Мировая Грань Небытия

Мировая Грань Небытия

Воздух на Станции «Кромка» вечно отдавал озоном и холодом стали. Не запах, а скорее привкус, въевшийся в язык и легкие – коктейль из щитовых генераторов, работающих на разрыв, перегонных аппаратов, выжимающих жизнь из отработанной атмосферы, и вездесущей, неуловимой пыли… Пыли чего? Ничто здесь, на краю всего сущего, не имело права превращаться в пыль. Здесь, где сама Реальность упиралась лбом в Мировую Грань Небытия.

Сама Грань не была ни стеной, ни завесой. Она была… пределом восприятия. Глазу являлась бесконечной плоскостью абсолютной, немыслимой черноты. Но это была не чернота космоса, полная звезд и обещаний. Это была анти-чернота. Чернота поглощения, отрицающая самую идею света. Взгляд на нее не скользил, а проваливался, вызывая головокружение и приступы экзистенциальной тошноты даже у самых закаленных пограничников. Смотреть прямо дольше нескольких секунд запрещалось категорически – хроники Станции хранили записи о необратимом помешательстве.

Но «Кромка» не просто наблюдала. Она касалась. Гигантские, подобные горным хребтам, пьезо-кристаллические штанги «Касателей» упирались в саму ткань Грани. Их задача – считывать малейшие вибрации, флуктуации, улавливать «пульс» Небытия. Потоки данных стекались в Центральный Контроль – пульсирующее сердце Станции, наполненное мерцающими голограммами, навязчивым гудением процессоров и напряженной, звенящей тишиной.

Именно здесь работала доктор Элис Вейнрайт. Ее пальцы порхали над сенсорными панелями, взгляд сканировал непрерывные потоки информации.
— Показатели Когерентности Реальности (КР) стабильны: 98.7%, — прозвучал ее голос, слишком громкий в гнетущей тишине. — Флуктуации в пределах нормы. Ширина Грани… неизменна. В рамках погрешности.

Рядом замер Торвалд, ветеран-инженер, лицо которого было изрезано не морщинами, а шрамами от микровыбросов Небытия. Он хрипло кашлянул.
— Неизменна? Арин, на третьем «Касателе» опять аномалия. Сопротивление на кончике растет. Будто… Грань уплотняется. Или что-то за ней… давит.

Элис вздрогнула. Давит — слово-табу. Ничто не могло давить из Небытия. Небытие — это отсутствие всего. Законы физики, причинность, само пространство-время — все это обрывалось у Грани. За ней не было «чего-то», там было Ничто. Абсолютное.
— Проверь калибровку, Тор. Может, кристалл треснул?
— Кристаллы целы, док. Сенсоры в норме. Это… оно. Чую костями.

Элис погрузилась в данные. Торвалд редко ошибался. Его «костное чутье» спасало Станцию не раз. Она запустила глубокий диагностический алгоритм, сравнивая показания всех «Касателей». На экране перед ней ожили диаграммы. Зеленые линии стабильности КР, синие – давления на Грань, красные – энергопотребления щитов. И вдруг… на графике давления от «Касателя-3» возник микроскопический, но неоспоримый зубец. Вверх. На ничтожные доли процента. Но он был. Не артефакт. Данные с соседних сенсоров подтверждали – в этом секторе Грань чуть… прогнулась внутрь Реальности.

Тревога, холодная и острая, кольнула Элис под ложечкой. Она активировала общий канал, голос звучал металлически четко:
— Всем отделам, внимание. Сектор Гамма-Три. Зафиксирована локальная аномалия давления на Грань. Уровень желтый. Повторяю, уровень желтый. Привести щиты в состояние повышенной готовности.

По Станции пробежала волна ледяного напряжения. Гул генераторов сменился на пронзительный, высокий вой. Голубоватое свечение силовых полей вокруг станции сгустилось, стало почти осязаемым. Элис не отрывала глаз от графиков. Зубец не исчезал. Он медленно, неуклонно полз вверх. Красная линия давления упрямо росла.
— Арин, что там?
— Давление растет, док. Экспоненциально. Кристалл «Касателя-3»… он трещит. Слышишь?

Элис прислушалась. Сквозь навязчивый вой генераторов пробивался едва уловимый, высокий скрежет – звук пьезо-кристалла, рвущегося под нагрузкой за гранью расчетной.
— Отвести «Касатель-3»! Немедленно! — скомандовала она, сжимая кулаки.

На экране траектория гигантской штанги изменилась. Но график давления не упал. Он взлетел. Красная линия рванула вверх, как нож.

ВРЫЫЫЫХ!

Станция содрогнулась, словно корабль в штормовом море. Свет погас, погрузив Центральный Контроль в абсолютную тьму, разорванную лишь багровыми вспышками аварийных индикаторов. Когда свет вернулся, мерцая, на главном экране разворачивалась катастрофа. График Когерентности Реальности в секторе Гамма-Три рухнул до 87%. Давление зашкаливало. А на визуальном мониторе, транслирующем вид на Грань в этом секторе… зияла Щель.

Это была не трещина в привычном смысле. Это был разрыв самой ткани бытия. Полоса абсолютной, всепоглощающей пустоты, шириной не более метра, но длиной уже в несколько десятков. Она не светилась, не мерцала. Она была отсутствием всего. Свет от прожекторов Станции не освещал ее – он просто… гас, поглощенный без следа. Края Щели казались рваными, расползающимися, как живая рана на коже мироздания. И от нее исходило… Ничто. Абсолютная тишина, высасывающая звуки из пространства. Холод, не температурный, а метафизический, замораживающий самую душу. И самое страшное – ощущение растворения. Пространство вокруг Щели теряло четкость, краски блекли, металл корпуса Станции казался иллюзорным, ненадежным.

— ЩИТЫ НА МАКСИМУМ! ВСЯ ЭНЕРГИЯ В СЕКТОР ГАММА-ТРИ! — заревел чей-то голос, сорванный на крик.

Элис смотрела на Щель, и ее разум отчаянно бился о стену непостижимого. Заглянуть в Небытие. Что там? Ничего. Абсолютное Ничто. Не пустота, а отрицание самого понятия пространства, времени, материи, энергии, мысли. Это была не смерть, ибо смерть – событие внутри Реальности. Это было… аннигиляция смысла. Растворение в вечном «не-бытии».

«Касатель-3»… его больше не было. Там, где гигантская штанга касалась Грани, теперь зияла Щель. Металл, кристаллы – все просто перестало существовать, поглощенное без следа.

— Доктор Вейнрайт! Температура в смежных отсеках падает! Не физически… кажется, законы термодинамики… — доложил голос в комлинке, прерывающийся от помех, немыслимых внутри щитов.

Элис бросила взгляд на датчики. Не просто холод. Энтропия… вела себя абсурдно. Показания скакали, лишенные смысла. Реальность вокруг Щели качалась на грани. Предметы двоились, дробились на пиксели, звук растягивался и рвался, как на изношенной пленке.

— Энергии щитов недостаточно! — прохрипел Торвалд, его лицо было серым от предчувствия. — Она расширяется!

