Миссия

– Когда этот мир сгорит, всюду будет сплошное Нью-Мексико, – цедил толстяк-шериф, обходя кругом дешёвый автомобиль, покрытый белёсой пылью. – И твой Массачусетс тоже станет пустыней, янки. Верь мне. Однажды, когда я собирался порыбачить, умники взорвали ту чёртову бомбу в Аламогордо. Вон там. Это был адский зелёный восход. Такая же заря взойдёт в день Страшного Суда.

С точки зрения шерифа Тим принадлежал сразу к двум опасным категориям – умников и чужаков. Судите сами – явился из Янкиленда, на английской праворульной тачке, говорит с акцентом. Дескать, прибыл по делам науки. Вот эти понаехавшие и затеяли весь ядерный кошмар. Им только дай волю. Разметят место, потом вырастут столбы с колючей проволокой – «Полигон, федеральная собственность, вход запрещён!» – а дальше бабах! Ещё одна стеклянная плешь, и пепел с радиацией на наши головы. Скот под нож, в могильник. Молоко слить, урожай зарыть… От иммигрантов одна беда и морока.

Пока шериф брюзжал, изливая свою неприязнь, Тим отмалчивался и осматривался.

Городишко, в который он въехал, возник как станция Тихоокеанской железной дороги, а теперь играл и роль мотеля на пути из Луизианы в Калифорнию. Вроде оазиса в пустыне. За городской чертой царила выжженная солнцем сушь. Там-сям виднелись косматые юкки, низкие заросли креозотовых кустов, тянулись ленты шоссе и сверкающие полированные рельсы – больше ничего. Лишь изредка зеленели поля маиса возле артезианских скважин и цистерн-накопителей. К югу – согласно карте, – тощая бесплодная земля сменялась пастбищами в межгорных долинах, но сколько-нибудь приличных трасс туда не вело, а жилых мест раз-два, и обчёлся. Там кончалось всё – пересохшие реки, сельские грунтовки, даже Соединённые Штаты. Дальше на юг была только Мексика.

В ту сторону Тиму и предстояло ехать.

Уточнить маршрут можно лишь у местных жителей. Этих тоже имелось не густо – они не слонялись по улицам, а таились от жгучего солнца в чёрной тени навесов. Могли продать бутылочку холодной колы, гамбургер, тортильяс с перечным соусом. На вопрос о миссии отвечали одинаково, как сговорились – «Нет, сеньор. Нет, сэр. Такое место не знаю. Наверное, к северу, возле Санта-Фе, у реки. Там есть какие-то развалины, ещё испанских времён».

Так, от аптеки к магазинчику, от продавца газет к торговцу пончиками, Тим добрался до шерифа.

Жаль, не дошёл до почтового офиса. Уж почтальоны-то, чья сеть пронизывает Штаты, знают все адреса в своём районе. И вряд ли дадут приезжему понять, что тут ему не рады. Могла помочь окружная библиотека – но есть ли она здесь?..

– Кто ж тебя, парень, командировал в наши края? – продолжал нудить шериф, лениво постукивая носком ботинка по покрышке колеса.

В ответ Тим предъявил рекомендательное письмо профессора Корсина, запечатанное в целлофан. Печать, герб университета, как положено.

«Таки не федерал» – На душе у шерифа слегка улеглось. Он внимательно изучил текст и споткнулся на словах «Misión de Las Ánimas Benditas».

– Учёный, значит?

– Историк.

– Это хорошо, – вернул шериф бумагу. – Мы тут любим научных ребят, если они не затевают что-нибудь плохое. Но ты, вижу, правильный малый. Шотландец?

– Вроде того, – благоразумно слукавил Тим. Трудно будет объяснить жителю глубинки, что фамилия Дункан раньше звучала как Данканич, а русины – совсем не скотты и тем более не янки. Мимикрия, сэр. Только так можно пробиться на чужбине. Но в университете знают, кто есть кто. Пошлют исследовать такое захолустье – дальше не придумаешь. А чистокровных англосаксов отправляют на Гавайи, к смуглым красоткам, к белопенному прибою.

– Скажу больше. – Теперь шериф стал куда радушнее, само южное гостеприимство. – Как учёному, можем помочь с горючим. За счёт округа. Кстати, подскажу лучший мотель. Хозяин – мой приятель, сдаст номер-люкс со скидкой. Не все мотели одинаково хорошие, смекаешь? Место проезжее, большой авто-трафик. С болот Миссисипи едет тьма чёрных – приходится их принимать на ночлег. Все катят в Лос-Анджелес как полоумные… Мы на полпути от Хьюстона, здесь главная стоянка для транзитных. И еда наша вкуснее и дешевле, чем в Эль-Пасо. Ты не пожалеешь, что остановился тут.

