Моё отражение

1

По лбу проводят чем-то пряным, пахучим, пальцы проводившего остаются красными. Он изобразил на моем лбу какой-то причудливый знак. На входе, вероятно, был он же. Он изображал пламя свечи, как я потом узнал. Это самое начало церемонии. Представляю, что будет происходить только в общих чертах. Сейчас мне предстоит обряд очищения. Мы в небольшом деревянном здании, изнутри оно скорее ритуальное чем жилое. Деревянный пол, деревянные стены, освещение тусклое. Возможно свечи, я не успеваю понять. Меня ведут к центру комнаты, там в полу большое отверстие, там вырыта неглубокая могила. Меньше метра. Со дна можно почти дотянуться рукой до поверхности. Это для меня.

На лицо надевают специальную маску. Через неё я буду дышать. Шланг от маски тянется на поверхность. Меня закапывают. Земля мягкая но, холодная, она лезет в уши, обволакивает всё тело. Страшновато. Особенно когда закапывают, и первые секунды в темноте. Ещё страшнее, что ничего не слышно.

Меня откопают, я это точно знаю. Мне обещали. Когда буду готов.

Кто обещал? Зачем всё это? Вопросы интересные, но мне не до них. Не могу пошевелиться. Дышать тяжело. Нужно успокоиться. Глаза закрыть, от них сейчас никакой пользы. Вдыхаю и выдыхаю с усилием. Медленное дыхание. Это даже полезно, должно успокаивать. Лежать так вроде бы час или полчаса. Ерудна, одна серия сериала. Что такое одна серия? Её даже не замечаешь. Нарезал бутерброды, бросил лёд в лимонад, и нужно включать следующую. Ну если бутерброды приличные, с соусом там, с тостами жаренными.

Да, так полегче. На еду всегда можно отвлечься. Всё же, если отмотать время назад, я бы не поехал сюда с Марком. Безумие какое-то. Я ему верю. Но это безумие. Даже если на меня после этого будут иначе смотреть… Всё ещё кажется, что это какой-то розыгрыш. Там в углу, пока меня не закапывали, среди людей в капюшонах я, кажется, увидел Сашу. Ту самую, с сиреневыми волосами. Стояла она рядом с Марком. Что она здесь делает? Может я сплю? Нет, здесь слишком тесно и холодно для сна. Свою постель я всегда обустраивал в тепле и комфорте.

Конечно, тогда это был не сон. Однако в своих снах сейчас я часто возвращаюсь к тому моменту. Он был из тех, которые называют переломными. Как будто до этого я плавал в безвременье, а потом меня выловили, с самого дна. Теперь я на большом корабле, у меня там своё место. Не самый верх, но и не самый низ, занятие достойное. И всё в общем хорошо. Матросы одеты с иголочки, все вежливы и заняты своим делом. Старик-капитан в минуты отдыха разрешает обращаться к себе без чинов, по отчеству. Меня называет ласково Славочкой. Но всё же не покидает ощущение, что этот корабль пиратский.

2

Не так давно меня откопали, я прошёл инициацию. До сих пор не могу понять тот ли я человек, которым был раньше. Сейчас еду опираясь головой на окно автобуса, вижу краем глаза, какие-то контуры. Там моё лицо или нет? Я точно не понимаю.

Помню, у меня был такой момент осознания. Как-то раз пришёл домой дождливым осенним вечером, посмотрел из окна тёплой кухни в холод и темноту. В окне виделось моë отражение. Я был в белом.

Тогда случилось прозрение. Я живу, меняюсь, возникают какие-то новые роли, новые люди и места. Вроде нынешний я - это и не я вовсе. Сначала такой, потом другой, даже внешне разница очень большая, но где-то внутри там всё та же суть.

Ну скажем, я с детства боялся собак, а сейчас я, вроде как, бывалый собачник, в одной руке поводок, а в другой пакет с дерьмом. А внутри-то у меня то же самое, что и раньше. Как будто и не важно, что в руках.

