Митценшпицтауэр

– Скажи мне честно, Сюзанна. У тебя появился другой?

Его желваки немного подрагивали, а кулаки сжимались и разжимались. Лицо пошло красными пятнами.

Едва он договорил, как небо заслонилось ониксовыми тучами, а в узкое пыльное окошко замолотили крупные, как виноград, гроздья дождя. Удар грома где-то над шпилем самой высокой башни замка Митценшпицтауэр пронзил барабанные перепонки, словно это в ушах содрогнулся зловещий музыкальный ансамбль, состоящий из одних лишь барабанов.

Лицо Сюзанны скрывала мрачная тень, лишь алые губы сжимались в тонкую, как молния, полосу.

– Уходи, – промолвила она лишь одно слово. Но оно ужалило Джонатана, как тысяча пчёл.

– Ты даже не хочешь мне ничего объяснить? – обескуражено взял он себя в руки и продолжил наступать, как воин, сражённый отравленной стрелой, но из последних сил ползущий под копытами своего коня, чтобы хотя бы попытаться вновь взобраться в обагрённое кровью седло.

– А что я должна? Сам привязался ко мне, сам настаивал на встречах. Сам рвался сюда, в мой родовой замок, что заставило папеньку подумать, что ты просто охотник за богатствами. Не зря он тебе не доверяет!

– О, ну надо же! – уголки рта Джонатана зловеще поползли вверх. Теперь он походил на несчастного игрока в вист, надурившего самого себя. И от осознания этого смехотворного и жалкого своего положения, он балансировал на грани истеричного смеха и безутешного рыдания! – А я никогда и не видел твоего папеньку, да и маменьку тоже! Ты всегда одна-одинешенька встречаешь меня здесь, в этом холодном громадном замке на верху утёса, окружённого туманным ущельем! Я уж было подумал, что и нет никаких родителей, или же ты намеренно скрываешь меня от них, чураешься их со мной познакомить! О горе мне! Я пленился твоей красотой, как моряк в безбрежном океане, увидев свет коварной луны, тянется к ней одной! А она обманывает его и заводит корабль в болотистые топи! Холодна и беспощадна!

Джонатан закрыл лицо руками и безудержно всхлипнул. Было в Сюзанне что-то загадочное, вот только понять её он не мог. Она права: Сюзанна никогда не искала его общества. Он сам навязывался, ухаживал, умолял стать его девушкой. Она никогда не знакомила его со своими родными или друзьями, и он думал, это оттого, что она одиночка. Она никогда не позволяла ему остаться на ночь и не принимала предложение прийти на ночь к нему, хотя за год отношений у него ныли чресла в неистовой муке, но он терпеливо ждал. Сюзанна говорила, что не может допустить плотских отношений до свадьбы, но его предложения руки и сердца неоднократно отвергала без раздумий. Было в ней что-то непонятное… Она жила в устрашающем замке Митценшпицтауэр, никуда не ходила при свете дня и говорила, что у неё аллергия на солнце. Они встречались только в полумраке сумерек. Их свидания были так скоротечны и лишены подлинной страсти влюбленных! Джонатан дышал Сюзанной, а она лишь устало принимала его любовь. Теперь он отчётливо это осознавал…

Сюзанна никогда не ужинала при Джонатане и пила только красное сухое вино. Было ещё нечто странное, но он не обращал на это внимания, это был пустяк, который всё же иногда удивлял его порою. Сюзанна не отражалась в зеркале. А от совместных фотографий отказывалась. Хотя он так хотел запечатлеть её притягательную красоту…

Огромные старинные часы пробили одиннадцать вечера.

– Проваливай! – с неожиданной силой толкнула Сюзанна обескураженного Джонатана. Её облик выражал некоторое волнение, золотые кудри подрагивали вокруг кукольного личика. В какую-то секунду Джонатану показалось, что Сюзанна ощерилась на него, и в свете множества настенных свечей блеснули длинные острые передние резцы. Но Джонатан понимал, что это лишь игра его воображения. И что за глупая игра!

Он отвергнут, ему нужно убираться!

Сюзанна захлопнула за ним огромную каменную дверь. Джонатан не знал, что двигало им дальше. Но он внезапно решил остаться и победить неведомого соперника и этой ночью всё-таки овладеть Сюзанной! Он не мог просто так позорно убежать, как пёс!

Поэтому Джонатан, на случай, если она смотрит из бойницы, пустил по ветру свой плащ. Ветер подхватил его и пронёс над мостом через ров. Туда, в сторону города. В такой непогоде было не различить из окна, что это не человек пробежал по мосту, а пустой плащ. Сам же Джонатан, продрогший и промокший до нитки, в лёгком сюртуке, покрался назад. Заработал со скрежетом механизм, поднимающий мост. Значит, она поверила. Поверила, что он убежал прочь. Но Джонатан был не из таковых! Он решился наконец расставить все точки над ё.

Звук выбиваемого камнем стекла бойницы совокупился с грохотом грозы и был удачно замаскирован громом и ливнем. Джонатан пролез в эту бойницу и распластался на каменном полу. Свечи не горели. Была кромешная темнота. Он продолжил красться, ища Сюзанну. Неизвестно, сколько он бродил, но он добрался до зловещего подвала и услышал страшное рычание. Оно напоминало звуки, издаваемые тасманийским дьяволом: животные, душеразрирающие утробные визго-крики.

Джонатан добрался до склепа и распахнул тяжёлую дверь. Монстр, хрипящий в темноте, резко обернулся: это была Сюзанна! С её огромных клыков текла нить слюны, перемешанной с кровью. В руках была тушка курицы с отгрызенной головой. Сорочка была вся мокрая, облепившая её тело, сквозь ткань виднелись набухшие соски грудей. На этот фактор Джонатан немало отвлёкся. «Как же так? Со мной у неё никогда такого не было, а стоило учуять запах крови…» Золотистые, прекрасные некогда, локоны свисали мокрыми паклями в пятнах грязи и крови. А глаза монстрихи горели красным, освещая Джонатана, словно два мощных прожектора, и делая его лёгкой добычей.

– Ужас! – воскликнул он, выпучив глаза. Его тело охватила дрожь, и он выскочил из укрытия, побежав прочь от опасности, крича, плача, рыдая и хрипло дыша. Но сама смерть нагоняла его…

Много тайн хранит мрачный замок Митценшпицтауэр. Говорят, иногда во время особенно лютых бурь, появляется близ него призрак, уныло зовущий в ночи: «Сюз…ааа..» Но показания свидетелей разнятся, и, возможно, им это просто кажется. Ведь недаром мудрые старейшины Карпатских гор издревле учат своих внуков: не так страшны мрачные ущелья, и замки, и загадочные их обитатели, как страшна френдзона и автор, считающий себя очень смешным.