– Благодарю. – Тим был удивлён переменой в настроении шерифа. – Но я бы хотел добраться до миссии прямо сегодня. Даже по разбитому просёлку – часа полтора-два езды. Если вы точно укажете, где находится эта Лас Анимас Бендитас…

– Бывал на юге? – Шериф вновь отправился в обход машины.

– В Нью-Орлеане, во Флориде.

– Ну, сравнил!.. Там трассы что надо, а наших, просёлочных, ты не видал. Парень, это ж пограничье! Почти преисподняя. Недалеко, к северу, даже есть трасса шестьсот шестьдесят шесть… а тут и номеров нет. Чуть не туда свернёшь – пиши, пропало. Шина лопнет или мотор перегреется, кругом ни души, одни грифы да койоты. Мало ли мы высохших ребят нашли на пустошах?.. Поэтому, – завершив обход, шериф вновь оказался лицом к лицу с Тимом, – есть два железных правила. Первое – выезжать затемно, по холодку, как на рыбалку. Второе – иметь надёжного проводника. Согласен?

– Вам виднее, вы здешний.

– То-то, – смягчился шериф. – Отдохни, расслабься с дороги, а завтра пораньше я пришлю тебе помощника.

* * *

Лордсберг, 1950-ые

Походив по городку ещё с час, Тим мысленно согласился с шерифом. Жара царила адова – палящее безветрие при ясном синем небе, словно поблекшем от накала. Шляпы и сомбреро тут не для красы, они защита от неминуемого солнечного удара. Как ящерицы прячутся под камни в час полуденного пекла, аборигены забились куда попрохладнее. Лишь у мотелей толкались и галдели чернокожие с жёнами и детками – должно быть, воображали себя в знойной Африке. Тут им разрешалось снимать номера, словно белым джентльменам – почти никакой сегрегации!

Собственно, городок годился быть лишь перевалочным пунктом. Ни истории, ни достопримечательностей в нём не имелось. Самым известным местным уроженцем был апач Джеронимо, с именем которого на устах военные парашютисты бросались в бездну, но памятника он не удостоился.

Оставалось скрыться в номере-люксе, опустить жалюзи и заказать лимонада со льдом, побольше.

Снизу, из бара, доносилось пение Элвиса Пресли – даже на пограничье с Мексикой и преисподней, у трассы 666, от новомодного певца спасенья не было. Вдалеке глухо рокотал дизелем очередной грузовой поезд Тихоокеанской дороги.

Под шелест вентилятора Тим разложил на столе карты и бумаги – надо разметить последний этап путешествия. Тем более что до цели всего пятьдесят миль, а ясности по-прежнему нет.

Мискатоникский университет, славный своими исследованиями древности, лёгких заданий не давал. Парням, что отбыли на Бермуды и Гавайи, тоже предстояла сложная работа. Но для Тимоти Дункана профессор припас настоящую шараду.

Если верить летописям, иезуитская миссия Лас Анимас Бендитас появилась в конце XVII века для приобщения воинственных апачей к истинной вере. На гравюрах, сделанных уже после изгнания иезуитов, она походила на форт – кроме индейцев и монахов, тут жили мексиканские солдаты, потому что война с апачами была нескончаема. Уже и монахи ушли, и земли отдали мирным индейцам, а стычки и набеги продолжались. Наконец, в 1824-ом всё развалилось, миссия стала притоном разбойников, бродяг и дезертиров. Сведения о ней исчезли из газет и хроник.

Когда в 1853-ем Штаты купили эту территорию для железнодорожного проекта, никакой миссии у гор Анимас на картах не значилось. Изредка – ранчо, загоны-корали для скота. В западном предгорье – значок с меткой «руины старых казарм». А вот надпись безо всякого значка – Casa del Canoso. Дом Седого – что это? Приметная скала?.. родник? Или могила бандита, давным-давно сложившего шальную голову?..

И так уже сто лет. Южнее Тихоокеанской проложили ещё одну рельсовую линию – «Эль-Пасо & Юго-Запад». Возникли и иссякли серебряные рудники, отвоевал своё и сдался Джеронимо. Мелкие городки обезлюдели, карты стали подробнее, но миссия исчезла начисто.

