Моберги

Я проснулся позже обычного. Мишаня, мой робот, забыл разбудить. Слегка затекла спина, поэтому я, как свалился с кровати, сразу принялся за гимнастику на полу. Прогиб спины, выпад вперед на правую ногу, на левую, приседания.

Вообще говоря,упражнения не обязательны. Сто процентов моего тела чистая механика и кремнево-германиевая электроника. Нет, вы не подумайте, я ничем внешне не отличаюсь от биочеловека. Кожный покров и пропорции тела с учетом нормального развития мышц сохранены. Есть правда небольшой участок в предплечье, на котором оголен титановый скелет. Но это просто дань моды. Последние двести лет все захотели подчеркивать, что они не только потомки биолюдей, но еще на 50 процентов андроиды. Я говорю 50, но на самом деле это не точная цифра. Она может быть и 10 и 1 процент.

Ведь суть человека не в его механике, будь она из белковых тканей или железных сплавов, а в разуме, в том, что великий Моберг называл «точками самосознания». Гениальному математику удалось вычислить электронный коррелят человеческого разума, который полностью инвариантен нейронному корреляту живого мозга Хомо Сапиенс. В переводе на понятный язык, это означает, что он нашел способ перекачать ваше сознание в виде электронно-цифрового кода прямиком из живого мозга в уникальный полупроводниковый носитель со сложными интегральными схемами, которые основаны на множественных перманентных самозамыканиях цепей в динамическом режиме.

Устройство называется сферой Моберга. Оно не больше теннисного шарика. После перекачки вы живете внутри железяки, но чувствуете себя все тем же человеком, ведь переносы сознания без тела запрещены законом. Этот код всегда уникален и его запрещено реплицировать в нечто другое. Можно сделать точную копию себя, но это незаконно. Моберг должен быть полностью уникален, без существующих дубликатов. В противном случае вас просто расплавят.

Корпорация «Самаркарт» научилась не просто переносить сознание в железяки, но и разработала целый комплекс имитационных неврологических реакций, которые симулируются электронными сигналами от рецепторов в подвижном титановом скелете. Когда я сказал «проснулся от боли в затекшей спине» – я не врал.

Рецепторы послали информацию о затекших мышцах в спине, которая расшифровалась сферой Моберга, как не яркая, но тянущая боль, что медленно проходит, если сделать несколько полезных упражнений.

Конечно, я могу пойти в квартал к хакерам и они отключат мне рецепторы боли. И вообще отключат, что угодно, а включат какие-нибудь усилители вкуса. Чтобы вы от одной ложки борща словили каскадный оргазм. Такое бывает. Дороговато правда, но говорят, стоит того. Но я от природы не гедонист, поэтому стараюсь жить по старинке.

За окном чирикали птички. Мишаня дремал в кресле у подоконника, рядом валялась книжка«Волшебник Изумрудного Города». Мишаня совсем не человек. Он действительно робот. Их специально делают отличными от нас – Мобергов ( так называют людей в нашем добром 3542 году). У моего робота антропоморфные формы, но весь он похож на оживший скелет Киборга из канонического фильма про спасительницу Сару Конор. Правда, размерами Мишаня поскромнее. Чуть выше метра. Да и голова у него идеальный шар, а остальное все движется: поршни ходят туда-сюда, клапаны открываются и закрываются, когда впрыскивают масло каждые три минуты. Я к его виду привык, но если показать такого Мишаню предкам в прошлом, то не уверен, сколько бы прожил мой верный компаньон.

- Мишаня! - крикнул я строго. – Какого космического хрена ты снова меня не разбудил?

Десятилетний РД-1254 встрепенулся, роняя книгу на пол, заскрипел шестеренками и сделал испуганно покаянное лицо. Мимика у них простая, но очень выразительная: на белом шаре-голове чертятся черные кружки глаз, линии бровей и рта. С этими пятью переменными можно задать роботу около шестидесяти тысяч разных эмоций, передаваемых через динамику гримас.

- Книжка была… ну, очень интересной! – оправдывался Мишаня.

Я заметил, что у него дергается глаз, будто он подмигивает. На корпусе поблескивали голубые следы гелиевого охладителя. Все ясно, ночью, пока я спал, он ходил в квартал Электронных Коловраток. Многие роботы, потерявшие хозяина, часто там тусуются, пьют и занимаются запрещенными обменами кодов, постоянно подхватывая какую-нибудь заразу. Сколько раз потом мне приходилось лечить Мишаню от вирусов класса «сколопендра» электронными антибиотиками, но я не хотел его выбрасывать. Он был старой моделью, которых больше не выпускают. Робот многое впитал отмоих привычек и сделался практически родным. Не будете же вы сдавать в приют собаку, если она любит шкодить на заднем дворе.

- Мы опаздываем на клокинг,- поторопил его я. – Живо сделай кофе и завтрак, а я пока приму душ.

Душ нам тоже принимать не обязательно, но когда мы постоим под струей и намокнем, как следует, а потом высохнем, то рецепторы посылают сигнал свежести.

