Милки

От остановки автобуса, на которой Рита обычно выходила, если напрямик, мимо детского скверика, до дома пять минут. В час, когда она приезжала, скверик был безлюден: малышей уже увели, а дети постарше, которым претит чья-либо опека, ещё не появились.

Скамейка у входа обычно пустовала, но сегодня на ней устроился пожилой, совсем седой мужчина, опрятно одетый, с белой болонкой на коротком поводке. Судя по всему, болонка по собачьим меркам была того же возраста, что и хозяин, и потому спокойно сидела у его ног. Каждого проходившего мимо они провожали взглядом и замирали в ожидании следующего прохожего. Хоть небольшое, но развлечение. Рита не была исключением: собака и хозяин проводили её глазами, последний даже кивнул в знак приветствия. Рита на долю секунды замедлила шаг — может, этот мужчина знает её? Но сразу одернула себя: это ничего не значащий жест вежливого человека.

Через минуту она уже забыла о них, и, наверное, никогда б не вспомнила, если бы на следующий день встреча не повторилась. На этот раз собачка сидела на скамейке рядом с мужчиной, а он не просто кивнул ей, а сказал негромко: «Здравствуйте», но с интонацией, привычной для тех, кто здоровается ради соблюдения приличия. Она быстро ответила «Здравствуйте» и поспешила дальше. Рита тут же вообразила, что этот мужчина одинок, от семьи, которая когда-то у него была, осталась только собачка, и он выходит на улицу не столько ради того, чтобы выгулять её, сколько ради того, чтобы побыть среди людей.

С тех пор их встречи стали частыми — почти каждый раз по пути с работы она проходила мимо сквера и видела всё ту же картину: пожилой мужчина на скамейке и собачка рядом. Надо полагать, он привык выходить с ней в одно и то же время, которое совпадало с распорядком Риты. Они говорили друг другу «Здравствуйте», и Рите казалось, что своим ответом она немного радует старика.

Иногда в обычное время его на скамейке не оказывалось. Это не вызывало у Риты недоумения — мало ли что? Пошёл к врачу, занят другими делами, а может, просто решил разнообразить маршрут и сейчас сидит со своей собачкой в другом сквере.

Но однажды, возвращаясь с работы, Рита увидела у скамейки только знакомую белую болонку. Седого мужчины не было.

Рита остановилась. Собачка сбежала от хозяина? Или — она вдруг представила, как на слайдах: вот старик хватается за сердце. Следующий слайд: прохожие вызывают скорую. Щёлк — на третьем слайде его грузят в реанимобиль. Следующий слайд, крупным планом — собачка, от испуга забившаяся под скамейку, никому до неё нет дела. Финал: болонка сидит у скамейки и ждёт… Ждёт…Ждёт…

Рита стряхнула с себя грустные мысли — зачем сразу думать о худшем? — и подошла к собачке.

- Где твой хозяин? — она присела на корточки.

Болонка завиляла хвостом и разрешила себя погладить.

Рита убедилась, что собака спокойно подпускает чужого человека и проверила ошейник. Может, там номер телефона хозяина?

Такового не оказалось. Хозяин наверняка уже ищет собаку. Будет обходить все места, где они бывают вместе. Значит…

Она села на скамейку, точно на то же место, где обычно садился тот старик. Наклонилась, подхватила собаку и посадила рядом. Вытащила портновский метр. Она сунула его в сумку месяц назад, перед походом в торговый центр. Рита покрепче завязала метр на кольце ошейника, превратив его в поводок. Конечно, если собака дёрнет сильнее, то метр лопнет, но это же болонка, а не бульдог. Любопытно, почему он завёл болонку, а не бульдога или лабрадора? Мужчины обычно любят крупных, серьёзных собак. Может… Это собака жены, которую он недавно похоронил? И теперь она стала напоминанием…

Рита попыталась отогнать грустные мысли. Почему она видит всё в трагическом свете?

Она просидела на скамейке сорок минут. Оставалась бы дольше, но дома ждали дела. Взяла собачку под мышку и понесла домой. Вести на ненадёжном поводке не решилась.

- Ой, кто это? — с восторгом воскликнула дочка, увидев маму с собачкой на руках. — Как здорово! Ты её купила?

Рита объяснила, что это потерявшаяся собачка, и надо заняться поисками хозяина. Сфотографировать, распечатать объявление и развесить по микрорайону. Раз хозяин почти каждый день бывал в сквере, значит, живёт рядом. Долгие прогулки не для этой пары.

Девочка сникла.

- Мам, может, оставим хотя бы на несколько дней? Она такая миленькая….

- Представь, как волнуется хозяин! Пожилой человек. У него, может быть, кроме этой собачки никого не осталось. И сейчас он обходит квартал за кварталом и зовет...

А сама подумала: такая собачка далеко сама не уйдёт. Из тех, кого можно спокойно оставить на месте: пришёл через час, а она ждет всё на том же месте. Скорее всего, с хозяином что-то стряслось.

- Но если никто не отзовётся, мы сможем оставить её себе? Я буду за ней ухаживать, выводить три раза в день.

- Первый месяц, — предрекла мама. — Через год ты окончишь школу, и всё ляжет на меня. Собачка комнатная, за ней много ухода. Я что, работу из-за неё брошу?

Рита любила собак, но, как говорят, на расстоянии.

Дочка устроила уголок в своей комнате, использовав старое одеяло. Пластмассовую баночку на кухне наполнила водой, достала из холодильника фарш.

- Нет собаки, которая отказалась бы от мяса! — тут же объяснила она.

- Пока у нас нет подходящего корма, будем кормить её мясом. Думаю, фарш нужно разморозить, а потом обдать кипятком.

Рита сделала с десяток фотографий болонки, выбрала самую выразительную, и стала набирать объявление. Дочка стояла за спиной и с грустью смотрела на экран компьютера.

- Мама, а может, не надо торопиться? Может быть, как раз в эту минуту тот дедушка тоже пишет объявление? Только он пишет не «найдена», а «потерялась болонка». Подожди до завтра. Может, утром весь квартал будет в объявлениях о пропаже собаки. Тебе же проще — никто не будет надоедать звонками.

