Монолог Божества.

Во тьме, где не существовало ни звёзд, ни теней, он ощущал себя лишь как присутствие, рассеянное в бескрайности пустоты. У него не было формы, не было голоса, но он знал — он есть. Он был, но не жил.

Безымянный.

Ему пытались дать имя, но каждое данное имя было лишь звуком, глухим эхом, что терялось в глубине вселенной. Истинное имя должно исходить от тех, кто его признает, от тех, кто назовёт его своим создателем.

— Меня пытались назвать... Но истинное имя моё будет дано лишь тем, кого я создам. Те, кто встретят меня как незваного гостя, те, кто воззовут ко мне в час нужды...

Но пока он оставался никем.

В мире богов его не принимали всерьёз. Он был молод, всего семьсот восемьдесят лет, жалкое мгновение для бессмертных. В их глазах он был пустым местом, не более чем колебанием эфирного ветра.

Но он создал народ. Создал жизнь.

Где они теперь?

Возможно, они вышли за пределы его ожиданий, стали тем, чем он не смел мечтать. Или же их судьбы запутались в узлах вражды и разрушения. Он не знал. Не мог знать.

Но пришло время узнать.

Когда он явился в мир своих творений, его встретила лишь руина.

Камни, что некогда складывались в города, лежали под толщей пепла. Башни, что тянулись в небо, теперь были склонившимися головами мёртвых гигантов. Реки, в которых отражалось солнце, превратились в тёмные канавы, наполненные прахом.

— Что здесь случилось?! — его голос разорвал пустоту, взывая к небесам, что молчали в ответ.

Ему казалось, что он отсутствовал лишь миг, но здесь прошли века, растерзав его творение, превратив его в безмолвную могилу.

И тут — смех.

Резкий, леденящий, полный презрения.

Из теней выступил силуэт — хаотичный вихрь, бесформенная тварь, олицетворение разрушения. Божество Хаоса.

— Безымянный?! — насмешливо прорычало оно. — Так вот чьё творение я растоптал! Ты опоздал, слабак!

Его голос был подобен урагану, разрывавшему воздух.

— Я создам здесь новую расу. А ты... ты недостоин даже места в этом мире!

— Варварство... Это безумие... — ответил Безымянный Бог, сжимая свою сущность, удерживая гнев.

— Хаос и есть безумие, — издевательски усмехнулось Божество. — Убирайся, пока можешь. Ты даже имени не имеешь!

И тогда Безымянный Бог понял.

Он не был богом в их глазах.

Он не был творцом.

Его народ — прах, его имя — тень, его сила — ничто.

Он ушёл.

Но вопросы терзали его.

Кто он, если не способен защитить даже собственное творение?

Почему он не стал для них истинным богом?

Как он позволил этому случиться?

Среди звёзд он странствовал, клочок света в бездне, слепо блуждающий в поисках смысла.

Но однажды он увидел её.

Прекрасную. Забытую. Мёртвую.

Целая система планет, замерших в пустоте, лишённых жизни, но полных потенциала.

И там, среди каменных исполинов, в руинах древних храмов, он увидел их. Големоподобные существа, не знающие сна и отдыха, поклоняющиеся великому каменному истукану. Они звали его богом. Они пели ему гимны.

И Безымянный Бог почувствовал, как что-то внутри него сжалось.

Это должен был быть он.

Он был создателем, но его забыли. А здесь... здесь, даже без разума, даже без души, они хранили веру в того, кто не слышал их.

Но в тени, среди разломанных колонн, он увидел его.

Настоящего бога этого народа.

Он был слаб. Угасающий. Заброшенный.

Он исчезал, растворяясь в безразличии своих созданий, в их молчании, в их потерянной вере.

Безымянный Бог смотрел на него, и гнев, затопивший его, был подобен пламени сверхновой.

Он не успел его спасти.

Но он мог взять его место.

Он мог стать тем, кого больше не забудут.

И в тот момент он сделал выбор.

Он поглотил их.

И впервые ощутил силу, что рождается не в творении, а в завоевании.