Мой девятнадцатый октябрь

Когда наступает октябрь, мне снится город, которого нет. Снятся его узкие улочки, вымощенные неровной плиткой. Снятся высокие тополя с пожелтевшей листвой. Причудливой формы дома, выкрашенные яркой краской. Ядовито-жёлтой, от которой даже во сне слезятся глаза. Насыщенно-зелёной, что изумруд. Алой, как кровь. Голубой, что небо в хороший летний денёк. На дверях каждого дома выбит символ. Это может быть мифическое животное вроде единорога или дракона. Или же вовсе непонятные кружочки-закорючки. Одни символы выглядят устрашающе, другие просто мило.

Во сне я маленький мальчик лет пяти. Брожу по улочкам, хаотично сворачивая с одной на другую, растерянно оглядываюсь по сторонам. Я потерялся или ищу кого-то. Я не знаю наверняка, но мне очень страшно, и воображение рисует жуткие картинки. От дурного предчувствия болит живот. Но я не плачу, хоть глаза уже щиплет от подступающих слёз.

Никто не попадается мне на пути. Некого просить о помощи. Город будто бы вымер. Ни птички, ни зверюшки, ни насекомых. Только ветер гоняет по дорожке опавшую листву. Пахнет осенью, попкорном и сладкой карамелью. От смеси запахов кружится голова и немного тошнит.

Я выхожу к городской ратуши и, подняв глаза, вижу огромные часы. Они покрыты пылью и уже не идут.

В тишине громко стучит моё сердце. Да раздаются шаги. Мои… или нет? Я замираю на месте. Всё так же слышны шаги. Я оборачиваюсь. Некто вдалеке машет мне рукой, зовёт по имени. Я его знаю, и в тоже время нет. Имя моё и чужое одновременно. По спине пробегается табун мурашек то ли от страха, то ли от волнения.

Некто — расплывчатая фигура, словно сотканная из тумана. Я не могу разглядеть его лица, даже когда он подходит ближе. От этого ещё больше не по себе.

Из огромных медных лёгких часов вдруг вырывается гул, от чего я вздрагиваю. Часы оживают и начинают идти наоборот, против часовой стрелки.

— Ты должен вернуться… — слышу я в своей голове и…

Просыпаюсь…

В поту, с бешено колотящимся сердцем. В своей постели. В своей комнате.

За окном объят ночью реальный город, с реальными людьми, с реальными жизнями…

— Только сон, — повторяю я сам себе и…

Успокаиваюсь. Это просто сон. Странный, повторяющийся из года в год, но всё же сон. Вот только почему в сердце остаётся щемящая тоска?

1

Это был мой девятнадцатый октябрь. И мне вновь приснился город, которого нет. Но в этот раз всё было иначе. Я проснулся и долго не мог понять, где я. Перед глазами — фигура, сотканная из тумана, в ушах — гул часов.

«Должен вернуться…» — настойчиво шептал некто в моей голове.

Я прижал колени к животу. Раскачивался из стороны в сторону, в точности, как пятилетний малыш, которому приснился кошмар.

Я всё ещё во сне?! Или сон проник в реальность?! Или я просто сошёл с ума?

Куча вопросов в голове, куча дилемм.

«Должен вернуться…» — прошептал некто напоследок и замолчал.

Глаза привыкли к темноте, и я уже мог разглядеть очертания мебели. Я дома. Никаких сомнений. Выдох облегчения вырвался из груди.

— Только сон, — повторил я магическую фразу, остатки сновидения рассеялись, но чувство тревоги осталось. Оно впилось в моё нутро множеством крошечных щупалец и теперь причиняло щемящую, реальную боль.

По карнизу барабанил дождь. Ветер доносил до обоняния запахи мокрого асфальта и гниющей листвы. Холод осенней ночи пробрался в каждый уголок комнаты. Я опять забыл закрыть окно и теперь дрожал от холода.

Стрелки настенных часов приближались к трём. Обычных часов, что были в этой комнате сколько я себя помню.

Я закрыл окно и попытался уснуть снова, но почти до утра проворочался в постели. В голову лезли странные мысли. Я пытался прогнать их, но они, словно навязчивая, параноидальная идея укоренились в мозгу. Смешались в причудливый калейдоскоп из образов и предметов: человек из тумана, звериные морды, огромные часы, идущие наоборот, дома, созданные по чертежам сумасшедшего архитектора и оживший город. Чёрте что!

В семь, поняв, всю тщетность усилий, я встал.

Весь день я напоминал вялого медведя, поднятого раньше времени из зимней спячки. Клевал носом на лекциях, невпопад отвечал на вопросы препода, рассеянно глядел в окно, где пестрел яркими красками октябрь. И порой мне нет-нет да чудился среди деревьев силуэт из тумана. Конечно, стоило зажмуриться, а потом резко открыть глаза, он исчезал. Но всё же от этого становилось не по себе…

— Ты не заболел, Максим? — спросила мама, когда я, вернувшись домой, прошёл на кухню. Она хлопотала у плиты, готовя ужин. Скоро должен был вернуться с работы отец.

