Монах потухшего Пламени

Через холмистое поле, выжженное небесным светилом, еле плёлся молодой человек в пепельно-серой тунике. Из-под такого же серого каля выглядывали концы непослушных волос, слипшиеся между собой. С путника ручьями лился пот. Форма светила, охватывающего восточную часть небесной сферы, сегодня как никогда напоминала язык пламени: его светящееся тело, ослепительно яркое у горизонта, было чётко ограниченно эклиптикой.

В общем, в пограничных землях между Махарулом и Гардарией сезон горячих ветров полностью оправдывал своё название.

Утомлённый долгой дорогой, зноем и увесистой корзиной за спиной, путник всем весом опирался на посох с простеньким медным навершием, совершая подъём на очередной холм.

Нависающие горы дразняще манили к себе – к отбрасываемым ими глубоким теням, текущим по их склонам освежающим ручейкам и глубоким гротам «горцев», искушающим прохладой. Однако, к столь же глубокому, как и манящие гроты, сожалению странника, горы были отделены от него несколькими днями пути. Лишь иногда путнику попадались одинокие хрупкие почти засохшие деревья, отбрасывающие такие же тонкие тени; в основном же перед ним были лишь сухая трава и остистые кустарники.

Палящие лучи светила, несмотря на извечную облачную завесу, обесцвечивали почти всё, к чему прикасались: и угол алого плаща, выглядывающего с одной стороны закрытой корзины странника, и несколько овальных объёмных листочков некого растения, торчащих с другой стороны. И в особенности кислое, покрытое пылью раскрасневшееся лицо путника, несколько затенённое его головным убором. Ярко сияли только края ткани облаков, истончившейся от света, навершие посоха и легкая седина, словно пепел припудрившая брови странника, несмотря на его достаточно юный для монаха возраст.

Лучи, видимо, ещё недостаточно потешившиеся над измученным путником, каким-то образом нашли способ скользнуть в его глаза в виде блика, выскочившего словно из-под земли.

Путник выругался и заскрежетал зубами, вспоминая улыбчивое лицо старого аббата, отправившего его в безымянную деревеньку каменотёсов непременно кратчайшим путём. Непременно в обход ближайших поселений Гардарии и комфортного ночлега. И непременно без лошади.

Монах был уверен: либо лишениями аббат пытался укрепить его веру, либо же он просто получал удовольствие от страданий своего подчинённого.

Раздражение путника смягчило зрелище, открывшееся ему после достижения вершины холма. В низине на юге располагалась столь же желанная, сколько и опостылевшая страннику цель – немногочисленные дома поселения, окутанного, словно вуалью, тонкой дымкой.

Странник, мечтательно приоткрыв рот, остановился. Его воображение увлекли грёзы о комфортном отдыхе и новой степени священства. Неизвестно, сколько бы простоял замечтавшийся путник, только его мечты разрушил солоноватый вкус пота, стекший со лба прямо в рот, тем самым вернув его к реальности.

Опомнившись, монах оглядел себя, вздохнул и силой отогнал мелькающие надоедливые мысли, сопровождавшие его при использовании заговоров. Путник собрал горсть сухой земли и прочёл заклинание, посыпая себя ей:

– Пепел Священного Пламени, вбери в себя огонь моего тела!

Молитва сработала безотказно – тотчас же его припудренное землёй и дорожной пылью лицо побледнело, а с груди словно спрыгнула толстая жаба. Вкус родниковой воды сменил кислый привкус, а усталость как ветром сдуло, однако настроение монаха Священного пламени было уже не столь приподнятым – переступать через себя ради такой мелочи было неприятно, но другого пути он не видел.

Чтобы отвлечься от въедливых мыслей об источнике магии, путник перебирал в голове самые эффектные из известных ему заговоров Пламени, которые можно было или подготовить заранее, или показать прямо на месте. Он не мог отделаться от мысли, что лучшим заклинанием было бы попросить так называемое «Небесное Пламя» печь поменьше, но по неизвестным причинам на такое чудо не был способен даже его нынешний Патриарх.

Страннику показалось, что сама природа ответила на его мысли – светило словно стало более тусклым. Однако он отмахнулся от странного ощущения, списав его на усталость.

Спускаясь по немного скользкому от влаги склону холма, он представил, как будет выглядеть со стороны после утомительной дороги. В этот момент монаху очень кстати бросилась в глаза редкая нежно-зелёная трава, поблёскивавшая от росы. Странник, не останавливаясь, нащупал в своей корзине довольно чистую тряпку для растопки, тщательно смочил её во влаге сорняков, и стёр с лица пыль и грязь. Он остановился, чтобы достать монашеское одеяние: не мнущуюся длинную белую льняную ризу и такой же белый куколь, с вышитыми на них языками пламени, от которых исходил тёплый тусклый свет.