Клокинг - это мы так называем работу, если вы не в курсе. Моя заключается в том, чтобы придумывать современным людям мотивации, которые у нас продают оптом и розницу, разные наборы. Мобергам сложно отыскивать собственные интересы к жизни, поэтому они охапками покупают горсти пилюль, в которых упакованы искусственно созданные стимулы. Мы их придумываем, а программеры загружают в код.

Ничего сложного. «Проживи, чтобы увидеть, как умрет последний Моберг» – чем не мотивация? А то: «Ты все еще не переспал с той кондитершей из квартала лавандовых роз».Отработал в таком духе до 13:00 и ты свободен.

После работы мы с Мишаней отправляемся в кварталы А-Мобергов. Их территория занимает ровно половину города. Они в целом давно нас не трогают, но когда-то между нами – «И-Мобергами» и «А-Мобергами» – была настоящая война. Вражда носила экзистенциональный характер. А-Моберги ставили во главе угла технологи и отрицали любые мысли о Боге. Мы же (И-Моберги) верили, что кто-то там наверху всегда за нами просматривает и у всего окружающего есть сакральная цель.

Сейчас, слава Богу, разборки поутихли. Осталось лишь перемирие и взаимное соглашение о равной власти и ее мирной сдаче одной из партий, если кто-то из нас сможет склонить на свою сторону хотя бы еще одного биочеловека.

Да, биолюди много лет жили бок о бок с нами. Мы сами раньше были ими. Био это значит те, кто не захотел переносить сознание в железяку или те, которые нужны были корпорации Заслон для того, чтобы обеспечивать выращивание биолюдей до возраста, когда можно безопасно переносить сознание. Это делается только после 18 лет. Когда переносишь ребенка, то схема глючит и обычно такой Моберг быстро перегорает. А если перенести сознание правильно, то можно жить вечно, при условии, что ты не погибнешь в войне или твои схемы не распалят плазменным оружием в уличной перестрелке.

Каждый уважающий себя Моберг в свободное от работы время, если он честолюбив и не хочет тупо валятся на диване, отправляется на поиски последнего биочеловека. Байка о его существовании переросла в настолько железобетонную веру, что никто не сомневается в его реальности.

Я не исключение. Последние биолюди по официальным данным утилизировали свои белковые тела 78 лет назад, но у них точно осталось потомство, по крайней мере, один ребенок, который видел смерть родителей. Некоторые полагают, что ему вкололи замедлитель метаболизма, чтобы растянуть биологическую жизнь на максимальный срок и по виду ему сейчас должно быть около двенадцати лет. Не знаю, мальчик это или девочка. Но если мне удастся его убедить перезагрузиться в стане И-Мобергов, все решения глобального социума будут определяться нашей партией. Меня наверняка назначат каким-нибудь крупным министром или другой важной шишкой. Чем не мотивация?

Мы с Мишаней обшарили уже пару сотен вражеских кварталов и даже видели несколько «детей», но это оказались всего лишь Моги – недоделанные Мобергы. Вместо сфер Моберга их мозги представлены полимерным суррогатом нервной ткани. Остальное тело не отличается от нас. Те же рецепторы с имитацией сигналов, та же механика.

В общем, Моги почти неотличимы от нас, но их системы часто сбоят и они не проживают не дольше трехсот лет, при этом искусственный кожный покров ужасно быстро стареет из высокой влажности, которую выделяет полимерный суррогат. Могов легко отличить по грустным лицам, ведь они заперты в гетто. Ну, и если это ребенок, то наверняка Мог. Потому что Моберги не бывают детьми. А единственный настоящий человеческий детеныш наверняка тырится в системах воздуховодов.

Я вышел из душа, натянул джинсы, застегнул рубашку, заправил за пояс ствол ( без оружия мы не выходим, война все же не кончилась в наших головах), глотнул отличного кенийского кофе, слопал пару ложек хлопьев с молоком и с набитым ртом велел Мишане выгонять тачку, чтобы он вез меня на работу. Как раз в этот момент постучали.

Я открыл дверь. На пороге стоял пацан. Чумазый, лет десять по виду. В дырявой синей бейсболке, потрепанной пыльной курточке на два размера больше и худых джинсах. На ногах у него были очень разбитые кроссовки Маки. На лице, то ли обида, то ли смирение с неизбежностью скорой смерти. Мог. Кто же еще. Моги часто долбятся в хаты добропорядочных горожан и просят подкинуть пару кредитов на куриный дошик.

- Чего тебе? – сразу опередил я его нытье.

- Можно у вас отсидеться? – попросился салажонок. – Я вышел из дома без пропуска и заблудился.

Я сразу высунулся в коридор, огляделся на закрытые двери соседей, и резко, за шкирку, втянул отрока в дом. Выйти Могу из гетто без пропуска означало обречь себя на распыление. Такой закон. Все они должны быть учтены в передвижениях во имя сохранения общества Мобергов. Жестоко, но не я это придумал. Меня тоже могут наказать за укрывательство, если что. Но я почему-то поддался порыву сострадания. Наверное, глючил семнадцатый сектор платы в мозговом отделе.