Щель действительно росла. Медленно, но неотвратимо. Ее края расползались, поглощая пространство. Каждый сантиметр расширения был не уничтожением материи, а ее стиранием из Реальности. Вычеркиванием из самой Книги Бытия.

Элис действовала на автомате. Команды на перераспределение энергии, активацию резервных кристаллических батарей, экстренную эвакуацию из прилегающих секторов. Но мысли ее витали там, у Щели. Она понимала теперь то, о чем шептали запретные трактаты, что чувствовали мистики и что наука боялась признать. Мировая Грань Небытия – это не просто граница. Это хрупкая мембрана, отделяющая крошечный островок смысла и порядка – Реальность – от бескрайнего, равнодушного Океана Небытия. И эта мембрана не была вечной. Небытие не атаковало. Оно просто… было. И его присутствие, его абсолютная, чужеродная суть, была невыносима для ткани Реальности. Любая слабина, любая флуктуация – и Грань могла не выдержать. Распасться. И тогда Океан хлынет внутрь.

— Стабилизаторы поля не справляются! — голос инженера визжал на грани истерики. — КР падает! 85%... 83%...

На экране Щель разверзлась уже на три метра. Пространство вокруг нее пульсировало, как живое желе. Воздух мерцал, превращаясь в абстрактные узоры, прежде чем сгуститься снова. Это был не просто физический разрыв. Это был распад локальной реальности.

— Доктор! Мы должны… что-то сделать! — Торвалд смотрел на нее запавшими, потемневшими глазами. В них был не страх, а ужас осознания. Осознания тщеты. Все их технологии, все их знания — песчинка перед лицом Абсолюта.

Элис закрыла глаза на миг. Внутри бушевала война: холодный анализ ученого и древний, первобытный ужас существа, стоящего на краю гибели. Мелькнула гипотеза, почти еретическая, о «Кристаллическом Сердце» — гипотетическом генераторе на когерентной энергии мысли, способном зашить малые разрывы. Но это была лишь теория. Ни технологии, ни времени.

— Всю энергию — на сдерживающие поля! — ее голос был хриплым, но не дрогнул. — Создать кокон из силовых линий вокруг Щели! Попытаться… сжать ее!

Генераторы взвыли в предсмертной агонии. Голубые лучи силовых полей, обычно невидимые, сгустились в плотную, искрящуюся сеть, наброшенную на черную пасть Щели. На мгновение показалось — расширение замедлилось. Края пустоты затрепетали, словно пленка на ветру.

Но Небытие не сопротивлялось. Оно просто было. И этого бытия оказалось достаточно. Сеть силовых полей начала… растворяться. Лучи теряли четкость, распадались на сгустки бесполезной энергии, которые тут же поглощались Пустотой. КР рухнула до 79%.

— Оно… пожирает поля… — прошептал Торвалд, и в его словах была жуткая правда. Небытие не отталкивалось. Оно ассимилировало, аннигилировало, превращало все в часть себя — в Ничто. Любая энергия, любая структура, брошенная ему навстречу, лишь подкармливала процесс распада.

Щель расширилась до пяти метров. Теперь она была не просто черной полосой. Она стала воронкой. Пространство вокруг нее закручивалось, втягиваясь в эту бездонную черноту. Обломки конструкций, вырванные с ближайшего док-модуля, бесшумно исчезали в ней, не оставляя вспышки или звука. Просто переставали быть.

Станция содрогнулась от нового, сокрушительного толчка. С потолка Центрального Контроля посыпалась изоляционная пыль, как пепел. Сирены выли непрерывно, сливаясь в один леденящий душу вопль. На экранах вспыхивали десятки аварийных сигналов. Генераторы щитов один за другим захлебывались и гаснули, уходя в аварийное отключение от перегрева. Свет погас окончательно, оставив только тусклое, кровавое мерцание аварийных ламп и холодное, безжизненное сияние голограмм, бесстрастно фиксирующих неумолимый рост черной воронки Небытия.

Элис стояла в полумраке, опираясь о дрожащий пульт. Она смотрела на экран, где цифра КР скатилась до 75% и продолжала падать. Она видела, как Щель пожирает сектор за сектором Станции, как реальность истончается до прозрачности, как законы физики становятся зыбкими, как дым. Страх сковал тело, но разум работал с ледяной, бесчеловечной ясностью.

Они проиграли. Не сражение — саму возможность сопротивления. Небытие нельзя победить, нельзя остановить силой Реальности. Его можно лишь… отгородить. И их заграждение рухнуло.

— Арин, — ее голос был тихим, но прорезал вой сирен и грохот разрушений. — Архивные данные. Все, что у нас есть. На ядро «Памяти». И… запиши мой последний лог.

Она подошла к главному терминалу, пальцы, дрожа, набрали код доступа к центральному банку данных и системе экстренных лаксов — крошечных автономных зондов, способных прорваться сквозь нестабильное пространство к другим Станциям или, если повезет, к внутренним мирам Реальности.

— Это доктор Элис Вейнрайт, Станция «Кромка», сектор Гамма-Три. Мировая Грань Небытия… нарушена. Образовалась стабильная нуль-точка. Размер… растет экспоненциально. Сдерживающие меры… неэффективны. Небытие не атакует. Оно… растворяет. Аннигилирует ткань Реальности на фундаментальном уровне. Когерентность Реальности в эпицентре ниже 75% и падает. Прогноз… — Она сделала паузу, глотая ком ледяного ужаса. — …Полный коллапс локальной реальности. Нуль-точка нестабильна и может спровоцировать каскадный распад Грани. Это не военная угроза. Это… экзистенциальный апокалипсис. Повторяю: Небытие прорывается. Подготовьтесь. Ищите… способы регенерации Грани. Возможно, это ключ. Данные… прилагаются. Мы…

ВРРРОООХХХ!

Мощный удар, словно удар гигантского молота, сбил ее с ног. Экран терминала взорвался снопом искр. Весь Центральный Контроль погрузился в хаос. Багровое аварийное освещение выхватывало из темноты летящие обломки, перекошенные лица людей, охваченных паникой, превращающейся в немую гримасу ужаса. Сквозь треск рвущегося корпуса Станции пробивался новый звук — нарастающий рев самой пустоты. Не звук воздуха, а звук рвущегося пространства.

Элис поднялась на колени. Сквозь разбитый визор наблюдательного купола она увидела ЭТО.

Щель разверзлась. Она была уже не воронкой, а бушующим водоворотом Небытия. Гигантская спираль абсолютной черноты, затягивающая в себя остатки Станции «Кромка». Металлические фермы скручивались, как фольга, и исчезали. Силовые поля вспыхивали и гасли, словно мыльные пузыри. Свет далеких звезд мерк и искажался, закручиваясь в эту бездонную спираль. Край водоворта коснулся корпуса Центрального Контроля.

Элис почувствовала это не кожей, а всем своим существом. Ощущение себя, своей личности, ядра воспоминаний начало… расплываться. Как чернильная капля в стакане воды. Панический страх сменился странным, леденящим спокойствием забвения. Она увидела, как Торвалд, пытавшийся удержать треснувшую балку, вдруг замер. Его фигура стала прозрачной, рассыпалась на мириады мерцающих частиц… и исчезла. Без звука. Без вспышки. Просто… перестала быть.

