Посвящается той, кто всегда поддерживала меня, включая те минуты, когда ей самой было зачастую ещё сложнее.
— Это правда, господин?
Этот вопрос Хэн Лян, юный даос, задавал за этот вечер уже не впервые. Множество выпитых им за этот вечер чарок лишь подогревало его радость. Раскрасневшееся лицо лучилось счастьем. Юноша, словно до конца его не принимая, каждый раз задавал собеседнику один и тот же вопрос.
— Мой друг, я не привык бросать слова на ветер, — неизменно вежливо отвечал мужчина в чёрном одеянии, довольно простом, но всё же хранящем едва заметные черты статусности и обеспеченности. Украшающая его чело шапка учёного[1] подходила как нельзя лучше серьёзному и красивому лицу.
— И не знаю, как вас за это отблагодарить, господин!
Порядком захмелевший, Хэн Лян плавно покачивался из стороны в сторону, готовый в любой момент слететь с деревянной скамьи и свалиться под деревянный же стол.
Хозяин питейного заведения смотрел на проделки даоса[2] с неодобрением, но боялся подойти и одёрнуть, тем самым прервав разговор юного пьяницы с ладно одетым учёным. К тому же, мужчина в чёрном одеянии хорошо заплатил ему.
— Счастье влюблённых сердец — достойная награда.
Чарка перед учёным была полна до краёв — тот едва прикоснулся к ней, пригубив, притом не препятствуя своему собеседнику опустошать одну глиняную бутыль с вином за другой.
— Вы мой спаситель, господин!
Действительно, должно быть, в этот вечер ему благоволили все боги, все святые и все просветлённые, позволив исполнить своё сокровенное желание.
Он родился в небогатой семье, и если бы не такая же случайность, так и остался бы обычным крестьянином. Когда Хэн Лян был ещё совсем юн, проходящий через их деревню даос из ордена Шикке Линь заметил в нём потенциал и забрал с собой.
Спустя время, пройдя через тяготы тяжёлого обучения, он смог пробудить и развить в себе золотое ядро[3] — источник силы всех даосов. И пусть Хэн Ляну предстояло постичь ещё больше могущественных секретов своего ордена, чтобы действительно достигнуть чего-то значимого, тот не унывал.
— Это правда, господин? Вы правда поможете мне выкупить любимую женщину?
Любовь настигла Хэн Ляна, как падение первых листьев при приближении осени, как первые лучи солнца на рассвете — внезапно.
Она стояла на балконе зелёного терема[4], как наваждение, как красавица из легенд. Светлая и прекрасная, юная и сверх всякой меры утончённая.
Как певчая птичка в клетке, она искала в прохожих на улице спасителя, того, кто избавит от участи, предначертанной судьбой без её ведома.
— Цены за выкуп проститутки порой могу быть.. невероятными, — Человек в чёрном внимательно наблюдал за молодым даосом, спокойный и собранный. Он видел, как тот поник, и только после этого продолжил, всё такой же важный и собранный:
— Но деньги, мой друг, никогда не были моим господином. За свои странствия я смог осознать это в полной мере.
— Должно быть, господин в своих странствиях повидал много удивительного, — пьяно улыбнулся Хэн Лян. — И исполнился тайной мудрости.
— Я уже совсем другое существо, нежели в начале пути, — мужчина пододвинул к нему собственную чарку, и даос с удовольствием осушил её за раз. — Не только тело, не только душой, но и мыслями. Спустя целые жизни я осознал то, что даже вещи превыше всего не должны стоять над личностью.
Голова юноши кружилась, он сам почти улетел в хмельную страну счастья, чудом удерживаясь на деревянной скамье. Голос благодетеля доносился словно издалека, его едва удавалось осознавать.
— Личность состоит из чувств, держа которые под контролем, подобные мне получают спокойствие и рассудительность. Не заглушая советь, гнев, любовь, честолюбие и прочее, мы используем их, а не они нас. Сила, мой друг, скрыта не только в вещих превыше всего. Она таится в нас самих — бушующая и первородная, но не первичная. Чувства стоят над телом, а разум стоит над ними всеми.
Признаться честно, Хэн Лян задремал, провалился в полуосознанное состояние близкого сна, из которого вряд ли смог бы выбраться самостоятельно. Ему виделось лицо Вань Жун, любви всей жизни юноши, полное радости — как и его собственное. Давно он лелеял мысль выкупить её и сделать своей женой, упорно трудился и копил деньги. Но цена становилась всё неподъёмнее, и в конце концов он почти потерял надежду. Если бы не эта совершенно случайная встреча, Хэн Лян мог бы никогда и не осуществить свою мечту.