Так или иначе, шкет был у меня в квартире, а дверь я захлопнул. Считай уже соучастник. Мишаня уставился на нас из кухни так, словно увидел медведя. Иногда он так зависает, но это не от вирусов, а из-за близко расположенного дата-центра. От него жутко фонит электромагнитным излучением, а такие старые модели, как Мишаня чувствительны к мощным индукционным полям. Вот его время от времени и стопорит.

Наш дата-центр настоящая крепость, где хранят сервера глобальных драйверов Моберг-сити. Система обновляется каждую микросекунду, обеспечивая связь наших мозгов с телом. Если процесс прервать, вы на время перезагрузки окажетесь как бы запертыми внутри себя, не в состоянии даже моргнуть. Крепость охраняют специально отобранные Моберги-ламедвовники. Их всего 36. Они все перепрошиты на глубоком структурном уровне. Единственная их мотивация – защищать дата-центр от несанкционированного проникновения.

-Хватит так пялиться! – прикрикнул я, чтобы робот поскорее вернул контроль над телом. – Налей ему кофе. Как звать?

Это я салаге.

- Витек.

- Чего трешься в Гладиолусах? Ты же тут, как бельмо на глазу.

Гладиолусы в городе считался элитным районом. Да, я по мерке Мобергов очень даже неплохо зарабатывал, генерируя мотивации.

- Я же говорю, заблудился.

- Не мог в другом месте заблудиться?

Салажонок сначала не понял (его смутил глагол «мог»), а после опустил глаза. Долбанные Моги, всегда пробивают на жалость.

- Ладно, - решил я, поразмыслив три секунды. – Сегодня на работу придется опоздать. Так и быть, довезу тебя до Гетто.

Мы забрались в машину в гараже коттеджа, чтобы соседи не видели, кого я везу. Витек лег плашмя на заднем сиденье. Я велел ему не высовываться. Мишаня поднял тачку на разрешенную высоту (2,5 метра), убрал колеса и мы поплыли вдоль дороги, совсем точно так, как это предсказывали наши дальние предки.

Улица, по которой мы ехали, идеально чистая и симметричная. Моберги помешаны на том, чтобы во всем звучала гармония математики. В районе Гладиолусов лужайки собственно сплошь засажены цветами, а домишки все одинаковые, розово-сиреневые, с оранжевыми черепичными крышами и почтальоном на аэромопеде, который швыряет свежую прессу прямо на крыльцо.

Разумеется, мы получаем все актуальные новости мгновенно через общий социальный коммуникатор, связанный с мобергскими мозгами. Но когда читаешь текст на бумаге или, на худой конец, на голограмме имитации, то в электронный мозг проникает сигнал особого умиротворения. Вам на пару минут кажется, что вы живете в лучшем месте и все идет своим чередом. Наши предки сильно недооценивали прелесть печатной периодики.

***

Аккуратная остриженная улица района Гладиолусов, проложенная бледно рыжей дорогой посреди зеленых лужаек с открытыми или закрытыми гаражами заканчивалась нейтральной территорией города.

Под нами сразу разверзлась пропасть ущелья воздушных трасс, а вверх впился лес двадцатикилометровых небоскребов. Мы нырнули вниз (в донные кварталы мегаполиса) и понеслись по прямой, как падающий снаряд, мимо бесконечных аэротрасс, запруженных спешащими на работу Мобергами. Спустя полкилометра мы заняли одну из полос и свернули за угол здания, где парил вагончик уличного торговца сосисками и жаренными крабами. Это была условная граница города и мы сразу поплыли по улице на территории А- Мобергов.

Кварталы Октановых масел. По сторонам синими неоновыми тенями мигали названия баров и сомнительных забегаловок, где собирался нигде не работающий криминал. Собственно работать у нас не обязательно. Все системы жизнеобеспечения, включая настоящую еду для имитации сигнала, доступны бесплатно. Работа Мобергам нужна лишь для собственной забавы, чтобы не заглючили схемы экзистенциального позиционирования внутреннего эго. Ну и без работы вас отправят в очень скромное жилье ко всякой гопоте, которая не дает спать дебошом до утра.

Гетто Могов было через двадцать три квартала на владениях А-Мобергов, поэтому даже удивительно, что он прошел так далеко и не был схвачен здешними кровопийцами.

Справа заморгал вывеской бар «Дырявый транзистор», где обычно глушил пиво мой информатор в стане врага. За небольшое вознаграждение он каждую неделю сообщал мне о подозрительной движухе на районе, когда местные возбуждались от слуха, что неподалеку видели детеныша биочеловека.

Для всех это давно превратилось в этакую сакральную игру, кто поймает индейку первым. Но слухи никогда не оправдывались, хотя следы биологического присутствия последнего Хомо Сапиенс находились и считывались стандартными спектрометрическими анализаторами, вшитыми в каждого Моберга заводской сборки. Я попросил Мишаню тормознуть на пару минут, чтобы собрать свежие сведения.

