Миледи Винтер

Дневник... Кошки?...

А мир таинственным, влекущим, недоступным взлетал вокруг… И сторожил при взлете …

И застывал, поддерживал и помогал … Пружинный Бобик, сказочный и злобный сторож старого дивана не пугал. Диван меня подталкивал, скрипел, стонал, и я летала …

В раннем детстве. И была счастливой …

Нянька пугалась. Меня схватить не успевала. Я не боялась никого, качалась, прыгала, упрямым шариком порхала над пространствами дивана.

И знала, что меня поддерживает мир, застывший в мягком киселе безвременного собственного самозабвенья или самопогруженья. И я была быстрее. Всегда. И успевала приземлиться на подушку. Убрать лицо от подлокотника. И не свалиться на пол...

Потом выросла и очень быстро о собственных полетах, взлетах и парениях забыла. Недавно стала вспоминать. И удивленно поняла, что …

… С некоторого времени или, быть может, возраста, обнаруживала, что становлюсь Осью Мира: статичной и неподвижной.

Я даже научилась застывать в разных изысканных позах. И могла еще старательно себя демонстрировать, но поняла, что больше не успеваю за подвижной динамикой бесконечно текучих изменений или событий мира.

...Не очень давно научилась смотреть на жизнь глазами и разумом трехцветной бездомной кошки.

Кошка лежала на подоконнике единственного окна общих сеней, плавно становившихся коридором старого или старинного дома.

Перестройки и ремонты в разные времена и разными жильцами – хозяевами сотворенные изменяли внешность, и характер дома и довели его до полного понимания чужих абсурдно - овеществленных желаний. Дом скрипел полами и лестницами, трясся потолками, выпадал плитами в прихожей, зудел натужно электросчетчиками и был вполне тихим и уютным...

Если жильцы не нарушали его привычного, настоянного веками и вполне уже крепкого покоя, и не мешали старому дому существовать. И дом воспринимал жильцов, их жизнь и перемены вокруг, привычно, как неизбежное, неотвратимое зло: жизнь и поступки иных своих соседей.

И не мешал жильцам своим или кому - то еще жить тоже...

С этими мыслями я выходила, иногда, днем, под старый вяз, садилась на лавочку, которая вечером была закрытым мужским клубом любителей марочного пива. Здесь днем собирались разные сорта курильщиков. Ночами лавочка принимала у себя молодежь, потом служила ночлегом для усталых нищих.

Сидела я и слушала, как шумит листьями дерево, смотрела на кошку, ЧТО ВСЕГДА ЛЕЖАЛА НА ПОДОКОННИКЕ. Смотрела долго, пока не начинала пропитываться кошачьими мыслями, как собственными...

У меня чесалось за ухом. Но тяжело было поднять лапу и поскрести, почти невозможно. А нужно было лежать, жмуриться на солнце, пошевеливая ушами недовольно, и ждать, пока солнечные, яркие, весенние лучи отогреют это место, намороженное за долгую зиму.

Оно успокоится, ломота и зуд закончатся, и вырастет новая пушистая шерсть.

Кошка или Я – Кошка жмурилась и размышляла о том, что время теперь вокруг нее собирается другое и течет мимо с тех пор, как умерла хозяйка, а жизнь кошки принадлежит теперь только ей одной.

Новые жильцы старую кошку так и не приняли. И в дом больше не пустили. Пришлось жить в общем коридоре – переходнике от общего холода к лютым зимним морозам.

И новый хозяин квартиры сказал, что видел кошку на мусорном баке, где она копалась среди отходов и отыскивала кусочки вкусного и съестного, поэтому приобрела плохие привычки и к детям допущена быть не может.

И время приобрело другие привычки и стало тянуться бесконечно, особенно зимой, морозными ночами, когда луна привычно заглядывает в угол маленького окна и надо сидеть или лежать на подоконнике, терпеть, не мяукать и не проситься в тепло...

