Моё Море

Агате было пять.

Крик чаек и тихий бесконечный шум воды. Агата очень рано поняла, что море никогда не молчит. Живое, оно дышало, шелестело и нашептывало ей свои секреты, пока девочка сидела и копошилась в белоснежном песке, а ленивые волны облизывали ей стопы прохладной водой.

Ветер порывом сорвал с ее волос соломенную шляпку и унёс тогда в море. И Агата плакала. Плакала. Плакала.

Она очень любила эту шляпку, первый подарок из тонких загорелых рук бабушки, с которой она только-только познакомилась и сразу поняла, что этот человек, теплый, мягкий, пахнущий какими-то фруктами, ей очень нравится.

И вот шляпка лежит на бирюзовой воде и отдаляется в такое же бесконечное бирюзовое небо и Агата плачет, потому что не умеет плавать.

И так больно ей было в тот момент, так невыносимо, нестерпимо грустно и безысходно…

Агата стояла, закрыв глаза кулачками. Она даже не пыталась вытирать стекавшие по белоснужной коже слёзы. Она не хотела видеть, как от нее уплывает счастье.

Агату нежно коснулась тень и девочка открыла глаза. Перед ней стоял парень. Тогда ей казалось, что это взрослый дядя, но нет, это был парень с зелеными глазами и замкнутой улыбкой на лице. С его слегка вьющихся волос капала девочке на лоб солёная вода. Он сел перед ней на корточки, шмыгнул носом и протянул невридимую шляпку.

— Шпашиба, — пробормотала Агата, но не протянула руки. Потому что никогда ничего нельзя брать у незнакомцев. Она неуверено поджала пальцы на ногах, закапывая их в тёплый песок.

— Ты похожа на морскую пену, — улыбнулся ей парень. Он провёл по ее белоснежным кудрям влажной ладонью, нахлобчил шляпку, встал, разбежался и нырнул в волны. Исчез, словно его и не было.

Агате было десять.

Она сидела на берегу, бултыхая ногами в набегающих волнах. Юбка ее тонкого летнего платья промокла, но было слишком жарко, чтобы заботиться о таких мелочах, но свои босоножки она всё равно забросила подальше за спину. На коленях у нее покоилась тарелка с ледяным арбузом и Агата время от времени лениво закидывала кусочек себе в рот.

Только здесь она могла не спать до заката и просыпаться с восходом. Завтракать, обедать и ужинать фруктами. Весь день лежать на песке и слушать чаек, переворачивая странички романов, найденных в бабушкиной библиотеке. Целый день без перерыва играть в мяч с ребятами, с которыми каждое лето знакомилась заново, но она ждала встречи с ними, а они ждали ее.

Ее друзья шумели чуть поодаль, играя и перекрикиваясь. Где-то там же лежали ее ведёрки и лопатки. Агате было стыдно признаваться в школе, что она до сих пор строила песочные замки и украшала их ракушками, камешками и мутными округлыми стёклышками. Но каждое лето они строили целые города, и раз за разом наблюдали, как их смывает всепоглощающее море.

— Ну что, ты научилась плавать? — спросил ее парень с зелеными глазами, усаживаясь рядом.

Агата вздрогнула, но потом подумала, что, наверное, это чей-то старший брат. Когда садилось солнце, взрослые часто отправляли кого-нибудь присмотреть за детьми на пляже.

— Нет, — наконец вздохнула она и протянула ему тарелку с арбузом. — Будешь?

— Это мне?

— Ага.

— Ого. Давно мне никто ничего не предлага… — усмехнулся сам себе парень. Он подцепил кусочек и с наслаждением съел его.

— Как тебя зовут?

— Действительно… — парень поднял лицо к красному небу и задумался.

— Ты что, не знаешь как тебя зовут? — удивилась Агата и даже рассмеялась. Ну потому что кто может не знать своего имени.

— Денис. Да. Меня зовут Ден.

— А меня Агата.

— Хорошо, — кивнул Ден. — Спасибо, — он кивком указал на тарелку. — Не болтай с незнакомцами, — улыбнулся парень и… исчез в парных морских волнах.

Агате было пятнадцать.

Ей было уже умеренно скучно болтать с сильно постаревшей бабушкой, к которой она приезжала каждое лето вот уже десять лет. Но любовь всегда была сильнее и Агата всё так же сидела на кухне, щурясь от солнца за белоснежным столом, пила крепкий кофе и ждала бабушкиных блинчиков, рассказывая ей, как прошёл последний год.

Она увлеклась биологией. Поругалась с одной подружкой и подружилась с другой. А сосед по парте просто невыносим и, словно детсадовец, дёргал ее за хвост и она подумывала не обстричь ли ей волосы в какую-нибудь модную стрижку и, может, выкрасить в синий.

Бабушка только качала головой, наслаждаясь обществом внучки. Она купила себе современный телефон и научилась звонить по видеосвязи, но больше она любила получать фото от внучки и в ответ присылать ей кадры цветущих горшков и нежащейся на солнце кошки.

— Бабуль, я на пляж! — сообщила Агата, проходя мимо и целуя бабушку в морщинистую щеку.

— Не перегрейся и не забывай пить воду! — крикнула в ответ старая женщина в удаляющуюся спину.

Агата листала глянцевый журнал, который купила в ближайшем ларьке вместе с бутылкой лимонада и с пугающей регулярностью заглядывала в телефон, где с радостной улыбкой принималась строчить сообщения и отсылать фотки моря в общий чат.

Агата робко вошла в тёплую морскую воду и окунулась, слегка присев, раз, другой. Она поводила руками, рассматривая, как искажается цвет кожи, как пальцы становятся полупрозрачными и длинными. Море всегда завораживало ее, но Агата никогда не могла отойти от берега дальше чем на двадцать-тридцать шагов, так и не научившись плавать.

— Привет, Агата, — шепнуло ей море.

Агата крутанулась на месте. Безграничное море сливается с небом. С другой стороны белоснежный песок и каменные ступени, уходящие в дюну, где на вершине едва виднеется белый домик бабушки. И никого. Еще слишком рано, чтобы проснулись и выползли из убежищ туристы. Слишком рано, чтобы про нее вспомнили здешнине друзья. Слишком рано.

Агата услышала отадлёный всплеск и снова крутанулась в воде вокруг себя. Вдалеке из воды взметнулся струёй света и радости дельфин. Агата проводила его восхищенным взглядом, но когда он исчез в волнах, она бастро зачерпнула воды и приложила влажную ладонь к горячей макушке. Видимо перегрелась. И прислышится же такое…

Агате двадцать.

И ей всё это приснилось.

Она лежала под тонкой льняной простынёй и смотрела в потолок. Её окутывала ночная тьма, полная летней прохлады, стрекота насекомых, криков чаек и шепота волн.

По ее щекам снова текли слёзы.

Теперь она была в этом доме одна.