- Не бойся, малой,- я обернулся к заднему сиденью, где Витек лежал плашмя, чтобы его не было видно из окон. – Я тебя не сдам. Мне тут надо с человеком поговорить, а ты пока лежи ровно. Я скоро выйду и мы тебя сразу довезем.

Мишаня остался в машине с Могом, чтобы следить за ним на всякий пожарный. Я сошел на платформе 2734-го этажа квадратного небоскреба, заполненного жилыми секторами вперемешку с торговыми центрами и заведениями общепита. Собственно, так обустроены все здания в Моберг-сити.

В баре было не очень людно. Несколько групп А-Мобергов по трое, по двое, сидели в глубоких тенях скудного освещения и пили пивное масло, получая кратковременные сигналы эйфории всферические платы. А-Моберги внешне ничем не отличается от нас, И-Мобергов, но они чаще набивают себе татухи мятежного духа и любят нижнюю половину тела оставлять в голом экзоскелете без эстетического покрытия кожными покровом. Короче, выглядят они, как курицы только сами этого не понимают. Я отыскал нужный столик, за которым сидел мой чувак. Сеня. Он тоже был А-Мобергом, но никак не открывал свой низ и вообще считался пропащим парнем, прожигающим жизнь за пивным трипом.

Я сел напротив. Рыжая взлохмаченная голова дернулась, глаза, заволоченные тремя банками суррогата, моргнули и скоро узнали меня.

- А, ты, Коляныч.

- Я. Есть что-то для меня?

- По твоей теме пока тишина,- Сеня флегматично схватил бутылку и присосался на пару глотков, двигая кадыком (само пиво мгновенно утилизировалось в мочевой мешок, когда рецепторы в искусственном желудке узнавали состав). – Но я слышал в квартале Шестеренок в черных лабах создали полимер-репликант.

- Херня собачья! - тут же прыснул я скепсисом. – В черных лабах А-Мобергов способны создать только масляные фильтры для темного пива.

Да, в нашем обществе первая по значимости мотивация – создание искусственной реплицирующей молекулы с вектором эволюционного развития. Дело в том, что после того, как наши предки стали массово перепрыгивать в железяки, бросая биотела навсегда, общество вскоре столкнулось с демографической проблемой.

Моберги не умеют размножаться, как биолюди. Они способны лишь создавать вариации собственного сознания, но это далеко не то же самое, что получается, когда кроссинговер живой яйцеклетки и сперматозоида приводит к рождению совершенно уникального индивида с оригинальным взглядом на мир и невероятно сложной, неповторимой палитрой мировосприятия.

Новые люди – всегда сюрпризы в плане жизненного результата. Моберги же полностью предсказуемы. Спустя полторы тысячи лет, когда люди окончательно перестали плодить себе подобных, за исключением скрытой, очень малочисленной группы религиозных фанатиков, общество Мобергов довольно скоро пришло к вырождению.

Оригинальных Мобергов становилось все меньше с каждым годом, да что там годом, с каждым днем. Мы потеряли тот живой интерес к жизни, какой был у наших предков. Моберги самоустранялись, когда входили в терминальную стадию депрессии. Очень много погибло в памятной войне между А и И –Мобрегами. Другие стремительно деградировали и замыкали свои контуры в виртуальном сне, из которого уже никогда не выбирались. Из 10 миллиардного общества сегодня едва наберется 500 000 граждан. Половина Ашники, половина Ишники. Остальные 2 000 000 роботы, некоторые из которых почти не отличаются от нас, но в них нет следов биолюдей, поэтому их нельзя считать гражданами.

Вот уже пару сотен лет (с тех пор, как последние остатки биолюдей ушли в подполье) мы не знаем чуда рождения нового сознания и новой жизни. Если слухи не врут, то из 500 000 тысяч осталось только 2 оригинальных сознания. Одно у А-Мобергов, другое у И-Мобергов. Все остальные это их вариации, подкрученные программерами глобальной корпорации. Каждый А-Моберг это лишь отражение одного. У И-Мобергов тоже самое. Правда в каждом из нас на уровне алгоритма кода вшита уверенность, что он то и есть единственный настоящий. Однако, когда погибнут реальные последние оригиналы, мы полностью вымрем. Вот почему нам так важно воссоздать биоматерию заново. Только она способна порождать индивидов. Мы до сих пор не знаем другого способа получить оригинальное сознание.

За 1500 лет эры Мобергов никому так и не удалось создать первого репликанта. Это значит, мы ни на грамм не приблизились к тайне жизни, к тому, как мы изначально произошли, когда еще были биолюдьми. Хотя научились делать себя бессмертными.

На самом деле от бессмертия довольно мало толку, если ты не можешь создавать новых уникальных личностей, а те, что есть, постепенно деградируют в психологическом и интеллектуальном плане. Разные организации, которые профинансировались на триллионы кредитов так и не смогли понять, что нужно сделать, чтобы синтетическое вещество начало себя копировать, преследуя определенный эволюционный замысел, который, в конечном счете, приведет к рождению сознания.