«Может, стоило арендовать самолётик, облететь горы, – раздумывал Тим. – Тут есть аэродром… Но – за свой счёт? Нет уж. На что университет расщедрился, тем и пользуйся. Спасибо округу за газолин и скидку. Однако на разведку с воздуха сэкономленных денег мало».

Попытался представить, как теперь выглядит Лас Анимас Бендитас. Развалины, поросшие чахлым кустарником. От проезжих дорог далеко – немудрено, что здесь о миссии никто не знает.

«Почему хозяева ранчо не устроили там кораль?.. Или сеновал. Видимо, стены саманные были, рассыпались… Где ночевать, если я задержусь? Разве что на станциях «Эль-Пасо & Юго-Запад». Надеюсь, дорога ещё работает…»

– Ваш лимонад и лёд, сеньор, – тихо вошла горничная. Смуглая и темноглазая, с оливковой кожей – из «испанских индейцев», как добрая половина народа Нью-Мексико. В глазах Тима они различались лишь по возрасту, все на одно лицо – «чиканос», «мексы», «перцееды», как звали их местные белые.

Он с заинтересованным видом обернулся к горничной:

– Один вопрос…

Её лицо сделалось строгим, губы поджались.

О, эти белые сеньоры! От них всё зло. Они грубияны, всегда с подначкой, с нахрапом. Если ты не чисто белая, для них ты не леди.

– Я занимаюсь напитками, уборкой и бельём. Могу принести вам обед, сигареты. И больше ничего, сеньор.

– Ты здешняя?

– Да. Из Хачиты.

– Поезда там ходят?

Горничная немного оттаяла.

– Мало. Один пассажирский в день. Шахты закрылись, люди уехали. Тяжело найти работу.

И прибавила с гордостью:

– Я выучилась в школе, получила аттестат.

«Образованная, не хуже ваших бледных мисс! Понял, почему меня взяли в хороший мотель?»

– Знаешь те края? Озеро Плаяс, горы Анимас?..

– Это не озеро, – чуть улыбнулась она. – Сухая котловина. Вода бывает редко, после больших дождей. А горы… – Горничная вздохнула, устремляя взгляд куда-то вдаль. – Очень красивые.

– Хочу сфотографировать их. И руины.

– Руины в другом месте. Есть город-призрак ближе к Тихоокеанской. Ещё за горами, у границы. А рудник на восточных склонах – просто дыра в камне, входить опасно – может рухнуть свод.

– Речь не о них. Старая миссия, Лас Анимас Бендитас.

При этих словах горничная чуть переменилась в лице и машинально сотворила крестное знамение.

– Там… ничего интересного, сеньор.

– Где – там? – поднявшись из-за стола, Тим мягко перешёл в наступление. – Я – учёный, изучаю старину. Представь, ехал через полстраны, чтобы увидеть миссию иезуитов. Она была, верно? От неё что-то осталось? Чтобы узнать, я готов дать тебе… пять долларов. Вряд ли ты получаешь полсотни в неделю. Пять баксов – хорошая прибавка к жалованию. Ну, милая, расскажи мне про миссию.

– Вам не надо туда ездить, – выдавила она, отступая к двери и даже не глядя на банкноту с портретом Линкольна. – Это… запретное место. Только падре может войти в миссию… но вы не священник. Вы… баптист или католик?

– Униат, – в очередной раз соврал Тим. Вряд ли сеньорита из Хачиты знает слово «ортодокс». Или поймёт по-своему, навыворот. Это важно там, где живёшь – соседи зорко следят, куда ты отправляешься по выходным, какие праздники справляешь. Иной раз услышишь мнение, какого и не ждёшь. Так, вручая рекомендательное письмо, Корсин заметил: «Я знаю, кому поручить сложное дело. Только люди, тысячу лет верные своим взглядам, достойны особого доверия. Древность в крови поколений – лучшая гарантия». Подсластил пилюлю, называется.

И спросил: «Вы исповедались и причастились?»

Мог и не задавать лишних вопросов. Когда отправляешься по заданию Мискатоникского университета, сперва зайди в церковь и очистись от грехов. Это обязательно. Неизвестно ещё, каких репьёв на душу нахватаешь вскоре.

Но дело, действительно, чем дальше, тем путаней. Шериф знает о миссии, даже готов дать провожатого. Жительница приграничья тоже знает, но повторяет страшилки, затверженные с детства. Так матушки запугивают дочек: «В рудник не ходи – свод обвалится. Бойся сухого озера – там бродит чупакабра. Кривое дерево у перекрёстка опасно – на нём конокрадов вешали. Хуже всего пустая миссия, где мёртвый иезуит мессу служит. Кто его молитву услышит, домой не вернётся».