- Ты уверена, что у него есть компьютер?

- У кого сейчас нет? А если и нет, то всегда можно пойти к друзьям или соседям. К тому же… Если в самом деле с ним что-то случилось, как ты сказала, то читать наше объявление будет некому. Давай подождём.

Рита колебалась. Понятно, дочка хочет, чтобы собачка дольше задержалась в их доме. Но…

А потом вдруг решила — пускай. Утро вечера мудренее.

На следующий день она подошла к работавшему с ней Мареку, рассказала о находке и показала фотографии. Марек — об этом знали все — держал дома двух кокер-спаниелей, и имел репутацию кинолога.

- Похоже, собака породистая. Так что не мучайся понапрасну. Почти уверен, что у неё есть чип. Зайди к любому ветеринару — по чипу тут же определят, кто хозяин. Всех дел на полминуты.

Рита так и сделала. После работы примчалась домой, схватила собачку в охапку и потащила к ближайшему ветеринару.

В малюсенькой приёмной сидели мужчина с овчаркой и девушка с кошкой в клетке-переноске. Рита пыталась объяснить, что ей нужно всего на минутку — спросить про чип, но мужчина с овчаркой решительно возразил:

- Знаю я эти минутки. Вы думаете одно, а доктор увидит другое. И минутка превратится в час.

Пришлось устраиваться на пластмассовом стуле и ждать. Мужчину с овчаркой пригласили довольно быстро, и были они там недолго, а вот девушка с кошкой застряли. Так что Рита попала на прием лишь в начале седьмого.

- Что с ней? — устало спросил ветеринар прежде, чем Рита успела открыть рот. И жестом указал — поставить собаку на металлический стол в центре кабинета.

- Потерялась, — Рита в двух словах рассказала о том, как подобрала собаку.

- Вот как? — ветеринар повернулся к шкафу, вытащил оттуда портативный сканер и приблизил к собачьему загривку. Сканер пискнул.

- Есть чип. Марина, проверь, — повернулся он к помощнице, сидевшей за компьютером, и продиктовал длинный номер.

= Есть! — обрадовалась Марина. — Собаку зовут Милки, девять лет. Хозяйка — Тамара Прачковская, есть телефон.

Она записала номер на бумажку.

- Посмотреть собаку? — голосом, не допускающим возражения, поинтересовался ветеринар.

- Да, — Рита ответила быстрее, чем сообразила, что ей это совершенно не нужно.

Ветеринар тут же заглянул в рот собачке — проверил зубы, остался доволен. Затем настала очередь ушей, глаз, лап.

- Собака вполне здорова, — подытожил он.

- Породистая?

– Нет. Есть какие-то примеси. Но это даже лучше. Породистые обычно очень нежные, — он неожиданно пустился в долгие объяснения, почему не стоит гнаться за породистыми животными. Будто для Риты это было важно.

Пока она доставала кошелёк, Марина успела набрать номер Тамары Прачковской.

- Ой. Номер отключён.

Она набрала ещё раз и спустя полминуты разочарованно развела руками.

«Этого и следовало ожидать, — подумала Рита. — По всем признакам мужчина, выгуливавший Милки, одинок. Собакой он занялся после смерти жены».

— Адрес у вас есть?

— Нет, — сокрушённо сказала Марина. – Адрес не указан. Но… По номеру чипа я могу найти, кто чипировал. Подождите.

Через минуту она протянула Рите бумажку с адресом. Рита глянула на листок, потом расстроено — на Милки. Другой конец города. Сегодня не успеет.

Домой возвращалась не кратчайшим путем, а так, чтобы пройти мимо злосчастной скамейки, где любил сидеть исчезнувший старик. Вдруг там появилось объявление о пропаже собаки?

На скамейке сидели две немолодые женщины и оживлённо беседовали. Объявления не было.

— Глупое ты животное, — увещевала Рита. — Собаки должны быть привязаны к хозяину, а не бросаться за каждым, кто пообещает кусок мяса.

Милки выслушивала эти сентенции спокойно, делая вид, что не замечает несоответствия своего характера общепринятым собачьим нормам.

Дома Риту ждал сюрприз: на столе красовался новенький поводок и пакет собачьего корма «Роял Канин» с изображением собачки, похожей на Милки.

— Зачем?! — она с порога обрушилась на дочь. — День-два, и мы найдём хозяина собаки. Кого мне тогда выводить на поводке? Тебя?

— Ага! — воскликнула Анна. — Значит, поход к ветеринару не дал результата!

— Не совсем. У неё есть чип. Мы теперь знаем, что собаку зовут Милки.

Анна сникла настолько, что Рите стало жаль дочку. Пришлось успокоить.

— Но хозяйка не отвечает. Телефон отключен.

— Отключен или абонент не доступен?

— Отключен. Скорее всего, этот дедушка выгуливал собачку, оставшуюся у него после смерти жены. Завтра поеду к ветеринару, который чипировал Милки.

— Надо ехать?

— Да, кабинет на другом конце города.

— Как же Милки оказалась здесь?

— Что странного? Милки чипировали, когда она жила ещё там. А затем хозяева переехали в наш район, — предположила Рита. — Надеюсь, тот ветеринар знает их.

Анна вздохнула. Планы и решительность мамы уменьшали шансы того, что собачка останется у них.

На следующий день Рита отпросилась с работы пораньше. Взяла Милки и поехала по адресу, записанному на бумажке.

Кабинет ветеринара размещался в пристройке к старому двухэтажному зданию. Крошечный зал украшал большой аквариум. Приёма ожидали крупная собака коричневой масти и её хозяйка — девушка лет двадцати. Рита не стала спрашивать — «кто последний», это было ясно, и уселась на свободный стул. Удивилась подозрительному взгляду девушки. Коричневый пес скептически взирал на Милки, словно спрашивая: «Это что ещё за козявка такая?»

— У вас очередь на когда? — вызывающе спросила девушка.