Это и было Небытие. Не уничтожение. Стирание.

Она посмотрела вниз на свои руки. Контуры пальцев теряли четкость, светились изнутри призрачным светом и расплывались. Больно не было. Было… пусто. Оглушительно, всепоглощающе пусто.

Последнее, что восприняло сознание Элис Вейнрайт перед тем, как раствориться в нарастающем гуле Абсолютного Ничто, было слабое мерцание одного из лаксов, рванувшегося прочь от гибнущей Станции, унося в своем кристаллическом ядре предупреждение и бесценные, ужасающие данные о лике Конца.

Водоворот Небытия поглотил последние обломки «Кромки». На месте Станции осталась лишь расширяющаяся зона нестабильности – мерцающий, искаженный пузырь пространства, где законы физики были лишь смутным воспоминанием, а в его черной, пульсирующей сердцевине зияла Мировая Грань Небытия, теперь навсегда отмеченная незаживающей раной. Щель шириной в километр. Врата в Ничто. Начало холодной неизбежности, или лишь напоминание о хрупкости островка Реальности в бескрайнем, безразличном Океане Небытия. Предупреждение ушло в пустоту. Но услышит ли его кто-то, прежде чем Щель начнет свой неумолимый рост?

...Врата в Ничто.

Двенадцать часов. Именно столько прошло с тех пор, как станция «Гранит», ближайший сосед «Кромки» в кольце Пограничных Форпостов, зафиксировала катастрофический всплеск нестабильности в секторе Гамма-Три. Двенадцать часов напряженного ожидания, перепроверок оборудования и нарастающей, как давление перед штормом, тишины на частотах «Кромки». А потом – тишину нарушил сигнал.

Не обычный лакс-зонд с четким пакетом данных. Это был вой. Искаженный, рвущийся, как предсмертный хрип, сигнал бедствия, вплетенный в несущую частоту самого экстренного маяка «Кромки». Сигнал, который шел из эпицентра зоны нестабильности, там, где по всем расчетам уже не могло существовать ничего, кроме кипящей пустоты.

Капитан Леннарт Реннер, командир «Гранита», сжал подлокотники кресла до побеления костяшек. На главном экране висела зловещая мозаика: карта сектора, усеянная алыми метками критических флуктуаций Когерентности Реальности (КР), и в самом ее сердце – пульсирующий черный шар, бывшая «Кромка». Данные с зондов, посланных на разведку, были безумием: гравитационные аномалии, спонтанное рождение и аннигиляция частиц, участки пространства, где время текло вспять или застывало вовсе.

– Доктор Вейл, – голос Реннера звучал чужим, – что черт побери это значит? Маяк не может работать там! Его просто… не должно быть!

Доктор Илария Вейл, главный физик «Гранита», казалась еще бледнее обычного. Ее пальцы летали над консолью, пытаясь очистить и декодировать сигнал.
– Это не просто маяк, капитан. Это… его призрак. Сигнал модулирован. В нем… данные. Фрагменты архива «Кромки». И голосовой лог. Доктора Вейнрайт. Но…

Она нажала клавишу. В динамиках Центрального Контроля «Гранита» раздался голос Элис Вейнрайт, но не такой, каким его знали по докладам. Он был эхом из бездны: растянутым, с металлическим дребезжанием, прерываемым жуткими паузами абсолютной тишины.

"...Грань… нарушена… Щель… растет… растворяет… аннигилирует… КР… падает… каскад… апокалипсис… Регенерация… ключ… Данные… Мы…"

Последнее слово было срезано не статикой, а чем-то иным – звуком рвущейся ткани мироздания. Затем – тишина, густая, как смола.

– Данные? – спросил Реннер, чувствуя, как ледяная тяжесть опускается ему на грудь. – Что за данные?

– Перепутаны, капитан, – ответила Вейл, ее глаза бегали по строкам кода. – Биты перевернуты, последовательности нарушены… словно сама информация заражена Небытием. Но кое-что удается восстановить. Те самые показания с «Касателей» перед… разрывом. И кое-что еще. Схемы. Теоретические наброски. Что-то под названием… «Проект Феникс». Регенерация Грани. Это выглядит… безумно.

Реннер встал.
– Безумно – это наша новая реальность, доктор. Работайте. Расшифровывайте. Любая зацепка. Станция на полную боеготовность. Щиты – максимальный уровень. Никаких физических контактов с зоной нестабильности. Только дистанционное зондирование.

Но «дистанционное» вблизи Мировой Грани Небытия – понятие относительное. Волна нестабильности, порожденная Щелью, распространялась не как ударная волна в вакууме. Она расползалась, как чернильное пятно в воде, искажая пространство-время вокруг себя. Через шесть часов после сигнала на «Граните» начались… сбои.

Сначала мелкие. Часы в жилом секторе отстали на три секунды. Показания датчика давления в гидропонной лаборатории скакнули в ноль и вернулись в норму без причины. Потом – серьезнее. Система искусственной гравитации в ангаре №2 на миг отключилась, швырнув незакрепленный грузовой модуль в потолок. А потом Реннер сам увидел ЭТО.

Он шел по главной галерее, когда его взгляд упал на панель экстренной связи. Стандартный голографический логотип Альянса – сфера, обвитая лавровой ветвью. Ветвь… шевелилась. Листочки изгибались неестественно, будто под невидимым ветром, а потом один… оторвался и растворился в воздухе, не оставив искажения, просто перестав существовать. Реннер замер. Это был не глюк дисплея. Это было истончение Реальности, проникающее сквозь щиты.

– Капитан на мостик! Срочно! – прогремел голос в его комлинке. Голос Вейл. В нем слышалась паника, которую она всегда так тщательно скрывала.

Реннер рванул к лифту, чувствуя, как ледяные мурашки бегут по спине. Центральный Контроль «Гранита» встретил его гробовой тишиной, нарушаемой лишь нервным писком приборов. Все смотрели на главный экран. На изображение, передаваемое сверхзащищенным зондом, который осторожно приближался к границе зоны нестабильности.

Там, где должна была быть лишь мерцающая пустота, висело нечто. Не корабль. Не обломок. Не энергетическое образование. Это была… Тень. Бесформенное пятно абсолютной черноты, но не той, как у Грани Небытия. Эта чернота казалась глубиной, провалом в ткани пространства. Она была меньше Щели – метров тридцать в поперечнике – но от нее исходило то же самое ощущение неправильности, что и от данных «Кромки». Зонд фиксировал нулевое излучение, нулевую массу, но при этом – чудовищное гравитационное линзирование света далеких звезд вокруг объекта.

– Что… что это? – прошептал кто-то.

– Осколок, – ответила Вейл, не отрывая глаз от спектрограмм. Ее голос дрожал. – Осколок Небытия. Не материальный. Не энергетический. Это… отсутствие, обретшее форму внутри Реальности. Плазмоид Ничто. Информационный вакуум, пожирающий структуру пространства вокруг себя.

