Очень трудно обсуждать, а тем более публично, фильм, который снят «по реальным событиям», прямым участником которых ты был. Я – ликвидатор 86-го, я видел всё своими глазами. Я написал книгу, которую читали тысячи людей, и не только у нас: книга переведена на английский и издана в 2019. Когда я работал над английским вариантом, я проделал примерно такой же объем поиска, что проделала Ульяна Хомюк в фильме. Поэтому мне вдвойне трудно говорить о сериале, и втройне – потому, что сериал уже получил феноменальный отзыв не только на Западе, но и (к моему несказанному удивлению) у нас...
Я попытаюсь предметно показать, где, как и почему сериал мне претит. Я более чем уверен, что он также не сработал и для сотен, для тысяч моих компатриотов, моих братьев-ликвидаторов, для ученых, для рабочих, для военных – тех, кто был там. Тех, кто еще живы.
Сериал снят три десятилетия после аварии. Я полагаю, что если бы его сделали и показали даже в начале 2000-х, не говоря уже о 90-х, резонанс был бы совершенно другим – потому, что к настоящему времени уже выросло новое, взрослое поколение людей, которые не застали те страшные годы, и именно поэтому я считаю своей обязанностью пояснить им, почему этот сериал – очень мастерски сделанный пропагандистский свисток. На свет вытащен побитый молью манекен сатанинской советской машины, которая ценой сотен или даже тысяч жизней все также безжалостно, по-сталински, пытается зашпаклевать собственные ошибки и просчеты, заткнуть глотку правде, ни в коем случае не дать Западу шанса на то, чтобы увидеть слабину в мощи тоталитарного социализма.
Я хочу, чтобы меня поняли правильно.
Я не сторонник советскости, я эмигрировал из страны, уже стоящей одной ногой в могиле, и я никогда не был приверженцем возрождения СССР. Два события в истории 80-х поставили жирный крест на СССР как на политическом исполине: Афганистан и Чернобыль. И если афганская война была очевидным провалом на всех уровнях, от идейно-политического через социальный к экономическому, то международное эхо аварии в Чернобыле было куда более контрастным в силу неочевидности, непредсказуемости размера его резонанса в мире. Возможно, это звучит запутанно; я постараюсь разъяснить покороче.
Главная разница реальных событий и тех, которые нам показаны в сериале – в том, что заявления и действия СССР по аварии на ЧАЭС поначалу действительно носили стандартный «шиш-вам-что-скажем» характер. Но совершенно так же поступали и США после Тримайл Айленда, и Япония после Фукусимы... это двигалось и двигается боязнью вызвать тотально-негативный международный резонанс.
Замалчивание Чернобыля продолжалось до тех пор, пока в Кремле не осознали действительный размах катастрофы – то, что Европа уже получила существенное радиоактивное загрязнение. Руководители страны поняли, что если не принять агрессивных мер по оперативному разруливанию ситуации, то авария может загнать весь континент в постапокалиптический бункер. Этот переломный момент заставил Кремль снять традиционную туповатую маску «да все нормально у нас!» и начать процесс взаимодействия с Западом, от информирования о реальной ситуации на ЧАЭС до получения технической и медицинской помощи, до переломного доклада Легасова на конгрессе МАГАТЭ в Вене. Многие считают, кстати, что именно прямота и честность Легасова, который говорил на конгрессе в течение пяти часов (!), оценка академиком начальных причин аварии и ее последствий, мер по ее ликвидации, погасили ярость и возмущение Запада и в многом способствовали тому, что СССР не был подвергнут санкциям и штрафам за загрязнение Европы. Более того, Запад стал помогать СССР уникальным оборудованием (естественно, за валюту...) – радиоуправляемыми кранами, бульдозерами, экскаваторами и пр.
