Модник

Модник

Проснулся до рассвета — будто кто-то вмазал кулаком по рёбрам. Не боль, а эта мерзкая предутренняя тошнота. Желудок не справлялся с тем количеством алкоголя, выпитом накануне. За окном гостиницы что-то гудело. Время текло в обе стороны: стрелка часов на стене бродила туда-сюда между цифрами «IV» и «III». Потолок над кроватью пульсировал. Закутался в одеяло. Похмелье? Да хуже. Мозги вывернули наизнанку. Донёсся звук дрели, это моя карма, сосед с перфоратором и сюда добрался усиливая мой персональный ад. Или это создатель сверлит дырку в небосводе, чтобы прикрутить ещё одну звезду? Тогда почему через мой мозг? Гул за окном нарастал. Часы на стене резко дёрнулись вперёд — стрелка впилась в цифру «V». Бог наконец досверлил небо и сквозь технологическое отверстие прорвался рёв другой вселенной. Сука! Рука машинально скользнула под подушку. Пусто.

Стволы нам предложили сразу по приезду в Дамаск. От миномётного огня не спасёт конечно, но хоть какое-то, пусть и ложное чувство безопасности, греет душу. Коллега сказал, что он настоящий журналист и не возьмёт в руки оружие. Я ответил, что мне насрать, жизнь одна и забрал обе волыны. Не хотелось разделить участь японского корреспондента, которого накануне казнили боевики. Им нет никакого дела до третьей женевской конвенции и международного гуманитарного права.

Пистолеты. Вот же они, на тумбочке. Два блестящих уродца, будто из клипа рэпера подростка. Как по мне, они выглядели откровенно бабскими. Любят на востоке всё блестящее. Даже мебель в отеле вся инкрустирована перламутром. Первый ствол — восьмизарядный Smith & Wesson® 627*. Известная и надёжная машинка. А второй- «ЛедиСмит*» с пятью патронами, вообще похож на секс-игрушку для домохозяек. Запасных «семечек» не дали. Всего 13 «маслят», моё любимое число. На всякий случай. Вообще чёртова дюжина преследует меня с рождения. Бабушка родилась в 1913 году, я-13 числа. В здании 13 этажей. Летел я сюда на 13-м ряду. самолёта. Да уж, патронов в пистолетиках точно хватит, чтобы разозлить толпу отморозков с автомататиками.

На самом деле оружие не потребовалось в первый день. Мы успешно сгоняли на освобождённую территорию где я в белых кроссовках разгуливал по красным пятнам, оставшимся от убранных тел. Почему в белых? Так других не было. В командировку вообще случайно уехал. Коллега заболел, пришлось подменить. На телевидении вообще всё срочно! Инфоповод есть? Значит прозвучит команда-фас!

Охраняли нас конкретно. Покурив на балконе, насчитал с десяток точек на крышах в видимой части квартала. Внизу в машине сидела местная охрана. Тоже на всякий случай. Один зевнул так, что хруст челюсти я услышал с третьего этажа. АК-47 у них на коленях — старше меня, поди.

Разумеется мы отметили приезд. Немного переборщили. Особенно я. В дютике купили ящик Ballantine's с подозрительной синей этикеткой, и уговорили его под арабский плов и прочие закуски обильно сдобренные лимоном. Арабы- эстеты пили вискарь с адреналином вместо колы, а мы как получится.

Пьяный полевой врач с каким-то непроизносимым именем чего-то там Абу Зеид», мне на листочке писал между тарелками: Syria-Rysia и поднимал два кулака вверх, мол в названиях наших стран даже буквы одинаковые, вместе мы сила. Переводчик к тому времени ушёл спать, но мы как‑то понимали друг друга. Ну и напонимались до скотского состояния. Результат — сушняк, и жуткое похмелье.

Гул постепенно нарастал и поднимался от земли в небо, будто гигантский холодильник за стеной взвыл. Или землетрясение. Или танки. Мне казалось, что у древнего базара Сук Аль-Хамидия ходят толпы зомби и бормочут, бормочут… Мозг перебрал доступные аналогии. Лежу под одеялом с двумя стволами и трясусь от страха. Я подобное только в детстве испытывал при просмотре ужастиков. На экране ещё ничего не произошло, а уже страшно. Так и тут. Неизвестный шёпот за окном нарастал. Начиналась паника.

Я малодушно вспомнил всех богов. Сначала пришли в голову какие-то разрекламированные в тысячах фильмах слова из Отче наш. Потом вспомнил, что я не крещёный. Мозг продолжал цепляться за понятные аксиомы. Из памяти выплыл авестийский гимн и славословие Перуна со Сварогом. Потом вспомнил Махамритюжную мантру, которая просто обязана победить смерть. В тот момент я готов был молиться любому богу, кто спасёт меня от панической атаки. Потом осознал, что в моём кровяном коктейле есть гены греков и угрофинов, но никаких молитв Зевсу и Инешкипазу не знаю. Память подкинула флешбэк, что в пьяном угаре кричал Хвала Дионису, и всуе упоминал Святого Дунстана. Стоп, если боги допустили зомби-апокалипсис, то можно уже не молиться. Моё состояние было похоже на белую горячку, но если я понимаю про «белочку», то это явно не она. За окном что-то вспыхнуло и на обоях отразилась тень головы Анубиса в обрамлении смятых сигаретных пачек. Нужно остановить поток мыслей. Не думать. О боги, как меня мутит.