— Нет, мам.

— Точно? Бледный такой, — мама дотронулась до моего лба.

— Всё в порядке, мам, просто плохо спал.

Мама всегда трепетно относилась к моему здоровью, переживала из-за любой пустяковой болячки или царапины. Наверно, всё потому, что я был долгожданным, единственным ребёнком. К счастью, болел я крайне редко. Но даже малейший чих, кровь из носа или ссадина на коленке вызывали у мамы панику.

Вот и сейчас она пытливо всматривалась в моё лицо, пытаясь понять болен я или просто устал.

— Всё хорошо, — попытался я сказать бодрым голосом, — я перекушу и прогуляюсь. Наверно, мне просто не хватает кислорода.

И я не соврал. Мне, правда, было душно. Сначала в институте, потом в автобусе, а теперь и дома. Чертовски хотелось в парк или на набережную, где чистый воздух.

Она сделала вид, что поверила. Конечно, я никогда не рассказывал ей об октябрьских снах. Даже в детстве. Не хотел, чтобы она лишний раз переживала и накручивала себя. Её излишнее внимание сделало меня скрытным и несколько замкнутым.

— Не забудь про шарф, Максим! — услышал я уже в прихожей, когда завязывал шнурки на ботинках.

Тяжело вздохнул.

Вот так и появляются маменькины сынки, благодаря стараниям маменек.

Улица встретила холодным ветром, который ещё час назад не был таким колючим и пронизывающим. А может, я просто был слишком погружен в свои мысли и не замечал этого.

Я накинул капюшон, затянул потуже шарф (да, я всё-таки послушал маменьку) и зашагал в сторону парка. Он был совсем недалеко от дома, нужно было только перейти проспект, метров сто в сторону набережной и вот уже передо мной старый парк, с проржавевшими витыми воротами, которые почти всегда гостеприимно распахнуты настежь…

Под ногами шуршали опавшие листья. Пахло сыростью и попкорном, совсем, как во сне. Я вздрогнул. Огляделся в поиске расплывчатой фигуры. Мимо прошёл мальчик с бумажным стаканом попкорна. Конечно, ведь недалеко кинотеатр. Тоже такой же старый, как и этот парк.

«Ты слишком мнительный, Максим…» — вынес я сам себе вердикт. Вполне справедливый. Нельзя же быть таким… верящим в чёрте что. Хотя… когда на протяжении многих лет снится один и тот же сон, волей-неволей склоняешься в сторону мистики и начинаешь прокручивать всевозможные варианты, от простейших до самый невообразимых.

В воздухе закружились сотни ароматов: от парфюма до мокрой псины. В горле встал противный горький ком, в носу засвербело.

И когда я стал столь чувствителен к запахам?

Я зашагал быстрее. Над головой шумели тополя. Ветер кружил в воздухе опавшие, золотые листья. Сердце тяжёлым камнем бухало в груди. По спине пробегала дрожь.

Вскоре я вышел к набережной. Удивительно безлюдной в этот час. Я побрёл в сторону Вечного огня, словно одинокий путник из какого-нибудь вестерна в поиске тепла и пристанища. Я не знаю сколько прошло времени, слишком уж был погружен в свои мысли. Но когда остановился, то понял — я заблудился.

Удивительно, но паники не было. Только недоумение. Как? Как я, направляющийся привычным маршрутом, умудрился оказаться в незнакомом месте? В незнакомом месте, в городе, который знаю, как свои пять пальцев (звучит банально, но город небольшой, и я, наверно, был на каждой его улочке хотя бы однажды и просто теоретически не мог в нём заблудится).

Я огляделся ещё раз. Быть может, подступающие сумерки играют со мной в дурацкие игры. Но нет, сумерки тут не при чём. Место и, правда, было незнакомым.

— Эй! — крикнул я в надежде, что кто-нибудь отзовётся и покажет путь домой.

Голос отскочил эхом от стен каменных, гротескных домов. Конечно, кроме эха, никто не отозвался.

Что ж… придётся выбираться самому…

Я побрёл наобум по узкой улочке. С обеих сторон возвышались высокие здания. Глядя на них, захватывало дух. В моём городе просто не могло быть таких зданий. Точнее, в моём мире… Мысль ужалила, как злющая осенняя оса. На секунду мне даже показалось, что я сплю и вижу город, которого нет. Только есть одно «но» — в моём сне здания яркие, а не мрачные и серые, как здесь.

Быть может, этот мир, этот город, на самом деле умер? И сейчас я вижу его останки, гротескную красоту? Быть может, город жив только во сне?