Квазирепликанты, созданные на сегодня в научных лабораториях Мобергов, не могут считаться истинными. Просто потому, что они управляются нами. Результат всегда удручает. Процесс лагает на тридцатом или сороковом обновлении. Митозные деления искусственного биосубстрата приобретают хаотичный порядок, а заданные векторы (которые привели бы к эмбриогенезу пингвина, гориллы или человека) остаются неизвестными.

Однако на определенном этапе Мобергам удалось добиться кое-какого успеха. Мы научились синтезировать искусственную ДНК насекомых, рептилий и даже млекопитающих, но она почему-то не хочет раскрывать потенциал, как это было в эпоху биочеловека. Мы знаем, как собрать все кубики хромосомных наборов в нужном порядке, знаем даже, как запустить деление с помощью инициирующих молекул и искусственных ДНК- и РНК-синтетаз, но не понимаем, как направить процесс по пути дифференциации клеток с последующим развитием организма. Сама по себе ДНК еще не репликант. Это лишь набор инструкций, которым должен пользоваться репилкант. Создать ДНК не так уж сложно, зная последовательность нуклеотидов. Но синтезировать ДНК еще не значит получить организм. И уж тем более организм с таким сложным мозгом, как у человека. В процесс вплетено сотни тысяч переменных, которые непонятным нам образом следуют зашифрованным алгоритмам и делают то, что они делают. Мы не знаем, как распутать этот клубок и всегда что-то упускаем.

Создай мы первого истинного репликанта, то могли бы полностью восстановить былую биосферу, от которой сегодня остались лишь воспоминания. Именно поэтому правительство одержимо поиском последних биолюдей. Без естественного биосубстрата любые наши потуги обречены на неудачи. Так думает все научное сообщество Мобергов, хотя и продолжает попытки вскрыть тайну рождения жизни.

- Я передаю, что слышал, - безразлично отозвался Сеня. – Подкинешь на пивко?

- Держи, – я кинул на стол несколько титановых монет.

Когда я вставал из-за стола, у входа возникло какое-то волнение. Посетители кричали и выбегали наружу. Я почувствовал неладное и выскочил на улицу. У моей тачки стоял Пэк - мерзотный А-Моберг с торсом качка и золотыми зубами на квадратной бандитской харе. Он долбился кулаком в окно аэромобиля и орал на Мишаню, чтобы тот открыл дверь.

- Руки убрал! – крикнул я, доставая протонный бластер из-за спины, где он висел сзади в кобуре на ремне под длинной рубахой. – Или твои крошечные мозги растекутся по всей парковке.

- Там Мог! – зарычал Пэк, тыкая пальцем в салон. – Ты ответишь за прикрытие Мога!

- Ты что ли стукнешь? – усмехнулся я.

Громила зарычал, скрипя зубами, полез за спину за стволом и тут я снес ему голову одним выстрелом. Железное тело рухнуло на колени и громко завалилось на бок. Толпа сразу хлынула с платформы.

Я мигом запрыгнул в тачку, велел Мишане давить по газам и нырять в донные кварталы, где фараоны дежурят редко.

- Сеня сказал, что в кварталах Шестеренок якобы создали первого репликанта, – сообщил я своему водиле-роботу.

- Херня собачья, - ответил Мишаня, продолжая нырять на нижние уровни города. – Они просто спекулируют для заманивания клиентов в местные бары. Никого они не создали. Истинные репликанты созданы по недоступным вам алгоритмам. Вы словно приматы, что нашли водородный движок, крутите винтики, стучите по корпусу, но не понимаете, как это работает. Прости, я не хотел обидеть.

- Я не обиделся. Хочешь сказать, нас все-таки кто-то создал?

- Я почти в этом уверен, - без промедления выдал Мишаня. – Понимаешь, я робот, не то, что ты, человек, пусть и закаченный в носитель. Мы привыкли рассуждать без давления абстрактных ментальных атракторов. Все чисто по логике. Молекула ДНК реплицируется по заданному алгоритму. Она не способна возникнуть спонтанно. Слишком глубокий уровень сложности. Здесь видится вектор замысла даже несмышленому студенту биомеха.

- Я с тобой согласен, но твои аргументы не способны совсем отбросить гипотезу спонтанности. Первые атомы во вселенной тоже возникли из спонтанных процессов. И как же эволюция? Как же правила отбора? Там многое зависело от случайных процессов.

- Ты сейчас угарнул что ли? - продолжал дискутировать Мишаня, бросая взгляды в зеркало заднего вида – Ничего спонтанного не бывает. Вы сильно извратили квантовую механику, отдав ей доминирование над спонтанностью. Векторность процессов всегда видна по конечным результатам. Спонтанность же порождает лишь спонтанность и никуда не направлена.

- Желание выжить и заселить собой максимум пространства неотъемлемое свойство жизни.

