Мир прекрасен!

Яркие лучи утреннего солнышка пробились сквозь плотные жаккардовые шторы, озаряя начало нового чудесного дня. Я сладко потянулась на кровати и приоткрыла заспанные глаза, в очередной раз отметив насколько идеальная у меня комната. Всё в красно-оранжевых тонах, прямо как вишенка на пирожном, на тумбочке – остатки вчерашнего праздничного торта, три шарика с гелием, хоть уже и не парят под потолком, но всё равно висят в воздухе, а за окном слышится воркование голубей.

Я приоткрыла форточку, из которой тут же прорвался порыв свежего воздуха, и бросила пернатым горсть пшена – пускай лакомятся сизокрылые. Птицы тут же налетели на крупу и, мешая друг другу, принялись клевать. Несколько минут постояла у окна, полюбовалась пейзажем, улыбнулась солнышку, махнула рукой проезжающему вдали трамваю. Внутри меня поднялось светлое чувство и тёплым медовым шаром растеклось по нутру. Лишь одно омрачало мою радость – болезнь папы. Каждую неделю мы ездили на приём к доктору. Надо было появиться вчера, в среду, но врач перенёс приём из-за моего дня рождения, не хотел портить праздник. Мы его, кстати, позвали и даже вручили приглашение, написанное на яркой глянцевой открытке, но он так и не явился, видно много работы, человек очень занятой, к нему всегда выстраивается длинная очередь психов. Доктор по профессии – психиатр, врачует болезни души. Ещё мы приглашали продавщицу из продовольственного отдела и соседа снизу, но никто из них не пришёл. Думаю, это из-за болезни папы, люди стараются избегать всего того, что портит им настроение.

— Доброе утро, Анечка! — показался в дверях отец.

— Здравствуй, пап, — я чмокнула его в щёку. — Сейчас почищу зубы, оденусь и мы поедим к доктору. Ты доел тортик? Если нет – поставь в холодильник.

— Я доел, Анечка, вкусный шоколадный тортик, ням-ням!

Папа погладил живот и облизнулся. Он у меня сластёна, обожает торты и пироженки. Даже больше чем я.

К доктору, Фёдору Михалычу, я всегда надеваю самую нарядную тунику ярко-бардового цвета, почти такого же как моя комната.

— Пап я готова, выходи! — крикнула в коридор.

Отец не любил наряжаться броско, он всегда надевал серое. Серый джемпер, серые брюки, серую куртку, даже башмаки и то – серые.

— Вот, надень плащик, — протянул он мне плащ.

— Папа! Там же жарко, лето, ну какой-такой «плащик»! — возмутилась я.

И тут он сделал то, что всегда меня обескураживало. Отложил плащ в сторону, встал на четвереньки, пару раз гавкнул и высунул язык. Ну совсем как собачка! Я сдалась.

— Ладно-ладно, надену.

Мы ехали на трамвае, людей с утра бывает немного и часть сидений остались свободными. Люблю трамваи! Эти выгнутые сидения с дырочками – страсть какие комфортные, а цвета: синий, красный, синий, красный и нет этого запаха бензина как в автобусе. Пока мы доехали до места назначения начался дождик. Ну хоть плащ пригодился.

Дальше мы прошли через мост, под которым раскинулась широкая речка. Однажды мы с папой катались по ней на теплоходе. Мне очень понравилось! Водная гладь, покрытая лёгкой рябью, тихий плеск воды за бортом, приглушённые звуки города, тёплый ветерок, обдувающий лицо…

А вот и оно – жёлтое как спелый апельсин трёхэтажное здание психоневрологического диспансера. Я нажала кнопку-вызова, раздалась приветственная мелодия и дверь поддалась. Мы поднялись на второй этаж, надели бахилы, оставили в гардеробной промокшую верхнюю одежду и уселись на диванчик перед кабинетом под номером пять. Именно там большую часть своего свободного времени обитал Фёдор Михалыч. На стенах были развешаны изображения из алфавита художника Петра Фролова. Прямо передо мной висела безумно симпатичная картина, где рыцарь с розой на роликах проезжал по берегу реки, подальше примостилась рысь, в воде что-то кричала раку с рупором в руке русалка, а на её голове восседал рябчик.

Огляделась по сторонам. Рядом с нами никак не мог найти себе место забавный полненький мужчина, а напротив – переминаясь с ноги на ногу, что-то доказывала своему невидимому собеседнику долговязая женщина. Я их раньше не видела. Мы обычно приходили по средам, но из-за дня рождения приём перенесли на четверг, и пациенты были совсем другими.

Ну вот, 10:30, наше время, а у Фёдора Михалыча ещё занято! Уже 10:31. Я высунула голову в кабинет – врач там беседовал с каким-то странным мужчиной, завидев меня, Фёдор Михалыч поднял вверх указательный палец, что означало «минуточку». Если доктор собирался пригласить нас в 10:33, то зачем выдавать листочек с временем 10:30?! Бросила быстрый взгляд на папу – он тоже заметно нервничал. Отец у меня всегда какой-то обеспокоенный, должно быть болезнь сказывается. Как я хочу, чтобы он поскорее поправился и стал весёлым и беззаботным.

