Сегодня восемь лет, как ушел мой отец.
Часто меня спрашивают, в кого я такой удался? А вот в него и удался. Правда он, в отличие от меня, никогда не вступал в конфликты. Всегда старался любым способом их сглаживать.
А главное, всегда юморил и старался быть на позитиве.
Весна. Птички щебечут. Пробивается первые зеленые листики травы. Но еще много прошлогодней, сухой травы и опавших осенью листьев.
Отец, в красном свитере и спортивных брюках сгребает все это на участке, между нашим забором и дорогой, попыхивая самокрутку (после сигаретного кризиса 90-х сам сажал табак).
Мимо медленно бредут две девушки-сектантки, прижимая к себе стопку глянцевых журналов, на обложках которых все люди и животные имеют жизнерадостный вид.
Завидев возможную жертву для своих назойливых проповедей, натянув на лица улыбку, как у людей с обложки, они приближаются.
— Добрый день! Можно с вами поговорить?
Мельком взглянув в их сторону и не прекращая процесса благоустройства, отец отвечает: — Не получится у вас ничего, девчата.
— Вы не верите в Бога? — на их лицах удивление.
— Я мусульманин. Не ваша тема.
Девушки с недоверием переглядываются, но не уходят. Европейское лицо собеседника наводит на мысль, что их таким образом хотят «отшить».
— Вы серьезно?
— Не верите мне? — отец приостанавливает процесс и прислоняет грабли к стволу вишни.
Девочки мотают головами.
— Сейчас докажу.
Окурок улетает в кучу собранных листьев и делает движение, показывая, что сейчас спустит штаны и продемонстрирует признак принадлежности к вере Востока.
Девчонки тут же закрывают глаза и с легким визгом быстро ретируются. Занавес.
***
В одну из последних весен приключился инфаркт. Как позже выяснилось, второй. От вызова «Скорой» отец категорически отказался: «Дипломы за сало купили». Старика не переубедишь в когда-то давно полученном знании, но уговариваю поехать к участковому терапевту в поликлинику.
А там очередь, как за туалетной бумагой и мылом в тех же 90-х. Слава Богу, что прежде, чем попасть на прием, необходимо пройти доврачебный кабинет. Пожилая медсестра сразу увидела признаки инфаркта и тут же отправила его, уже лежа и на каталке, на «Скорую», которая отвезла в терапевтическое отделение. Этот момент я пропустил, пока сдавал вещи в гардероб, а когда разобрался, помчался следом.
Захожу к заведующей. Здрасьте. Я такой-то. Отца сюда только доставили. Мне бы назначение получить. Какие лекарства покупать и тому подобное.
Она так долго смотрит на меня, что я начинаю бояться любой информации.
— Спасибо вам за такой «подарочек», молодой человек. Чувствую, что хлебну я еще с вашим папашей.
— А что не так?
— Его доставили сразу в палату. Тут же прихожу к нему на осмотр. Серое лицо, закрытые глаза. Тяжелое дыхание. Посмотрела пульс, давление, послушала легкие. Медсестре дала указание, что начинать с ним делать. А перед выходом из палаты спросила, может ему что-то надо? Вижу, что что-то пытается шёпотом мне сказать. Склонилась к нему: — Владимир Иванович, что вы сказали? Что-то надо?
И вот этот человек, с серым лицом и закрытыми глазами, еле-еле двигая губами, тихим голосом просит: — Переведите меня в женскую палату. Там веселее будет.
Вот в этом он весь. Даже на пороге старался юморнуть. По-своему, в своей манере, но юморнуть ему было просто необходимо.
Детский дом в Казахстане после эвакуации из блокадного Ленинграда. Техникум. Военное училище. Служба в авиации бортинженером. Гражданская авиация. Заводы. Пенсия. Двое детей и четверо внуков.
А у меня, как, наверное, у всех, кто уже потерял, постоянное ощущение, что мало уделял времени общению с ним. Все куда-то спешил, торопился…
А вот теперь тоска.
Как же мне без тебя, батя, тоскливо.
Памяти моего отца — Мельникова Владимира Ивановича, 09.04.1939 — 15.03.2015.