Мессалина - читать бесплатно онлайн полную версию книги автора Abelmax (самиздат)

Я – Мессалина. Это имя станет на устах у Рима шепотом похоти и проклятием, символом разврата, затмившим даже самых порочных императоров. Но прежде чем стать нарицательным, я была просто девочкой, рожденной под знойным солнцем и в тени великих предков.

Мой род, Валерии Мессалы, вел свою родословную от самой республики, от консулов и триумфаторов. Я появилась на свет не в скромном доме, а в окружении мраморных статуй, шепота рабынь и тяжелого запаха власти, который, кажется, был вплетен в самые дорогие мои пеленки. Детство мое было золоченой клеткой. Я научилась ходить по мозаикам, изображавшим похождения богов, и моими первыми игрушками были камеи с портретами предков, чьи суровые взгляды словно оценивали мое будущее.

Мать учила меня не столько добродетелям пряжи и кухни, сколько искусству быть замеченной: как держать осанку, чтобы шея казалась лебединой, как опускать веки, дабы вызвать любопытство, каким тоном отдавать приказания, чтобы они звучали как просьбы. Отец, вечно погруженный в государственные дела, видел во мне лишь ценный актив, будущую пешку в большой игре браков и союзов. Меня готовили быть украшением могущественного мужа, маткой для рождения чистокровных наследников. Но даже тогда, в невинности моих лет, я чувствовала, что предназначена для большего. Мое тело, еще не познавшее мужчин, уже пробуждалось от ласк солнца на моей коже, от шелковистости тканей, от аромата цветов в перистиле. Оно жаждало не деторождения, а наслаждения. Оно было инструментом, и я жаждала научиться на нем играть.

Моим учителем стал старый греческий раб, библиотекарь отца. Его звали Лисий, и пах он не властью, а пылью свитков и мудростью. Он не говорил о добродетели. Он читал мне Сапфо, ее страстные, истомные стихи, от которых по телу бежали мурашки. Он рассказывал мифы не в приглаженной, детской версии, а во всей их кровавой и сладострастной красе: о Зевсе, являвшемся женщинам в облике быка или золотого дождя, о похождениях Пасифаи, о неистовстве вакханок. Его слова были семенами, упавшими в благодатную почву моего сознания. Он открыл мне, что плоть может быть не просто обязанностью, но храмом, где правят экстаз и власть.

В четырнадцать меня выдали замуж. Мой избранник, несмотря на юность, уже был окутан дымкой скандала и интриг. Клавдий, дядя императора Калигулы, считался полусумасшедшим ученым-чудаком, заикой и хромцом, предметом насмешек двора. Но за этим жалким фасадом скрывался умный, наблюдательный и, как я вскоре узнала, не лишенный определенных амбиций человек. Его брачная ночь была нежной и неумелой. Он был робок, почти испуган. Я притворилась стыдливой невестой, позволила ему совершить то, что положено, и в ту ночь впервые почувствовала не боль или отвращение, а скуку. Его ласки были предсказуемы, как ритуал. Я поняла, что этот человек никогда не сможет разжечь тот пожар, что начинал тлеть во мне.

Но судьба – ироница. Безумие Калигулы вознесло мого Клавдия на трон. Из жены неудачника я в одночасье стала императрицей Рима. Власть – сильнейший афродизиак. Видеть, как самые гордые мужи Рима склоняют перед нами спины, чувствовать тяжесть золота и жемчугов на шее, осознавать, что одно мое слово может вознести или уничтожить – это опьяняло сильнее самого выдержанного фалернского вина.

Первым был центурион из преторианской гвардии. Высокий, с телом, высеченным из камня долгими походами, и взглядом, в котором читалась грубая, животная сила. Он охранял мои покои. Его глаза, полные нескрываемого желания, скользили по мне каждый день. Однажды, когда Клавдий засиделся на заседании сената, я подозвала его.
– Ты часто смотришь на свою императрицу, – сказала я, подходя так близко, что почувствовала запах его кожи – кожи мужчины, а не придворного, утопавшего в благовониях.
– Прости, госпожа. – пробормотал он, опуская глаза, но я видела, как напряглись его мускулы.
– Я не люблю, когда на меня смотрят украдкой. – продолжила я, проводя пальцем по застежке его плаща. – Смотри открыто.

