Молитва лжи

Первым делом Толика стошнило. Не от дороги — от того, что он увидел в окне. В далеке, сквозь обрывистые клубки тумана проступали силуэты домов. Среди них виднелся тот самый дом о котором Толик хотел бы забыть.

Автобус с последним глухим скрежетом остановился на рыхлой обочине. Двери распахнулись, впустив порыв холодного ветра, который нёс на себе колючую, морскую соль оседающую на губах горьким налётом.

Толик, шатаясь, встал с сиденья. От резкого движения в глазах помутнело. С каждым шагом в тело проникал холод доносившийся с улицы.

Толик неустойчиво ступил на улицу. Земля, мягкая и вязкая с тихим хлюпаньем прилипла к подошве. Трава, усыпанная холодной росой, тут же промочила штаны до колен вызвав дрожь в теле. Толик остановился, повернувшись он посмотрел на старый автобус стоявший на рыхлой обочине. Вот. Шанс вернуться пока не поздно. Мышцы, словно затвердели специально не давая сделать шаг назад. Единственный воздух в лёгких резал своей не выходящей изнутри теплотой.

"К черту" — сказал он про себя, заставив отвернуться.

Он зашагал по тропинке, спускаясь с крутого холма. Ремень сумки ломил правое плечо своей тяжестью, неумолимо тяня вниз, к этой солёной и сырой земле.

Шум прибоя был подавляющим, заглушая крики, будто обезумевших, круживших над скалами чаек. Рука Толика сжалась на ремне сумки, костяжки пальцев побелели, холодный ветер обжигал чувствительную кожу щёк. Толик сглотнул горький привкус подступившей слюны. Хотелось остаться здесь, скрыться, среди высокой влажной травы. Забыть обо всем. Зелень слабо цеплялась за одежду, будто предлагая ему остался.

Рука потянулась к карману куртки. Он достал телефон. Сообщений от матери не было, как и всегда. Дата последней переписки стояла две недели назад. Видимо личная жизнь матери стояла превыше всего. Увидел бы отец это, то в гробу перевернулся.

Засмотревшись на экран телефона Толик напоролся на твердый выступавший из земли камень. Кислород будто перекрыло на мгновение, а сердце заставило биться сильнее.

—Блять — сразу же слетело с губ Толика. Взгляд сразу же лёг на тёмный, покрытый грязью камень. — Ебанный камень.

Толик дошёл до окраины деревни, в тело с каждым шагом становилось тяжелее. Каждый дом он помнил наизусть, белые стены, забрызганные грязью, потрескавшаяся краска на калитке и неодобрительнные взгляды жильцов. Двери, потрепанные жизнью как и их хозяева. Ничего не изменилось. Он шёл по обочине дорожки, проходя мимо каждого участка, тело напрягалось с каждым мгновением. За окном старого дома, кружевная занавеска задернулась скрывая презрительный взгляд.

«Опять. Опять эти взгляды».— подумал Толик с усталым принятием.

Спина невольно выпрямилась под невидимым натиском чужих глаз. Он неосознанно ускорил шаг, дыхание было прерывистое, выходя клубками едва заметного пара. Взгляд метался ища то самое место где можно было спрятаться от всех. Каждый дом казался местом откуда на него смотрели, как на зверька в клетке. Пальцы судорожно подергивали ремень сумки пытаясь зациклить мысли на чем угодно лишь бы ни одна змея со своим ядом не подползла к нему.

Подняв голову, взгляд Толика быстро прошелся по шершавым стенам дома. Окна были покрыты слоем потёков и грязи. Всё осталось таким же как и в последний раз, когда Толик уехал в город. Единственное что поменялось так это усыпанная окурками трава возле дома, она стала гораздо больше. Омерзительно, но это было огромной болячкой которая выделялась среди других. Своего рода отличительная черта дома Толика, которая кричала громче всех о своих грешных хозяивах. В домах по соседству вешали кресты где угодно лишь бы показать какие они чистые и правильные. В какой дом не зайди у каждого будет две три полки наполненные иконами. Взгляд невольно перешел на дома по соседству где жила многодетная семья. В голове всплывали голоса с уроков в школе, как священник говорил, что дети это чудо которое дарует нам Бог. В качестве примера всегда приводили эту семейку. Его уголки губ приподнялись превратившись в ухмылку вспоминая такие моменты. Сорняки тоже своего рода цветы.

