Милосердие святой Янки

Промежуточные результаты эксперимента должны были появиться уже сегодня. Ви нервно поправила непослушную прядь, вечно выбивающуюся из тугого узла волос. Промежуточные, предварительные, но способные сказать, на ту ли дорожку они повернули. Профессор Енц сидел возле своего драгоценного пиросеквенатора и смотрел на внешний блок анализатора, подмаргивающий оранжевыми огоньками. Когда они все засветятся зеленым, все станет ясно: снова ли плутать извилистыми тропами или все же упрямством прорубать себе путь в уже понятном направлении. Профессор прихлебнул из «счастливой» фляжечки и улыбнулся:

— Почему-то мне кажется, что в этот раз... — договорить он не успел.

Испуганно замигал свет, и истошным воем зашлась сирена.

— Только ж неделю назад нам учебную тревогу проводили, — недовольно сказал профессор. — Заняться им больше нечем. Вот напишу на них жалобу, что...

Внезапно поднялся и подошел к иллюминатору. Ви поспешила за ним.

Сирена не унималась, выла как собака по покойнику. Вообще-то по инструкции, сданной на зачет безопаснику, им следовало немедленно задраить этот самый иллюминатор, отключить питание всех приборов, надеть легкие скафандры, взять табельные игольники и двигаться в точку сбора под защиту роты охраны станции. Отключить пиросеквенатор? Посреди процесса?! Хотела бы Ви посмотреть, что будет с тем смельчаком, который предложит это Енцу. Ее игольник лежал в каюте, носить его с собой, согласно инструкции, было тяжело и неудобно. Где оружие профессора неизвестно еще с прошлой учебной тревоги — он во всем предпочитал творческий бардак: «Вселенная была создана из Хаоса и стремится к нему вернуться». А запихнуть телеса Енца в скафандр... Ну что ж, получат еще один маленький нагоняй за разгильдяйство от лейтенанта-безопасника. Он незлой дядька. Потом выпьет с профессором палинки из фляжки и скажет: «Мы конечно в самой заднице мира, никому не нужны, но дисциплина же должна быть.» Ви достанет еще одну коробку вяленых фруктов. Лейтенант будет рассказывать армейские байки, профессор философствовать, а Ви — молчать. Все будет течь своим чередом, главное чтобы пиросеквенатор выдал сегодня такие долгожданные результаты.

Сирена захлебнулась, а потом взяла уж совсем невероятно высокую октаву. Ви и профессор смотрели в иллюминатор, как на экран визора, транслирующего научно-популярный фильм. Только без звука. Где-то на перигее луны Ра появились быстро приближающиеся силуэты, как стая акул.

— Это кто? — без особой тревоги поинтересовался профессор. — И как они там оказались? Яворский узел же давно закрыт как нестабильный.

Наперерез «акулам» выскочил патрульный катер станции по прозвищу «Полтос». Вообще-то у него был номер, как у любого порядочного судна. Но вся станция любовно говорила: «О! «Полтосик» опять нарезает круги». Ви толком и не поняла, что произошло: слишком быстро. Чужие взяли «Полтоса» в клещи. Пару раз синеватой дымкой мигнула защита, сдерживая выстрелы, а потом «Полтос» стал просто распадаться на части. Медленно, совершенно беззвучно. Ви вцепилась в рукав профессора. Чужие корабли стремительно приближались, пройдя мимо останков «Полтоса», словно его и не было. Уже хорошо были видны хищные абрисы головного корвета и четырех «Шмелей».

— Господь всемилостивый и всемогущий! Не отступи и не оставь меня! — Профессор попятился и потащил за собой Ви от иллюминатора прочь. И снова забормотал что-то невнятное про Бога.

И тогда Ви поняла, что все действительно плохо. У профессора было две слабости: пристрастие к крепким напиткам и фанатичная религиозность. Обе проявлялись, когда дела шли уже совсем никудышно. С алкоголем все понятно: Енц мог уйти в запой, что называлось «творческим отпуском», получив не те результаты, на которые надеялся, а потом вынырнуть с новыми расчетами, засунуть руки в манипуляторы пиросеквенатора, припасть глазом к наноскопу и начать собирать мир из Хаоса по новой. Ви только подносила детоксы и сидела за экраном анализатора, когда приходили очередные результаты битвы профессора с несовершенством Вселенной. «Ну что, отодвинули мы Хаос к его извечным границам?»