Всё, минуточка прошла, вхожу. Я молча прошмыгнула за дверь, папа вошёл следом, а доктор так и продолжал беседовать со странным типом.

— Докор, давайте забодня перекатим. Калоша бучит.

— Голова болит? Где именно, покажите.

Странный пациент ткнул себя пальцем промеж глаз и отозвался:

— Да. У лихого газа. Между слез. Иподально.

Тут я не выдержала и прыснула со смеха. Странный пациент повернул ко мне голову с обиженно вытянутыми губами и жалостливо проблеял:

— Перекати!

Но меня уже было не остановить, я попросту была не в состоянии сдерживать порывы смеха. Наконец врач вывел из кабинета этого странного пациента, из-за которого мы начали приём на пять минут позже.

— Фёдор Михалыч, а почему этот человек так странно разговаривал? Он глупый? — спросила я.

— Нет, Анечка, он просто утратил способность различать речевые звуки. Мы, врачи, называем это – афазия Вернике. А у тебя вчера было день рождения? — Доктор открыл ящичек стола, вытащил плюшевого зайчика и протянул мне. — С Днём рождения, милая!

Я подскочила к Фёдору Михайловичу, обняла его и поцеловала в щёку, такую тёплую и сухую. Пусть он и не смог прийти в гости, но подарил мне подарок. Какой милый зайчишка! Я конечно люблю больше пёсиков, но этот зайчишка дивно восхитительный!

— А сколько тебе исполнилось, Анечка? — спросил доктор.

— Двадцать два года.

— Замечательный возраст.

— Спасибо, — почувствовала как на моих щеках заиграл свежий румянец. — Ну а что вы сегодня выпишите папе?

— Надо подумать. Сейчас я побеседую с ним, а ты, будь добра, милая, займи себя вон там за столиком, нарисуй, пожалуйста утро.

Ладно, не буду мешать доктору беседовать с папой, он должен точно определить, что ему выписать. Я взяла листок, вооружилась цветными карандашами, что лежали на столе и начала творить. Ах, как я люблю рисовать! Особенно на весёлые темы, такие как утро, праздник, радуга.

— Анечка, нам пора, — окликнул меня папа.

— Но я ещё не закончила! Осталось самое главное – солнышко.

— Ничего-ничего, пусть Анечка завершит картину и я повешу её в своей гостиной, — вступился доктор.

— Правда? — подняла я голову.

— Абсолютнейшая, — заверил Фёдор Михалыч.

Я дорисовала солнышко, и знакомая медсестра повела нас в кабинет номер десять, там хранились коробки с лекарствами, которые раздавали пациентам. Не как в аптеке, за деньги, а бесплатно, по просьбе Фёдора Михалыча. Нам дали две коробочки.

— Пап, а что дали-то? – запоздала спросила я, когда мы уже вышли из диспансера и пересекали мост.

— Как обычно, лекарство для меня и витамины для тебя, — отозвался отец.

— Дай взглянуть, — потребовала я и остановилась.

Отец вздохнул, вынул из пакета две коробочки. На одной было написано «Панангин», на второй – «Хлорпромазин». Я резко выхватила вторую из его руки.

— Опять эти дрянные витамины? Мне от них плохо, я становлюсь такой же унылой как ты! Я не хочу чтобы мне снова сделалось тоскливо, я их выкину!

Подбежала к перилам моста и вытянула руку с противными таблеточками.

— Нет, Анечка, пожалуйста, нам же больше не дадут! — взмолился отец.

Но я была не преклонной в своём решении и никакие глупые доводы папы меня не убеждали.

— Анечка, умоляю тебя! — продолжал канючить отец.

Хм, ну, пожалуй, есть кое-что, что может меня заставить передумать выбрасывать эту бяку.

— Ладно, только попроси как собачка. Ав, Ав!

Отец поозирался на снующих прохожих и начал медленно становиться на четвереньки. Раздался хруст его старых несмазанных костей. Надо больше спортом заниматься!

— Гав. Гав. Гав. — пролаял он.

Группа встречных людей остановилась, вооружилась своими смартфонами и принялась снимать. О, мой папа станет звездой рутюба, я чувствую!

— Гав. Гав. — ещё раз пролаял отец.

Хм, ну ладно, не могу сдержаться, когда он изображает собачку! Вернула противный «Хлорпромазин» отцу в пакет. Он тяжело вздохнул и, придерживаясь за перила, вернулся в вертикальное положение. Солнышко ярко светило, сонный ветер лениво шевелил облака, приветливо улыбались деревья, вдалеке сновали красно-жёлтые трамваи. Ах, как же прекрасен этот удивительный мир!

Гебефрения – тяжелое психическое заболевание, характеризующееся дезорганизованностью, наличием в поведении выраженных черт детскости, дурашливости.