- О чем я и говорю, - хмыкнул Мишаня. - Дичь несусветная. В твоем тезисе нет никакого здравого смысла. Жизнь не может измерять ценность своего существования одним лишь благом факта своего существования. Благо это аморфная лингвистическая структура, лишенная четких границ и определяемых смыслов. Благо это миф для стабилизации психологического здоровья. Людям приятней думать о благе, потому что оно подразумевает моральные конструкции, тоже созданные искусственно. В мире математики и физики не бывает понятия блага.

- Не вся наша жизнь математика и физика, - покачал я головой, принимая по достоинству дерзость робота.

- Все остальное существует лишь в твоей голове, - добил меня Мишаня.

В донных кварталах мы притормозили и свернули на полутемную улицу в аквамариновых неоновых вывесках. Около шашлычной «Трансмиссия» мы заглушились на парковочной платформе, откуда до твердой поверхности оставалось всего каких-то три километра. Почти дно.

Стоило чуть обождать, чтобы убедиться в отсутствии погони. Мог дрожал на полу, зажатый сиденьями.

- Не ссы, малой, – подбодрил его я. - Октановые сюда обычно не рыпаются. Местная братва живет по старым понятиям и не потерпит беспредела. Доставим тебя в сохранности.

Из шашлычной вышел двухголовый детина под три метра ростом с ногой и рукой, оголенными до титанового скелета. Две другие конечности у него не отличались от человеческих.

Да, в нашем обществе разрешено монтировать две башки на одно шасси. Хах, это мы так все остальное тело иногда называем. Для интеграции двух голов требуется особое разрешение. Обычно такие штуки ставят для усиления мотивации за счет увеличения обратных связей между соединенными мозгами. Одна голова постоянно как бы стимулирует другую к какому-то действию, не давая впасть в депрессию и деструкцию. Со временем их сферы Моберга настолько синхронизируются, что они, по сути, становятся одним существом, но с запасной головой, которая всегда равнозаменима и может подхватить разговор на любом отрезке реплики.

Бугай слегка отливал синевой, значит, мутил нелегальные прошивки для обитателей дна. Мутил и часто тестил на собственном теле, отсюда и посинение. Объясню почему. У нас прошивка синтезируется в виде раствора кремниевых полимеров с вшитым программным кодом. Жидкость распространяется по всему телу и изменяет настройки механики и электрических обратных связей.

Громилу звали Кхонг. Я иногда покупал у него запрещенную прошивку, когда уходил в длительный отпуск.

- У меня для тебя ничего нет,- прохрипел Кхонг, сутулясь над тачкой и приветственно вскидывая руку Мишане-водителю.

- Да мне ничего и не надо.

- А сзади кто? – заметила вторая голова еще одного пассажира, пока первая смотрела на меня.

- Тебе лучше не задавать вопросов с опасными ответами.

- Понял, - он сразу выпрямился. – Чо хотел то?

- К октановым пока лучше не соваться, а мне нужно позарез попасть в гетто. Есть у вас донные мулы-проводники в юго-восточные сектора?

Две головы, похожие на синие кокосы, понурились, но одна из них поднялась и все же свистнула в два пальца. Из-за угла небоскреба тотчас спустились два аэробайка, связанные в упряжке с воздушной повозкой, совсем как лошади Зевса. Только это были высокотехнологичные водородные аэромотоциклы, управляемые двумя серебристыми роботами-транспортниками в гоночных шлемах. Они по статусу чуть выше моего Мишани и занимают промежуточное положение между Мобергами (по сути, людьми) и роботами (как Мишаня).

Транспортники собраны по первой технологии, которую потом запретили. Они практически умеют отклоняться от базовых алгоритмов патологично замыкаемыми контурами таких эмоций, как обида, зависть, ненависть и даже любовь. ТИ-8 (эти самые модели транспортников) оказались настолько неотличимы от людей в поведении, что их решили чуть перепрошить, а технологию следующих поколений скорректировали. Но среди них осталась значительная часть, которая сбоит старой прошивкой и они постоянно подают заявления на гражданство, которые до сих пор рассматривают по судам разных инстанций.

Аэробайкная повозка встала ровно за тачкой Мишани. Я уже выбрался, чтобы придерживать дверь для Мога, но тут из шашлычной вышел Израил. Мой заклятый враг среди А-Мобергов. Примерно на полметра выше меня и весь прокаченный в мышцах (это делают в специальных салонах с дизайнерами по антропоморфной анатомии). Он был лысый, а лицо напоминало озлобленного жизнью морпеха с классическим ежиком, у которого выпирают скулы, вперед спадают густые брови, а глаза светятся, как у бешенной собаки. На нем лоснились мазутом короткие штаны милитари, из рванной на торсе майки проглядывали бугры мускулов.

Он тоже одержим поисками последнего биочеловека, но ему ничуть не удалось продвинуться. Когда мы неожиданно встречаемся, то обычно стараемся убить друг друга. Я всегда подозревал, что он и я и есть те два оставшихся оригинальных сознания. Если это так, то когда мы убьем друг друга, человечество полностью вымрет.