Рука монаха замерла прямо перед тем, как он вытащил часть своего облачения. Он огляделся по сторонам, присмотрелся к зелёной траве и дымке. В тот же миг в его освеженную заклинанием и водой голову наконец пришла мысль:

«Откуда здесь появилась трава и, Тень меня поглоти, как в такое время возникла роса?»

Монах осознал, что дымка, на которую в воодушевлении он даже не обратил внимание, оказалась плотным туманом, обволакивающим всё поселение. Он не понимал, как сразу не заметил столь плотную пелену. Словно бы она сгустилась вокруг него.

Разрозненные факты упрямо отказывались складываться во сколько-нибудь убедительное предположение: «Деревня вымерла, и прямо сейчас её обволакивает мистический туман? Но сейчас же день… может, это какое-то проклятие? Или грандиозное чудо?»

Монах тревожно бросал взгляд поочерёдно то на посох, то на упрямо торчащий из корзины угол алого плаща. Принимая в расчёт третий вариант, он решил не выдавать себя. Немного дрожащими руками странник обмотал медное навершие плащом, выставив на обозрение его изрядно потёртую тёмно-серую подкладку без отличительных знаков Священного Пламени. Тяжело вздохнув, он припудрил землёй только что отмытое лицо, и продолжил медленно спускаться с невысокого холма, теперь внимательно смотря под ноги.

На ходу монах пытался найти объяснение развернувшегося перед ним явления, но от него продолжала ускользать какая-то решающая деталь.

«Чтобы создать эффект, охватывающий всё поселение, нужно объединить усилия хотя бы десятерых послушников второго шага. Зачем отправлять столько сил в ничем не примечательную деревню? Кроме нас и Хранителей Вершины из Махарула, вокруг нет других священников, способных творить чудеса. Но они управляют не влагой, а булыжниками и всякими идеями…» – вдруг в голову монаха пришла ещё одна невероятная догадка, – «Последователи Бури?.. »

В низине монах обошел какой-то странный столбик, сложенный из нескольких камней. Он сделал несколько шагов, не переставая изучать окружение. В следующее мгновение странник заметил невысокую светлую фигуру, наблюдавшую за ним. В руке длинноволосой фигуры что-то блеснуло.

Монаха передёрнуло. Он непроизвольно сделал несколько шагов назад и уперся спиной в каменный столбик. Странник почувствовал легкую дрожь от колеблющихся позади него камней.

Фигура сделала несколько шагов в сторону монаха. Он было потянулся к карману туники, когда туман перед ним немного поредел и он наконец смог разглядеть силуэт.

Это была бледноватая девочка с русыми волосами и серо-голубыми глазами в длинной потёртой домотканой рубахе. Девочка-подросток поправила широкий серебристый браслет на левой руке. Она слегка наклонила голову в сторону и разглядывала только что прибывшего странника, словно оценивая на глазок прочность новой игрушки. Рядом с ней была строящаяся каменная стена. Высотой по пояс монаху, а длиной не более пятнадцати шагов; хоть и косоватая, но достаточно широкая.

Только стоило их взглядам встретиться, и девочка, наклонив голову, пролепетала с ноткой беспокойства:

– Дяденька, это тебя дорога так уморила? Ты весь измазанный и сгорбленный... а взгляд-то какой!, – она тихо хихикнула, и, не дав путнику и слова вставить, продолжила более оживлённо, не отрывая от него взгляда озорных глаз. – На попрошайку или урода какого ты не смахиваешь – по делу к нам пришел, не даром же ты тащишь за собой большущую корзину. А знаешь, что полагается важным гостям?, – и, не дожидаясь ответа странника, воскликнула. – Чудо! Самое настоящее чудо! Просто так! С ним и умыться сможешь, и обязательно приободришься, как только увидишь.

Страх и опасения странника словно развеяло ветром. Казалось, девочка прочитала по лицу монаха почти все его недавние жалобы, отчего у него возникло стойкое желание сбить спесь с нахальной девчонки, откровенно насмехающейся над ним. Странник кашлянул и произнёс с приторной улыбкой, пытаясь не показывать раздражение, смешанное с интересом:

– Чудо? – монах наклонил голову вслед за девочкой. – А ты можешь?

– Конечно, – самодовольно выпятив грудь заверила девочка. – Смотри внимательно!

Сказав это, она слегка наклонилась, выставив ладони перед собой в виде чаши, и быстро что-то прошептала себе под нос, из-за чего монах не смог уловить смысла произнесённых ей слов.

Как бы это ни было странно, над ладонями простой деревенской девочки возникло небольшое облачко размером с кулачок, которое она с победоносной улыбкой и читаемым на лице тщеславием, показала стоявшему перед ней страннику.

От неожиданности монах сделал слишком резкий шаг назад. Неустойчивый каменный столб позади него с грохотом развалился, а вместе с ним и самообладание странника.

Монах вновь мысленно проклял улыбчивого аббата, удобно устроившегося в Инфериуме, вдали от таинственного безымянного поселения и рассвирепевшей девочки-подростка.