время эта тема поднимается каждый день и разговоры заканчиваются ничем, потому что никто не хочет заниматься попрошайничеством. Ждут, когда поедут домой отдохнуть на несколько дней, тогда и привезут что-нибудь.

Я разрядил обстановку, подкинув предложение:

- Кто-нибудь хочет съездить со мной ночью в тыл к римлянам и захватить добычу?

Предполагал, что желающих будет мало. Нынешние люди не любят шляться по ночам, дразнить злых духов. Половина отозвалась сразу, а почти все остальные после пары вопросов, когда узнали, куда и зачем идти. Не заинтересовался только командир и его ближний круг. Думаю, Ансгара обидело, что предложение поступило не через него. То есть я обязан был подарить ему идею. Я считаю, что никому из них ничего не должен, и вообще свалю сразу же, как накоплю немного денег и узнаю, к кому можно примкнуть, чтобы добраться до какого-нибудь римского порта на восточном берегу Пиренейского полуострова, откуда ближе до Апеннинского.

Выдвинулись перед заходом солнца, чтобы до темноты добраться до того места, куда римляне провели дорогу. За несколько минут до нашего прибытия они пошабашили. Мы увидели колонну идущей по долине к каструму. Две когорты впереди, две сзади, а в середине строители с шанцевым инструментом. Я пожелал им спокойной ночи. Этой не их черед.

Уже по темноте мы спустились в долину. Даже этот неполноценный вариант дороги впечатлял. Кони не спотыкались, скакали спокойно, как по бульвару. Вдобавок сняли верхний слой грунта, а нижний был светлее. Казалось, что дорога подсвечена снизу, чтобы мы не заблудились. В долине свернули с нее налево, на грунтовку, уходившую между островами леса на юг. Появилась яркая, почти полная луна, выкрасила все серебристым цветом. Мы движемся, не прячась. Типа четыре турмы вспомогательных войск, набранных из аборигенов, живущих в южной части полуострова. Разве что воины переговариваются тихо, а не орут и громко смеются, как это принято у ауксилариев.

Пастбище оказалось дальше, чем мне показалось с горы. Уже подумал, что повернули не туда, собирался вернуться, когда увидел впереди справа открытое пространство с низкими, частично раскиданными стожками ячменной соломы. Видимо, мулы и ослы общипали всю зеленую сочную траву, и им подвезли сухой корм. Бивак контубернии обозников, назначенных сюда в суточный наряд, располагался метрах в трехстах от поворота. Это были два шалаша на четыре человека каждый. Рядом горел костер, возле которого сидели двое. Услышав нас, они разбудили остальных. В обозе служат те, кого по разным причинам не хотят видеть в строевых частях. Доспехов им не выдают. Щит овальный небольшой. Из оружия только копья и кинжалы. Обычно это варвары, решившие выслужить гражданство, не сильно рискую. Они отличаются плохой выучкой и низким моральным духом. Грубо говоря, хитрожопые ссыкуны.

Я подъезжаю первым, определяю декуриона – самого старого, в возрасте под сорок, и спрашиваю на латыни:

- Это мулы Шестого легиона?

- Нет, Четвертого, - отвечает он с сильным кельтским акцентом.

- А где Шестого? – задаю я следующий вопрос на его родном языке.

- С другой стороны от каструма, - выдает декурион военную тайну и интересуется сам: - Вы кто такие?

- Кантабры, - ставлю я в известность, беру трофейное копье, лежавшее на спине коня у шеи.

У декуриона, наверное, богатый опыт или развитая чуйка, потому что сразу крутнулся на пятках и попробовал убежать. Запущенное мной копье догнало его, вонзившись немного выше поясницы, проткнуло насквозь. Остальных перебили мои соратники и сразу принялись шмонать.

- Стреножим лошадей, расходимся, снимаем путы с ослов и мулов и сгоняем их к дороге, - приказал я.