С религией все было странно. Когда-то в одном интервью у профессора спросили, как его исследования на грани постижимого согласуются с верой в Бога. «Чем больше я изучаю генетику, тем больше я верю в Бога, — ответил он журналистке. — Я не пытаюсь занять Его место. Я лишь инструмент Его борьбы с хаосом, которую Он ведет от начала Сотворения. Кто, по-вашему, Бог, деточка? Бородатый старик на облачке, способный решить все наши проблемы, стоит только хорошенько помолиться? Разочарую вас. Молитвы не работают, проверено экспериментальным путем. И нет у Бога других рук для того, чтобы или созидать, или разрушать, кроме человеческих. А для того, чтобы мы могли решить для себя какое «или» нам больше подходит, Он дал нам свободу воли». Если бы их приходской отец Кристоф услышал более пространные толкования догм Енцом, его бы хватил родимчик. Но Ви никогда не мешало их с профессором диаметрально противоположное отношение к этим двум вещам. В Бога она не верила, поскольку родилась и выросла в Серой Зоне. Обе бесконечно воюющие стороны упрямо утверждали, что Бог на их стороне. Но когда видишь, что творит война каждый день, невозможно верить в то, что это угодно Богу: либо он не всемилостивый и не всемогущий, либо его не существует вовсе.

С алкоголем у Ви сложилось так же, как и с религией. Весь дом от подвала до дымохода наполнен бесконечным процессом перехода одной субстанции в другую. Мутный хаос, бурлящий в бочках с брагой, путем этого течения между огнем и холодом становится совершенно иным, прозрачным, шибающим не только в голову, но и в душу, веществом. Принося некоторым облегчение и забвение, а некоторым — освобождение от сдерживающих их оков. И тогда открывались двери, которые лучше держать на засове, а через них рвалось наружу такое... Разное. Ви насмотрелась.

Отец держал винокурню и таверну в Серой Зоне. Бросать дедово дело он не хотел, уезжать категорически отказывался. Но была у него мечта, чтобы хоть младшенькая, Ви, уцелела. Именно так: не жила хорошо и богато или мир посмотрела во всей красе, а именно выжила. А не как остальные. И все мощности перегонных аппаратов работали на эту мечту. А когда Ви поступила аж в Ривольский Университет естественных наук в пяти парсеках от Серой Зоны, отец записался еще и в добровольную секторальную дружину обороны. «Зачем, па?!» — беспокоилась Ви. «От доча, ты хоть и умная, а не понимаешь. Мы таки укокошим эту круць летучу. Там, знаешь, какие трубочки и бак с горючим?! А квард у нас — ого-го. Отец Кристоф и кум служили в «Инвиктусе», мы с дядькой Саем тоже не пальцем деланы». И сбил их квард свою желанную добычу: беспилотник. Отец получил свою долю трофеев и собрал еще один аппарат. Учеба Ви была делом не дешевым. А на защиту Ви для ее научного руководителя Енца отец привез старой палинки: и на яливце, и чистейшую, тройной перегонки. Как перетащил через границу только?! Но серые, они такие, что хочешь раздобудут и протащат. Они крепко выпили с профессором, отец поцеловал Ви на прощание в лоб и стал звонить только по большим церковным праздникам. «Со связью плохо, доча. И рассказывать нечего. Спина под лопаткой только болит, тяжело с бочками, но это ерунда, фельдшер в амбулатории сказал — просквозило. А возвращаться не думай. Поняла? Прокляну!» И очень обрадовался, когда узнал, что Енц получил грант на научной станции «Геликон». Два года исследований, связи почти не будет. Но кто ж покусится на научную станцию под эгидой Всегалактической Организации Здоровья при Объединенном Галактическом Совете?

Серия последовательных толчков сотрясла станцию. Словно малый ребенок встряхнул на пробу погремушку. Сирена заткнулась, свет погас. Или он погас только в голове Ви, когда швырнуло лбом на угол пиросеквенатора. А когда она снова открыла глаза, то видеть могла только одним. Второй залило липким. Она пыталась протереть, но было очень больно и какой-то лоскут нависал над веком. В мертвенном аварийном свете ладонь казалась испачканной чернилами. Профессор сидел, привалившись спиной к стулу, правая сторона лица его как-то сползла вниз, и струйка слюны текла с подбородка. Он скреб рукой по полу.

И тут «погремушку» встряхнули уже всерьез. Блок анализатора повис на хрупком «хвостике», а намертво зафиксированный пиросеквенатор накренился, со скрежетом выворачивая крепления, и стал падать. Профессор хрипел неразборчиво, хотел подняться, но только завалился набок. Ви своим тщедушным телом пыталась удержать прибор, но это была неравная борьба. Единственное, что удалось, смягчить удар. Пальцы Ви не успела выдернуть. Свет в голове милосердно погас снова.