Молот Перуна

Глава 1. Коваль из Ольшева

Солнечные лучи только заскользили по кронам деревьев, но Ростислав уже был на ногах — его разбудили щебет певчих птиц и крики петухов. Потянувшись, он поправил шкуры на жёстком ложе и, осторожно переступив порог, вышел на улицу. Глядя, как над Стоходом стелется туман, поднял руки к небу и, вдохнув ещё непрогретый воздух, облизал пересохшие губы.

После вечернего пира в голове Ростислава звенело, и думы казались тяжёлыми. Подойдя к бочке, коваль руками зачерпнул воду и погрузил лицо в живительную прохладу.

— Хор-р-р-ро-шо, — пророкотал он и улыбнулся утру, которое пахло росой и грибами...

Похмелье не сильно трепало душу, поэтому к работе дулеб был готов. Но перед тем как взяться за молот, он подошёл к оконцу, затянутому полупрозрачным бычьим пузырём, и прощупал раму. Убедившись в её прочности, бросил взгляд на долину и вздохнул — в воздухе витал запах дыма от очагов, который напомнил ему о скором приходе зимы.

— Спровадили Сбор, теперь можно и овин загружать, — пробасил Ростислав, вспоминая вчерашнее.

***

Солнце согревало убранные поля. В округе слышался гул голосов. С утра жители Ольшева жали злаки и травы — кто серпом, кто косой, а кто-то голыми руками... И лишь к вечеру дворы наполнились смехом, знаменуя окончание Дня Сбора Урожая.

Мужчины — крепкие, плечистые — отмахав косами, уложили пшеницу ровными рядами. Женщины ловко связали её в снопы, а дети, подобно стайке воробьёв, подобрали с земли упавшие колосья. Потом пшеницу погрузили на телеги, запряжённые волами, и свезли к амбару. И всё это время не прекращалась звонкая песнь. Она лилась из уст дулебов, восхваляя землю-матушку. А стоило красноватым солнечным лучам мазнуть по крышам, как по дворам поплыл аромат скошенной травы, смешанный с запахом свежеиспечённого хлеба.

И в этот благословенный час появились волхвы — хранители Рода. В их руках были корзины с урожаем и сосуды с напитками. Склонив головы перед идолами деревянными, они поблагодарили Перуна и Велеса за защиту и знания.

Старики на волхвов смотрели с глубоким почтением, пока дети вокруг с яблочками бегали.

Запустив руки в плетёные кузовки, хранители начали обряд. Читая молитву, они рассыпали зерно по земле. Их голоса слились воедино, и напев вышел громкий, чёткий, пронизанный высокими нотами:

«О, Род всемогущий, создатель всего сущего,
благодарим тебя за дар жизни, за тепло солнца,
за землю под ногами и небо над головой.
Спасибо тебе за предков наших, за семьи наши
и за детей наших, что продолжат род.

Перун — гроромовержец воинственный,
молим тебя о крепости духа и силе в руках.
Защити от племён северных.
Надели мужеством нас, чтобы стоять за землю свою,
за дома свои, за родных и близких своих.
И пущай стрелы наши будут меткими, мечи острыми, а щиты крепкими.

Велес мудрый, хранитель душ и покровитель знаний,
просим тебя о земле плодородной, об урожае богатом, о благополучии в домах наших.
Даруй нам мудрость в делах и проницательность взглядов.
Научи нас понимать не только язык свой, но и слышать друг друга.

И пусть знания эти освещают пути наши. Пусть скот наш плодится,
поля плодоносят, а в семьях царит достаток и мир.
Будем достойными мы предков своих, которые заветы хранили,
к свету и мудрости стремились.

Да будет так!»

Плавно чествование богов перешло к священному дубу, ветви которого напоминали руки защитников, воздетые к Солнцу, могучие, но крючковатые...

Ствол дерева был таким толстым, что обхватить его не могли все дети селения, взявшись за руки. Жителям Ольшева порой казалось, что гигант своей пышной кроной удерживает Высокую Твердь, образуя связь между небом и землёй. А потому называли дуб по-мирному, по-домашнему — Родушкой.