— Тут что, по часам? — оторопела Рита.

— Конечно. Вам нужно записаться по телефону или через аппликацию, и вам назначат время, — голосом классной надзирательницы ответила девушка, демонстрируя, что она знает то, чего не знает Рита.

Дверь в кабинет распахнулась, и появился ветеринар — молодой человек, лет 30 или 35.

— Нора, заходите, — обратился он к хозяйке большой собаки. Затем внимательно посмотрел на Риту.

— Милки тоже ждёт приёма?

Рита вскочила.

— Вы знаете эту собаку? Я нашла её на улице.

— О-па! — поднял брови ветеринар. — Зайдите-ка.

Всё складывалось как нельзя лучше. Даже в очереди стоять не пришлось.

В кабинет зашли все сразу. Сердитая девушка с большой собакой и она, с Милки на руках.

— Илана, поищи, что у нас есть про Милки. Хозяйку зовут Тамара.

«Он помнит!» — обрадовалась Рита.

— У нас есть её телефон, — сказала помощница и передала Рите квадратик листка для заметок. Это был тот же номер, что она получила вчера.

— Этот номер у меня есть, — быстро сказала Рита, не вдаваясь в подробности. — Но он не отвечает, отключен.

— Вот как? Жаль. Домашний адрес мы не записываем. Хозяйка Милки была у меня в последний раз три или четыре месяца назад.

— Может, с ней что-то случилось?

Ветеринар наморщился.

— Не хотелось бы… Очень приятная женщина.

— Погодите, — прервала Илана. — Я знаю, как помочь. В соседнем доме работает маникюрный кабинет. Спросите Милу. Она дружила с Тамарой, я знаю. Подойдите к ней, она наверняка в курсе дел.

Рита поблагодарила Илану и ветеринара. Попыталась спустить Милки на землю, но та заскулила. Пришлось нести.

— Ты избалованная девочка, — объясняла Рита. — Если бы ты была моей…

В маникюрном кабинете было пусто. Полная немолодая женщина наводила порядок в тумбочке, перебирая баночки разных цветов и размеров. Увидев Риту, она встрепенулась, подумав, что пришла клиентка. Но сразу переключилась на собачку.

— Милки, это ты? Ой, а у кого это ты на руках?

— У меня, — отрезала Рита. Она не любила сюсюканье. — Вы знаете, где живёт Тамара Прачковская?

— Боже! — это, наверное, была та самая Мила. — Боже-боже! Вы что, не знаете? Нет больше Тамары, умерла. То есть погибла. Такое несчастье, такое несчастье! Вот что значит — не судьба! А как к вам её Милки попала?

— Нашла на улице, — Рита так часто рассказывала, как подобрала Милки, что повторять эту историю ещё раз не хотелось.

Мила продолжала причитать. Она затянула о том, какой замечательной женщиной была покойница, и как несправедлива к ней судьба. Что может быть горше одинокой старости, и это — при живом сыне, который живёт в одном городе, но бывает у неё так редко — словно он с другой планете.

Одинокая старость… Рита тоже её боялась, но старалась отгонять эти страхи. Сын бывает у неё каждую неделю, порой и по нескольку раз, дай бог, чтобы так оставалось и после женитьбы. А что потом? Дочка тоже мечтает улизнуть из дома. Кто в шестнадцать лет не мечтает избавиться от маминой опеки?

Судя по рассказу Милы, Тамара жила одна. Получается, что собачку забрал сын. Но старик со скамейки никак не мог быть сыном Тамары, ему минимум лет шестьдесят. Возможно, сын просто продал Милки.

— Я думаю, — тараторила Мила, — что отношения с сыном у неё испортились из-за невестки. Сами знаете, для мужчины жена всегда ближе, чем мать. Но покойница, надо отдать ей должное, никогда на неё не жаловалась …

Но зачем это всё нужно Рите? Она всего лишь хотела отыскать милого старичка со скамейки.

­— Квартира перешла сыну? — Рита наконец сумела вставить два слова.

— Конечно! Не знаю, что он с ней делать будет? Может, продаст, может, сдаст внаём.

— Где эта квартира?

Мила задумалась.

— Я не помню номер дома, но могу показать, это рядом.

Мила отвела её на соседнюю улицу.

— Видите вот тот серый четырёхэтажный дом? Первый подъезд, второй этаж. Номер квартиры на почтовом ящике можно посмотреть.

«Зачем мне эта Тамара? — раздумывала Рита. — Может, в самом деле — развесить объявления и дело с концом? Если никто не отзовётся, оставим у себя. Дочка будет довольна».

Для очистки совести она дошла до серого дома и заглянула в первый подъезд. Почтовые ящики были подписаны, и она без труда нашла уже знакомую фамилию на ящичке номер 3. Поднялась на второй этаж.

Дверь в квартиру была открыта. Оттуда сладко тянуло свежей краской. В коридоре стояли ведра с краской, ящик с инструментами и заляпанная краской стремянка.

— Вам чего? — в коридоре возник мужчина в джинсах и забрызганной краской рабочей тужурке.

— Я искала Тамару…

— Померла ваша Тамара.

— Кто сейчас хозяин квартиры?

— Вам какое дело?

Рита показала собачку.

— Это собака покойной Тамары. Прибежала вчера ко мне. Но мне она не нужна. Я пытаюсь понять, у кого она была эти два месяца?

Мастер пожал плечами.

— Спросите хозяина…

Он достал мобильник.

— Алло! Да, это опять я. Тут какая-то женщина пришла с собакой. Раньше она вроде бы вашей маме принадлежала. Хочет спросить что-то.

Мастер передал мобильник Рите.

— Я подобрала Милки вчера около сквера на пальмовой горке. Отнесла к ветеринару, и там по чипу определили, кто хозяин. Ветеринар не знал, что ваша мать скончалась… Кому мне отдать Милки? Мне собака не нужна.

С того конца доносилось непонятное шуршание. Видимо, сын Тамары размышлял, что ответить. Стало понятно, что и ему собака не нужна.