Не самое оригинальное прозрение, всё же тогда в 18 лет, мне важно было понять, что я не меняюсь где-то там в глубине.

Самая заря жизни кажется пиком зрелости. Радуясь какой ты, чего достиг, как много познал, на деле ты румяный мальчик, пустивший соплю из носа. Вспоминать своë тогдашнее самомнение стыдно. И своë нынешнее мне будет стыдно вспоминать, не сомневаюсь.

Ещё о юности. Одно время была фантазия: отстреливать прохожих из винтовки с оптическим прицелом. По-простому так, открываем окошко, винтовку на подоконник. Ну заметьте же меня кто-нибудь! Помню как рассказывал об этом Марку, он смотрел иронически. Ну вот, вспоминаю и снова чувствую себя дураком.

Не хватит ли? Я запутался. Пора бы притормозить и сходить в шаурмячную за лимонадом. Просто потому что “почему бы и нет?”. Спускается в летних шортах, чувствуем тёплый ночной ветерок. Никакой вам прохлады. Душнейшее лето, уральские субтропики. Не то идëм, не то плывëм. Мимо “Мелодии”. Это рюмочная для молодых продвинутых. Там подают наливки и крафтовое пиво. Гадкое же местечко, когда трезвый. Гогочут молодые, да юные у входа. Целая толпа. Проскальзываем мимо качающихся тел, в глаза не смотрим. Не от страха, нет. Просто нечего ловить в этих мутных зрачках. Дальше по дороге почти ничего, бетонные, да кирпичные стены, пустынно даже по контрасту. Прочие заведения ночью не работают. Квартал, потом другой, поворот. Проходим дом Метенкова. Культурные люди, знаем. А вот и заветный ларëк с лимонадом в стеклянных бутылках. Из стекла вкуснее. К чëрту вашу шавуху, дайте лимонада. Мы не ломаем никому стереотипы, просто нынче жарко.

Выпиваем по дороге домой. Простой маршрут. Да, мы опять прошлись по воспоминаниям. О, это чистое безвременье.

А что делать? Я там же где и был. Автобус, шум двигателя, беспроглядная ночь, без единой лампочки. В этой остановившейся сцене новых событий не происходит. Эта сцена тоже воспоминание, в котором есть вероятность застрять навсегда. Рассказывать же где я сейчас физически, слишком скучно. Потяну интригу. Живых сцен пока не хочется, хочется размышлять.

3

Пёс облаивает ворону, с рычанием, со вздыбленной холкой, со всей своей собачьей яростью. Ворона стоит на земле без движения, смотрит в одну точку сантиметрах в 15 от собачьей пасти. Наверное, ослабь я поводок и ей конец. Дело происходит в парке, птица живая. А я потрясён её выдержкой. Смогу ли я когда-нибудь стать таким же самоотверженно-спокойным?

Помню от того разговора с Марком стало не по себе. Сижу, смотрю в пустоту, дёргается глаз. Хотя что он такого сказал? Он открыл мне дорогу туда, где у меня может быть будущее. Объяснял, как по этой дороге идти. Объяснял, правда, путанно, чем только сильнее сбивал с толку.

Марк и на новую работу меня привёл. Место из тех, куда не берут по объявлению. Казалось бы чего проще, конторка клепает ПО для госструктур и крупного бизнеса (и кто бы ещё отличил одно от другого). 20 лет на рынке, 7 лет на налоговом учёте. Всё довольно обыденно, да так эти ребята забронзовели, что устраивают собеседования в пять этапов, срезая на втором опытных спецов, и доводя до исступления тех, кто дожил до третьего. Программисты там пишут диктанты по русскому языку, а продаваны решают простенькие задачи на знание кода. Это объяснил Марк. Да, собственно, об этом пишут и неудачливые соискатели в интернете. Секрета тут, в общем, нет. Но Марк пояснил, что организации нужны не специалисты. Ну, скажем, не просто специалисты. Нужны свои люди. И я, как друг Марка, для них могу быть своим.