– Десять долларов, – набавил Тим. – Половину вперёд, если договоримся. Наверняка, старые люди в Хачите что-то рассказывали?.. После работы можем посидеть где-нибудь, я выслушаю тебя. Ничего противозаконного, просто научная работа.

Любые мамины сказки – пыль и прах перед волшебством зелёных бумажек. Два Линкольна – и призрак иезуита собирает чемоданы.

Горничная замялась. Президенты улыбались ей, едва не подмигивали.

– Сеньор, нас везде заметят. Тут все знают друг друга. Зачем мне дурная слава?

– Сделаем проще. Ты лишний раз приберёшь в номере, сменишь постельное бельё, сервируешь мне стол. За это время можно поговорить о многом.

* * *

Рассказ горничной

Давно это было, сеньор – тогда в Мексике правили вице-короли.

С юга явился падре-иезуит, крестил народ апачей. Из гор Сьерра-Мадре он шёл сюда с двумя индейцами, у него было три мула под сёдлами и три под вьюками. От реки Бернардино они отправились к востоку по сухому руслу. Все мулы пали, слуги сбежали ночью, забрав воду и еду. Тогда падре двинулся в путь один, как по долине смертной тени, уповая на Всевышнего и ожидая мученической кончины. Грифы кружили над ним, едва живым, когда он увидел впереди тёмные горы, высившиеся над долиной.

Там, под горами, встретил он женщин-скиталиц, живших у норы. Они накормили и напоили его, и сказали, что пришли издалека, после тяжких страданий, чтобы обрести покой и мир. И падре, сам претерпевший муки, решил на месте своего спасения поставить миссию во имя благих душ чистилища – Misión de Las Ánimas Benditas del Purgatorio. Даже горы те прозвали Анимас – Души.

А ещё скиталицы открыли падре свою тайну, да такую мрачную, что иезуит поседел за одну ночь.

Тайну он сохранил до конца дней, но был всегда в душевном сокрушении и повторял: «О, если б вы, подобно мне, грешному, знали, как близок огонь, сколь тонкая грань отделяет нас от него! Зыбки тропы земные, каждый шаг грозит паденьем в бездну. Мы ходим по трещиноватой, хрупкой скорлупе, под которой – пламень всесожжения. Чиста, праведна ли душа, дотла выжженная? В ней пепел скорбей и грехов, словно горькая примесь к блаженству; даже на небесах она рыдает, вспоминая времена огня». Так он проповедовал, и паства плакала от его слов.

Говорят, ему велели в Мехико явиться, в инквизицию, чтобы испытать на ересь, но падре оправдался перед трибуналом.

Прозванье ему было – Канозо, Седой.

Апачи очень воинственные, они сражались со всеми пришельцами. Но были те, что хотели мирной жизни, они сходились в миссию. Кто не уживался в Лас Анимас Бендитас, рассказывали – там творится странное, а падре Канозо – глава всем затеям. И когда он умер, это продолжалось, и потом. И посейчас длится.

Трижды апачи вырезали подчистую всех, кто жил в каменных стенах, и над каждым убиенным загорался поминальный светоч. Но всякий раз миссия снова заселялась, будто сама собой – как трава встаёт после степного пожара. И рушили её, и жгли, а она вновь отстраивалась.

Всей округе о том известно, и наши люди туда ни ногой. Разве что кто-нибудь заблудится и забредёт ненароком, без умысла. Такого принимают, дают пищу и ночлег – так падре Канозо заповедал, – а наутро просят их покинуть. Но со стороны, из Аризоны, из Техаса, даже из Соноры и Чиуауа, иногда едут в миссию. Бывают и важные люди, на дорогих машинах, с телохранителями. Кто, зачем – мы не спрашиваем. Меньше знаешь – крепче спишь, сеньор. Одни – вроде, паломники. Другие – по обету, могиле Седого поклониться. Третьи – сдать преступницу на воспитание.

Теперь это не миссия, а исправительный центр для несовершеннолетних. Его купила частная компания, работает по договору со штатом. У них и охранники есть. Оттуда предлагают девушек в наём на ранчо; так по юстиции положено. Взамен Дом Седого получает от ранчерос молоко и мясо. Говорят, девчонки из Дома молчаливые и работящие, но… диковатые. Смышлёные, а самых простых вещей не знают. И отчудить могут такое, что порядочной девушке в ум не придёт.