– Он… движется? – спросил Реннер, с ужасом наблюдая, как звездный фон позади Тени искажается, словно в гигантской линзе.

– Нет, капитан, – Вейл покачала головой, ее лицо было похоже на маску из белого воска. – Движется пространство вокруг него. Оно… растворяется. И Тень растет. Медленно, но необратимо. Как раковая клетка.

Внезапно зонд содрогнулся. Его камеры зафиксировали, как край Тени, до этого гладкий, словно поверхность черной дыры, вздыбился. Образовался выступ, похожий на щупальце или корень. И этот выступ потянулся… в сторону «Гранита».

– НЕТ! – закричал оператор зонда. – Оно… реагирует! На зонд! На наше наблюдение!

Щупальце Тени удлинялось с немыслимой скоростью, не нарушая законов физики, а попирая их. Оно не двигалось сквозь пространство – оно сокращало расстояние, заставляя пространство между собой и зондом сворачиваться. За долю секунды черное щупальце коснулось корпуса зонда.

Эффект был мгновенным и ужасающим. Корпус зонда, сделанный из сверхпрочного сплава, не взорвался, не расплавился. Он просто… помутнел. Стал прозрачным, как плохое стекло. Затем изображение с его камер превратилось в абстрактный калейдоскоп цветовых пятен и геометрического бреда. Последний переданный кадр – это было все, что успел зафиксировать «Гранит». На нем, уже сквозь мутнеющий корпус зонда, была видна сама Тень. И теперь в ее абсолютной черноте угадывались… очертания. Расплывчатые, как тень под водой, но неоспоримые. Огромная, изломанная структура, напоминающая то ли кристалл, то ли скелет невообразимого существа. И в ее центре – две точки. Не светящиеся. Не горящие. Поглощающие свет. Как глаза, смотрящие из Бездны.

Связь оборвалась. На экране – мертвый шум.

Тишина в Центральном Контроле «Гранита» стала осязаемой. Даже вой сирен системы тревоги казался приглушенным, подавленным нависшим ужасом. Реннер видел это в глазах своей команды: осознание. Осознание того, что Щель – это не просто дыра. Это рана, из которой сочится зараза Небытия. И эта зараза принимает формы. Формы, которые видят. Формы, которые реагируют.

– Доктор Вейл, – Реннер повернулся к ней, и его голос звучал хрипло от напряжения. – «Проект Феникс». Что удалось вытянуть из данных «Кромки»? Любая мелочь!

Вейл оторвалась от экрана, на котором теперь висели последние кошмарные кадры. Ее глаза были огромными от шока, но в них теплилась искра отчаяния ученого, цепляющегося за соломинку.
– Фрагменты, капитан. Теории. Вейнрайт и ее команда предполагали… возможность обратного процесса. Не сдерживания, а… заживления. Использование не энергии, а… когерентности самой Реальности. Как… антитело. Но для этого нужен фокус. Огромный фокус стабильной мысли, квантово-запутанной с самой тканью бытия… и направленный прямо в эпицентр разрыва. Как… игла, несущая нить. Теоретически…

– Практически? – перебил Реннер, уже догадываясь.

– Практически, – Вейл горько усмехнулась, – нам нужен либо квантовый суперкомпьютер размером с планету, способный симулировать сознание всей цивилизации… либо живой разум, достаточно мощный и стабильный, чтобы стать этим фокусом. И достаточно… жертвенный, чтобы выдержать контакт с Небытием и не сгинуть, не сойти с ума в первую же секунду. Такого разума не существует, капитан.

Реннер посмотрел на экран, где еще секунду назад висела Тень с ее пугающими очертаниями и бездонными глазами. Потом его взгляд упал на панель статуса щитов. Показатели КР по периметру «Гранита» начали медленно, но неуклонно снижаться. На 0.1%. Потом еще на 0.1%. Микровыбросы Небытия, предвестники более страшного. Тень знала о них. Тень тянулась.

– Доктор, – сказал Реннер тихо, но так, что его услышали все. – Передайте все, что у нас есть по «Фениксу»… на Землю. Военному Совету, Научной Академии, Всем, кому сможете. Кодируйте по протоколу «Вечность». – Он глубоко вдохнул. – А потом… подготовьте корабль. Легкий скаут. С максимально возможной защитой от… информационного распада.

– Капитан? – Вейл не поняла.

– Если такого разума нет, – Реннер повернулся к экрану, его лицо было каменным, но в глазах горела решимость, смешанная с безумием последнего шанса, – его нужно доставить к разрыву. К самой Щели. К источнику Тени. Может быть, там… на краю… в самой точке аннигиляции… можно найти точку опоры. Иглу для вашей нити. Или стать ею.

Он не сказал, что это самоубийство. Он не сказал, что это, скорее всего, бессмысленно. Он просто смотрел на пульсирующую черноту на экране, где когда-то была «Кромка», и знал, что бежать некуда. Океан Небытия уже начал просачиваться сквозь прорванную мембрану. И «Гранит» был лишь следующим островком на его пути. Надо было либо найти способ залатать дыру, либо сгореть, пытаясь.

– Подготовить корабль, – повторил он. – Я лечу сам. Название… «Игла».

Тень на экране, казалось, пульсировала чуть ярче в абсолютной черноте. Как будто знала. Как будто ждала. Первый чих Небытия уже разнес «Кромку». Теперь оно пробуждалось ото сна, протягивая щупальца к следующей жертве. И предупреждение, отправленное в пустоту, уже не могло спасти тех, кто его послал. Оно могло лишь ускорить гибель остальных.

...Игла.

Корабль «Игла» висел в ангаре «Гранита» не как судно, а как воплощенный парадокс. Его корпус, лишенный острых углов и выступающих частей, напоминал отполированный речной камень – гладкий, обтекаемый, неестественно цельный. Никаких видимых двигателей, сенсорных решеток или орудийных портов. Только матовый блеск экзотического сплава, поглощавшего даже свет аварийных фонарей. Внутри – минимализм, граничащий с аскетизмом. Одно кресло пилота, интегрированное в систему жизнеобеспечения и нейроинтерфейса. Стены, плавно переходящие в потолок и пол, мерцали тусклым голубым светом стабилизирующих полей. Воздух пах озоном и… тишиной. Это был не корабль для полета. Это был кокон для прыжка в самое сердце безумия.

Капитан Реннер облачался в костюм не из ткани или полимеров, а из сплетенных силовых линий и микрокристаллической сетки. Каждый слой был барьером не столько против радиации или удара, сколько против распада информации, против энтропии смысла. Доктор Вейл проводила последние проверки, ее лицо было непроницаемой маской, но пальцы слегка дрожали.