Своим простым клерком на скромном окладе. Марк считал, что для его друга этого мало, его друг может стать частью чего-то большего. А тут, конечно, нужны связи. Впрочем нет, не связи. Братство. Тот странный обряд с закапавынием сделал меня одним из братьев. Самым младшим. За пару лет я - единственный новичок. Незавидное положение. С другой стороны, остальные-то люди даже не младшие братья, а так - обыватели.

Нет, люди из братства не владеют той IT-компанией, в которой обосновалась большая часть братьев. Руководитель отдела кадров, технический директор, разработчик, пара менеджеров (я второй) - этого недостаточно, чтобы владеть компанией. Трудно сказать владеет ли братство хоть чем-то, трудно сказать какие у них, а теперь и у нас, цели. Просто каждый на своём месте исполняет какую-то роль… На общее благо всех братьев. Здесь обычно очень конкретный и деловой Марк перешёл на туманные формулировки. Разглагольствовал о предельном доверии, о понятии “брат” и “братья”, выдавал что-то покровительственно-патетическое. Раньше я за ним такого не замечал. Я - теперь младший из братьев, а он что-то вроде наставника. Видимо, так положено. А были однокурсниками. Даже не особо общались. Так пара весёлых тусовок за оперным. Сошлись уже тут, в большом мире трудовых будней и поиска места под солнцем. Крутились примерно в одной сфере. Про SMM говорить стыдно, но что было, то было. В общем имелась общая тема для общения, более менее общее прошлое и взгляды на жизнь. Ну а какие взгляды на жизнь могут быть у молодых людей, получивших гуманитарное образование? Примерно такие и были. Сейчас же вот у нас что.

Карьера Марка нельзя даже сказать, что в какой-то момент пошла резко вверх. Скорее она пошла в сторону. Каким-то образом он оказался в госструктурах. Вначале крутился где-то около, потом попал в самое сердце. Не успел я моргнуть глазом, как человек напевавший про то, как убил в себе государство, рассуждает о классных чинах. И да, в наше время такие имеются. Титулярных советников нынче нет, зато есть, например, референты муниципальной службы. Да много кто есть. Здесь за мыслью Марка я следить даже не пытался. О братстве он тогда ещё не говорил, но оно, кажется, подразумевалось. Он упоминал каких-то “серьезных людей”, “знающих людей”, что-то статусно-таинственное. Я только посмеивался, плыл по течению, подсчитывал конверсии. Всегда казалось, что ещё не время, вот-вот я совершу какой-то скачок.

Именно тогда от какой-то общей скуки и безуспешного поиска себя я и решил завести собаку. После недолгих поисков нашел беспородного, но симпатичного молодого пса с небольшими, но заметными проблемами в поведении. Мой всего гавкал на всё и вся, тянул поводок, да гонялся за птицами, чем и обеспечивал мой досуг и нехватку впечатлений. Как я скучаю сейчас по той мучившей меня рутине.

А на счет моего скачка в карьере вышло же почему-то так, что я грохнулся в лужу. Банкротство жирненького работодателя, не утруждавшего себя излишним контролем за работой сотрудников меня подкосило. Рынок труда бывает жестоким к подобным мне опытным специалистам по интернет-мути. Ситуация сложилась как в том анекдоте: “Правды нет, есть Труд за 2 копейки”.

Вот здесь и помог Марк, успешный и обновлённый.

4

Как сейчас помню тот день, когда пришло спасительное смс-уведомление о том, что мне следует явиться в офис для подписания договора. Рыбные консервы намазывались на хлеб, пропитывая его маслом, как я пропитывался корпоративной культурой. Без стажировки, без уведомлений и без тестового задания. Помощник менеджера по работе с клиентами, через полгода менеждер. Без белого воротничка, но во вполне типичном для голливудского кино опенспейсе началась моя новая жизнь. Вход и выход по карточкам и низкий поклон до земли за отсутствие дресс-кода.