Раньше в миссии было бандитское логово – угонщики скота её облюбовали и те разбойники, которые охотились за дилижансами. Однажды их прямо там повесили, на арках галереи. Мол, вот вам чистилище, души пропащие. А после волонтёрский капитан, который их приговорил, одного висельника встретил на рынке в Альбукерке – живёхонек, торгует шкурами и салом. Разговорились, то да сё – парень с разбоем завязал, остепенился и женился, уже двое детей в доме. «Вот, – показывает на свою сеньору, – сирота из миссии, меня с петли сняла, а старый падре обвенчал». «Откуда сирота? Кроме вас и нас, там ни дьявола не было!» Парень усмехнулся: «Зато ангелы были». На том и распрощались.

Так что судите сами, сеньор Дункан, ехать ли вам в миссию.

Я б и за тысячу долларов не согласилась. Опасное то место, где невесты из стен выходят, а женихи в петле висят.

* * *

Ложился спать Тим с чувством исполненного долга.

Секрет миссии не продержался и полдня. Если взяться с умом за шараду, она поддаётся легко.

Вся тайна в мимикрии. Место сменило название и принадлежность. Значит, Дом Седого и есть бывшая миссия…

Уже сейчас он имел, что доложить Корсину. Легенда об основании миссии – раз. Странная репутация её и обитателей – два. Образчик здешнего фольклора – настоящая находка! Лишний довод в пользу того, что мифы рано хоронить; они живут и здравствуют рядом с атомной бомбой и цветным телевизором.

Не зря говаривал профессор: «Объекты, которых нет, требуют особо тщательного изучения. Иной раз в чём-то отсутствующем заключён огромный смысл. Кто видел ковчег Завета? святой Грааль? библиотеку Ивана Грозного?.. Их нельзя потрогать, они незримы, но влияние их велико как проникающее излучение – соприкоснувшись с ними, вы становитесь иным».

Затемно Тима разбудил малый с рецепции – такой же смуглый, как и горничная:

– Сеньор, вас хочет видеть помощник шерифа. Он ждёт внизу.

Спешно одеваясь, Тим прикидывал, сколько времени займёт поездка. Туда, сюда, осмотр строений, беседы с обитателями бывшей миссии. Позволит ли начальство Дома заночевать? Могут и на дверь показать. Вдруг падре Канозо заповедал принимать лишь заблудившихся и бесприютных?

– Оставьте комнату за мной до завтра. Я еду в Лас Анимас Бендитас и не знаю точно, когда вернусь.

– Никто этого не знает, когда едет к душам чистилища.

– Выпей кофе, парень, ты бледно выглядишь и видишь сны на ходу.

– Я должен взять с вас плату за два дня вперёд.

* * *

Было время между кромешной ночью и предрассветной порой. В стороне Аламогордо, на родине ядерной эры, едва занималась розоватая заря, а на куполе небес, над головой, ещё мерцали крупные южные звёзды. Городок казался вымершим, ровно горели уличные фонари. За домами слышался утробный дизельный гул с железной дороги. Шерифский «форд» и «моррис минор» Тима были единственными машинами, которые двигались – все прочие, пустые и холодные, покоились на стоянках.

На удивление, в столь ранний час офис шерифа был освещён и оживлён – кроме хозяина с его пивным брюшком, тут околачивалось трое его подручных, глядевших на приезжего мистера Дункана с плохо скрываемым любопытством.

– Всё готово. Провожатый ждёт. Идём, я познакомлю вас.

Следуя за идущим вперевалочку шерифом, Тим постепенно осознавал, что кофе нужно ему самому. Много кофе. С полведра. Мертвенно застывший городишко, ровные ряды окоченевших авто, голое безлюдье улиц, ледяной свет ламп в оболочке ночи, неживой механический рокот вдали – всё это выглядело сном, который надо скорее покинуть, проснуться, очутится в жарком полдне. Но ноги сами шли за человеком в форме – туда, где в камерах-клетках сидят задержанные правонарушители.

Почти все клетки пустовали. В одной спал молодой негр, в соседней сидел, раскачиваясь и мыча, старый бродяга – типичная «белая рвань» с клокастой бородой. А в крайней, на отшибе от других сидельцев, находилась довольно миленькая девушка-подросток с растрёпанной светлой причёской а ля Мэрилин Монро. В каком-то нищенском серо-голубом платьице, босоногая и заметно грязная. Она приветливо улыбнулась подошедшим и встала, оправляя подол.