Схема сериала представляет собой типичную «судебную драму», которая до деталей разработана Голливудом. Есть три протагониста – Легасов, Щербина и вымышленная Хомюк – которые в сериале делают все, от героики очистки Станции до раскапывания причин аварии. Их преследует зловещая гос-машина, затыкая им рот и ограничивая доступ к информации. И все же, несмотря на постоянные «рогатки», три героя удивительно складно и сноровисто находят все необходимые им ключи для того, чтобы в кульминационный момент – в зале суда – высказать голосом Легасова страшную правду; ну то есть в полном соответствии с жанром судебной драмы в последней серии звучит торжественное «Встать, суд идет!» - и протагонисты в итоге надевают рубища мучеников, потому что, по воле авторов сериала, сенсации не будет, как и положено в СССР...
Суд присяжных (? – в то время в СССР не было такой роскоши...) над виновниками аварии, как это часто водится в голливудских фильмах, занимает большую половину последней серии и фактически снят в соответствии с классическими канонами фильмопроизводства (плохие против хороших, правде не заткнуть рот, но мы все же это сделаем, так как мы – власть, прощайте товарищи все по местам и т.д.), но никак не отражает ход реального суда. Все предыдущие события, по замыслу авторов, должны свестись к моменту истины на процессе – однако, как признаёт сам создатель сериала, Крейг Мэйзин, «реальный суд шел две недели и был скучным». Именно поэтому творцы «Чернобыля» соорудили привлекательный киношный суд-балаган. Для этого в «сериальном» суде выступают Легасов и Щербина (чего на самом деле не было).
Взгляд на сериал под таким углом (судебная драма) помогает понять, зачем его создателям понадобился вымышленный персонаж Хомюк. Два других героя, Легасов и Щербина, плотно заняты событиями на Станции и не имеют возможности собирать информацию и узнавать факты, говорить со свидетелями и т.д. – то есть проделывать стандартную работу сыщика. Эта часть классической судебной драмы всегда вызывает интерес у зрителя; вот и в «Чернобыле», мы с волнением наблюдаем за тем, как Хомюк с поразительным Бондовским умением проникает везде, куда простой смертный попросту не был бы подпущен на версту – включая... заседание Политбюро!
«Чернобыль» снят с поразительным пренебрежением к реалиям процесса ликвидации, к техническим деталям, и даже к самим главным героям. Шкала реальности постоянно и неумолимо падает по мере развития событий в фильме: если первый эпизод хоть как-то соответствует действительности (в самом деле, трудно «нагнуть» довольно точно установленный ход развития аварии), то к концу сериала (судебный процесс в пятой серии) в нем не осталось практически ничего от реальных событий.
Соответственно, весь антураж сериала больше похож на сталинско-брежневский сплав: уныло-грязный быт квартир, который больше смахивает на коммуналки 60-х; злостный старикан с клюкой на заседании горкома (которое почему-то проводится в бункере ЧАЭС); тотальная слежка КГБ за всеми и везде; солдаты с автоматами – опять же, везде и всюду (автоматчики охраняют... министра угольной промышленности в его сольной поездке к тульским шахтерам; конвоир с «калашниковым», сопровождающий зам-глав-инженера Ситникова в его обреченном походе на крышу к развалу реактора - солдат остался стоять на крыше снаружи, «на посту», пока Ситников заглядывал в жерло развала!; автоматчики в бункере станции...); зловещие каменные физиономии и каркающие хриплые голоса Брюханова, Акимова и Фомина, и одновременно апостольски-безнадежные лица Хомюк, Легасова и Щербины; испуганный и нерешительный Горбачев...
Я не буду – принципиально – обсуждать персонаж и действия Ульяны Хомюк в деталях. По признанию того же К. Мэйзина, директорат сериала решил создать ее потому, что в противном случае весь список героев фильма был бы полностью мужским («dude-heavy» - «перегруженный мужиками», как признался Мэйзин). По идее, ее персонаж должен олицетворять десятки ученых-чернобыльцев, вклад которых в ликвидацию последствий невозможно переоценить. Я сам видел и был знаком со многими из них на ЧАЭС. Но «оголливуженность» Ульяны Хомюк, ее гениальная способность воссоздать картину ночи аварии, в одиночку вычислить ее истинную причину... Это прилично напрягает – и вдобавок в этому оказывается, что основной резон ее появления в фильме сводится к тому, чтобы служить Голосом Честности для Легасова в последнем эпизоде – с тем, чтобы убедить его выступить с обвинением в адрес властей и правительства. А еще меня сильно покоробил текст в последних кадрах сериала, который дословно гласит: «Некоторые ученые выступали против официальной версии событий, за что были арестованы, осуждены, и посажены в тюрьму». Я не знаю ни единого подобного случая. Если у вас есть информация о таком – пожалуйста, дайте мне знать.