Тогда я не знал о братстве. Моё принятие туда Марк только начал планировать.

Признаться, я бы про офисное существование сейчас и не вспоминал, если бы не Саша. Впервые я увидел её фиолетовые волосы именно там. Она туда пришла как представитель клиента. Сидела в переговорке за стеклом. Мой стол был как раз напротив переговорки. Даром, что вся моя работа с клиентами была онлайн и это помещение мне было без надобности. Кажется Саша разглядывала меня от скуки. Довольно нагло, я бы сказал. Я сидел боком к ней, чувствовал взгляд и старался смотреть в монитор хотя бы минимально осмысленным взглядом.

Совсем неопытным в общении с женщинами меня не назвать, даже напротив, сам я казался себе вполне успешным в этом деле. Однако некоторая застенчивость мне всегда была свойственна. Знаю даже дам, которым такое нравится. Пожалуй, что и Саша из таких. Кажется, её не по годам уверенные жесты и манера говорить смущали и нашего директора. Я всё-таки в ту сторону немного поглядывал. Кого же она представляла? Какой-то очередной НефтьГазУАЗ, вероятно. До сих пор точно не знаю. А казалось, что королевство эльфов. Тонкие черты, фиолетовые волосы, губы в цвет волосам.

Мы познакомились позже, у Марка на каком-то его личном празднестве. Вроде тоже ерунда, сказали друг другу пару слов, больше она мне. Что меня тогда впечатлило и вселило некоторые надежды. Ох, не на то стоило надеяться.

5

Утреннюю прогулку с собакой всегда можно совместить с пробежкой. Хвостатые дисциплинируют. Это не то животное, которое позволит сидеть дома. А ещё он привлекает людей. И часто не тех людей, с которыми хочется общаться.

- Хорошая собачка, молоденькая, да, - говорит пожилая женщина слегка дребезжащим голосом. Она улыбается, я улыбаюсь в ответ, - Ты-то дурачок, куда лезешь? Сгоришь ведь, уже полыхаешь, - продолжает она, моя улыбка сменяется недоумением, почти испугом. Пёс, рычит, поджимает хвост. Увожу его подальше. Вознесенский парк не такой большой, не хотелось бы натолкнуться на неё ещё раз.

Я всегда побаивался сумасшедших. Не понимаю, как с ними говорить, что они сделают в следующий момент времени. С ними даже не за жизнь свою боишься, а как-то вообще. Может за собственный рассудок?

Это произошло на утро после того, как я увидел Марка с тем странным человеком.

Я опять гулял с собакой, попутно проветривая отсиженный в офисе зад. Так нормально, так по-обывательски оправдано. В ту секунду я почти гордился собой. Вечер был поздний. Темно. На улице почти никого, это конец апреля, прохладно, пасмурно, ветер продувает до костей. Мало желающих прогуляться или посидеть в парке на скамейке. Но нам с моим тревожным псом только этого и нужно, в одиночестве спокойнее. И тут Марк. Он идёт с каким-то амбалом в черной кожанной куртке. Я иду к нему поздороваться, похвастаться своим питомцем, каким он стал воспитанным, рассказать о премии, о том насколько иначе ко мне стали относиться после инициации. Почти бегу, окликаю Марка. Он поворачивается. Ничего не говорит. Его лицо непроницаемо. Легко читаю на этом лице сообщение: “Иди своей дорогой”.

Стою в растерянности. Видимо, поэтому поворачивается в мою сторону и амбал. Его взгляд почти отбрасываем меня в сторону. Этот покатый лоб, эти надбровные дуги, слегка припорошенные редкими черными бровями. Он молчит, не делает ничего агрессивного, но в его глазах как будто застыла агрессия. Что-то нечеловеческое, возможно неандертальское, я там прочитал. Да, это могла быть игра света и тени, вечер, освещение плохое. Но я знаю, что мне не показалось. Я отхожу с псом подальше в смущении. А Марк и его спутник садятся в большой черный внедорожник и уезжают.