Просунув руку в карман куртки, Толик нащупал холодный металл ключей. Три звучных поворота, и замок не податливо щёлкнул. Рука коснулась холодной древесины двери, петли с режущим стоном открыли вход в захломленную прихожую. Перейдя через порог он прислушался. Было тихо. Значит матери и её ухажера дома не было, можно было выдохнуть с облегчением.

Толик даже не подумал снять обувь. Пол был усыпанн песком и пеплом от сигарет который прилипал к немытой поверхности. Он ногой пнул рядом стоящую бутылку, которая звонко упала, закотившись под грязный шкаф. Среди бутылок и остального мусора, в покрытых паутиной углах лежали кусочки полимерной упаковки от презервативов. Желудок сковало от режущего тошнотворного чувства. Внутри фантазия, сама по себе создавала варианты того, что здесь происходило. С усилием он вырвался из потока мыслей.

Толик старался реже вдыхать затхлый запах дома, он зашагал к ближайшему окну, резким поворотом ручки открыл его настежь. Внутрь пробрался солёный воздух выгонявший невыносимый запах из дома. Рука осталась лежать на ручке окна, но хватка на ней ослабла пока и вовсе не скользнула вниз. Толик уперевшись руками в пыльный подоконник прикрыл глаза, вдыхая решущий слизистую воздух. Холод проникал внутрь охлаждая горячую внутри плоть.

Голоса. Надоедливые женские голоса заполнили некогда комфортную тишину. Снаружи, мимо его дома с рюкзаками на плечах шла компания девчонок. Взгляд сразу же потерял свою расслабленность устремив на компанию взгляд, который так и говорил им уйти. Змеи — сразу же пришло в голову Толика. Одна из девчонок встрелась с ним взглядом, внутри все таки и кричало чтобы он отошёл от окна. Рука схватилась за пыльную штору, но он слишком резко дернул, из за чего она слетела с петель. Толик отшвырнул кусок ткани в сторону, не заботясь куда она упала. Нужно же было встретиться взглядом именно с одноклассницей? Толика и так считают чёрной овцой среди белых, так ещё распустит слухи о его возвращении. Тогда ни одна сплетня не обходилась без его упоминания.

Открыв с ноги дверь, из комнаты Толика сразу вырвался поток ещё большей пыли. Комната была переполнена картонными коробками различного хлама. То, что раньше было его местом стало лишь складом. Бросив сумку на кровать, Толик начал выгребать из комнаты коробки не заботясь о том, что в них находится. И так одна за другой полетели в коридор в разные углы. На кровати, ныне принадлежавшей Толику, лежали стопки старых махровых покрывал, среди которых уже сплелась тонкими нитями паутина. Руки схватили стопку покрывал и не задумываясь сразу вышвырнули их в коридор.

Толик подошёл к шкафу. Подняв свой взгляд, в отражении зеркала на дверце, он увидел своё отражение. Бледное лицо, а под глазами темными пятнами виднелись мешки от недосыпа. Темные, давно нерасчесанные волосы закрывали линию шрама которая сливалась с оттенком кожи у виска.

«Добро пожаловать домой, урод».

Он с силой дернул раздвижную дверцу шкафа, открыв вид на полупустые полки. Толик увидел тёмно-красную коробку из под обуви. Достав её, он слегка приоткрыл крышку под которой скрывалась стопка фотографий. Взяв её в руки, он начал просматривать каждую фотографию. Снимки были сделаны до смерти отца, а некоторые и вовсе из далекого детства. Во рту пересохло до едва терпимой степени. Улыбки и тёплые взгляды украшавшие семейные фотографии не могли не поднимать из глубин памяти далекие воспоминания. Всё, что видел Толик на пыльной бумаге было теперь слишком чуждым ему. Тёплые чувства тех времён уже стали такими же серыми как и он. Толик закинул снимки в коробку и забросил её на верхнюю полку куда подальше. Тогда жизнь казалась неизменной, никто не знал, что смерть одного человека могла так сильно перевернуть жизнь.

С грязной полки слетела небольшая фотография, она пролетела мимо Толика приземлившись на пол. Наклонившись, он поднял запачканный грязью снимок. На старой фотографии сделанной на поларойд были запечатлены два улыбающихся, до жути знакомых лица. Зрение по углам потемнело, обрезая всё лишнее заставляя смотреть на пожелтевший прямоугольник. Улыбка. Та самая улыбка, от которой раньше грудь заполняло тепло. Сейчас же она напоминала оскал животного. "Ты никому не нужен,кроме меня" — вспомнился до холодной дрожи знакомый голос. Фигуры на фото прильнули друг к другу, словно подходящие осколки стекла. Он тяжело дышал. Запах дорогих духов смешанный с слабым ароматом ладана режущий легкие. На холодной коже шеи будто прошлось чье-то тёплое дыхание. Руки сами по себе сжали фотографию. Пальцы коснулись концов бумаги и безжалостно дернули разорвав её на части. Остатки бумаги сразу полетели с темный угол шкафа, дверца закрылась звучным хлопком.