— Когерентность поля кокона — 99.8%, — ее голос звучал механически. — Нейроинтерфейс синхронизирован. Буферы памяти изолированы по протоколу «Вечность». Защита от сенсорного перекоса… теоретическая. Капитан, вы понимаете… даже если вам удастся достичь Щели, даже если «Проект Феникс» имеет под собой хоть каплю реальности… контакт с Небытием…

— …Уничтожит разум, — закончил Реннер, защелкивая последний контакт на шлеме. Визор не затемнялся, а оставался прозрачным – еще один барьер между ним и реальностью был лишним. — Или растворит его. Я знаю, доктор. Это не полет надежды. Это разведка боем ценою в сознание. Может, в точке разрыва… в момент аннигиляции… удастся увидеть что-то. Ключ. Слабину. Хотя бы понять врага.

Он посмотрел на главный экран ангара. Там, в мертвой зоне бывшей «Кромки», пульсировала Тень. Она выросла. Ее очертания стали чуть четче, чуть угрожающе. Теперь в ее структуре угадывалось что-то древнее и бесчеловечное – гигантский, изломанный кристалл забвения или скелет космического левиафана, сплетенный из пустоты. «Глаза» – две черные точки, поглощающие свет – казалось, смотрели прямо на «Гранит», через бесконечность искаженного пространства. Показатели КР на станции упали еще на 0.5%. Воздух в ангаре отдавал металлической сталью и… чуть заметной пылью распада.

— Запускайте протокол отстыковки, — приказал Реннер. — И… передайте Земле. Всё. Что у нас есть. Даже этот лог.

— Удачи, капитан, — прошептала Вейл. В ее глазах не было веры. Была лишь научная ярость и ледяной ужас перед неизвестным. — Попытайтесь… зафиксировать момент перехода. Данные…

— Данные будут, доктор. Или не будет ничего, — Реннер занял место в кресле. Холодный гель интерфейса обволок его тело. Нейроссылка щелкнула в сознании, как замок сейфа. Мир сузился до голограмм управления «Иглой» и давящей тишины кокона.

Отстыковка была бесшумной. Силовые поля мягко вытолкнули «Иглу» в черноту. «Гранит», огромный и уязвимый, остался позади, медленно вращаясь на фоне мерцающей аномалии. Реннер направил корабль прямо в сердце тьмы. Двигатели «Иглы» не ревели. Они пели – тонкий, высокий гул чистых пьезо-кристаллов, вибрирующих в унисон со стабилизирующим полем. Это был звук не движения, а сопротивления энтропии.

Первые минуты – только напряженное ожидание. Датчики «Иглы» фиксировали фоновый хаос: пространственные волны, рождение и гибель виртуальных частиц, искажение времени. Затем началось. Пространство перед кораблем не искривилось – оно заболело. Звезды не погасли – они забыли, как светить, превратившись в бледные, лишенные смысла пятна. Вакуум наполнился фантомными ощущениями: вкус пепла на языке, запах распадающегося металла, тактильный гул, словно от гигантского колокола, бьющего в пустоте.

— Вхожу в зону периферийного распада, — доложил Реннер в канал «Гранита». Его голос звучал ровно, но внутри все сжималось. — Показатели КР внешнего поля… 97%. Падение. Ощущается… диссонанс. Реальность теряет… целостность.

На экране навигации появились первые призраки. Не изображения, а сбои в матрице датчиков, принимающие форму: искаженные силуэты людей в скафандрах (экипаж «Кромки»?), фрагменты станционных конструкций, плавающие в несуществующем потоке. Они были полупрозрачными, лишенными деталей, как плохие голограммы. И они смотрели на «Иглу» пустыми глазницами сенсорных артефактов.

— Не обращать внимания, — пробормотал Реннер себе под нос. — Информационные шлаки. Эхо аннигиляции.

Но когда один из призраков – расплывчатый контур, напоминавший доктора Вейнрайт – махнул рукой в его сторону, по спине пробежал ледяной пот. Это был не жест. Это было разрешение пространства в месте движения фантома.

«Игла» провалилась глубже. Теперь пространство вокруг напоминало бредовый сон. Цвета текли и смешивались в немыслимых сочетаниях. Металлические фермы «Кромки», еще не до конца стертые, изгибались под невозможными углами, прорастая кристаллами абсолютной черноты. Звук двигателей корабля то превращался в шепот забытых имен, то в рев ярости. Датчики КР кокона показывали 92%. Защита слабеет.

И тогда он Увидел Ее. Тень. Не на экране. Впереди, сквозь искаженную ткань пространства. Она была невообразимо огромной. Не просто плазмоидом Ничто, а архитектурой небытия. Гигантский, фрактально усложняющийся кристалл пустоты, чьи грани поглощали не свет, а сам факт существования света. Те самые «глаза» – две бездонные вертикальные щели в ее основании – казались вратами в еще более глубокую пустоту. От нее исходило не излучение, а… анти-присутствие. Ощущение, что пространство, время и мысль стекают к ней, как вода в бездонную воронку. Это был не враг. Это было воплощенное отрицание всего, что Реннер знал как реальность.

— Цель визуальна, — его голос сорвался. — Размеры… не поддаются оценке. КР в эпицентре… — Он взглянул на датчик. Цифры бешено скакали, замирая на чудовищном 41%. — …Критична. Оно… знает о нас.

Как бы в ответ, одна из граней Тени сдвинулась. От нее отделилось нечто – не щупальце, а луч чистой негативности, тень от отсутствующего света. Он не летел по прямой. Он свернул пространство между собой и «Иглой», сокращая дистанцию до нуля за мгновение. Это было не движение. Это было заявление о несуществовании преграды.

— УКЛОНИТЬСЯ! — закричал Реннер в нейроинтерфейс, инстинктивно вжимаясь в кресло.

«Игла» рванулась в сторону с немыслимым ускорением, ее кристаллические двигатели взвыли на грани разрыва. Луч Тени прошел сквозь то место, где только что был корабль. Там, где он прошел, пространство не порвалось – оно застыло. На миг возникла плоская, мертвая зона, лишенная даже флуктуаций вакуума, как выжженный участок холста. Затем она схлопнулась с тихим звуком рвущейся паутины реальности.

— Попадание по краю кокона! — предупредил искривленный голос системы. — Локальное падение КР поля до 85%! Структурная целостность… компенсируется.

Реннер ощутил это не как удар, а как… потерю. Кратковременную пустоту в памяти? Провал в ощущении собственного тела? Миг абсолютного, немотивированного отчаяния? Он не мог понять. Его разум лихорадочно боролся с нарастающим диссонансом.

Тень не спешила. Она выпустила еще два луча. Они двигались не предсказуемо, а как живые существа, плывущие в искаженной логике этого места. «Игла» металась, ее гладкий корпус отражал мерцающий кошмар распадающейся «Кромки». Каждый маневр был на грани возможного, каждое уклонение отнимало проценты когерентности защитного поля. 80%... 78%... На экране корабля уже плавали артефакты – цифры превращались в бессмысленные иероглифы, карта местности пульсировала абстрактными узорами.

— Капитан! С «Гранита»! — в комлинке пробился искаженный голос Вейл. — Анализ… луча… Он не разрушает! Он… переписывает! Стирает информационные паттерны! Заменяет их… пустотой! Ваше поле… оно не вечно! Оно…

Связь оборвалась в визге помех. Реннер увидел на удаленном датчике статуса «Гранита» – показатели КР станции резко упали до 88%. Тень атаковала не только его. Она многомерна. Она может быть везде.

