Пароход – это такой огромный железный ящик с экипажем внутри. Жизнь людей в ящике монотонная, скучная. Выходных дней не бывает, а сутки бегут по кругу: четыре часа вахты, восемь часов на отдых и сон и опять четыре часа вахты. Приход в порт – суматоха и нервотрепка: сначала разгрузка, потом погрузка, бюрократия с документами и нудное общение с местными властями и докерами. Портовый пейзаж обычно излишне индустриален и до одури однообразен. Потихоньку все начинают забывать, как выглядит зеленая травка.

И тут мы заходим в небольшой порт, всего-то на два причала, а вокруг зеленый-зеленый лес. Идея сделать шашлыки на берегу, казалась, пришла в голову всем и сразу. Уже в вечер прихода кок замариновывал мясо, а утром на пикник выдвинулся почти весь экипаж. Старпом, оставшийся на разгрузке, глотал слюну и молил не забыть оставить ему хоть кусочек.

Пикник разбили на живописной полянке с видом на родной пароход. Через полчаса манящий запах шашлыка собрал нас и шведских полицейских у мангала. Местные стражи порядка рассказывали престранные вещи: во-первых, мы в Швеции, а не в России, во-вторых, в лесу сучья рубить нельзя, разводить костер нельзя, распивать алкоголь нельзя, мусорить нельзя и даже приносить большой закопченный металлический ящик с углями внутри тоже нельзя. И самое главное: штраф за каждый проступок и с каждого участника пикника суммируется!

Мастер икнул, засунул плоскую бутылку с виски в карман и предложил перенести переговоры в его каюту. Блюстители не возражали. До капитанского салона дошли только трое: сам мастер, матрос Шурик и кок. (Вискарь, который капитан спрятал от полицейских в свой карман, был Шурика). Остальные же потерялись по дороге вместе с мангалом и шашлыками.

Шведов уменьшение численности правонарушителей не смутило.

Вредная полицейская тётка заявила: «У меня все нарушители посчитаны».

Капитан стал уверять её, что нарушитель был только один, а остальные, так, мимо проходили. Шведка возражала, что одному человеку не съесть ведро мяса. Её напарник, дядька лет пятидесяти, горестно вздыхал и молча пил диетическую колу, удивляясь этикеткам экзотических бутылок из капитанской коллекции.

Мастер поведал тётке горестную историю о российском моряке, страдающим за свою веру: «Поймите, он же «правоверный ортонатурал» и из мяса может есть только свиную шею, которую три дня и три ночи мариновали в особом священном сосуде, а потом обжигали на открытом огне под вечнозеленой елью, – сочинял капитан, мешая английские, русские и шведские слова: - Вот «ортонатурал» и мучается, готовит себе мясное сразу на месяц, а то и на два вперед».

Шведка впечатлилась:

- Кто «ортонатурал»? - спросила она.


И тут произошел конфуз. Рассказ капитана об особенностях религиозных ритуалов при приёме пищи матрос Шурик слышал, но, в силу своей слабости знания иностранных языков, суть услышанного не уловил. Поэтому он обрадовался, когда понял вопрос вредной шведской тетки и громко заявил:

- Я натурал!

Тётка плотоядно улыбнулась, мастер нахмурился, кок со шведом понимающе переглянулись.

- Штрафы платить будете! – объявила полицейская тётка Шурику.

- Не буду! - ответил тот. – Нет денег. Я на всякий случай всё потратил на месяц вперёд!

- И был прав, как раз такой случай, – сказал кок и плеснул шведу в стакан с колой немного виски из капитанской коллекции.

- Сколько денег есть? – не отставала тётка от Шурика.

- Совсем нету, – стоял тот на своём.

- Не заплатишь штраф: сядешь в тюрьму! – голос тётки стал суровым.

- В шведскую? – уточнил Шура.

- Да! – ответила та.

Кок с завистью посмотрел на Шурика и налил себе виски без колы.


Торг начался. Сначала вредная тетка захотела по восемьсот шведских крон за каждое нарушение, потом по пятьсот, потом по четыреста. Шурик же хотел в шведскую тюрьму. Потом перешли на американские доллары. Ещё через полчаса свобода Шурика стоила всего сто долларов штрафа. Он отказался. Тут у тётки лопнуло терпение.

- Ты у меня сядешь! - заявила она Шурику и открыла папку с бланками.


Её напарник вместе с мастером и коком пили виски с колой и не вмешивались в российско-шведские отношения.

- Жена, дети есть? – спросила шведка, заполняя анкету.

- Сын, – доложил Шурик, – полтора года.

- Жена работает?

- Нет, – ответил он, – дома с ребенком сидит.

- Мы будем ей платить пособие, – подал голос швед, – и на ребенка тоже. Всё то время, пока вы у нас в тюрьме.

Его напарница перестала писать и спросила у Шурика:

- Может двадцать долларов есть?

Радостно улыбающийся Шурик отрицательно качал головой.

- Пока в тюрьме сидишь, – рассказывал швед, – можешь работать или учиться, если работаешь, то тебе платят зарплату, а учат бесплатно.

Шведка зло посмотрела на напарника, а тот продолжал:

- Уходить из тюрьмы можно каждый вечер после пяти и до одиннадцати, а если пригласят в гости, то и на ночь.

Швед налил себе виски из самой дорогой бутылки в коллекции капитана и продолжил:

– А на выходных какая-нибудь вдовушка с дочками может взять тебя к себе домой с вечера пятницы и до утра понедельника.

Шурик, зажмурив глаза, блаженно улыбался. Из его приоткрытого рта протянулась тонкая ниточка слюны. Шведка закрыла папку с документами.

- Яннике, пойдем отсюда, – предложил тётке её напарник.


Когда шведская полиция вежливо попрощалась и ушла, капитан открыл бутылку Шурика и, наливая ему, сказал:

- Что ж ты за бестолочь такая! Тебя с твоей анкетой даже в тюрьму не берут!

Загрузка...