А ждать, пока приотворится соседняя дверь и добрая женщина позовет кошку:«Кис – кис». Но, может быть, она сегодня уехала, устала, заболела или просто забыла и забудет Кошку позвать.

Но очень хорошо было бы вдруг оказаться в тепле, съесть из чашечки молока или теплого супа, разомлеть от сытости, спать …

Вот только утром, хозяйка –соседка обязательно выставит кошку за порог. И холод охватит тело не сразу. Оно, Кошкино тело, будет незаметно остывать.

Но к обеду выглянет солнце, станет светить сквозь тонкое, маленькое стекло. И замерзать кошке больше не захочется, но шерсть взъерошится, а тело остынет больше, все равно.

Но днем ходят люди, они могут покормить или погладить. А теплая еда согревает, и согревает поглаживание, от которого вдруг становится тепло, а душу и тело заполняют теплое удовольствие и довольное мурлыкание.

Но все надежды остаются напрасными. Люди приходят, проходят мимо, уходят.У них есть свой дом. У пожилой трехцветной кошки дома больше нет. Она знает, что дом остался, ЕЕ КВАРТИРА стоит на том же месте. Но умерла ее старушка,

- хозяйка, а новые жильцы отказали ей в праве на жизнь.

И каждый день, начиная утро, Кошка надеется, что к вечеру ее жизнь спасется, ее измученную и замороженную возьмут домой или пригласят в тепло.

К ночи мороз усиливается, люди быстро проходят мимо, скрываются в подъездах, разбегаются по теплым домам.

Наступает ночь. И только тучи, небо, иногда звезды или луна могут видеть ее жизнь, которая в ночные долгие морозные часы превращается в борьбу и выживание, незаметные и никому не нужные, как и кошка, которая также никому больше не нужна.

Время течет мучительно долго, принадлежа равнодушным морозам. И только альпинисты в горах или полярники в Арктике (Антарктиде?) понимали бы постепенное замерзание всего тела перед высоким и равнодушным небом, а также медленным и мучительным временем.

Я смотрю на подоконник и думаю о старой кошке и о том, что если бы она свой дневник мурлыкала мне или надоедно верещащим воробьям, он был бы простым и ясным:

СЕНТЯБРЬ: Еще тепло, даже жарко днем, но уже начинаются холодные ночи.

ОКТЯБРЬ: Днем холодно, и очень холодные ночи.

НОЯБРЬ. ХОЛОДНО.

ДЕКАБРЬ, ЯНВАРЬ, ФЕВРАЛЬ: Мне очень холодно, я больна...

МАРТ: Солнце согревает меня днем, но помочь и вылечить не может. Очень холодные ночи. Нос сухой и горячий. Морозит. Наверное, у меня температура. Я похудела. И свалялась шерсть.

КОНЕЦ МАРТА: Я замерзла…

А в середине теплого, сырого апреля я сижу на скамейке и думаю о кошке, которая заболела, потому, что замерзла, а на борьбу с долгими зимними морозами ушли постепенно все ее маленькие силы.

Поэтому, кошка не дожила до нашей общей весны. А я дожила с трудом, лежала долго в больнице, куда попала быстро, случайно, внезапно, затем не смогла быстро выздороветь или выписаться. И старую кошку я не успела спасти.

Сейчас осматриваю новый, весенний мир вокруг меня, а вспоминаю собственную жизнь. Разные люди проходят домой или выходят из дома, они проходят мимо лавочки.

И некоторые прохожие помнят меня или со мною здороваются. А я старею или быстро слабею. И жизнь с каждым годом идет и постепенно уходит мимо.

Моя жизнь перестает кого - либо интересовать, стариков и старух так же много вокруг, как и беспризорных, бездомных, никому не нужных собак или кошек...

А может быть, это я замерзла одинокой и безлунной, морозной ночью, не успевая открыть дверь себе самой, чтобы позвать себя в тепло дома и человеческой жизни: «Кис – кис», и ощутить чье - то участие или тепло?

И спастись от лютого холода или цинизма окружающих меня людей?… И новой, изменившейся, жестокой жизни?...