Немногие посетители питейного дома уже успели разбрестись по домам, хозяин уже и рад был бы сам закрыться, но не решался подойти к человеку в чёрном. Тот продолжал что-то говорить, его размеренный голос заполнял собой всё пространство комнаты, и только его владелец мог решить, когда тот смолкнет.
Наконец всё затихло, и хозяин питейного дома выдохнул с облегчением. В тот же миг человек в чёрном выкинул вперёд руку в просторном рукаве и бесцеремонно потряс юного даоса за плечо. Тот вскочил, свалив скамью и сбросив на пол несколько глиняных бутылок. Те разбились с гулким звоном.
— Зелёный терем, которому принадлежит твоя женщина, скоро закроется. Поспеши, мой друг, и успей сообщить его хозяйке радостную весть сегодня. Ели поторопишься, сегодня же заберёшь своё сокровище.
Ещё не до конца всё осознавая, Хэн Лян поклонился, а потом бросился к выходу. У него он застыл и повернулся, чтобы что-то спросить, но человек в чёрном опередил его:
— Я улажу некоторые свои дела и присоединюсь с деньгами к нужному времени. Поспеши, мой друг, если не хочешь опоздать.
Когда пыль от сорвавшегося на бег даоса осела, хозяин питейного заведения нетвёрдым шагом подошёл к упавшей скамье и поставил её на место.
— Всё, как договаривались, господин, — произнёс он, не поднимая глаз. — Тех денег, что вы мне дали, хватило, чтобы подкупить монаха из храма. Ночью тот не будет нести службу, а двери оставит открытыми.
— Ты хорошо постарался, я отплачу тебе вдвойне.
— Любезно благодарен, — сухо произнёс хозяин. Против обыкновенного, получение денег не принесло ему радости. Наоборот, смутную тревогу и страх перед чем-то, что он не до конца осознавал. — Час Крысы* уже подходит к концу, господин. Мне нужно закрыть своё заведение.
— Час Крысы? Ах, да, ведь сейчас принято измерять время таким образом.И всё-таки, для меня это несколько иное время.
— О чём же вы, господин?
— Ни о чём, во всяком случае, для тебя. Для меня же предпочтительнее действовать в час Быка.
***
Последний час жизни Хэн Ляня прошёл в необычайных хлопотах. Он едва успел до закрытия зелёного терема, едва не сбив с ног зевающую хозяйку.
Та сначала и не поверила, что у юного даоса внезапно появились средства на выкуп, но всё же, решив, что тому глупо будет врать, чертыхаясь, распорядилась готовить Вань Жун.
— Если соврал, ноги твоей здесь не будет. Никогда, — сварливо заявила уже немолодая женщина, скрывающая годы за многочисленными слоями косметики.
Он и сам не верил своему счастью даже сейчас, в глубине души сомневаясь, придёт ли его благодетель в положенный срок. Кроме того, Хэн Лян и не знал, когда тот появится.
На некоторое время его тревоги и страхи затмила собой распрекрасная Вань Жун, спустившись к нему во всей своей неземной красоте. Её одели в лучшее платье, вплели драгоценности в волосы — но больше всего украшала девушку счастливая улыбка.
Он не мог не насладиться этим зрелищем, ответив на её счастье своим, и в себя его привела только хозяйка зелёного терема, грубо пихнув в локоть:
— Товар ты увидел. Теперь давай деньги!
Тогда же и появился человек в чёрном, его благодетель.
Луна на мгновение зашла за тучи, погрузив площадку перед зелёным теремом в полумрак. Когда та вновь показалась, он стоял рядом с Хэн Ляном и протягивал тому кошель, набитый серебром.
Его содержимое покрыло весь выкуп и сверх того — благодетельный учёный отказался принимать остаток назад, сказав с улыбкой:
— Это подарок молодожёнам. Поможет встать на ноги.
— Вы мой спаситель, господин! — Хэн Лян едва стоял на ногах, держа за руку наконец-то свою Вань Жун. — Вы сделали для меня больше, чем кто-либо другой! Вы мой спаситель и благодетель! Я у вас в неоплатном долгу, мы с Вань Жун будем всегда рады видеть вас и помочь, чем сможем!
Он и она поклонились ему, как отцу, низко и уважительно, крайне торжественно.
— Не стоит обращать внимания на меня, друг мой, — Человек в чёрном прикрыл рот рукавом как бы в смущении. — Потрать ускользающие мгновения жизни на свою любовь. Насладись и преисполнись ею, позволь затопить себя до краёв.