Рядом со священным дубом возвышались камни-межи. На их «телах» виднелись письмена. Рунической вязью опоясывали они тёмные глыбы, сдерживая духов земли. Тропинки от них вели к алтарю, выточенному из скальной плиты. На поверхности были выбиты символы: камень, земля, огонь и вода.

Волхвы принесли сюда подношение, а после молитвы обратились к природе: «Камень — твёрдость духа нашего. Земля — сила всего, что мы видим. Вода — очищение плоти живущих и нас покинувших. Огонь — просветление и обновление дарующий. Примите гостинцы и смилуйтесь. Не топите берега водицею, не раскалывайте твердь земную, не жгите поля да леса».

Во время напева речь волхвов стала медленной, а каждое слово — взвешенным. Перетекая из уст в уста, молитва звучала разными голосами.

Тембр Белослава был низким, проникал глубоко. Жители сравнивали его с рокотом горной реки. Голос Рудослава поднимался чуть выше. Он немного дрожал во время молитв, но при этом силы не терял. Мощным, подобным грому, обладал Череслав. Рубил гласом своим, как топором. У Русослава был высокий чистый звук. Иногда выдавал он трель хлёсткую, а порой похожую на клёкот хищный. Оттого и прозвали голос его «соколиным».

Подобно речам своим, волхвы и по внешности были разными:

Первым из них Белослав шёл — седовласый старик, с мудрыми голубыми глазами, прославившийся целительским даром и пониманием человеческих душ. И в качестве знака на одеждах его была вышита руна «воды».

Второго волхва Рудославом звали. Он был рыжеволосым, кареглазым, похожим на язычок пламени. Даром предвидения обладал и на одеждах своих руну «огня» носил.

Третьим по счёту был Череслав — мощный и властный, с ярко-зелёными глазами. Силой наделённый нечеловеческой — на плечах своих брёвна таскал, и что ни посеет, то всегда всходит, а после растёт, колосится, общину кормит. Оттого на теле его руна «земли» была.

Круг замыкал Русослав, обладавший искусством особенным. Понимал он речь разную: человеческую, животную, птичью. Слыхал, как кусты друг с другом переговариваются и мхи под ногами шепчутся. Оттого руну «камня» носил и помогал каждому, кто в беде оказывался.

В тёплое время года хранители собирались у Родушки, а в зимнее — возле алтаря. И стоило Белославу взять первые ноты — стихал даже ветер. Люди чувствовали себя уверенней, так, словно были под защитой самого Перуна-громовержца. А после молитв и подношений разных слушали наставления. Волхвы говорили о мире, гармонии и уважении, в которых нуждается каждый.

***

...Вот и вчерашний день не обошёлся без напевов громких, прошений всяких и праздного застолья. Такого богатого, что наутро Ростислав дух растерял и в кузню идти не хотел. Но откладывать дела он не мог — слава о таланте его ближние земли облетела, и от желающих заполучить меч, серп или топор отбоя не было.

Сколько помнил себя славянин — всё с горном работал. Пока маленький был — к отцу бегал. Когда дед состарился, его помощником стал. А после смерти их главой семьи сделался и лавку открыл, где не только оружие и орудия труда продавались, но и амулеты разные.

Перед жаром коваль не роптал. Входил в кузню смело и полной грудью вдыхал влажный прогретый воздух, оставлявший во рту привкус железа и древесного угля.

Вот и сегодня, не прибегая к опохмелу, подошёл Ростислав к горну и раздул рубиновый отблеск поленьев до трескучего пламени. Взял длинный прут, сунул его в калёную «глотку» и подождал, пока жар железо оприходует.

Прогревшись, прут стал мягче и послушнее. Ростислав, вытащив его, кинул на наковальню, взмахом рассёк воздух и обрушил часть силы на неказистое полотно. С низким звоном, похожим на гул, молот выбил из заготовки искру. Одну, вторую, третью...