В ближнем шалаше, наверное, командирском, нашел кожаный мешок с половиной круглого хлеба и ветчиной весом с полкило. Сделал себе длинный и толстый бутерброд, а остальное отдал соратникам. С едой у нас в последнее время напряг.

5

Я сильно недооценил амбиции Ансгара. Когда мы пригнали трофейный табун в наш лагерь, там никого не было. Бывший командир умотал вместе со своей свитой, захватив все оставшиеся к тому времени припасы, хотя они были общими. Более того, я не видел, чтобы он привозил что-нибудь, только потреблял добытое другими. Может быть, Ансгар понадеялся, что остальные воины последуют за ним. Не будут же они подчиняться чужаку?! Скорее всего, так и случилось бы, если бы мы не взяли трофеи. Теперь у нас целый табун вьючных животных. Довели более трех сотен. Кто будет новым командиром, решилось само собой, без голосования. За ночь воины привыкли выполнять мои приказы.

- Каждый может взять по одному мулу и отвести домой. В хозяйстве пригодится. Остальных не стоит продавать всех сразу, иначе уйдут слишком дешево, а по мере надобности будем обменивать на продукты. Надо договориться с купцами, чтобы раз в неделю привозили нам определенное количество продуктов, пригоняли баранов и получали взамен мулов и ослов. Так у нас всегда будет много еды, и не надо будет никого просить, - предложил я.

Все дружно согласились. Наверное, раньше не могли додуматься до этого потому, что не было трофеев. На следующий день разъехался по домам почти весь мой отряд, уводя на поводу по мулу. На каждом животном клеймо в виде римской цифры четыре, обозначающая принадлежность Четвертому легиону. Когда Кантабрия будет захвачена, их конфискуют, заодно укоротив бывшего владельца на голову, вернут на службу, но это уже будут не мои проблемы. Мне пришла в голову мысль, что, если уехавшие на побывку не вернутся, тоже будет хорошо. Загоню оптом ослов и нескольких оставшихся мулов, после чего двину потихоньку по ночам через римские позиции.

Зря я надеялся. Богатая добыча сильно поднимает боевой дух, желание воевать. Вернулись все. Более того, каждый привел, как минимум, по одному добровольцу, желающему обзавестись на халяву мулом или римскими доспехами. В итоге отряд сразу увеличился почти до трех сотен. Теперь это было для нас ненапряжно. Мало того, что каждый воин привез продукты из своего поселения, так еще и дал наводку купцам на ослов, которых мы готовы обменять на свежий хлеб, сухари, муку, бобы, оливковое масло, баранов, коз, кур, уток, свежие овощи и фрукты. Кое-кто из торговцев прибыл в тот же день или на следующий. Они выбрали ослов и пообещали доставить взамен в указанные мной даты договоренное количество нужного нам товара.

В планах у меня был поход за вьючным скотом Шестого легиона. Решил не спешить. Наверняка римляне усилят охрану. Пусть успокоятся, расслабятся. Мы пока займемся добычей оружия и доспехов. В моем отряде проблемы, как с первым, так и со вторым. Особенно у молодых воинов. Кое-кто вооружен обычным топором и защищен всего лишь войлочной шапкой и курткой из овчины мехом внутрь, которая не спасет от гладиуса в опытной руке. Я уже не говорю о пилуме.

Неделю я наблюдал за римлянами, которые прокладывали дорогу, и теми, кто их охранял. Меня интересовали последние. Как бывший легионер, я знаю о противнике многое из того, что можно узнать только на собственной шкуре. В частности, что на строительных работах участвуют салаги, а опытные воины предпочитают охранять их. Это же легче, расположившись в тенечке, наблюдать, как работают другие на солнцепеке. Только вот я заметил, что среди «стариков» много молодежи. Как мне сказали, Четвертый легион уже пятый год находится на Пиренейском полуострове, а последний раз серьезно воевал лет десять назад. Многие ветераны уволились, получив гражданство и земельный надел, а вместо них набрали аборигенов, неопытных и не шибко мотивированных умереть за Рим. Да и тех не хватало. В когортах некомплект составлял до четверти личного состава. Именно такой была одна из двух когорт, выставляемых в охранение через день. Может быть, именно поэтому ей и назначали такие задания. Ранее кантабры не нападали на боевое охранение, предпочитая обозы, небольшие конные отряды. Разве что могли обстрелять издали, подразнить. Эта когорта приходила на место работ первой и уходила последней, что было второй причиной постигшей ее участи.