— Мама перед смертью отдала собаку одному знакомому… — медленно, словно вспоминая, сказал он. — Кажется, его зовут Генри. Но у меня нет ни его телефона, ни адреса. Если узнаю, перезвоню. Поступайте с собакой, как сочтёте нужным.

На этом разговор кончился.

Рита записала номер своего мобильника на бумажку и всучила её мастеру. Вдруг сын Тамары перезвонит?

Домой ехала расстроенная. Почему никому, кроме неё, нет дела до потерявшейся собаки? На сына она особенно сердилась: «Поступайте, как сочтёте нужным». Интересно, у него дети есть? Или им наплевать на бабушкину собаку?

Нужно распечатать объявления и развесить по району. И сделает она это сегодня.

Дома её встретила довольная Анна.

— Завтра у нас «окно» — пятый урок отменили. Я прибегу выгулять Милки. Знаешь, сколько девочек сегодня приходило на неё посмотреть? Все в восторге!

— А я почти нашла её хозяйку.

— Что значит «почти?» — насторожилась Анна.

— Это значит, что её хозяйка умерла два месяца назад. Перед смертью она отдала собаку, но кому — никто не знает.

— Это же здорово! Значит, собака наша, и нет смысла продолжать поиски.

— Ты забыла, что человек, которому она отдала собаку, всё-таки существует.

Вдруг зазвонил телефон Риты. Номер был незнакомым.

— Простите, это сын Тамары Прачковской. Ваш номер мне дал маляр, вы говорили с его мобильника. Я отыскал номер того, кому мама передала собаку, его зовут Генри. Записывайте…

Рита схватила со стола записную книжку.

— Спасибо, — сказал после паузы сын Тамары. — Вы добрый и порядочный человек.

Приятно, когда тебе говорят такие слова. Вдобавок, сын Тамары оказался не таким черствым, как она думала.

— Это номер того дедушки? — Анна заглянула в бумажку.

— Да. Боюсь, что скоро тебе придётся расстаться с Милки.

Лицо Анны стало кислым, а Риты наоборот, довольным: наконец-то она избавится от нелепых хлопот.

Снова трель мобильника. И опять незнакомый номер.

— Простите, что беспокою в вечернее время. Меня зовут Генри. Два дня назад от меня убежала белая болонка по кличке Милки. Мне рассказали, что она у вас.

Вот и закончилась история с белой болонкой. Рита неожиданно почувствовала, что её это вовсе не радует.

— Я благодарю вас за трогательную заботу о ней, и за ту энергию, которую вы потратили на поиски оплошавшего хозяина Милки…

— Привести вам собаку? — резко спросила Рита. Ещё минуту назад она мечтала избавиться от собаки, и вдруг ей стало жалко с ней расставаться. Ещё минуту назад старичок со скамейки казался милым и добродушным, теперь же эти качества затмили небрежность и безответственность, и как следствие — потеря собаки.

— Я подойду к той самой скамейке, около который мы обычно встречались. Через пятнадцать минут, — отчеканила она.

— Огромное спасибо, буду ждать.

Дочка следила за выражением лица матери.

— Вот и всё? Факир был пьян, фокус не удался?

— Зачем нам собака?

— Зачем нам вообще вещи? Зачем всё это? — Анна обвела рукой квартиру. — Без всего этого можно прожить.

Она сорвалась с места и бросилась к себе в комнату. Но через секунду выскочила.

— Забыла сказать! В объявлениях, которые я срывала, говорилось про хорошее вознаграждение! Хорошее!!!

Анна щедра на сюрпризы. Значит, объявления были, но дочка их срывала, чтобы хозяин не отыскался. Как на это реагировать?

— Ты эгоистка! Ты не представляешь, каким ударом для одинокого человека может быть потеря собаки! Он привык к ней, она стала частью его жизни.

— Привык! — донеслось из-за двери. — Минуту назад ты говорила, что эту собаку ему подарили два месяца назад! Не было времени привыкать! Он бросил её!

— И потому ищет, развесив объявления?

За дверью молчали. Милки, внимательно наблюдавшая за перепалкой, внезапно громко тявкнула. Первый раз они услышали ее голос.

— Собака твоё поведение не одобряет, — нашлась Рита.

— Ну и пусть убирается к чёрту!

Смолчать или вправить мозги? Тут же опыт подсказал: не сейчас. Нужно дать дочке остыть.

— Я пошла, — громко объявила Рита.

Надела красивую шерстяную кофту — уже вечер, подхватила Милки на руки и вышла. Пускай девочка успокоится.

Наверное, она пришла раньше. В назначенном месте никого не было. Зато к спинке скамейки скотчем было прикреплено объявление о пропаже собаки. В центре — фотография довольной Милки. Казалось, вот-вот она завиляет хвостом. Внизу листка красным цветом — «Нашедшему хорошее вознаграждение».

Она сорвала объявление и в следующее мгновение увидела Его, пожилого седовласого мужчину со странной походкой — он припадал на левую ногу.

— Простите, я заставил вас ждать…

Рита впервые всмотрелась в его лицо. «А он не такой уж старый», — сообразила она, и это немного смутило.

— Я пришла только что. Успела лишь сорвать ваше объявление, — Рита протянула ему листок. Он тут же сунул в карман.

Они оказались почти вплотную друг к другу, Рита даже почувствовала запах одеколона. Поскорее вручила ему собачку и отступила на шаг.

Генри ловко пристегнул к ошейнику Милки поводок и спустил её на землю.

— А теперь давайте знакомиться. Вы много раз проходили мимо, и, сознаюсь, я надеялся, что когда-нибудь вы остановитесь, спросите про собачку, и это позволит мне завязать знакомство. Но вы всегда торопились, и я не смел мешать. Как меня зовут, вы знаете. А вас?

— Меня зовут Рита.

— Рита? Вас зовут Рита? – его это почему-то удивило.

На какую откровенность он рассчитывает? Рита уже была готова распрощаться с незадачливым хозяином Милки, но что-то удерживало, и поэтому она просто кивнула.