Хэн Лян так и поступил, утонув в глазах своей суженой.
— Я позволил себе некоторую вольность.
Учёный мужчина указал в сторону, туда, где на холме высился местный небольшой, хорошо ухоженный храм.
— Сегодня — день счастья, а ему открыты все врата. Как и врата храма, в котором вы сможете соединиться перед богами.
— Вы просто великий мудрец, одаривший меня сверх меры, господин! — юный даос прижал к себе едва стоящую на ногах Вань Жун. — Вы даровали мне всю радость этого мира!
***
— Как же так, господин! Почему вы делаете это?!!
Он почти обезумел от боли, кровь стекала по его лицу, капая на пол. Подвешенный верх ногами под крышей храма, Хэн Лян мог, несмотря на багровую завесу, видеть перед собой бездыханное, изрезанное тело Вань Жун.
Её безудержные крики всё ещё звучали в его ушах.
Он множество раз пробовал разорвать связывавшие его верёвки, но сил юного даоса не хватило. Теперь же было уже слишком поздно.
Его золотое ядро, вся его сила, было вырвана из тела, вырезано и помещено в мешок, сделанный из кожи Вань Жун.
— Почему вы делаете это, господин?!!
Человек в чёрном не ответил. Он стоял перед даосом, расчерчивая грудь юноши чем-то острым. Кажется, крики совсем не достигали его сознания, заполненного чем-то другим.
Закончив с приготовлениями, учёный муж вонзил своё орудие в податливое мясо. Хэн Ляну оставалось только хрипеть и мычать от боли.
Он чувствовал, как мертвеет тело, как перестают слушаться конечности, как извлекаются кости. Кровь попала в его нос, и юноша захлёбывался ею, подёргиваясь в такт действиям человека в чёрном.
Отложив свой инструмент, тот погрузил обе руки внутрь распахнутой жуткой кровавой дыры, и аккуратно извлёк подрагивающий комок плоти.
— По... че... му...
— Потому что, друг мой, я ставлю разум над телом и чувствами. И разум требует от меня исполнения моей работы. Моего предназначения.
Человек в чёрном не был слишком высок, пожалуй, что и мал ростом. Сойдя со скамейки, которую использовал, чтобы дотянуться до груди Хэн Ляна, он отошёл всего на несколько шагов и смог посмотреть едва живому юноше в лицо.
— Золотое ядро молодого даоса, мешочек из кожи молодой женщины.
Он говорил тихо, словно проверяя в уме некий список.
— И, наконец, нечто, что куда ценнее и встречается гораздо реже.
Человек в чёрном взвесил подрагивающее красное мясо в руках, ничуть не заботясь о том, чтобы запачкать их в вязкой алой жидкости ещё сильнее.
— Сердца, полные любви. Спасибо тебе, друг мой. Это дар, который для меня невозможно будит оплатить всеми деньгами. Благодетелем всё это время был не я, а ты. Глубокий поклон и твоей женщине — её вклад был меньше, но и о нём не нужно забывать.
Голова Хэн Ляна была опущена. Из полуоткрытого рта вырвался последний протяжный хрип.
— Мой подарок я оставлю рядом с вами.
Спрятав вырезанное сердце, мужчина положил на скамейку кошель, порядком опустевший, но всё ещё приятно побрякивающий.
— Прощай, мой друг. Желаю тебе и после смерти отыскать ненаглядную Вань Жун.
Час Быка подходил к концу, Рассвет необычайно поздно заходился над горизонтом. В храме было тихо. Ни кровь, ни ветер не тревожили тела, висевшие напротив друг друга. Их груди разрывали чудовищные провалы с запёкшейся коркой тёмного цвета. В них не хватало чего-то очень важного. Чего-то прекрасного и могущественного таящего в себе невероятную силу для знающих.
Двух милых сердец.
.......................................................................................................................
[1] — рудзинь, головной убор студентов и чиновников Древнего Китая.
[2] — в данном случае — совершенствующийся адепт боевых и мистических искусств, стремящийся достигнуть бессмертия и просветления .
[3] — место, где накапливается духовная энергия даоса, усиливая его и помогая в совершенствовании.
[4] — традиционное обозначение борделей в Древнем Китае.
* В данном случае герои измеряют одно и то же время по несколько разным системам:
В первой — час Крысы, время с полуночи до двух часов ночи.
Во второй — час Быка, время с часа до трёх ночи.
Словосочетание звучит также и в эпиграфе-цитате из китайско-русского словаря епископа Иннокентия 1909 года: «Ди пхи юй чхоу — Земля рождена в час Быка (иначе Демона, два часа ночи)» .