Позже я пытался поговорить с Марком о том случае, на что он реагировал всё тем же непроницаемым лицом, а затем менял тему. Я понимал, что это были дела братства до которых я ещё не дорос. Само наличие таких секретов меня не удивляло. Но уж больно жутким был тот верзила, больно странным был Марк.

От того и утренний эпизод, он совсем выбил меня из колеи. Та сумасшедшая, что она хотела сказать? Мне тогда тоже показалось, что я горю.

6

Я решаюсь на нечто странное. Раз уж Марк не хочет говорить, я за ним прослежу. Прихожу к этой мысли по наитию. Долго уговаривал Марка встретиться в этот день. Он отказывался, ссылался на занятость. Вроде бы нормальная ситуация, но что-то тут было настораживающее. Решаю за ним проследить. Вечером пятницы ухожу с работы пораньше. Я примерно знаю какой дорогой ходит Марк. Беру самокат, двигаюсь на большом удалении. Какой стыд, я на самокате. Чем я занят?

Тем не менее Марк идёт не к себе домой. Я теряю его из виду, потом снова нахожу. Он идёт не скрываясь. Скрываться нужно мне, отсюда и трудности.

Он заходит в старое здание. Старинное точнее. Снизу кирпич, сверху дерево. Какой-то богатый человек с хорошим вкусом жил там в позапрошлом столетии. Здание не заброшенное, даже вполне ухоженное, Марк позвонил в звонок, ему открыли. Я вижу, что там горит свет в одном из окон. Возможно, удастся подобраться туда, и посмотреть, что происходит внутри. Нелепо крадусь к окну, сам это понимаю. Мимо проходят люди, дети и взрослые, им весело, рядом зоопарк, видимо, идут оттуда. Мне кажется, они на меня смотрят. Чувствую дрожь в коленях, мне стало жарко. Как глупо получается. В окне пустой кабинет, что-то стандартное офисное. В старом доме, конечно же, какая-то контора. Может Марк вообще пришел сюда по каким-то рабочим делам?

Братство, по крайней мере для посвящений, собиралось за городом. С чего я вообще решил…

Меня хватают за плечо. Толстые, грубые пальцы. Я уже понимаю кто это, хоть и не хочу верить. Смотрю в его сторону, вижу того самого амбала. “За мной иди”, - говорит он своим немного грубоватым выговором, и тащит к той самой двери, в которую недавно зашёл Марк. Ни то чтобы я сопротивляюсь, скорее я в ступоре. Не понимаю, что сейчас будет происходить, боюсь и не знаю чего именно.

Да, все здесь. Здесь те, кто принимал меня в братство. Заглядываю им в глаза и не понимаю чего мне ждать. Вижу, они знают что будет, но не скажут мне ничего. Среди лиц и Марк с его обрамляющей губы черной бородкой. Только сейчас осознаю как неестественно она смотрится. А следом я понимаю как неуместны подобные мысли сейчас.

– Славочка, я в тебе не сомневалась, - слышу я голос Саши, - Марк всё нервничал, поймёшь ты или нет, придешь или не придешь. А я с первого взгляда всё поняла. Именно ты нам и нужен.

Горло сжимается, я не могу говорить, но то, что я хочу спросить Саша легко читает на моём лице.

– Ты пришел сюда сам, ты доказал, что готов к настоящей жертве, - объясняет она.

У братства нет и никогда не было никаких младших братьев. У них есть телята на убой. Которых приносят в жертву. Это жертва братства. Жертва своей богине. И богиня не на небе, не на каком-нибудь алтаре. Это Саша - вполне живая девушка, но с магнетическим обаянием.

Они слушались её, они все. И Марк. Он стоял неподвижно, и смотрел на неё заворожённо пока она объясняла про жертву, про то, что братья должны познать истинную смерть, дойти до предела и устремиться дальше. Именно этот заворожённый Марк привел меня сюда. Привёл, чтобы заслужить благодарность Саши. Так это объясняет Саша, все прочие тоже смотрят на неё так же как Марк.