Вроде светает. Мне не хватает воздуха. Я одевался, как на расстрел: каждое движение — через боль. Несколько раз чуть не блеванул. Нечем было уже. Мандраж не проходил. Похмелье висело на плечах гирей. Бог продолжал сверлить небо. Я с блестящими гламурными волынами наперевес, блин только стразиков не хватает, вышел на балкон по соседству с моей комнатой. В лицо дыхнуло порохом, мёдом и специями с рынка. Ужасный букет.

На балконе сидели трезвый доктор и один из охранников. Они курили кальян. Абу-Зеид выглядел будто, познал Дао и Дзен. Наконец я нашёл своего Будду. А нимб где? Странно, нимба нет. На инкрустированном перламутром маленьком столике стоял кофейник и чашки.

Я и раньше замечал, что медики очень натренированные люди не смотря на национальность. Наверное в медицинских университетах есть специальный курс, типа как перепить толпу журналистов и остаться в здравом рассудке.

Я прислонился к стене, стараясь не смотреть вниз — там, в переулке, маршировали тени по своим естественным надобностям. Доктор повернул голову:

— Зачем тебе пистолет?

Он сделал затяжку и выдохнул кольцо дыма, которое свернулось в восьмёрку.

Абу-Зеид кивнул на соседнее кресло. Гул нарастал. Что‑то знакомое было в звуке, аааннн… Вижу как струйка нефти наливается в чашку. Я сунул один пистолет подмышку, выпил залпом — горечь обожгла горло. Доктор опять спросил меня про оружие, показав мундштуком на бабскую волыну, которую я продолжал сжимать в руке. Зачем мне ствол? Я покрутил пистолетиком вокруг и хотел ответить что-то о боевиках, о японце, о том, как страшно, когда гудит небо... Но вместо этого просто плюхнулся в кресло, убрал один пистолет за пояс а «ЛедиСмит» в карман.

Абу-Зеид усмехнулся, будто прочитал мои мысли:

— Это не кофе. Это экстракт ночи. Пей медленнее, и увидишь, как рассвет разбивается о минареты.

— Вы же вчера не знали русский язык?

— Выучил за ночь. — Доктор спрятал улыбку в дыме. — Думаешь, боевики убивают людей? — Он улыбнулся. — Они убивают время.

Охранник что-то сказал доктору и усмехнулся. Я вопросительно посмотрел на него.

— Он говорит что ты модник. — Перевёл доктор.

— Я? В смысле? — от моего мозга пока даже смысл слов частично ускользал.

— У тебя говорить кроссовки от Лабутена, которые с красной подошвой.

Я не знал кто такой Лабутен и почему у него красная подошва. Мне не было смешно. Меня просто мутило.

Я взял сигарету, щёлкнул «кадахой» — зажигалкой, искра высекла крошечный взрыв. Затянулся.

В этот момент над мечетью Омейядов показалось солнце.

И тогда...

Гул. Тот самый гул, что преследовал меня, вдруг разорвался на миллион голосов. На минаретах квартальных мечетей будто прибавили громкость. Со всех сторон света пронеслось ааааннн... Звук ударил в грудь и прошёл сквозь рёбра. Обертоны лидийского лада отразились от стен Дамаска — от каменных лабиринтов Сук аль-Хамидия, от саркофага Саладина. Звук достиг крещендо и обрёл смысл. Протяжное Аллааааху Акбар проникло в мозг.

Ашхаду эллэээ илэхэ иллэ-л-Лах …

Это всего лишь муэдзины всех мечетей в округе призывают на молитву. О боги! Как же это…прекрасно… трансцендентально...Нет, эти слова не отражают всей степени переживания. В мире ещё не придумали нужные понятия для описания. И не придумают никогда. Зумеры не понимая масштаба истины скажут «дзен поймал», будто это мем, а не дыра в реальности. Буддисты назовут это состояние — сатори — но и это лишь ярлык, попытка упаковать смысл до поста в сети.

Я стоял, сжимая потухшую сигарету, и понимал, что всё это бессмысленно. Бессмысленны пистолеты, палёный Ballantine’s* с синей этикеткой и страх смерти.

— Ещё кофе? — спросил доктор?

Я кивнул. Кофе, непременно, сорта Syrian Crude* с кордамоном*. Можно сразу целый баррель. И сигарету, и опохмелиться не мешало бы. Потому что даже прозрение не отменяет реальности. Даже сатори не лечит абстинентный синдром.

Сирия. Дамаск. 2015 г. Раннее утро.

* Smith & Wesson® Performance Center Model 627.

* ЛедиСмит- Smith & Wesson’s Model 642 LadySmith

* Ballantine’s элитный виски. Его не бывает с синей этикеткой.

* Syrian Crude тяжёлый сорт нефти с высоким содержанием серы, который используется для переработки в тяжёлые нефтехимические продукты.

* Кордамон- специя, в Сирии его часто добавляют в кофе.