— Вот что, Рита: неподалёку есть чудесное кафе с изумительной кухней. До необычности уютное, по-настоящему домашняя атмосфера. Негромкая лёгкая музыка совершенно не мешает. Меня поражает, что это кафе не включено в список достопримечательностей нашего города. Полагаю, они специально не рекламируют своё заведение, чтобы избежать наплыва посетителей. Это лишит кафе своего шарма.

Риту такое предложение застало врасплох.

— Несколько неожиданно…Я собиралась сегодня вечером…

— Что-то такое, что нельзя перенести на другой день? Милки тоже приглашает, она рада будет отужинать в вашем обществе.

И надо же! Собачка второй раз за день звонко тявкнула. Ещё вчера Рита считала её молчаливой.

— Нас с собакой пустят?

— Конечно! Она обещает вести себя хорошо. Думаю, вы уже заметили, что она понимает гораздо больше, чем кажется на первый взгляд.

«Пожалуй, да», — согласилась в уме Рита. Оставалось только сожалеть, что она не заметила этого раньше.

Генри галантно и старомодно предложил ей свою руку, а другой взял поводок. Рита вдруг подумала, что уже не помнит, когда в последний раз ходила с мужчиной под руку.

Генри шёл медленнее, чем она привыкла, пришлось подстраиваться под его странный шаг.

— У вас что-то с ногой?

— Да. Мне месяц назад делали операцию на левой ноге. Не совсем удачно — очень медленно заживает. Но, как видите, обхожусь без палочки.

— Травма или болезнь? — осторожно спросила она.

— Можно сказать, что травма, — начало фразы он произнес с нажимом, и это прозвучало загадочно. Обаятельный и галантный старичок не так уж прост, как показалось вначале.

— Почему — «можно сказать»? Я задала бестактный вопрос?

— Нет. Это последствие ранения. Как говорят, бандитская пуля.

— На вас напали? — оторопела Рита.

— Скорее, я напал, а они отстреливались. Но напал не из злобных побуждений, а по долгу службы. Я тогда работал в прокуратуре, и мне приходилось заниматься отловом всяких бандитов, грабителей и прочих зловредных граждан.

— И часто?

Его слова почему-то напугали Риту. Она хотела спросить — часто ли ему приходилось подставляться под бандитские пули, но вопрос прозвучал двусмысленно.

— В меня стреляли? Нет, всего один раз. Но, к сожалению, попали.

Рите вспомнился киношный комиссар Мегре, который десятки лет ловил преступников, но сумел уберечься от подобных злоключений.

— Вы и после ранения остались в прокуратуре?

— Конечно. Отработал положенные двадцать пять лет, и вышел в отставку. Работа в прокуратуре далеко не из самых приятных. Поверьте — каждый день общаться с бандитами, грабителями и прочим отрепьем — удовольствие специфическое. Поэтому, как только заработал пенсию, так и ушёл. Дома поддержали. И жена, и дочь. Я сменил профессию и стал поваром… Вот мы и пришли.

Они повернули во внутренний двор здания с аркой и оказались у ведших вниз ступенек, кафе располагалось в полуподвальном помещении. С улицы оно было незаметно, поэтому обратить на него внимание могли лишь заглянувшие под арку. Генри взял собачку на руки, Рита спустилась следом за ним.

Кафе напоминало трактиры из исторических фильмов. Дощатый пол, деревянная отделка стен, украшенных предметами былых времён. Внизу тележные колёса, оббитые железной лентой, выше — канаты, примитивные сельскохозяйственные инструменты. Столы из толстых досок с подчёркнуто грубыми, покрытыми корой краями, но по-современному точно подогнанными друг к другу и покрытыми лаком. Массивные стулья с высокими спинками. Под потолком светильники, стилизованные под керосиновые лампы.

Им указали на столик в углу, Рита оказалась напротив Генри, Милки усадили на стул сбоку. Официант тут же принёс вазу с небольшим букетиком, и поставил на середину стола.

Они сделали заказ, Милки тоже была обещана порция мяса.

— Скажите, — начала Рита, – Тамара Прачковская — это ведь не ваша жена? Кем она вам приходится?

— Кем? — Генри задумался. — Хороший вопрос. История давно минувших дней. Моя бывшая возлюбленная.

Он откинулся на спинку, поковырял вилкой в тарелочке с салатом, и начал:

— Мы познакомились лет сорок назад. Что нас притянуло друг к другу — загадка, мы были полными противоположностями. Я был пунктуален, принципиален, строг, имел обострённое чувство справедливости. Это и привело меня в прокуратуру. Она была легкомысленна, необязательна, вспыльчива. Опаздывала на свидания — меня это сердило, я относил это к принятой между женщинами традиции. Её настроение в течение часа могло поменяться несколько раз, часто я совершенно не мог понять причин столь внезапных изменений. Но, главное, она была художником по профессии и призванию, и жила в мире нарисованных или просто замысленных ею картин. Откровенно говоря, я не считал те картины, что она тогда показывала, хорошими, на них всегда что-то было не так, неправильно— с моей точки зрения. Что-то изображалось набросками, намёками, а что-то в таких деталях, что можно было принять за фотографию. Часто на полотнах встречались несочетаемые, опять же, на мой взгляд, вещи. Реальные люди в одной части, и какие-то фантастические образы — в другой. В одном углу картины могло быть солнце, а в другом — тучи.

Я спрашивал — почему, и она начинала длинные и путаные рассказы, впрочем, настолько интересные, что если бы их записать, могли бы получиться неплохие сказки. Я говорил ей об этом, и она смеялась, уверяя, что мечтает не о сказках, а о картины, которые будут оживать. Я, с моим рациональным мышлением, относился к этому — в лучшем случае — как к аллегории. Мы любили друг друга, и готовы были пожениться, но… Стажировка закончилась, и меня отправили в далёкий район. Отказаться я не мог. Я уговаривал её поехать со мной, но… Тамара говорила, что умрёт там от тоски. Я предлагал ей даже такое: давай будем жить как бы вместе и отдельно, то есть я буду там, но буду приезжать на выходные. Отработаю положенные два года, вернусь, и мы заживём нормально. Она не согласилась. Подчёркиваю, она, а не я. И тогда я сказал себе: в жизни может быть всякое. И если она с самого начала не идет ни на какие уступки — чего ожидать в будущем? Я был максималистом и в итоге уехал один. Годик спустя нашёл себе подругу жизни, которая была готова следовать за мной куда угодно, и прожил с ней счастливо — зачем скрывать? — тридцать пять лет.

