Миг жизни

Признаться, я даже не помню, когда впервые увидела Люси. Кажется это было лет двадцать или, может быть, даже двадцать пять назад... Тогда она была пухленькой розовощекой малышкой в белом кружевном платьице и ее мать, весело смеясь, осторожно поднесла ее ко мне. Люси удивленно на меня уставилась и из ее ярких карих глаз, которых толком и не было видно из-за этих щечек, сквозило такое искреннее любопытство, что мать, счастливо улыбнувшись, сказала:

– Посмотри... это Люси!

Малышка с интересом рассматривала меня, потом протянула пальчик и ткнула, промычав что-то. Мать снова рассмеялась. Это была наша первая встреча и я даже не знаю, почему эта девочка так мне понравилась.

Когда-то сюда, в этот небольшой уютный дом, я приехала с ее тогда еще молодой и красивой бабушкой, мы были ровесницы и частенько проводили время вместе.Шли годы, десятилетия и наши пути потихоньку разошлись, но я осталась в их доме. К моему сожалению, меня мало кто замечал: может из-за моей старости, а может из-за немоты... Но вот тогда, когда эта теплая маленькая ладошка с живыми любопытными пальчиками снова осторожно погладила меня, произошла какая-то притягательная магия: я будто очнулась от постоянной дремоты и с этого дня стала с нетерпением ждать каждый визит Люси.

Стоит признаться, что пока она была маленькой, она баловала меня своим вниманием часто. Я видела как она росла, превращаясь из пухленькой малышки в стройную и красивую девушку все с теми же прекрасными глазами и красивыми густыми темно-каштановыми локонами. Когда ей было лет двенадцать, она полюбила крутиться возле меня, без умолку болтая на своем веселом девчачьем языке обо всем на свете не ожидая, что я ей отвечу. Она просто весело щебетала, строила смешные рожицы мне и я всеми силами старалась ее развеселить в ответ. Мы чудесно проводили время и, когда Люси уж совсем надолго застревала у меня, ее мать приходила и притворно-суровым тоном отчитывала и отправляла ее спать.

А как же быстро летит время! Я и не заметила, как она превратилась в молодую девушку. Вот она еще малышка, смешно кривляется и скачет вокруг, хитро поглядывая на меня. А вот она уже втихаря от матери красит глаза и губы, зная что я ее ни за что не выдам, а из своих шикарных каштановых волос делает взрослую замысловатую прическу. Помню, как она робела перед первым настоящим свиданием и все время спрашивала: "Я ведь красивая, правда?" И я с ее матерью всеми силами пыталась убедить ее в этом.

И казалось все вокруг чудесным, и верилось, что так будет всегда. Мы часто виделись с ней, а по вечерам она любила садиться напротив меня, брала расческу и, болтая о событиях дня, расчесывала свои прекрасные волосы и, тихо посмеиваясь, говорила: "Я все так же хороша, правда?". И я с большим удовольствием старалась убеждать ее в этом каждый раз.

А потом что-то произошло и Люси пропала на несколько дней. В доме повисла какая-то гнетущая атмосфера и я тихонько притаилась в своем углу не понимая, что происходит. Несколько раз мельком видела ее мать с красными заплаканными глазами и всклокоченного бледного отца. Конечно им было не до меня и мне ничего не объяснили, поэтому я всеми силами прислушивалась к разговорам и страшные новости оглушили меня: Люси тяжело больна.

Потянулись мрачные безрадостные дни. Я редко видела Люси: часть времени она проводила в больнице на химиотерапии, часть дома. Но в этот период она стала редко подходить ко мне. Я не обижалась, понимая, что я не смогу ее порадовать или обнадёжить. Ее волосы стали тускнеть и выпадать, сама она осунулась, некогда яркие живые глаза ввалились. Люси однажды подошла ко мне, молча посмотрела и расплакалась. Мне было так больно, но что я могла сделать? Лишь всеми силами убедить ее, что она все еще прекрасна.

В какой-то момент в обрывках долетавших до меня фраз между ней и ее родителями я расслышала, что появилась призрачная надежда: новый заграничный доктор пообещал включить Люси в программу, в которой испытывали новейшее лекарство и все они возлагали большие надежды на успех. Я почувствовала, как весь дом воспрял духом, оживился: в сгустившемся сумраке последних месяцев появился робкий проблеск надежды. Люси уехала в "экспериментальный центр" как называла его ее мать. Я немного успокоилась: казалось, все теперь наладится, все будет как прежде.

Но вот настало то утро, когда ворвавшееся в комнату Люси солнце не осветило стены как обычно. Это было странно и даже страшно. И тут я поняла, что меня занавесили какой-то темной тканью и что, если вглядеться в сплетения ниток, то можно заметить через черную дымку волокон открытую дверь и нечто жуткое: там, в проеме двери соседней комнаты виднелся поставленный на стол белый гроб. Меня сковал ужас. Нет, нет, нет! Не может быть! Только не это! Я всеми своими ничтожными силами пыталась поддаться вперед и разглядеть, кто же в этом гробу. Ведь не обязательно это, Люси, правда? Я так старалась подвинуться: хоть на чуть-чуть, хоть на пару сантиметров и тогда я смогла бы увидеть, кто лежит там. Все без толку: десятилетиями я не сходила с этого места. Но неужели там моя Люси?! Собрав последние силы я снова попыталась наклониться немного вперед и вдруг услышала скрежет вырывавшегося из стены гвоздя. Ба-бах!

Оглушительный звон и мой мир разлетелся на тысячу осколков. И я поняла, что умираю. Но это было уже не важно. Так как в одном из моих обломков, долетевших до проема двери в маленьком зеркальном кусочке отражался каштановый локон прически той, кто лежала в гробу.

И уже улетающим навсегда в вечность сознанием я услышало быстрый топот людских ног, вбегающих в комнату и слова, вырвавшиеся у кого-то:

– Зеркало упало и разбилось! Это к большому несчастью! Вот и не верь теперь в приметы!

***

Благодарю, что выбрали мой рассказ и нашли время прочитать его. Буду признательна "сердечкам" и комментариям:поддержка первых читателей очень вдохновляет!

С искренней благодарностью, автор Катерина Меретина