Я сидел на койке в чистой комнате с белым потолком, слушая гул ламп дневного света, и понимал, что умер. Увы, эти слова вовсе не причудливая фигура речи, а сухой и поганый факт. Вот уже вторая неделя, как мое старое тело мертво в результате аварии, а место плоти занял крепкий металл. Я стал практически неуязвимым, но в отличии от наблюдателей в строгих халатах, меня это не радует. Совсем.


Единственное, что осталось от меня прежнего – это мозг. Тысячи воспоминаний, надежно скрытых под стальным черепом, где их уже никто не достанет. Теперь даже время не властно над ними. Мне стало незачем бояться. Я почти забыл, что означает слово "страх", но вместе с тем я начал забывать множество других слов. И очень многие из них не заслуживают забвения. Например, одно из таких слов – любовь. В прежней жизни у меня не было второй половинки. Я даже ни разу не влюблялся. Так уж вышло. Я с самого начала не знал, что собой представляет это чувство, но мне всегда было интересно. А с тех пор, как я стал машиной, мой интерес возрос вдвое. Хотя, по правде говоря, я рад любым чувствам, даже боли. Вот только новое тело её не ощущает.


Взгляд медленно скользит по комнате, с жадностью ощупывая перед собой пространство. И тут на глаза мне попадается зеркало, висящее на стене. И когда оно здесь появилось? Может быть, его повесили, пока я спал? Если отключение на пару часов достойно называться сном. Не знаю. В последнее время я вообще стал всё чаще сомневаться в реальности происходящего со мной. Действительно ли меня превратили в машину? Может быть, я нахожусь в коме? Может быть, всё это лишь ничтожный ночной кошмар?


Однако поверхность зеркала, отдающая какой-то зловещей потусторонней силой, безжалостно предлагает моим искусственным очам полюбоваться новым лицом. Встав с койки и приблизившись к объекту, привлекшему мое внимание, я вглядываюсь в отражение. Холодное стекло будто бы захотело насладиться страданиями того, что осталось от человека. Казалось, что зеркало живое и сейчас оно цинично ухмыляется, разглядывая представшего перед собой киборга с бледно-серой кожей и торчащими из затылка проводами, спускающимися вниз и исчезающими в металлическом позвоночнике. Немного радовало то обстоятельство, что очертания и пропорции лица почти не исказились. Если бы не серый цвет и горящие желтым светом радужки, то его можно было бы принять за лицо живого человека. Можно было бы, но нельзя. Слишком странный цвет кожи. Слишком неживые и спокойные глаза, где ни осталось ничего, кроме холодного расчета. Слишком сильно привлекают к себе внимания проклятые провода, небрежно торчащие из спины.


Но на этом мой ужас не заканчивается. Переведя взгляд ниже, я вижу угловатые плечи и кучу болтов, торчащих из груди. Это самая настоящая броня, которую вряд ли возьмут пули. И скорее всего, оно переживет и падение с высоты, и воздействие огня, и много чего ещё. Вот только какой мне толк от такой чудесной живучести? Я бы предпочел лежать при смерти, истекая кровью и мучаясь от жуткой боли в переломанных костях, чем существовать железкой, которая ничего не чувствует. Мои создатели сумели построить для живого мозга новое тело, но они не потрудились стереть мои старые воспоминания и тем самым лишили меня капли милосердия. Я бы давно покончил со всем этим. Нужен лишь подходящий инструмент, но в проклятой комнате нет ничего, кроме голой койки и идеальной чистоты. Разве что появилось это несчастное зеркало, которое я ненавижу!


Точный и стремительный удар сжатым до скрежета кулаком раскалывает зеркало на тысячи блестящих осколков. Рука замерла, врезавшись в твердую стену, награжденную внушительной трещиной. Я обреченно уронил голову, совершенно опустошенный внутри и не понимая, как мне быть. Взгляд упал прямо на пол, усеянный битым стеклом, напоминавшим лужи после дождя. Осколки большие и довольно острые, чтобы разрезать кожу, но они не смогут навредить металлу. А если и удастся отыскать незащищенное место, то вряд ли потеря некоторого количества белой жижи причинит мне достойный вред. Пожалуй, мысль о классическом кровопускании придется отложить.


"Но ведь самоубийство – это большой грех!" – звучат в голове призрачным эхом отголоски прежнего восприятия мира. Должно быть, моя человеческая сторона всё ещё бьется в агонии под неумолимым корпусом машины, тщетно рассчитывая на освобождение. Она до сих пор верит и ждет. Как же это свойственно людям! Ждать, когда времени уже не остается, и верить, когда всё уже решено. Но это свойство, кажущееся роботу странным и непонятным, одна из основных составляющих человеческого существа. Кажется, его принято называть надеждой.


Осталась ли у меня душа? Наверное да, если возникает подобный вопрос. Но мне страшно. Я помню так много, но давно уже не ощущал никаких покалываний и колебаний в груди, которые появляются в результате сильной злости или радости. Горящие желтым светом глаза позабыли, что такое слезы. Тело не просит ни есть, ни пить. Я даже не уверен в необходимости воздуха для своего функционирования. Забавно при этом вспоминать о душе и о том, что ожидает за последним порогом. Но жизнь робота слишком невеселая. И всё-таки хочется верить, что от моей человеческой сути осталось что-то ещё, кроме кусочка плоти, способного размышлять и отдавать команды. В конце концов, если я продолжаю думать, значит, моя личность пока ещё жива. Воспоминания режут меня изнутри, будто бы я до сих пор состою из хрупкой плоти, но вместе с тем они помогают отвлечься. Не дают сойти с ума. Но что, если мои создатели догадаются забрать и их?..

Загрузка...