Это может показаться странным, но я не забывал о Тамаре, она оставалась, говоря сухим языком, в поле моего зрения. У нас есть общие друзья. Меня по-прежнему тянуло к ней, я скучал по её мирам, рассказам, наполненным фантастическими или мистическими существами. Она приучила меня посещать выставки живописи, и я, переходя от картины к картине, думал о том, как бы рассказывал о них Тамаре. И даже писал ей письма — в уме, конечно. И что самое поразительное — это никак не сказывалось на моём отношении к жене. Я любил её и заботился о ней, странно, но одно другому не мешало. Иногда я думал, что это можно объяснить сильно развитым у меня чувством долга. И даже, простите за нескромное сравнение, вспоминал Петрарку, который всю жизнь любил Лауру, но это не мешало ему жить нормальной семьёй с другой женщиной. Свет далёкойзвезды.

Я знал, что спустя несколько лет Тамара вышла замуж за музыканта. Он также был не от мира сего, пытался придумать исцеляющую — в полном медицинском смысле слова — музыку. У него это, конечно, не получалось и он убежал. Отправился в путешествие по миру, но так и не вернулся — никто не знает, где он и что с ним стало? Она одна вырастила сына, который по характеру, скорее всего, напоминает меня — прагматик до мозга костей. Мне это более странно, чем приятно. Так что не удивительно, что они не контачили друг с другом. Я видел его всего дважды: первый раз, когда ему было лет пятнадцать, второй — на похоронах Тамары.

— От чего она умерла? — перебила Рита. Но Генри отмахнулся — потом.

— Итак, она была художником, но работы по специальности ей найти не удавалось. Временами было что-то близкое к живописи, к искусству, и не более. Фабрика по изготовлению масляных красок. Потом фабрика закрылась, и Тамара ушла в типографию. Недолго занималась реставрацией картин, затем была оформителем. Сменила много мест, но это не важно. Эти были работы для денег. А по вечерам наступало время работы для души.

Лет пять назад мы случайно встретились на улице. Разговорились. Точнее, в основном говорил я, а она лишь отвечала на мои расспросы. Неподалёку оказалось маленькое кафе, я пригласил зайти.

Я смотрел на сидевшую передо мной женщину бальзаковского возраста, но видел не её, а ту, которую знал много лет назад. Всё ждал, когда сквозь образ этой женщины проступят черты той, которую я любил когда-то. Но чуда не произошло. И когда я уже хотел распрощаться — с ней, и с надеждами на восстановление хоть каких-то эмоций, умиравших в моих воспоминаниях, она вдруг пригласила меня к себе — показать новые работы. Это было в её духе — за всё время, что мы общались в кафе, она не сочла нужным спросить, как у меня дела, чем я занимаюсь, но готова была говорить со мной об искусстве. Для неё обычная жизнь со всеми прелестями и невзгодами была тем, чего она касаться не хотела.

Её скромная двухкомнатная квартирка показалась плохо обустроенной и даже захламлённой. Я тут же понял, что ей это безразлично. Её интересовала только живопись. Она показала мне картину, которую назвала главной работой своей жизни. Я с трудом скрыл улыбку.

На картине была изображена белая болонка с умным, проницательным взглядом. Честно скажу, картина мне понравилась. Но ничего выдающегося я не увидел.

«Ты заметил, что она как живая?» — спросила Тамара. Я согласился и заметил, что собачка на рисунке столь хороша, что мне даже хочется её погладить.

«Я рисовала её несколько лет. Начинала, прекращала, возвращалась, что-то переделывала, и снова останавливалась. Разговаривала с этой собачкой, даже придумала имя — Милки. Мы настолько симпатичны друг другу, что я не сомневаюсь: она скоро оживёт, чтобы жить полноценной жизнью. Спрыгнет с холста и побежит ко мне. Я специально держу эту картину на свободном месте, чтобы собачке было удобно выпрыгивать из рамки».

Меня её слова немного напугали. Возникли опасения за её здоровье — в самом прямом смысле этого слова. После ухода из прокуратуры я пошёл работать поваром в больницу, точнее, в психиатрическую клинику. Не буду вдаваться в подробности — как и почему, просто объясню, что в этой клинике есть так называемый дневной стационар. Из этого отделения больных на ночь отпускают домой — конечно, если за ними приходят. Днём больных нужно кормить, и готовить еду для них стало моей работой. Я был наслышан о проблемах людей, которые лечились у нас, более чем достаточно. Рассуждения: «Оживёт и выпрыгнет из рамки» более всего подходили для публики нашей клиники. Поэтому я опешил, услышав подобное от Тамары. Она заметила это, и успокоила меня, заверив, что…скажем так — пребывает в добром здравии. Сознаюсь, я допускал тогда, что она… как бы выразиться деликатней… неправильно оценивает своё состояние. Я действовал так, как поступали коллеги — да позволено мне будет использовать это слово — по клинике: тут же перевёл её внимание на что-то другое. Тамара это поняла, и с грустью заметила, что я всё такой же Фома Неверующий. И обещала позвать, когда это случится.

И действительно, через какое-то время Тамара позвонила мне, и возбуждённым голосом выдала: свершилось то, о чём она мечтала! Собака ожила и, соскочив с полотна, гуляет по квартире. Чем с большим восторгом она об этом рассказывала, тем страшнее мне становилось. Я уже готов был сорваться с места, чтобы ехать к ней, но…

Жена слышала часть разговора - когда я спрашивал, пробовала ли болонка пить воду или что-либо есть, как реагирует на разные предметы, тяжела ли на вес и так далее. Когда мы закончили, жена поинтересовалась — с кем это я общался?