От этих ударов по кузне разошлись вибрации, и горячая пыль осела на коже.

— Хо-хо, — выдохнул коваль и вытер со лба капельки пота.

Окинув бывший прут взглядом, опустил его в воду. Холодная гладь приняла заготовку с шипением. А после снова раздались глухие удары. И так продолжалось, пока пар не вытеснил из помещения горячий воздух.

Закончив работу, Ростислав выпрямился и положил клинок на низенький деревянный стол. На уставшем лице появилась улыбка.

— Этот меч пройдёт испытание временем и долго прослужит хозяину, — с гордостью произнёс дулеб и, оставшись довольным, покинул кузню.

Ростислав медленно шёл к реке. Ему нравился закат над Стоходом. И не случайно, ведь в этот час вода становилась глубокого багряно-золотистого цвета. Переливаясь оттенками красного и жёлтого, она дарила покой.

Тёплый ветер трепал мягкие кудри дулеба, навевая воспоминания.

Ростислав думал о времени, проведённом за обучением в кузне, о детстве и юношестве, прошедшим у пламени, и сердце его наполнялось тоской.

Он был дулебом ладным — крепким, сбитым, среднего роста, с большими руками. Но из-за работы своей покрылся шрамами мелкими, от времени побелевшими. Хотя стати его не убавилось: как был Ростислав первым мужиком на деревне, так им и остался. На каждое гуляние девки к костру звали, просили молот тяжёлый на время оставить.

Выйдя на берег, коваль задрал голову. Он наблюдал, как по нежно-розовому полотну медленно плывут облака и как разливается туман над рекою, укутывая увядающие камыши.

— Благодать, — прошептал Ростислав, вдохнув вечерний, напитанный прохладой воздух.

Подул ветер. Он сорвал с клёнов пёстрые листья и бросил их под ноги дулебу. Где-то вдали раздался плеск рыбы. И снова всё стихло.

«Пора домой», — подумал коваль и уж было собрался вернуться, но услышал голоса детворы. По ним Ростислав узнал Всеволода — сына ткачихи Радмилы и Яромира — отпрыска Ратибора-косца.

— Ты новость слыхал? — спрашивал рыжий с конопушками на загорелом лице.

— Нет, — ответил второй мальчик, — что-то пришлое?

— Говорят, коваль наш делает амулеты необычные. Если такой наденешь, то в бою не пропадёшь! — рассказал Всеволод.

— Брешешь! — не поверил ему Яромир. — Ростислав наш — кузнец умелый, но не волхв. Откуда у него силы дивные, хранителям подобные?

— Мне дед сказал, что это у них семейное. Каждый в роду ковалем был, ни огня, ни воды не боялся. И в кузне своей особое что-то выковывал. А ты руки Ростислава видал? Во-о-от такие! Кулаки как молоты! По-любому Перуном отмеченный, — настаивал мальчик.

Яромир задумался и произнёс:

— Может, ты и прав. Видел я как-то, что Рудослав к нему захаживал. Слышал, как тот о рунах что-то говорил...

— Во-о-от! О чём и речь! Бабы шепчутся, что к Ростиславу скоро вся Волынь выстроится. Кто за мечом острым, а кто за амулетом дивным, — продолжал Всеволод.

— Жениться надо, а не по наковальне бить, — ответил ему чернявый друг. — Так, отец мой говорит...

— Жениться, — передразнил его рыжий и поморщился. — Я вот тоже жениться не хочу. Буду ремеслом своим заниматься! Так что не прав батька твой.

— Прав! Ещё как прав! — повысил голос Яромир. — И твой был бы прав, если бы в топях не сгинул. Так, что не чеши языком попусту! Идём лучше мамке твоей поможем ткань сложить.

Всеволод зашипел на друга, подобно гусю, но спорить не стал.

— Идём, — согласился он и побежал в сторону дома.

Яромир же нахмурился и вдаль посмотрел, а увидев на берегу Ростислава, рукой помахал. Коваль в ответ кивнул только и взгляд свой на Стоход перевёл...