Я повела его в спальню. Его ласки были лишены придворной утонченности. Он срывал с меня одежды, как добычу, его руки, шершавые от рукояти меча, оставляли на моей коже следы. Его поцелуи были жгучими и властными. Он не просил – он брал. И я отдавалась этой грубой силе, впервые ощутив не скуку, а дикий, первобытный восторг. Когда он, изнеможденный, заснул рядом, я лежала без сна, слушая его дыхание и чувствуя, как во мне просыпается новая, жаждущая императрица. Не та, что сидит рядом с Клавдием на троне, а та, что правит миром страсти и плоти.

Это было началом. Как голодная волчица, я вышла на ночную охоту. Рим стал моим пиршественным столом. Я меняла обличья. То я была знатной матроной в носилках, то куртизанкой в полупрозрачном шелке, бродящей по Субуре. Меня звали Лисиской, и под этим именем я обрела свободу, недоступную Мессалине.

Мои похождения стали искусством. Я научилась различать оттенки наслаждения. Юный патриций, нежный и поэтичный, чьи ласки были подобны легкому бризу, а поцелуи сладки, как виноградный мед. Опытный гладиатор, чье тело было картой сражений, а умение доставлять удовольствие отточено, как клинок. Старый сенатор, который, забыв о своем возрасте, готов был ползать у моих ног, лишь бы я позволила ему прикоснуться к моей божественной плоти.

Каждый был уникален. С одним я наслаждалась медленной, изощренной игрой, растягивая предвкушение до мучительного предела, заставляя его молить о милости. С другим – отдавалась стремительному, яростному натиску, словно в битве. Я узнала вкус мужского пота, соли на губах после ласк, пьянящий аромат страсти, смешанный с запахом кожи, вина и ночи.

Я коллекционировала любовников, как другие коллекционируют статуэтки или вазы. Они были моими трофеями. Моя спальня стала алтарем, где я, как богиня, принимала жертвоприношения в виде тел и стонов. Я изучила каждую эрогенную зону своего тела и учила этому своих временных повелителей. Я могла довести мужчину до исступления одним лишь шепотом, движением бедра, прикосновением кончиков пальцев.

Но аппетит приходит во время еды. Мне захотелось большего. Простых измен уже было мало. Мне нужен был вызов, нужна была абсолютная власть над множеством, нужен был спектакль, где я была бы и режиссером, и главной актрисой.

Так родилась идея Оргии.

Не тех попоек, что устраивал Калигула, а нечто утонченное и развратное одновременно. Я выбрала одну из своих вилл за городом. Роскошное, уединенное место, окруженное садами. Гостей отбирала лично – самых красивых, самых раскрепощенных, самых жаждущих мужчин и женщин Рима. Рабыням и рабам было приказано удовлетворять любое желание гостей.

Сама я появилась в образе Венеры. Золотая диадема в волосах, нитка жемчуга на бедрах, и больше – ничего. Мое тело, умащенное маслом с лепестками роз, блестело в свете сотен ламп и факелов.

Воздух был густым от аромата пачули, сандала и возбуждающих фимиамов. Вино лилось рекой. Музыканты играли томную, ритмичную музыку, которая проникала в кровь, заставляя тела двигаться сами по себе.

Сначала – пир. Языческие яства, фрукты, устрицы, сочные фиги. Затем – танцовщицы, их тела извивались в чувственном ритме, сбрасывая с себя одну ткань за другой. А потом… потом стирались все границы. Приличия, ранги, запреты – все было сожжено в огне всеобщего вожделения.

Я была центром этого вращающегося вихря плоти. Ко мне тянулись руки, губы, языки. Я терялась в лабиринте тел, то отдаваясь группе юношей, чьи руки и рты исследовали каждую пядь моего тела, то наблюдая, как переплетаются пары и тройки, наслаждаясь этой живой, стонущей картиной всеобщего экстаза.

В тот вечер я испытала высшее наслаждение. Это было не просто физическое удовлетворение, это было ощущение полной власти. Я была богиней, управляющей самым древним и могущественным инстинктом. Я видела, как самые гордые римляне теряют рассудок от желания, валяются у моих ног, молят о внимании. Это был триумф Мессалины. Это был мой истинный трон.

Но за всяким пиром следует похмелье. Моя слава стала моим врагом. Шепоты при дворе превратились в гул. До Клавдия доходили слухи, но он, вечно занятый своими книгами и законами, отмахивался от них, не желая верить в разврат своей «невинной» голубки.