Он стоял, тяжело дыша, и смотрел на свои дрожащие руки. Уничтожить фото было легко. Сложнее было заглушить голос в голове, который шептал: "А ведь ты до сих пор помнишь его наизусть. Изгиб губ. Каждый блик в глазах.

«Ты просто порвал бумагу. Ничего не изменилось»

Толик резко отвернулся, с трудом делая каждый вдох. Тело на долгое мгновение будто ему не подчинялось, пока не сдвинулось с места подойдя к окну из которого в комнату проникал серый пейзаж. нужно было отвлечь себ чем угодно.

Среди увядших домов возвышалась церковь с белыми стенами. Большое здание возвышалось, над всем, что было в деревне. Голубой купол находился на самой верхушке. На куполе возвышался сверкающий крест – знак веры которую исповедовали в этих стенах. Толик резко задернул штору с звучным лязгом.

Воздух. Холодный режущий воздух помогал прочистить голову. Выйдя из своей комнаты, он пошел по коридору. Проходя мимо приоткрытой двери комнаты матери, в нос ударил смешанный запах сладких и незнакомых духов. Аромат был отвратительным и удушающим, словно петля затягивающаяся на шее.

Выйдя за калитку, первый же порыв ветра ударил ему холодом в лицо. В голове было будто пусто. Не поворачивая голову в сторону других домов Толик попытался расслабить плечи, но напряжение в мышцах не уходило, будто ожидая удара сзади. Тени голых деревьев ложились на дорогу, как трещины. Хруст гравия под ногами казался предательски громким. На крыльце обветренного дома с заколоченными окнами, сидевшая старуха резко отвернулась и плюнула в его сторону, когда он проходил мимо.

Подняв голову Толик посмотрел на выцветшую вывеску небольшого магазинчика, куда ходит почти вся деревня. Вздохнув, рука легла на холодную жирную ручку двери. Колокольчики на двери звонко загремели, от этого звука резало слух. В помещении стоял затхлый запах смешанный с сигаретным дымом. На полках стояли различные товары, покрытые слоем пыли и затертым сроком годности. У кассы стояли две женщины средних лет, с приходом Толика их бурный разговор сразу же затих, а взгляды оценивающе пробежались по телу парня. Толик сразу же рванул к полупустой стойке с водой, избегая взглядов. При каждом шаге разбитые квадраты плитки трескались ещё больше. Рука Толика потянулась к бутылке, пальцы дотронулись до пыльной поверхности которая лежала тонким слоем на пластике. Завернув, он подошел к стойке с сигаретами. Взгляд продавщицы покосился на него, по её гримасе было видно, что ему здесь не рады. Ища глазами нужную пачку сигарет, невольно он услышал тихие голоса.

– Грешник вернулся –сказала оперившись локтями на стойку продавщица своей подружке. – Даже не стыдиться из своей ямы вылезать.

– Что с него взять? Ни ума, ни рожи. – усмехнувшись с презрением пробормотала женщина – Ему бы к батюшке Игорю сходить.

Пальцы сжали пачку сигарет, внутри разлилось что-то слишком неприятно жгучее. Толик выпрямился, неспешным шагом он подошел к кассе. Он твердо поставил на стойку бутылку воды и пачку сигарет, из-за чего по сгнившей древесине пошла слишком громкая вибрация. Продавщица неохотно взяла сканер который красной вспышкой прошелся по штрих коду. Она взяла в руки пачку сигарет, пробив её, кассирша бросила её на стойку с пренебрежением. Толик достал из кармана несколько купюр и мелочи, точно проецируя движения продавщицы он так же кинул на поверхность деньги, несколько монет укатились упав на пол. Женщина хмуро посмотрела на парня и с проклятьями наклонилась поднимать мелочь. Толик забрав свои товары, он пинком открыл дверь выйдя на холодную улицу.

«Грешен, суки, грешен.»— мысленно прошипел он. — «А вы все тут святые, блять»

Внутри подступал новый поток стыда, который ложился внутри тяжёлым грузом. Теперь он знал наверняка, ничего не изменилось. Ничего.