Баланс, который в реальном мире аварии на ЧАЭС колеблется между просчетами в дизайне/эксплуатации 4 энергоблока и поступками/ошибками его ночной смены 26 апреля, в сериале сильно смещен в сторону промахов персонала (в частности, Дятлова, что, по мнению многих специалистов-ядерщиков, неправильно). Лишь в конце, в кульминации пятой серии, Легасов смещает этот баланс в сторону просчетов в дизайне и массивном «покрытии» гос-аппаратом результатов аварии. Вообще, все трое анти-героев сериала (Брюханов, Фомин и Дятлов) показаны гнусными трусами, карьеристами и врунами – вплоть до того, что авторы фильма в пятой серии заставляют Брюханова зловеще сказать, что он «ждал три года возможность провести этот тест», и что, мол, он проведет его «не взирая на». По непонятной причине, в сериале постоянно упоминается «safety test», тест безопасности. На самом деле, это был технологический тест, и он не был чем-то экстраординарным, как это пытаются показать создатели фильма – просто проверка возможности использовать «выбег» (инерцию) турбины для подпитки реакторных систем электроэнергией в случае внезапного обесточивания.
В сериале постоянно фигурирует кнопка АЗ-5, которая приводит в движение стержни-замедлители; непосвященному зрителю может сдаться, что это единственный вариант контроля реактора, который пошел вразнос. На самом деле, система защиты РБМК была многоконтурной, и если бы все контуры защиты были в ходу в ту ночь, то беда скорее всего и не случилась... Но протокол проведения испытания требовал отключения всех защитных уровней - иначе операторы не смогли бы опустить мощность реактора до требуемого (низкого) уровня.
По образному выражению одного из специалистов-ядерщиков, реактор РБМК – это «...зверь, как медведь, может нежданно-негаданно прийти в ярость, особенно, когда его дразнят». К сожалению, до Чернобыля этот зверь воспринимался как уютный плюшевый мишка...
Но я отвлекся.
Массив ошибок-накладок-промахов сериала «Чернобыль» настолько обширен, что мне трудно начать где-либо без риска зарыться и пропасть в нем.
Многие блоггеры уже прошлись и по водке «от пуза» для ликвидаторов (это полный нонсенс, поскольку это был разгар периода лигачевщины), и по голым шахтерам, и по автоматчикам, которые присутствуют, кажется, везде... Я же хочу привести моменты, которые не настолько знакомы рядовому зрителю, но у меня как у ликвидатора они вызывают раздражение.
В сериале Щербина и Легасов держат «штаб» в каком-то вагончике на колесах, на отшибе. Неужели авторы фильма не знают, что административный корпус ЧАЭС находился в эксплуатации все время, и уже с июля-августа там функционировали не только кабинеты, но и столовая? Ну хоть посадили бы их в тот же бункер в подвале админ-корпуса...
В первой серии пожарный поднимает кусок графита с земли у горящего реактора, и через несколько минут его рука покрывается жуткими волдырями, а он сам кричит в агонии от боли... Те, кто мало-мальски знаком с эффектом воздействия проникающей радиации на организм, понимают, насколько смешно это выглядит. То же самое относится к двум работникам обреченной смены, которые пытаются вручную открыть задвижки линий подачи воды в поврежденный реактор – их лица отекают и плавятся, словно восковые, якобы под действием прямой радиации. Эти сцены показывают, что консультанты у авторов «Чернобыля» не знакомы с азами радиационного облучения.