Отчаяние, черное и тяжелое, накатило на него. Он не мог победить. Он не мог даже понять. Его «Игла» была букашкой перед лицом космического урагана забвения. Но отступать было некуда. За ним – «Гранит». За «Гранитом» – другие станции. За ними – Земля. Весь островок Реальности.

— Хорошо, — прошептал он, глядя на пульсирующую черную громадину Тени, все ближе заполнявшую «лобовое стекло» его восприятия. — Хочешь паттерн? Получи его.

Он отключил все системы уклонения. Направил «Иглу» прямо в сердце Тени, туда, где сходились ломаные грани кристалла небытия, туда, где зияли эти бездонные «глаза». Он вывел нейроинтерфейс на максимум, сливая свое сознание с системой стабилизации кокона. Он не пытался атаковать. Он пытался быть. Быть предельно сфокусированным паттерном «Я есть», якорем реальности в море небытия. Как игла, несущая нить бытия в разрыв.

— Доктор Вейл… — он не знал, дошло ли это сообщение. — Запускайте… запись нейроактивности. Весь поток. Это… последние данные. Фокус… установлен.

«Игла» вошла в зону непосредственного влияния Тени. Пространство вокруг корабля превратилось в калейдоскоп безумия. Время текло вспять и ускорялось одновременно. Корпус «Иглы» местами стал прозрачным, местами покрылся иероглифами несуществующего языка. Датчик КР кокона показывал 65% и падал. Реннер чувствовал, как его собственные воспоминания начинают течь, как песок сквозь пальцы. Имя матери… лицо первого корабля… запах моря на Земле… Все расплывалось, замещаясь… ничем. Пустотой. Покой небытия звал его, обещая конец борьбы, конец страха.

Но он сжал волю в кулак. Он вспомнил «Кромку». Вспомнил доктора Вейнрайт и ее последний лог. Вспомнил Торвалда, исчезающего в небытии. Нет. Он не сдастся. Он будет якорем, пока его не сотрут до атома мысли.

Тень среагировала. Не лучом. Весь ее массивный «фронт» обратился к «Игле». Бездонные «глаза»-щели расширились. Они не смотрели. Они открывались. За ними не было тьмы. За ними было отсутствие даже понятия «за». Это была дверь в абсолютное Ничто. И она втягивала.

«Игла» замерла, зависнув на самой грани. Силовое поле кокона трещало, как тонкий лед под тяжестью. Показатель КР: 52%. Реннер закричал. Не от боли. От невыносимого усилия сохранить себя. Его сознание стало иглой, воткнутой в саму рану мироздания. Он чувствовал бесконечную тяжесть Небытия, давящую на острие его воли. Он чувствовал, как ткань реальности вокруг Щели и Тени вздрагивала от этого контакта. Как будто больное место отозвалось на прикосновение.

— ДАННЫЕ! — он мысленно проревел в нейроинтерфейс, выжимая из своего распадающегося «я» каждую крупицу информации, каждое ощущение края. — ФИКСИРУЙТЕ!

В этот момент один из «лучей» Тени, извивающийся где-то сбоку, плавно изогнулся и коснулся корпуса «Иглы» не в лоб, а по касательной, там, где защита была уже подточена предыдущими атаками.

Эффект был мгновенным и необратимым. Не взрыв. Не разрушение. Стирание. Участок корпуса «Иглы» в месте касания просто… перестал быть материальным. Он превратился в серую, мерцающую дымку, лишенную структуры, смысла, информации. Дымка быстро расползалась.

Тревога корабля взвыла одним непрерывным тоном. На главном экране (еще работающем) показатели когерентности защитного поля обрушились до 30%. Кокон трещал по швам.

Реннер увидел, как серость небытия поползла по внутренней стенке кабины. Увидел, как голограммы управления распадаются на цветной мусор. Услышал, как его собственное дыхание стало эхом в пустой комнате. Его «я» начало распадаться, как песочный замок под волной. Цель. Данные. «Гранит». Все это теряло смысл перед лицом наступающего Ничто. Оставался только инстинктивный, животный ужас перед растворением.

Он повернул голову (еще способную поворачиваться) к тому месту, где был корпус. Туда, где зияла бездна «глаз» Тени. В последнем всплеске осознания, перед тем как его разум должен был сгинуть, капитан Леннарт Реннер не увидел врага. Он увидел Истину. Холодную, безразличную, бесконечную. Океан Небытия, просачивающийся сквозь прорванную плотину Реальности. И его крошечная «Игла» была лишь пылинкой, затягиваемой в эту бездонную воронку.

Он открыл рот, чтобы что-то сказать. Последнюю запись для лога. Проклятие. Молитву. Но из его горла вырвался только тихий, бессмысленный шелест – звук стираемой информации, звук забытого слова.

Серость коснулась кресла. Касание было не физическим. Это было объятие небытия. Сознание капитана Леннарта Реннера…

Распалось на не-существующие фрагменты.

Помехи.

Нулевой паттерн.

На «Граните», в Центральном Контроле, доктор Вейл смотрела на экран. Сигнал с «Иглы» превратился в статику, прорезанную короткими всплесками безумных, нечитаемых данных. Потом и статика сменилась ровной, мертвой линией. Последний переданный пакет содержал только одно: запись нейроактивности Реннера в последние секунды. Чистый, нефильтрованный поток агонии разума, столкнувшегося с Абсолютным Ничто. И в самом конце этого потока, перед обрывом – краткий, невероятно мощный всплеск когерентности. Как вспышка сверхновой в ночи забвения. Или последний вопль якоря, уходящего на дно.

— Он… сфокусировался, — прошептала Вейл, ее глаза горели фанатичным огнем ученого, увидевшего уникальные данные ценой в жизнь. — В самый последний момент! Данные! Нужен анализ! Это может быть ключом к «Фениксу»! Это…

Она не закончила. Мощный удар потряс «Гранит». Свет погас. На главном экране, где только что висела Тень, теперь зияла черная пустота. Но это была не Тень. Это был новый разрыв. Ближе. Гораздо ближе. И из него, как щупальца спрута из чернильного облака, уже протягивались тонкие, извивающиеся лучи чистой аннигиляции, направленные прямо на корпус станции.

Предупреждение было получено. Изучено. И оно лишь привлекло внимание Пожирателя Паттернов. Океан Небытия неумолимо прибывал, и следующая волна была уже у самого порога.

...Эхо Иглы.

Удар был не физическим. Это был удар по основам. Пол станции под доктором Вейл не провалился – он на миг перестал быть под ногами. Ощущение свободного падения в никуда, в пустоту без дна, длилось долю секунды, но оставило после себя ледяную тошноту и всепоглощающий ужас. Свет вернулся, но теперь он был багровым, пульсирующим, как свет в агонизирующем мозгу. Воздух звенел тишиной послевзрыва, но это была не тишина – это было отсутствие звука как концепции.