Что значит эта “благодарность“? Чем они заняты? Я смотрел на них как на тайное общество, почти как на сильных мира сего. Саша целует Марка, обхватив его лицо руками. Прочие братья, стоят по кругу и смотрят. Я в центре круга с этой странной парочкой. Громила позади меня, остался кем-то вроде конвоира. Руками больше не трогает, но я чувствую его взгляд, этого вполне достаточно.

– Укладывай жертву в ящик и грузи, - говорит Саша моему монстроподобному конвоиру. Ко мне она больше не обращалась.

7

Современные люди превращаются в диких охотников, не снимая офисных рубашек. И, как выясняется, я - их добыча. Нет, есть не станут, они хотят красивого, символического.

Я в деревянном ящике. Руки связали парой пластиковых стяжек, рот заткнули какой-то гадостью и завязали скотчем. Куда-то привезли, выгрузили ящик. Наверняка мы опять за городом, по дороге очень трясло.

Слышу их голоса. Марк, Саша, громила. Остальных не взяли. Они ведь жертву не привели. Саша раздаёт указания, она на взводе, почти декламирует. Из её слов я понимаю, что меня собираются сжечь. Говорит надо хорошо привязать, чтобы не побежал, не вырвался, когда подожгут. А криков никто не услышит, никто тут не живёт в округе, можно резвиться как угодно.

Вероятно, всю работу она доверит громиле, они с Марком будут зрителями. Да, он сможет, справится, по нему видно. Интересно, что он единственный кого Саша не называет по имени, вот у кого действительно с ней особые отношения. Не хочу и знать какие именно. Куда же ты лезешь, Марк? Да и остальные из семи гномов, куда вы? Вы не видите, что это за Белоснежка?

Крышка ящика открывается с противным скрипом. Яркий свет обжигает глаза. Тот же амбал посматривает ехидно, чувствую даже какую-то теплоту в его взгляде. Он занят любимым делом. Приподнимает меня за шкирку, ему не тяжело.

Вижу перед собой Марка. У него в руке зажженный факел. И он будет при деле. Не зря ли? В нём нет той уверенности.

– Ну что теперь мы оба почувствуем, что такое смерть. Только с разных сторон, - Марк говорит это и улыбается. Он смущается. Я тоже улыбаюсь смущённо, одними глазами.

Я и правда смущён. Быть жертвой тяжело и безрадостно. И лучший друг дал мне именно эту роль. Чувствую неловкость.

8

Мне снова холодно, как и тогда в неглубокой ритуальной могиле. Но мысль согреться у тёплого очага меня вовсе не прельщает. Это первобытное палеолитическое желание смотреть на огонь умерло во мне навсегда. Впрочем я и раньше был скорее человеком неолита.

Что такое, в сущности, неолит? Переход к скотоводству и земледелию. Мы больше не зависим от природы как дикие звери, мы подминаем её под себя, берём в свои руки ответственность за свою жизнь. Но главное, неолит - это железные орудия труда. И одно складное я как раз с собой прихватил.

Нож в условиях города - это дурость? Проявление кризиса среднего возраста? Да. И тем не менее я взял с собой маленький ножик, когда собрался следить за Марком. Не ахти какое оружие, но достаточное, чтобы разрезать стяжки. Кляп снимать мне без надобности. Не думаю, что у меня получится переубедить их словами.

Мои руки свободны, нет времени на сомнения. Я выхватываю факел у Марка, он его еле держит. Тычу им прямо в лицо верзиле. Пока мы с Марком общались, он успел взять в руки канистру с бензином и открутить крышку. Это получается само. Он рефлекторно подбрасывает канистру, бензин проливается на него. Великан горит. Он кричит, бьёт себя, его руки тоже загораются. Пытается побежать. Натыкается на ящик. Я обливаю его бензином целиком. Он и с ожогами представлял бы угрозу. Бью Марка пустой канистрой, он стоял как вкопанный. Марк падает на колени, закрывается руками, пытается отползти. На него проливаются остатки бензина из канистры. Факел ещё горит. Хорошую вещь они придумали. Наклоняюсь за факелом, Марк убегает.