Лично для меня, показ очистки крыши «Тройки» – пожалуй, наиболее топорно сделанный момент в сериале. В ключевой сцене ликвидаторы резво мчатся вверх по лестнице, на крышу, экипированные свинцовыми латами...
Специфика работы на крыше третьего блока, которая была сильно загрязнена выброшенными взрывом компонентами «начинки» реактора, заключалась в том, что запредельно высокая (местами выше 1000 рентген/ч) радиоактивность ограничивала пребывание на участках работы до минуты-двух, часто даже короче. Поэтому вопрос непрерывности, нужной производительности решался в мое пребывание на Станции обычным «социалистическим» способом – массивным, по нескольку сотен ликвидаторов, «конвейерным» потоком, который медленно поднимался наверх: работа выполнялась командами по три-пять человек, но непрерывно. Выход на крышу производился из разных точек в зависимости от места работы, но в основном все выходы находились на уровне не ниже примерно 15-20 этажа, то есть нам нужно было подниматься цепочкой внутри здания 3 реактора по лестнице – точь-в-точь как в «хрущевских» подъездах, только без окон.
Ни один человек в здравом уме не будет галопом таскать вверх-вниз лишний вес свинца в тридцать килограммов; в реальности, свинцовые «латы» хранились в помещении в непосредственной близости к выходу на крышу – их надевали поочередно, по мере замены персонала, занятого на очистке.
Всё, что можно было пользовать заново, делать ротацию, оставалось наверху, перед самым выходом – те же «латы», и тяжелые респираторы, и бахилы, и рукавицы – зачем таскать радиоактивную «грязь» вниз, по лестнице, по которой завтра снова будут идти сотни ликвидаторов?
Солдат в эпизоде на крыше неловко спотыкается и рвет сапог – ужас в его глазах безграничен... Помилуйте, это же не Эбола! Радиация потому и называется «проникающей», что ей все равно – цел ли его сапог или нет. Вдобавок, мы меняли «грязные» сапоги на «чистые» сразу же по выполнению работы, так что порвана обувь или нет – не играло никакой роли.
В последней серии Хомюк рассказывает об умершей девочке пожарного Игнатенко – та якобы «вобрала» в себя всю радиацию, полученную матерью в стадии беременности, и тем самым спасла ее, но сама погибла. Доктор Роберт Гейл, который лечил первые жертвы радиационного облучения из Чернобыля в 1986-м, назвал этот момент в сериале абсурдным – радиация не может передаваться от матери к ребенку через кровяной обмен: это энергия, излучение, а не вещество.
Когда я начал писать этот обзор, я в какой-то момент понял, что создатели сериала решили задачу его популяризации простым методом краба-отшельника: на основную раковину идеи фильма они попросту набросали сверху яркие, всем известные факты из Чернобыльской эпопеи – такие, как те же шахтеры, те же биороботы на крыше, а также собако-убийцы (кстати, тоже верный способ поиграть на чувствах зрителя – и этому отведен приличный кусок времени в четвертой серии...), разбившийся вертолет (дело было совсем по-другому), «Мост Смерти», ужасы больницы №6, в которой умирали облученные пожарные, эвакуация Припяти... Потом вбросили несколько придуманных «украшалок», как, к примеру, заседание горкома в бункере, многочисленные эпизоды с молчаливыми, но зловещими гэбэшниками, диалоги Хомюк в больнице... И получилось цветасто и вычурно.
Но штука в том, что слишком много косяков в этом крабьем домике.
По совершенно непонятным причинам, авторы обходятся с датами ключевых событий Чернобыльской эпопеи слишком вольно. Создается впечатление, что они просто не озадачивались этим.
В начале последнего эпизода сериала после заставки «Москва, март 1987» мы видим улицу, залитую солнцем, с деревьями, полными сочной листвы, и людьми в пиджаках и легких плащах. Москва? В марте??