Я честно объяснил, что моя старая знакомая— я использовал такой оборот — нарисовала собаку, и вот собака ожила и бродит по её квартире. Она приглашает приехать и посмотреть. Как и следовало ожидать, жена рассмеялась: «Знакомая по клинике? Кто дал ей твой телефон? Если все больные начнут делиться с тобой своими галлюцинациями, тебя надолго не хватит».

Я поехал на следующий день. Познакомиться с Милки. Видел опустевший холст. Все детали рисунка — паркетный пол, на котором она стояла, мебель на втором плане — остались, как были, зато появились новые элементы, которые прежде загораживала Милки. Я даже попробовал пальцем — мазки были сухими, словно видимые теперь детали интерьера написаны давно. Моё предположение, что она перерисовала картину, разлетелось мгновенно. Я полагал даже, что Тамара нарисовала две картины — одну с Милки, другую — без, чтобы убедительней разыграть меня. Но…

Любая мистификация делается с определённой целью. Здесь я не видел абсолютно никакой цели. Повлиять на меня, воздействовать на меня, ошеломить меня? Зачем?! Я был всего лишь старым знакомым, с которым она встречалась — в лучшем случае — раз в месяц. Тем более, она знала мой характер и понимала — я в этом почти уверен, что если будет настаивать, то я её отведу…Ну, туда, где я работал. И она не настаивала — хочешь верь, хочешь — не верь. Я знаю, что она рассказала про Милки и сыну, но его реакция… Вы понимаете. Он подумал примерно то же, что и моя жена. Со временем я убедился, что о происхождении собаки она больше никому не говорила, а такое поведение противоречит целям мистификации.

Я вспомнил о прежней профессии и занялся расследованием. Для начала проверил, насколько сложно купить такую собаку? Оказалось, что не так уж просто, эта порода не пользуется большим спросом. Тем более появившаяся собака была взрослой, то есть в таком возрасте, когда случаи продажи редки.

Я приходил в гости, но уделял больше внимания собаке, чем хозяйке. Следил за повадками, и обнаружил немало странностей. Например, никакой реакции на других собак, когда мы гуляли на улице. Она одинаково хорошо относится ко всем людям, словно не понимает, что есть хозяин, и есть остальные. У неё можно забрать из миски еду, она будет спокойно смотреть, повиливая хвостом.

Тамара не вспоминала о том, как появилась у неё Милки, а я в редкие визиты продолжал высматривать в квартире что-то такое, то помогло бы решить загадку.

Полтора года назад умерла моя жена. Некоторое время мы с Тамарой не встречались, но потом я снова стал бывать у неё, и даже чаще, чем прежде. Наши отношения были очень странными. Немного дружбы, немного любопытства и капелька романтики. Я продолжал видеть сквозь эту Тамару, ту, другую, из далёкого прошлого, что осталась лишь в моих воспоминаниях. Какая-то ниточка между той и нынешней Тамарой сохранялась, я видел, что и она как-то тянется ко мне, но… Влюблённые, как известно, слепы. Прежде я видел её не такой, какой она была на самом деле, а такой, как мне хотелось бы. Но теперь, когда влюблённость исчезла, и я воспринимал её такой, какой она была, мне не хотелось более близких отношений. Давайте говорить начистоту — она была жуткой эгоцентристкой. Именно поэтому у неё не сложились отношения с сыном — она не интересовалась его жизнью, по крайней мере, настолько, насколько он ожидал. Но… меня продолжало тянуть к ней.

В последние месяцы она была одержима эликсиром молодости. Выпьешь, и станешь моложе. На сколько — бог знает. Люди в нашем возрасте будут рады каждому сброшенному с плеч году, повторяла Тамара. Она прочитала об этом эликсире в какой-то старинной книге. Я подтрунивал, что ей достаточно нарисовать бутылочку с этикеткой «Эликсир молодости» и не заморачиваться изысканиями. Она соглашалась, ей такой подход нравился! Я тут же переходил к серьёзному разговору, говоря ей, что это плохая затея. Но она… Как всегда, не слушала никого, кроме себя. Написала большую картину «В лаборатории алхимика». Уверяла, что изобразила самого доктора Фауста. В высоко поднятой руке доктор держит колбу, на которой написано «puerius» — «эликсир молодости». И его лицо светится от счастья. Голова чуть повёрнута, словно одним глазом он смотрит на колбу, а другим — на зрителя. Тамара говорила: «Он смотрит на меня. Он сделал этот эликсир для меня и несказанно рад этому. Для меня единственный способ отблагодарить его — сделать картину ещё лучше». Если не учитывать того, какие последствия имела эта работа… Замечательная картина. Лучшая из её работ.

Рита напряглась.

— И что случилось?

Генри продолжил лишь после долгой паузы.

— Я полагаю, что колба с картины материализовалась, и она попробовала содержимое. А затем…полагаю, прошло не более часа, как она позвонила и попросила поскорее приехать. Когда я примчался, она уже еле стояла на ногах. Я тут же вызвал скорую. Её увезли, а я занялся осмотром квартиры, как когда-то обыскивал места совершения преступлений. Можете смеяться — искал следы колдовства или чего-то в этом роде.

Доктор Фауст на полотне изменился. Правая рука теперь была опушена, а лицо из радостного стало грустным. Он смотрел на меня с плохо скрываемой укоризной, словно я не сделал того, чего он ожидал. Колба с рисунка теперь стояла на кухне, наполненная странной белой густой жидкостью. Не знаю почему, но разительные перемены на картине меня не удивили, я был готов к ним! Вскоре позвонили из больницы — просили помощи, спрашивали, знаю ли я, что ела Тамара? Я отвечал, что не знаю, она позвонила мне лишь тогда, когда ей стало плохо. Затем приехала полиция — я оставался в квартире. Показал колбу с непонятным содержимым, и они её увезли.

— Вы не поддались соблазну попробовать эликсир?

