Мой сумрачный джанки, проникая за пределы сознания, где разнообразие цветных вспышек света сливается в один ритм с будоражащей какофонией звуков, теряется в пульсирующем сгустке аморфных тел. Разум начинает блуждать, натыкаясь на иррациональные поступки собственной оболочки. Глаза, голодные до плоти, пожирают обнажённые кусочки чужих женских тел, бьющихся в экстазе музыкального бума. Мозг жаждет достичь апогея всей этой эйфории, а тело требует безумного секса. Но нет ни того, ни другого. И когда песок в часах времени застывает с последней упавшей гранулой, когда горячая зелёная жидкость термоядерного пойла проникает в возбуждённое тело, когда музыка сливается в сплошной «бамс-бамс», и ощущение драйва разрывает крошечный мозг, тогда начинается звёздное шоу моего сумрачного джанки. И пока на земле пытаются понять, куда пропал огромный крылатый Боинг, самолёт уже вырывается из плотных слоёв атмосферы в открытый космос, направляясь прямо на солнце, без пилотов и лишь с одним единственным пассажиром на борту. «Я не вернусь!» - кричит он: «Мы дети света и должны тянуться к нему. К солнцу!» Но многие люди, подобно глупым серым мотылькам, обманываясь, летят на тусклый свет зажигающихся в ночи ламп. Кружат стаями, пока их силы не иссякнут. Кружат, обжигая себе крылья, и падают вниз, в бездонную холодную тень небытия. Тусовщики, завсегдатаи увеселительных заведений, как они похожи на мотыльков. Как я похож был на них. Был? Или остаюсь быть? Серые крылья отрывают меня от земли и несут к рою таких же, как я, где разноцветные лучи огромных прожекторов разрезают дымное пространство тёмного зала. «Бамс-бамс» разносится повсюду. Множество красивых лиц и восхитительных тел превращаются в страшную кривую гримасу, отражающуюся на дне пустого бокала. «Повторить?» - спрашивает незнакомец с огромными ручищами, напоминающими лопаты. «Повторить» - соглашается мой сумрачный джанки. И снова горячая зелёная жидкость проникает в изнеможенное тело. «Я не вернусь!» - кричит пассажир, усилием мысли направляя мой Боинг в самое пекло горящего солнца. Но ведь там нет ни аэродрома, ни взлётно-посадочной полосы, вообще ничего, кроме всёиспепеляющего огня. Нет, никогда не было и не будет. На земле уже снаряжают экспедицию за пределы сознания в поисках пропавшего Боинга. Спасательным кругом выплывают из темноты огромного зала знакомые лица. Разговор ни о чем, ни к чему не приводит. Снова один. Один на один со своим сумрачным джанки. Взгляд снова задерживается на обнажённом кусочке красивого женского тела прекрасной незнакомки. Но мгновение восхищения, с пониманием того, что это тебе не принадлежит, сменяется вечностью мучительного разочарования. Горящие крылья уже не могут держать тяжёлое тело. Мотылёк падает в пустую холодную тень. А мой сумрачный джанки всё так же смеётся надо мной, как уже смеялся однажды. Его смех своими децибелами заглушает биты человека-пластинки, который высекает из своего music-box-а рваные ритмы drum-and-base-а. Дети света умирают, не дожив до рассвета, напоследок вспыхивая тусклым огнём воспламеняющихся крыльев. Боинг приближается к солнцу. Его обшивка начинает гореть. «Я не вернусь!» - кричит пассажир. «Мы дети света…» - эхом разносится в пространстве вселенной.