Почему нам показывают в фильме, что крышу 3 блока начали зачищать с октября, а саркофаг начали строить в ноябре (при том, что работы по очистке крыши начались уже в августе, если не раньше, и саркофаг тоже начали строить в августе, а в ноябре его уже закончили)? Почему в сериале нас уверяют, что Легасов выступал на сессии МАГАТЭ в Вене в начале 87-го, если на самом деле это произошло в августе 86-го?
Особист Шарков говорит Легасову: «Сначала вы свидетельствуете на суде, а уже потом мы начнем приводить в порядок реакторы в стране». Это требование прозвучало в ответ на укор Легасова, что прошли месяцы с того времени, как ему было обещано «исправить» РБМК ректоры в СССР. Это абсолютный нонсенс, и даже не столько потому, что государство не стало бы рисковать возможностью повторения Чернобыля на остальных работающих реакторах РБМК (если бы главной виной аварии – как нам пытаются показать в сериале – были бы фатальная ошибка в проведении теста, которая основана на коренной погрешности дизайна РБМК, плюс самодурство Дятлова). Дело в том, что доработка РБМК ректоров была очень сложной технологической задачей, и поэтому началась не сразу; более того, в начале 87-го просчеты и промахи в дизайне РБМК еще не были определены в полной мере, поэтому этот процесс начался куда позже. Но по смыслу фильма было важно показать, что кульминация сериала – судебный процесс – ставит Легасова в условия морального пата. Тогда понятно, что было необходимо подогнать реальные факты так, чтобы выставить «зловещесть» гос-машины в нужном ракурсе, и загнать Легасова в угол для того, чтобы он сам надел себе петлю на шею...
Выступление Легасова на судебном процессе в пятой серии якобы вскрывает главную причину аварии – то, что графитовые окончания стержней-глушителей послужили инициатором неконтролируемого всплеска цепной реакции. Их опустил Топтунов по приказу Дятлова. На самом деле, стержни-поглотители уже не могли быть опущены, потому то каналы, по которым они двигались, были либо разорваны, либо погнуты из-за резкого роста давления пара в реакторе. Именно поэтому смертельная петля «тепло-вода-пар» стала множественно ускоряться, и в итоге привела ко взрыву (Детали реального развития событий освещены во многих источниках, включая мою книгу в английском переводе).
Как уже сказано выше, пятая серия почти не связана с реальностью событий истории Чернобыльской аварии, и это сильно удручает. В ходе свидетельских показаний, например, Легасов говорит о том, что периферийный персонал обреченной смены - Перевозченко, Дегтяренко, Ходемчук – которые находились в оперативной зоне реакторного помещения, якобы не знали о проведении теста, что, конечно, абсолютно не соответствует действительности. Весь персонал смены был заранее оповещен об эксперименте и конкретно знал свои задачи.
Нагромождение «слезодавилок» (одни собако-убийцы чего стоят!), несуразиц, несостыковок, нелепых домыслов и непрофессиональных сюжетных решений снежным комом накапливается при переходе от серии к серии. Честно скажу: когда я посмотрел первый эпизод, я уж было решил, что этот фильм создаст историю.
Я ошибся. Он создал ее, но в исковерканном виде. И это опасно потому, что миллионы людей на планете будут теперь помнить историю Чернобыля так, как ее показали нам авторы сериала...
Фильм обрел невероятную популярность – благодаря отличной игре актеров (я очень уважаю талант Д. Харриса, и считаю его одним из лучших британских актеров), благодаря весу и значимости самой темы... но привкус металла во рту, который всегда вспоминается мне по тем жарким дням лета 86-го, с просмотром сериала перешел в чувство горечи.
«Наши» хвалят фильм, снятый в Голливуде по событиям, которые изменили планету. Навсегда. Это случилось здесь, у нас, это здесь, у нас, еще живы люди, которые встали на пути радиационного монстра и спасли мир. Но фильм снят на Западе, он вольно переставляет акценты и перекраивает реалии событий, он снят топорно, с удивительным количеством шлака – и это нивелирует эпичность событий за ним, важность того, что подняло гибнущую страну в последний раз, в последнем едином строю... Почему не мы, а они? Неужели они помнят, уважают и ценят наших же героев лучше, чем мы сами?