– Вот, – жестом представил шериф, пока помощник отмыкал дверной замок. – Её зовут Ливия. Привет, детка. Это Тимоти Дункан, бакалавр, учёный из универа, он отвезёт тебя в миссию, а ты покажешь ему, куда ехать.

– Правда? – мяукающим голоском пропела босая милашка, строя Тиму глазки и принимая позу фотомодели из глянцевого журнала. – Я хочу пожрать. Ты принёс мяса, пузо ходячее?

– Это – проводник? – уточнил Тим, не веря глазам и ушам.

– Другого нет.

– Я не могу ехать с ней.

Шериф искренне изумился:

– Почему?

– Она слишком молода.

– Но ты – истинный шотландский джентльмен, верно? Я полагаюсь на тебя, ты не обидишь крошку. Всё будет законно, дам сопроводительный лист.

– …и потом – у неё нелады с поведением. Слишком развязные манеры.

– Это всё киношки и журнальчики, чёрт их дери. Они делают из наших барышень реальных шлюх. А рок-н-ролл – вообще зараза, его комуняки подкинули. Видел, какие субчики там распевают? Ряженые и начёсанные, прямо петухи индейские. Тьфу! И через них мы имеем вот это, – перстом проповедника указал шериф на клетку. Там юная блондинка Ливия, услышав о рок-н-ролле, стала пританцовывать и напевать без слов.

– Какой закон она нарушила? – зашёл Тим на проблему с другой стороны. В конце концов, конвоировать преступниц – не его обязанность.

– Без спроса покинула центр. Где-то разжилась деньгами – где, а? Ты меня слышишь? Отвечай!

– Тра-ля-ля!

– …на эти деньги сделала себе причёску. Была в кино. Хотела без билета сесть на поезд. Много всякого, но всё по мелочи. Ничего такого, что заслуживало бы тюрьмы. Хватит с неё и центра.

– Вызовите охранников оттуда, пусть заберут её.

– Там нет телефона. Придётся тебе! Харчи в дорожку обеспечу вам обоим. Мигелито, тащи сэндвичи!

– …или ваши помощники, это их работа.

– Сынок, – шериф отечески взял Тима за плечо, – если ты действительно научный, умный и так далее, то уже разузнал, что к чему. И должен был понять. Никто. Никогда. В миссию. Не поедет. А тебе это зачем-то нужно. Вот и кати. Когда вернёшься, получишь газолина хоть до Массачусетса. И еды в багажник, сколько влезет. Но этой свистушки тут быть не должно. Она сидит не в клетке, а у нас в кишках. Уже пятые сутки.

– Ага! – каркнул бродяга, встав у решётки и высунув бороду между прутьями. – Она одержимая, ей-богу, сэр. Несёт такое, у меня чуть мозги не лопаются. И по потолку лазит, я видел. Бакалавр, угостите сигареткой, помираю без курева…

– Замолчите все, пожалуйста! – взмолился негр, подняв голову. – Дайте же выспаться!.. Кто этот янки? Зачем вы здесь? О-о-о!..

Чернявый Мигель принёс пакет с сэндвичами и – Тим едва успел моргнуть, – Ливия лаской метнулась из клетки. Мигом выхватила пакет из рук шерифского помощника, разодрала и быстро занялась едой. Никто и не пытался помешать ей – напротив, мужчины старались держаться на расстоянии.

– Если буянить начнёт, сладить с ней будет проблемно, – краем рта заметил Тим для шерифа. – Как насчёт наручников?

– Взбесится и покусает, – так же тихо бросил тот. – Проверено.

– Вы что, пять дней держали её впроголодь?..

– Просто она удержу не знает. Ни в чём. Её ещё учить и учить.

– Ну да, центр для малолетних преступниц…

– Там спросишь – для кого. И… будь с ней поласковее, что ли.

– В каком смысле?

– Как с кошкой. Тогда не сбежит. Они… привязчивые. В общем, если возьмёшь её – до миссии доедешь. Нет – добирайся сам.

Кажется, юная Мэрилин Монро нью-мексиканского розлива таки заморила червячка – сыто вздохнула и отдала последний сэндвич бродяге. Тот взял не без опаски, поклонился:

– Благодарю вас, мисс!

– Я беру её, – решился Тим.

«Не в моих привычках – с полдороги поворачивать назад. Отец учил «Делаешь – делай», а профессор потребует полный отчёт. Надо ж узнать, что за место, куда за тысячу баксов никто ехать не согласен».

* * *