На главном экране, где секунду назад была Тень и искаженные остатки «Кромки», теперь зияла новая Щель. Небольшая, метра три в диаметре, но бесконечно глубокая. Она пульсировала, как живая рана на экране космоса. И из нее, медленно, неумолимо, вытягивались щупальца. Не лучи аннигиляции, как раньше. Это были Тенета Забвения. Тонкие, чернее самой черноты космоса, извивающиеся нити чистого Небытия. Они не сокращали пространство – они его плели. И каждая нить была направлена прямо к хрупкому корпусу «Гранита».

— ЩИТЫ НА МАКСИМУМ! ВСЯ ЭНЕРГИЯ НА ЗАЩИТУ! — крик оператора превратился в истерический визг. — ОНИ КАСАЮТСЯ КОРПУСА! СЕКТОР БЕТА-ПЯТЬ! КР… КР ПАДАЕТ!

Вейл не слышала. Ее мир сузился до экрана с последними данными «Иглы». До этого безумного, хаотичного потока нейроактивности Реннера. До вспышки в самом конце – краткого, ослепительного пика когерентности мысли, ярче тысячи солнц, погасшего в мгновенной, абсолютной тишине небытия. Это была не просто агония. Это был прорыв. Контакт с самой тканью Ничто в точке аннигиляции. Цена – разум, растворенный в бездне. Но данные… Данные были здесь.

— Система! — ее голос пересилил вой сирен и грохот деформирующихся переборок. — Изолировать нейропоток Реннера! Протокол «Крипта»! Все вычислительные мощности – на декодирование! Ищи паттерн! Тот самый пик! — Ее пальцы летали над панелью, выдергивая фрагменты кода, запуская алгоритмы, которые еще час назад казались чистой теорией. — Он коснулся! Он что-то увидел! В самой сердцевине!

Еще один удар потряс станцию. На этот раз – физический и чудовищный. Где-то в секторе Бета-Пять одна из Тенет Забвения проплела щит. Не прожгла. Не разрушила. Она переписала его структуру на фундаментальном уровне. Силовое поле в том секторе просто… исчезло. Как стираемая строка кода. А черная нить, тонкая как паутина, но несущая в себе бесконечную тяжесть Небытия, коснулась внешней обшивки.

Эффект был мгновенным и необратимым. Металл не плавился. Он мутнел. Терял блеск, структуру, смысл. Становился серой, мерцающей субстанцией, похожей на пепел, удерживаемый слабой силой тяжести. И этот «пепел» расползался. Сантиметр за сантиметром корпуса «Гранита» стирался из реальности. Воздух из пробитого отсека не устремился в вакуум – он рассосался, поглощенный наступающей серостью. Датчики зафиксировали не разгерметизацию, а… локальный коллапс физических законов. Падение КР в секторе до 19%.

— Доктор Вейл! — Лицо капитана сменщика, бледное и покрытое потом, возникло перед ней. — Мы не удержим! Щиты падают по всему периметру! Эти… нити… они плетут какую-то сеть! Мы должны эвакуироваться! Сейчас!

Вейл оторвала взгляд от экрана с бешено бегущим кодом. Ее глаза горели фанатичным огнем безумия ученого, держащего в руках ключ от Апокалипсиса.
— Нет! — ее голос был резок, как удар стекла. — Еще минута! Меньше! Данные Реннера… в них ответ! Паттерн пиковой когерентности… он противоречит Небытию! Он… структурирует хаос на мгновение! Это и есть «Игла»! Игла для «Феникса»!

На экране с данными вдруг выскочило предупреждение: «АНАМАЛИЯ ДЕТЕКТИРОВАНА. ПАТТЕРН СТАБИЛИЗАЦИИ: 00.7% КОГЕРЕНТНОСТИ. ПРОДОЛЖИТЕЛЬНОСТЬ: 0.0003 СЕК. ПРИРОДА: НЕ ОПРЕДЕЛЕНА. СХОЖЕСТЬ С МОДЕЛЬЮ «ФЕНИКС»: 89.7%»

Сердце Вейл бешено заколотилось. Он сделал это! Реннер, в последний миг своего существования, не просто увидел Ничто – он противопоставил ему сфокусированную волю реальности! Мизерный процент, микроскопическое мгновение… но это было доказательство концепции!

— Записать! Весь паттерн! На кристалл «Памяти»! — закричала она. — И запустить лаксы! Всех! С этим! Сейчас же!

Но Вселенная, казалось, решила, что «Гранит» уже дал ей достаточно. С оглушительным ревом, похожим на стон гигантского зверя, станцию потряс новый катаклизм. Несколько Тенет Забвения сплелись воедино, образовав черную паутину прямо на корпусе мостика. Багровый свет аварийных ламп погас, сменившись мерцающей серостью распада. Потолок над Вейл… замутнился. Стал полупрозрачным. Сквозь него были видны искаженные очертания конструкций верхнего уровня, медленно превращающихся в пепел небытия. Воздух заполнил запах… статики и забвения.

— Лаксы… запущены… — доложил кто-то хрипло, захлебываясь кашлем. — Но выходные шлюзы… сектор Гамма… он…

— Он уже наполовину не существует, — закончила за него Вейл с ледяным спокойствием обреченного. Она смотрела на экран, где паттерн Реннера медленно, но верно копировался на последний кристалл. Процесс был на 87%. — Держитесь. Хотя бы… еще десять секунд.

Мостик погружался в хаос. Панели взрывались искрами. Пол вибрировал, превращаясь под ногами в зыбкую, ненадежную поверхность. Люди кричали, метались или застывали в оцепенении, глядя, как стены теряют форму и цвет. Воздух становился густым, тягучим, трудным для дыхания – не из-за нехватки кислорода, а из-за нарастающей нереальности пространства. Звуки искажались, превращаясь в бессмысленный гул.

90%... 92%... 95%...

Серость Тенет уже лизала края самого мостика. Один из инженеров, пытавшийся чинить консоль, вдруг вскрикнул – его рука, коснувшаяся мутнеющей панели, расплылась на глазах, став полупрозрачной, как призрак. Он отдернул ее с диким воплем, но кончики пальцев уже исчезли, растворившись без следа.

98%... 99%...

— ГОТОВО! — заорала Вейл, выдергивая дымящийся кристалл «Памяти» из слота. Он был горячим и пульсировал в ее руке слабым, но упорным голубым светом – светом украденной у Небытия крупицы когерентности. — Кто живой?! Запустить лакс! Последний шлюз! Альфа-Один! Туда еще можно добраться!

Но было уже поздно. Шлюз Альфа-Один был на другом конце станции. А серость Тенет уже заползала на порог Центрального Контроля. Панели гасли одна за другой. Голограммы распадались на пиксели. Даже багровый свет аварийных ламп начал блекнуть, вытесняемый всепоглощающей серостью небытия.

Вейл прижала кристалл к груди. Он был единственной реальной вещью в этом распадающемся кошмаре. В нем был паттерн. Ключ. Последняя надежда. И последняя жертва Реннера.