Мы выдвинулись перед рассветом. Часть отряда ехала верхом, часть на еще не проданных мулах и ослах, а остальные топали на своих двоих. До восхода солнца успели выйти на дорогу и добраться до выбранного мной участка, где она проходила между двумя обрывистыми склонами, один высотой метров десять, другой шесть-семь, заваленными срубленными деревьями и кустами. Наверное, ждут, когда высохнут, и сожгут или стволы попилят на чурки и отвезут в каструм. Делали склоны такими римляне, чтобы расширить дорожное полотно. За это им огромное спасибо. Лошадей, мулов и ослов мы спрятали перед этим участком под присмотром трех новичков. После чего я разделил отряд на две части. Меньшую из неопытных воинов разместил на высокой и возглавил сам, большую под командованием Вогана отправил на низкую. На обеих сразу принялись заготавливать камни. Во время боя мы будем выше. Грех не воспользоваться этим.

Ждать пришлось около часа. Длинная колонна выползла из каструма, неторопливо направилась в нашу сторону. Впереди скакали две турмы всадников, приписанных к выбранной мной когорте, следом шли две ее манипулы пехоты. За ними, сильно отставая, шагали легионеры, назначенные строить дорогу, не меньше шести манипул. Замыкала шествие еще одна когорта, выделенная в охранение.

Я опасался, как бы кто-нибудь из новичков не спугнул врагов раньше времени, даже заставил своих отойти от края. Не дай бог ретивое взыграет, сорвет операцию. Второй раз провернуть ее не получится. Начиная с завтрашнего дня, конные дозоры будут проверять склоны и сверху. Воган тоже проконтролировал, чтобы никто из его подопечных не проявил удаль раньше времени. Две турмы всадников проскакали мимо нас, ни разу не глянув вверх. Что там смотреть?! Каждый день проезжают мимо. Раньше ничего не случалось. За ними зашла между двумя склонами первая манипула. Она уже прошла примерно три четверти участка, когда три командира манипул, скакавшие на лошадях между первой и второй, приблизились на расстояние метров пятьдесят, на котором я точно не промажу, и стрела с граненым, бронебойным наконечником пробьет любой нынешний доспех. Оба молоды, немного за двадцать. Облачены в темно-красную шерстяную тунику, поверх которой лорика сквамата – чешуйчатый доспех из металлических, а данном случае надраенных, поблескивающих, бронзовых пластин, нашитых на кожаную основу по принципу черепицы – и юбку из полос кожи (птеругис). На ногах бронзовые поножи (окреи). На правом плече золотой фибулой застегнут темно-красный шерстяной плащ (палудаментум), который не столько для согревания, сколько для того, чтобы железные пластины не сильно нагревались на солнце. На голове железный шлем (галеа) с большими подвижными нащечниками, назатыльником и сверху поперечный гребень из конских волос, выкрашенных в красный цвет. Щиты закреплены на крупах лошадей. Наверное, оба из богатых патрицианских или всаднических семей. Если бы не мы, то парни прослужили бы два-три года, после чего вернулись в Рим и заняли какие-нибудь гражданские должности, постепенно дорастая до консула. Это типичный путь римского карьериста из богатой, знатной семьи. В промежутках между получением взяток они рассказывали бы, как отважно воевали с варварами. Теперь такие байки будут травить кантабры.

