Сразу после трансформации Ран понял: что-то пошло не так. Он — в отличие от остальных — помнил лишнее. Помнил, каково это: радоваться, подставляя лицо солнцу, улыбаться прохладному дождю, смеяться после чьей-то глупой шутки.

Ледяные, суровые, свинцовые, мрачные пространства Преисподней не давали поводов для удовольствия. Демоны были злы, агрессивны, вечно недовольны и жестоки. Ран с нетерпением ждал своего первого выхода на Поверхность — ведь там, возможно, было хоть что-то похожее на прежнее тепло.

Ему не повезло. Он проявился в комнате ребёнка — мальчишки лет четырёх, прикованного к постели. Пугать дитя хотелось меньше всего. Некоторое время Ран просто наблюдал из тени. Однако долг требовал действовать. Он шевельнулся, осторожно приблизил морду к лицу малыша, ожидая крика и слёз, и выдохнул пепел.

Мальчик устало приоткрыл глаза, вгляделся в темноту, медленно моргнул и хрипло сказал:

— Ты грустный… Возьми яблоко.

Ран замер. От неожиданного предложения он рассмеялся — и тут же плоть его пошла пузырями. Шкура покрылась пятнистыми ожогами, а воздух наполнился вонью палёного мяса. Ран заверещал, как падальщик, и выпал обратно в Преисподнюю.

Прижавшись к ледяной стене, он полчаса выл и стонал. Потом пополз на коленях и выбрался в общий зал.

— Что это было? — прохрипел он, протягивая почерневшие лапы ментору.

Тот бросил короткий взгляд на волдыри и хрипло выплюнул:

— Эмоции.

Позже Ран узнал: на Поверхности плоть демонов ежесекундно отмирает. Это делает демонов жуткими — струпья, гниющая кожа, трещины, вывернутые мышцы – никто из людей не считал это зрелище приятным. Но зато посланники Преисподней переставали чувствовать боль. Мертвое не болит.

Однако любые светлые чувства — радость, надежда, любовь — восстанавливали плоть. А вместе с жизнью возвращалась и чувствительность. Словно мгновенно отошедшие от наркоза нервы тут же обжигались светом. Мгновение смеха обернулось для Рана неделей страданий. По сути, его до костей ошпарило радостью.

Очень скоро демон понял своих собратьев. Тех, кто научился избегать улыбок, доброты, надежды. Они просто боялись пытки, которую приносят позитивные эмоции. Он и сам поклялся: больше — никогда.

Во второй раз Поверхность закинула его в спальню к морщинистой старухе, лежавшей в огромном памперсе посреди широкой кровати со скомканным покрывалом. От простыней тянуло мочой и беспомощностью.

Ран брезгливо скривил нос, выдохнул пепел… и вздрогнул от ясного взгляда распахнувшихся глаз.

— Здравствуй, Мертвец, — сказала она.

— Я не мертвец, — пророкотал он в ответ, заставляя себя злиться.

— Конечно, мертвец, — старуха улыбнулась беззубым ртом. — Жить — это значит чувствовать.

Загрузка...