Мне нужен был новый вызов. И я его нашла. Его звали Гай Силий. Консул-десигнат, красивейший мужчина Рима, известный своей неподкупностью и гордостью. Завоевать его, заставить изменить принципам – вот что стало моей навязчивой идеей.

Я взяла его штурмом. Я являлась ему на тайные встречи, писала страстные письма, осыпала его подарками. Я использовала весь арсенал своих чар. Я была то нежной и ранимой, то пылкой и требовательной. Его сопротивление лишь разжигало мой аппетит. Наконец, он пал. Его принципы рухнули под натиском моей плоти. Он стал моим официальным любовником. Я проводила с ним дни и ночи, почти не скрываясь. Я заставила его развестись с женой. Я была опьянена этой победой.

И тогда в мою душу, развращенную властью и наслаждениями, закралась безумная мысль. Клавдий старел, был слаб. А Силий – молод, красив, популярен в войсках. Почему бы не сделать его императором? Почему бы мне не стать истинной владычицей Рима, не прячась за спиной старого мужа?

Однажды ночью, в постели, обливаясь потом и страстью, я предложила ему это. Сначала он онемел от ужаса. Но я знала его слабость – меня. Я окутала его словами, ласками, поцелуями. Я рисовала картины нашего совместного правления. Я убедила его, что это возможно. Что мы можем устроить переворот, пока Клавдий в Остии.

Безумие овладело мной полностью. Мы сыграли пародию на свадьбу. В моем доме, в окружении немногих посвященных, мы обменялись клятвами. Я, Мессалина, императрица Рима, вышла замуж за Гая Силия. Я надела фату. Мы пили из одного кубка. Это был апофеоз моего безумия, моей гордыни, моей веры во вседозволенность.

Но даже Рим имеет пределы терпения. Доносчики донесли до Клавдия наконец не просто слухи, а конкретный факт: его жена обвенчалась с другим мужчиной.

В тот день я была на вилле, празднуя свое новое «замужество». Вино ударило в голову, но не оно было причиной моей эйфории. Я чувствовала себя на вершине мира. Вдруг я услышала крики, топот солдатских сапог. В покои ворвался вольноотпущенник императора Нарцисс. Его лицо было каменным.

– Император приказал явиться тебе и твоему… мужу. – произнес он с ледяным презрением.

Хмель мгновенно выветрился из головы. Меня охватил леденящий ужас, которого я не знала никогда. Я бросилась бежать. Инстинкт самосохранения гнал меня прочь. Я не помню, как оказалась в садах. Я бежала к мавзолею, где была похоронена моя мать. Это было единственное место, где я могла искать спасения.

Я металась по залитым лунным светом аллеям, спотыкаясь о свои роскошные одежды. Слышались приближающиеся шаги. Я забилась в угол, под сводами гробницы. Я плакала, дрожала, молила о пощаде богов, в которых никогда по-настоящему не верила.

Но пощады не было. За мной пришли. Мать моя не приняла меня. Ее холодный мраморный лик молчал.

Тогда я все поняла. Исхода не было. Унизительной казни на эсквилинском холме я предпочту достойный уход. Я – Валерия Мессалина. Даже смерть должна быть моим спектаклем.

Я выпрямилась, откинула волосы с лица. Я приказала своей старой кормилице, которая, рыдая, прибежала за мной:
– Принеси мой самый острый стилус. И… уйди.

Она выполнила приказ. В дрожащих руках я сжала холодный металл. Я посмотрела на свое отражение в полированной поверхности бронзовой урны. Все та же прекрасная, безупречная женщина. Императрица.

Я легла на холодный пол мавзолея, словно на брачное ложе. Я представила, что это руки самого страстного из моих любовников. Я закинула голову, обнажив горло. Один точный, резкий удар – и тепло хлынуло на мою грудь, на мои руки. Не боль, а лишь освобождение.

Темнота наступала быстро. Последнее, что я увидела, был лик луны в проеме двери. Холодный, безразличный, вечный. Как и Рим, который я так любила и которым так хотела владеть. Рим, который меня сожрал и выплюнул, чтобы сделать легендой. Легендой о блуднице, которую не смог насытить весь мир.

И все же… это было прекрасно.