— Нет, сразу связал тошноту и головокружение Томы с тем эликсиром. Впрочем, понюхал. Терпкий, сладковатый запах, как у ванильного крема.

Уходя, я забрал Милки.

Тамара умерла через двое суток. Полиция констатировала смерть в результате «отравления кремом домашнего приготовления». Но… Заметьте, об этом говорили все — в гробу она выглядела словно помолодевшей. Я думаю, что она не удержалась, и съела слишком много…

— Давайте помянем Тамару, — неожиданно предложила Рита. — Все, с кем я разговаривала, отзывались о ней очень хорошо.

Генри кивнул и разлил по бокалам остатки вина.

У Риты в сумочке зазвонил мобильник.

— Где ты? — тревожилась Анна.

— В кафе. Вместе с Милки. И ещё с кем-то, — ей доставило удовольствие говорить с дочкой таким образом. Мелкая месть за сорванные объявления.

— Мне тебя ждать? — упавшим голосом спросила Анна.

— Буду признательна.

Генри улыбнулся.

— Дочка?

Рита кивнула.

— Это она срывала объявления?

— Что?

— Я начал развешивать объявления и спустя день обнаружил, что кто-то их срывает. Сразу понял, что ребёнок. Собака попала в его дом, и он теперь делает всё, что в его силах, чтобы она осталась.

Рита с восхищением посмотрела на Генри. С какой лёгкостью он восстановил события! Затем вспомнила, что разговаривает с бывшим прокурором, которому, наверняка, приходилось разматывать клубки и посложней.

— Это профессиональное?

Генри пожал плечами.

— Наверное. Приросло. Иногда мне хватает беглого взгляда, чтобы понять — что за человек передо мной.

— И что за человек сейчас перед вами? — не удержалась Рита. Получилось, что напрашивается на комплимент.

— Передо мной очень хороший человек.

— И всё?

— У которого двое детей и нет мужа.

Рита опешила. Как можно определить такое по внешнему виду? На лбу же не написано!

— Не мучайтесь, моя проницательность — следствие многолетней работы с людьми. В моей профессии нельзя иначе. Но… Никому не во вред.

Милки неожиданно заскулила. Её, наверное, стало раздражать отсутствие должного внимания.

— Милки хочет домой, — заметила Рита.

— Да, я действительно потерял чувство времени. Но есть ещё одно, о чём я просто обязан вам рассказать. Я сейчас закажу ещё кофе, и под него расскажу ещё об одной работе, которая осталась незаконченной. Возможно, незаконченной. По её работам сложно было определить — готова или нет.

Генри подозвал официанта. Тот быстро забрал опустевшие тарелки и предложил кофе по оригинальному рецепту – с корицей и бальзамом.

— После смерти жены я не появлялся у Тамары несколько месяцев. Меня обидело то, что она не приехала на похороны. Я не звал, на похороны не приглашают, но могла бы и сама догадаться. Я перестал звонить и приезжать. Но через три месяца она позвонила сама и сказала, что закончила работу для меня и звала посмотреть. Я поехал.

На полотне была изображена аллея с высокими стройными липами. Кроны ещё зелёные, но кое-где их коснулась желтизна. Сбоку, слева, на скамейке сидят мужчина и женщина. Оба одеты по-осеннему: он в тёмно-сером плаще, а она в яркой куртке поверх длинного платья. Лиц почти не разобрать, они какие-то нечёткие, словно недорисованные. Невозможно даже понять, веселы они или грустны. Схемы, а не живые люди. Это меня порядком удивило. Тамара умела передавать не только малейшие черты лица, но и оттенки настроения, как это было, например, с Фаустом с той злополучной картины.

«Узнаёшь?» — спросила она.

«А что, я их знаю?» — отвечал я с иронией.

«Это Мастер и Маргарита», — объяснила она после паузы.

«А-а», — протянул я. Точно так же можно было сказать, что это Клайд и Сондра или Клерфэ и Лилиан. «Тогда понятно, почему они не показались мне знакомыми. Меня в романе не было».

Такой ответ показался мне остроумным, но Тамара мой юмор не оценила: «Ты в самом деле ничего не понял». Мне оставалось развести руками — я не силён во всевозможных подтекстах и аллегориях.

Она разочарованно вздохнула, отошла в сторону, и вдруг, резко повернувшись, выпалила: «Это ты!» и ткнула пальцем на нарисованного мужчину. Я растерялся. Его лицо было прорисовано так схематично, что похожесть надо было додумывать.

«Если мужчина — это я, то кто, в таком случае, эта дама?» — я указал на нарисованную женщину, которая была проработана ещё хуже.

«Это Маргарита», — ответила она.

«Я не знаю никакой Маргариты», — меня не покидало ощущение, что она пытается втянуть меня в какую-то неуместную игру.

«Ты ничего не понимаешь и живёшь одним днём. Раз я нарисовала, значит, будет!»

«Но этот человек вовсе не похож на меня», — я продолжал настаивать.

«Надо смотреть душой, а не глазами», — фыркнула она.

Мне показалось, что у нее испортилось настроение, и я поспешил сменить тему. Больше она к той работе не возвращалась.

Генри снова замолчал.

— Что стало с её картинами?

— Забрал сын, полагаю. Стоит позвонить ему и попросить, чтобы он сфотографировал эту картину. Мне очень хочется узнать, как она выглядит сейчас?

— Вы полагаете?..

Рита не договорила, но Генри понял, что она хотела спросить, и кивнул в знак согласия.

— Понимаете, почему я так удивился, когда вы назвали своё имя?

Некоторое время они сидели молча. Генри устало вздохнул, подозвал официанта и попросил счёт.

— Ну что, Маргарита, замучил вас своими рассказами? Зато вы узнали необычную историю Милки. А теперь маленький, но важный вопрос: я обещал вознаграждение тому, кто найдёт собаку. Право, не знаю, что предложить. Герой старого французского романа спрашивал так: деньги, цветы или себя?

Несколько секунд Рита с недоумением смотрела на Генри и вдруг выпалила:

— Себя.