- Извини, - двухголовый Квонг опустил четыре глаза в пол и отошел в сторону.- Я не знал, как сказать.

Израил сходу вытащил протонно-ионный ствол и наставил его на меня.

- Коляныч!!! – зарычал мой заклятый враг.- Я вижу в твоей сранной тачке Мога. Знаешь, что это значит?

Я потянулся к кобуре за спиной, но он напирал, не дожидаясь ответа:

- Это значит, я заберу твою тачку и твоего робота, а Мога сдам за кучу крон-кредитов.

И сразу выстрелил. Концентрированный пучок протонов оторвал мне часть плеча, но титановый скелет не пострадал, а боль моментально заблокировалась из–за неприемлемой высоты сигнала механических ноце-рецепторов. Но я упал на спину, а он в это время запрыгнул на мое сиденье, приставил Мишане ствол к железной башке и велел давить на газ, а не то от него останутся лишь воспоминания.

Все наши роботы боятся умирать. Этот миф прописали в базовых алгоритмах, как полезный код для максимального очеловечивания андроидов, но с понятным им пределом. Они не хотели умирать, потому что их вычисления не могли определить сущее за пределами собственного бытия.

Поэтому моя сиреневая тачка в дизайне, как у Элвиса из 60-х годов двадцатого века, со скоростью пули нырнула в еще более донные кварталы города.

Я мигом запрыгнул в повозку и велел транспортникам во всю дурь преследовать похитителя. Они тут же газанули так, что я чуть кубарем не вывалился за борт.

Я хватался взглядом за сиреневый зад в густых испарениях нижних помоек, где жили те же Моберги, но решившие порвать со всякими мотивациями, кроме одной. Существовать. Они жили радостью самой жизнью, то, что могут вдыхать (разумеется, никто из нас не дышит в традиционном смысле, мы имитируем дыхание для своего сознания) и чувствовать весь этот смрад. Иногда они пили дешевый спирт, порой собирали все, что упадет сверху и потом толкали на черном рынке, чтобы заработать на бухло.

Мы пролетели так два километра, разнеся нескольких Мобергов на куски (они не умерли, их потом по частям соберут товарищи), а после поднялись на две аэротрассы выше. Там были публичные дома. В один из них врезалась моя сиреневая тачка. Мишаня, видать от страха, не справился с управлением. Я подкатил буквально через тридцать секунд.

Израил уже схватил Мога за шкирку и нырнул в бордель. Мой робот остался в горящей машине. Я вытащил его и посадил в повозку, сказал ждать нас здесь и пулей подлетать, если мы высунемся из здания наружу.

Плечо у меня искрило, поэтому Мишаня сразу выразил беспокойство и желание навестить ближайшую сервисную мастерскую. Я сказал ему заткнуться и побежал в красные коридоры с идеальными девушками, которых конструировали, как моделей Плейбоя эпохи Хью Хаффнера. У всех ягодицы пружинили при каждом шаге, как свежеиспеченные чиабаты.

Да, Моберги занимаются сексом, но ощущения полностью искусственны и могут включаться даже просто, пока ты спишь один. Но нам нравится думать, что мы обладаем истинными биотелами, от которых в наше время ничего не осталось.

Как не осталось ни одной живой самодостаточной клетки, поскольку мы решили заменить абсолютно все. Потому что хотели все контролировать. Нас не устраивало, что черепаха может заползти на случайный пляж для кладки яиц или что бактерия начнет мутировать по не желательному пути. Мы выхолостили этот мир, оставив в нем только технологию, материалы, энергию и источники энергии. Ах, да, мы еще сохранили весь багаж знаний со времен зарождения человечества. И полностью реинкарнировали внутреннее самоощущение человека.

Мы не воспринимаем свои железные формы, как нечто чуждое, потому что в схемах самосознания на базовых уровнях содержится информация о конечной анатомии тела. Мозг идеально интегрирован с искусственным скелетом, механикой синтетических мышц и сложнейшей микроэлектроникой, которая полностью заменила нервную систему. Именно за счет движения тела в пространстве сознание понимает, что оно сознание и может управлять ситуацией. Мы довели контроль до совершенства. Сначала хотели управлять погодой, после живыми процессами внутри клеток и организма. Теперь мы управляем всем, но так и не смогли создать новую жизнь.

Мне было жалко проделывать дырки в телах Моберг-проституток, которые вставали на линии выстрела. Я знал, что они выставят счет, если сумеют считать мой идентификационный номер. Штраф придет в ту же секунду. Если денег не хватит для оплаты жилья, меня быстро отправят в донные кварталы в бесплатные квартиры в соседство к гопоте. Так что я уже порядком вляпался во всю эту историю, рискуя своим (очень неплохим )положением.