Бежит и Саша. Они бегут к деревянному дому. Ну да, оба не умеют водить. А могли бы уехать. Тем временем, я понимаю, где мы. То самое место инициации, домик тот самый. Далековато.

Сладкая парочка заперлась в доме. Точнее запереться они не смогли, видимо, от страха. Саша держит дверь руками. Выталкиваю дверь. Эльфийская принцесса получает канистрой по голове. С неё хватит. Марк что-то кричит, кричит и тот громила как бы фоном. От того я и не понимаю, что хочет мне сказать мой друг. Я бью, его, бью долго, но, кажется, не до смерти. Выхожу из дома, подпираю дверь.

Я всё придумал. В бензобаке этого джипа (да, того давешнего, чёрного) должен быть ещё бензин, шланг где-нибудь, да найдётся. Они не должны выжить. Я или они.

Эпилог

В этой расправе не было ничего личного. Надеюсь, Марк и Саша в сознание не пришли. Громила вот был в сознании. Жуткая смерть.

Кое-как добрался до города. Телефон был в бардачке автомобиля. Единственное, что они догадались у меня отобрать. Очевидно, это было их первое ритуальное убийство. Слишком много ошибок. Поехали втроём. Саша не хотела допускать остальных до священнодействия. Напрасно. Всё братство я бы не перебил. Да мне и с этими повезло.

Домой добирался автобусом. Дошёл до остановки. Я был грязный, от меня пахло гарью, бензином. Впрочем это был последний автобус до города, темно, почти ночь. Прочие пассажиры выглядели немногим лучше меня. Думаю они сторонились только из-за резкого запаха. Форточку никто не просил закрыть. Помню, что было холодно. Опять холод.

Я вернулся домой, вышел на работу на следующий день. Мне не задавали вопросов. И братья в том числе. Один из них увидел меня и понял всё без слов. А что было говорить? Жаловаться в полицию? “Мы хотели его сжечь, а он не сгорел”? Нет, они молчали.

Вскоре я уволился. Я понимал, что я там чужой, все это чувствовали: братья, не братья.

Новой работы по специальности (не уверен до конца, что у меня была какая-то определённая специальность) я уже не нашёл. Работодатели окончательно перестали видеть во мне нужного им специалиста. Так что пришлось подтянуть свои навыки управления автомобилем. Да и не хотелось повторять ошибок Марка и Саши, умей они водить, всё обернулось совсем по-другому.

От курьерства, перешёл к грузоперевозкам. Вожу теперь новенький аккуратный микроавтобус, той же марки, что и джип, на котором везли меня тогда.

Принято считать, что у убийцы всё написано во взгляде. Он только посмотрит и холод пробирает. Его образ отталкивает, но влечет к себе одновременно. Быть может этот образ Сашу и привлекал, она хотела быть таким полубогом. Только всё это наивная литературщина. Стоя перед зеркалом, глядя в своё отражение, я вижу всё тоже мясо обтянутое кожей. Я не вижу сверхчеловека. Пожалуй, я вижу человека уставшего. Его же видят и остальные.

Однако не вижу смысла жаловаться на жизнь. По деньгам я даже выигрываю, всё не так плохо, но не покидает ощущение, что тот вечер, тот сгоревший дом на отшибе, навсегда выкинули меня из прежней жизни. Я долго не мог понять осталось ли со мной то белое отражение в окне вечерней кухни, которое я увидел тогда в юности. Пожалуй, сама юность сгорела в том доме, вылетела с предсмертными криками моих несостоявшихся убийц. А если что-то со мной и осталось, так это именно то отражение.