Она огляделась. Мостик был почти пуст. Капитан сменщик лежал без движения у своей консоли, половина его тела была странно размыта, как плохая фотография. Операторы застыли в немых позах ужаса, их силуэты начинали двоиться и терять четкость. Воздух звенел нарастающим гулом Пустоты – звуком стираемой информации Вселенной.

— Никто… — прошептала она. — Никто не донесет.

И тогда доктор Илария Вейл приняла решение. Не ученого. Не командира. Существа, цепляющегося за смысл перед лицом Абсолюта. Она рванулась не к выходу. Она бросилась к ближайшей аварийной шахте – узкому тоннелю для служебных дронов, ведущему к внешним сенсорным платформам. Серость небытия уже лизала ее пятки, высасывая тепло, свет и саму уверенность в существовании пола под ногами.

Она втиснулась в узкий люк, чувствуя, как кристалл в ее руке обжигает кожу через скафандр. За ней, на мостике, серость сомкнулась. Последние звуки – не крики, а тихий шелест стираемой реальности – стихли. Шахта была короткой. Впереди – аварийный выход. Маленький шлюз для дронов.

Вейл ударила по аварийному отстрелу. Взрывчатка малой мощности вышибла крышку шлюза. Перед ней открылась… безумие. «Гранит» умирал. Огромные участки его корпуса превратились в мерцающую серую массу. Черные Тенета Забвения оплели его, как паутина гигантского призрачного паука, и стягивали в сторону новой Щели, которая теперь зияла, как черное солнце, всего в нескольких километрах. Пространство вокруг пульсировало и корчилось, звезды мерцали, как погасающие угольки. КР упала ниже 10%. Законы физики здесь были лишь смутным воспоминанием.

Она увидела один из лаксов. Крошечный зонд, похожий на металлическую каплю, застрял в деформированной ферме недалеко от шлюза. Его двигатель был поврежден, корпус покрыт серой патиной распада.

Нет. Не этот.

Ее сканер, едва работающий, выхватил другой сигнал. Еще один лакс. Дальше. На почти оторванной сенсорной платформе. Он был цел. Его корпус пока не тронула серость. И его крошечные двигатели судорожно мигали – зонд пытался освободиться.

Без мысли, без страха, только с кристаллом, прижатым к сердцу, Вейл оттолкнулась от края шлюза. Она не летела – она плыла в искаженном пространстве, где понятия «вверх» и «вниз» теряли смысл. Серые щупальца распада тянулись к ней, но кристалл в ее руке… мерцал. Слабый голубой свет образовывал вокруг нее крошечный пузырь относительной стабильности. Паттерн Реннера работал! Ничтожно слабо, на грани, но работал!

Она дотянулась до платформы. Металл был холодным и… ненадежным под рукой, как будто готов был рассыпаться. Лакс был зажат деформированной балкой. Вейл изо всех сил дернула его. Раздался скрежет – балка поддалась, превратившись в серую пыль. Она втолкнула кристалл «Памяти» в приемный отсек лакса. Система зонда пискнула, приняв груз.

— Лети! — прохрипела Вейл, ударив по кнопке аварийного старта. — К Черту отсюда! Неси это! НЕСИ!

Двигатели лакса взвыли. Крошечный зонд рванул прочь, нырнув в искривленное пространство, огибая черные Тенета, устремляясь к единственному пока еще стабильному коридору – в сторону внутренних миров, к Земле.

Вейл наблюдала за ним. Улыбка облегчения тронула ее губы. Она сделала это. Она…

Серое щупальце небытия, тонкое, как лезвие, скользнуло по ее ноге. Не боль. Холод. Пустота. Она посмотрела вниз. Скафандр ниже колена… мутнел. Терял цвет. Терял форму. Ощущение ноги исчезло. Она просто… перестала быть ее ногой.

Она откинулась на остатки платформы. Кристалла у нее не было. Его свет больше не защищал. Серость подползала к ней со всех сторон. «Гранит» превращался в огромное, бесформенное облако пепла, затягиваемое в новую Щель. Тенета Забвения сплетались в смертоносную паутину, центром которой была черная дыра Ничто.

Она подняла руку. Кончики пальцев уже начинали расплываться, светиться изнутри призрачным светом и терять очертания. Больно не было. Было… тихо. Пусто. И бесконечно грустно.

Последнее, что увидела доктор Илария Вейл, прежде чем ее сознание растворилось в нарастающем гуле стираемой реальности, был крошечный голубой огонек лакса, прорывающийся сквозь черную паутину Тенет. Он нес в своем сердце последний вопль умирающей станции, украденную искру сопротивления и страшную истину: Небытие не просто пришло. Оно училось. Оно плело сети. И островок Реальности был лишь следующей нитью в его бесконечной, безразличной паутине.

Эпилог.

Лакс-зонд, получивший позывной «Последний Вопль», вышел из варп-прыжка на окраине Солнечной системы. Его системы были на грани сбоя, корпус покрыт странной серой патиной, а в кристалле памяти хранились не просто данные.

Хранилось Наследие Пограничья: полные архивы «Кромки» и «Гранита», искаженные, но уцелевшие. Нейроактивность капитана Реннера в момент высшей когерентности и последующего растворения. Теоретические наброски «Проекта Феникс». И кристалл «Памяти» с паттерном, способным – теоретически – стать иглой для зашивания разрыва в ткани бытия.

Сигнал бедствия был услышан. К зонду устремились корабли Земного Объединения. Ученые ликовали – данные были бесценны! Военные мрачнели – масштаб угрозы был чудовищен.

Но когда инженеры вскрыли зонд на орбитальной станции «Гайя», они обнаружили кое-что еще. Что-то, чего не было в списке отправленного с «Гранита».

Внутри приемного отсека для кристалла «Памяти», рядом с ним, лежал маленький серый камешек. Совершенно гладкий, холодный на ощупь и абсолютно инертный для всех сканеров. Он не излучал, не отражал, не имел массы в привычном понимании. Он просто был. Как капля застывшего Небытия. Артефакт. Трофей. Или… семя.

Его назвали «Зеркало Пустоты». И пока лучшие умы человечества лихорадочно изучали Наследие Пограничья, пытаясь понять, как использовать паттерн Реннера для «Феникса», «Зеркало» лежало под усиленной охраной в лаборатории глубокого вакуума. Иногда дежурные ученые замечали странное: на его идеально гладкой поверхности, отражавшей лишь тьму, на миг появлялись очертания. То ли далеких звезд, то ли чьих-то глаз. То ли кристалла. То ли паутины.

Океан Небытия прорвал плотину. Первые капли уже попали в Реальность. Предупреждение было получено. Ключ – возможно, найден. Но цена была заплачена кровью и разумом тысяч. И пока на Земле спорили, как действовать, где-то на самом краю известного пространства, у Мировой Грани, новая Станция Пограничья, «Цитадель», зафиксировала тревожный факт: скорость расширения Щели от «Кромки»… возросла. И в ее черной пульсирующей сердцевине иногда проступали… очертания. Огромные. Кристаллические. И бездонно-голодные.

Гонка началась. Гонка между заживлением раны… и полным растворением в безразличной пустоте вечного Не-Бытия.