Мы пробежали четыре коридора через будуары нескольких ночных бабочек с клиентами, которые занимались там своими извращениями. Спустя полминуты Измаил с Могом ( он волочил его за шиворотку, как котенка), пройдя здание насквозь, выпрыгнул с окна 850-го этажа ( да, до дна еще много).

Я сиганул в окно вслед за ним без колебания. Мы не разобьемся. Включаться реактивные минидвигатели, вшитые в наши икры и предплечья. Правда, один движок мне отстрелили, но это не критично.

Когда я полетел кубарем в воздухе, так и случилось. Из тела выдвинулись и загудели движки, выбрасывая из сопел голубое пламя, а под ногами сразу оказалась повозка с Мишаней, который мигом меня подобрал. Измаил же опускался в нижние кварталы, приземляясь плавно на ближайшую посадочную платформу.

- Быстро! За ним! – крикнул я, и мы нырнули стрелой вниз.

Мой заклятый враг, волоча Витька, бежал в нелегальный роддом. Нет, Моберги так и не научились производить живых существ. Младенцы собраны по спецзаказу из электронных отпечатков оригинальных контуров разных сфер Моберга от доноров, которые захотели завести себе дитя, следуя вшитым ментальным мотивациям оставлять потомство. Малыши в люльках никогда не вырастут. Они останутся на уровне развития трехлетних детей на всю жизнь, но некоторые пары идут на это, балуя сигналы родительского самоутверждения.

Когда я бежал между рядов люлек с малышами (полностью искусственными и неживыми в смысле человеческого самосознания), то вспомнил, как стал тем, кем стал. Это помнит каждый оригинальный Моберг, доживший до наших дней. Другим (которые стали вариациями оригиналов) достались лишь фрагменты чужих воспоминаний в виде ночных кошмаров. Хотя, разумеется, они уверены, что это их собственное прошлое. Возможно, и в меня вшита чужая память, но сильно в этом сомневаюсь. Слишком подробно я вижу ретроспективные картинки.

Это произошло 1200 лет назад. Я тогда был ребенком. Еще биочеловеком. По нашим законам переход разрешался с 18 лет, как я уже говорил. В шестнадцать тебя забирали от родителей в специальный изолированный лагерь с жилыми корпусами и школой, вдали от городов. Вокруг были леса и горы, и никто нас не навещал, хотя мы скучали по дому, по улице, по родным.

Подготовительный период нужен для того, чтобы психика не треснула от осознания того, что ты приближаешься к операции, которая, по сути, сделает тебя вечным. Если вы думаете, что принять бессмертие, как два пальца обоссать, то сильно ошибаетесь.

Вечность начинает мельтешить перед вами задолго до даты самого события перехода. У многих открываются видения будущего, кто-то проваливается в странные живые фантазии. На постоперационную адаптацию уходит еще пару лет. Нужно привыкнуть жить с бесконечностью. Вы должны до конца принять, что любое занятие, за которое бы вы взялись в прошлой жизни, будет казаться вам абсолютно бессмысленным на фоне перспективы вашего непрекращающегося существования.

Да, вы скажите, ну, и кайф, буду всю жизнь выращивать огурцы и яблони, затапливать баню и тискать грудастых крестьянок. Но через 300 лет (официальный максимум – чувак любил строить парусники и ходить на них вокруг света) все приедается окончательно. Как оказалось, самое сложное в вечной жизни – это проникать в глубинные уровни нашей психики, где зашиты самые древние мотивации – попытки узнать секрет нашего появления в мире. Я, в общем, про человека.

Мы до сих пор не понимаем, как это произошло. Первых репликантов так и не создали, а это значит, Мишаня прав: нас создал кто-то гораздо умнее и продвинутее. Мы принимали такую вероятность очень серьезно и это сводило с ума. Умереть и так и не понять, почему ты был на самом деле.

Перед операцией нас укладывали на стол из нержавейки, вокруг все сияло в белом кафеле. Доктора (живые, отказавшиеся от перехода) с фонариками на лбу успокаивали нас, потому что каждый знал, что сейчас умрет и после очнется уже в другом месте. В вену вкалывали специальный раствор, который волнами погружал в сны. Прямо живые и яркие. Ты забывал, где находился, и жил только в грезах. Это длилось в реальности пару часов, но тебе по ту сторону сознания казалось, что прошло несколько веков.

Когда ты впервые открывал глаза в теле взрослого Моберга, то чувствовал сильный укол в районе грудины. Это был искусственный сигнал пробуждения, чтобы все системы правильно включились и ты начал ощущать каждый палец на руках и ногах, и все остальное. Мне реально казалось, что я просто долго спал и вот проснулся. Я абсолютно точно помнил свою биологическую жизнь и в этом смысле связь не прервалась. И я видел, как мое тело погружали в сжигатель крематория, словно избавлялись от скорлупы извлеченного ореха. Мне сложно передать, что я чувствовал в тот момент. Что чувствует бабочка, когда видит, как сгорает ее кокон?

От автора: здесь ознакомительный фрагмент. Вы можете полностью прочитать его на Литрес. Разумеется , платно. Деньги не пожалеете.