Я не стал проверять их доспехи, всадил ближнему стрелу в шею, а дальнему, который повернулся к нему лицом и уставилсяприоткрытым от удивления ртом, в район носа, а третьему пригвоздил нащечник к черепу. После чего принялся отстреливать центурионов. Эти старые, опытные вояки опаснее для нас, чем командиры. Доспехи на них кольчужные. Мои стрелы с шиловидными наконечниками пробивали такие запросто. Четверых из первой и второй манипул уложил быстро, а вот последние два из третьей успели спрятаться под «черепахой» и начали отступать, пятясь, но не нарушая плотный строй, закрытый со всех сторон щитами. Сверху на них падали камни, подгоняя.

Первые две манипулы мы разгромили быстро. Сработала внезапность и расположение сверху. Сначала в римлян полетели камни с обеих сторон, к которым добавилось несколько стрел в придачу к моим. Затем большая часть моих подчиненных спустилась вниз и начала добивать уцелевших, разрозненных, закрывавшихся сверху щитами. Работали парами, как я научил: один бьет на верхнем уровне, заставляя поднять щит выше, а второй в это время колет в правую ногу, на которой нет поножи, стараясь попасть в колено. Как только легионер, заорав от боли, опускает щит, тут же получает копьем в лицо. Предупреждал, чтобы ни в коем случае не сближались, работали на дальней дистанции, но без понтовитых идиотов никак. В итоге на дороге рядом с убитыми римлянами валялись и несколько кантабров.

Третью манипулу преследовать не стали, занялись сбором трофеев. Хватали все подряд, хотя в первую очередь надо было брать доспехи и оружие. Два десятка человек должны были прикрывать их от проскакавших вперед конных турм, но и этот мой приказ похерили. Пришлось самому оставаться на посту наверху, чтобы встретить атакующих. К счастью, командиры конных подразделений оказались умнее. Дальше была развилка, на которой можно повернуть направо и кружным путем вернуться в долину.

Третья манипула очухалась, остановилась. К ней подтянулись другие подразделения, после чего перестроились на всю ширину дороги и поперли в нашу сторону. Двигались медленно, но уверенно.

- Отходим! – проорал я.

Повторять пришлось раз пять. Все равно несколько жадных идиотов продолжали стягивать доспехи или собирать оружие, несмотря на то, что держали целую охапку, постоянно что-нибудь выпадало из нее. Плюнул на них. Мне такие воины не нужны.

Когда дошел быстрым шагом до того места, где ждали наши лошади и вьючные животные, там уже заканчивали погрузку и крепление трофеев, раненых и убитых, кого вынесли. Сел на своего очередного Буцефала и в сопровождении готовых к конному бою воинов вернулся на место засады. Навстречу нам бежали тупые жлобы, теряя то, что нахватали в последний момент. За ними, отставая всего метров на тридцать, мерно шагали легионеры. Увидев всадников, остановились. Мы поскакали им навстречу, но метров за пятьдесят остановились. Подождали немного, после чего поехали в обратную сторону. Услышав за спиной шаги, развернулись, изобразили желание атаковать. Римляне остановились, приготовили пилумы. Мы опять развернулись и начали медленно удаляться. В общем, напрягали врага, пока наши пешие воины не вышли за пределы расширенной римлянами части дороги. Дальше нас не преследовали.

Мы потеряли восемь человек убитыми, двое из которых умерли уже в лагере от полученных в бою ран. Одному местный коновал ампутировал раздробленную кисть правой руки, больше не повоюет, а остальные раненые через несколько дней вернулись в строй. Это была плата за две с небольшим сотни комплектов доспехов и оружия. Теперь, с учетом того, что имелось раньше, большая часть моего отряда экипирована по полной программе, не уступает в этом плане римлянам. Впрочем, услышав о нашей очередной победе, каждый день начали прибывать добровольцы, вооруженные и защищенные, чем попало, сдвигая соотношение в обратную сторону.