Я ускорил шаг. Хватит предаваться философским размышлениям, надо спешить домой, иначе родители (особенно мама) начнут паниковать. Вызовут полицию, волонтёров, объявят меня в розыск. Да, и вообще мало ли что им придёт в голову. Не стоит доводить их до крайности.

Гулял ветер, пробирался в рукава, щекотал лицо. А между тем совсем стемнело. И тут-то мне уже стало не по себе. Страх прошёлся колючей щекоткой по спине.

Что же, а точнее кто, может появиться в этом месте ночью?

Я мысленно сосчитал до десяти — ничего плохого не случится. Это просто темнота, и в ней никого и ничего нет. Не может быть… Наверно…

Раздался щелчок, и разом вдоль улочки зажглись фонари. И унылая серость окрасилась в пурпурные, изумрудные и голубые тона. Стало чуть менее мрачно и даже красиво. Этакая потусторонняя, завораживающая красота.

— Эй! Тут кто-нибудь есть? — крикнул я ещё раз. И… о чудо… мне ответили.

«Кто-нибудь…» — чётко и ясно, и эти звуки не могли быть эхом.

Я огляделся по сторонам, в надежде увидеть ответившего. Но меня окружали только высокие дома и такие же высокие деревья.

Я побрёл дальше, вслушиваясь в тишину, в которой гулко раздавались мои шаги. И я чувствовал, что кто-то наблюдает за мной. Конечно, оглядываясь, я никого не видел. Но всё равно воображение рисовало тени, слившиеся с фонарными столбами и стенами дома, рисовало силуэты с горящими глазами-углями, пристально вглядывающимися в меня.

Вскоре я вышел к городской ратуши и увидел огромные часы с замершими стрелками. Точь-в-точь такие же, как в моём сне. А под ними застыла фигура. В темноте, чуть рассеянной фонарями, невозможно было понять кто это. Мужчина или женщина. К тому же этот или эта некто стоял (стояла) ко мне спиной.

И вдруг часы ожили. Из их огромных, медных лёгких вырвался вдох-выдох.

«Бум.»

«Бум.»

Всё громче раздавался голос часов, разрывая застоявшуюся тишину мёртвого места. И тут же от стволов деревьев стали отделяться тени. А фигура под часами ожила и обернулась.

Я не успел закричать, не успел разглядеть лицо. Голова закружилась, а тело вмиг стало лёгким, почти невесомым. Казалось, малейшее дуновение ветра, и ноги оторвутся от земли, а я сам, подхваченный порывом воздуха, унесусь вдаль. В точности, как героиня одной детской книжки.

2

В следующее мгновение я увидел, что нахожусь во дворе своего дома. Растерянный и непонимающий, что происходит.

Я сошёл с ума? И мне мерещится чёрте что?

Скрипнула подъездная дверь. Кто-то вышел. Обычный человек с двумя руками и ногами. И это отрезвило меня. Я нырнул в чернильный зев подъезда и в мгновение ока вбежал по лестнице. У дверей своей квартиры подождал секунду-другую, собираясь с духом, и только потом вошёл внутрь. Родители сидели в гостиной и смотрели телевизор. Часы на стене показывали половину девятого. Кажется, никто не заметил, как долго я отсутствовал. Первым порывом было рассказать родителям, что со мной приключилось. Но я… передумал. Оказывается, меня не было всего ничего, пару часов. И мой рассказ вызвал бы у родителей недоумение, если бы они и поверили, то сочли бы что у меня расстройство психики. А этого мне не нужно…

Я наспех поужинал, всё же прогулка по мёртвому городу (именно так я окрестил место, в которое случайно или нет попал) отняла у меня много сил, и прошёл в свою комнату. Включил какой-то глупый фильм и полчаса, а то и больше, тупо пялился в монитор ноутбука, а потом захлопнул его.

Что же происходит? Реальный мир переплёлся с миром грёз, как в фантастических фильмах?

«Ты просто устал, Максим. Переутомился. Тебе нужно поспать и всё наладится…» — шепнул рассудок, и я не нашёлся чем возразить ему. Конечно, всё наладится. Утро вечера мудренее. Воистину мудрая поговорка.

Но я не мог уснуть. Чертовски вымотанный, выжатый, как известный цитрус, я ворочался в постели с бока на бок. Глаза слипались, мышцы икр ныли, но в голове токали, как болезненные нарывы, мысли, и они не давали мне уснуть. В конце концов, пришлось признаться самому себе — я боюсь спать. Вдруг, я останусь там, в этом мёртвом городе, где оживают тени.

Я прошмыгнул на балкон, прислушиваясь к мерному дыханию, доносящемуся из спальни родителей. Отыскал заначку — пачку сигарет и зажигалку. Закурил, с кайфом пуская кольца дыма в осеннюю темноту. Нет, я не был заядлым курильщиком, но иногда всё же баловался.

«Ничего не бойся…»

Я хмыкнул. Легко сказать — ничего не бойся… Я пульнул окурок в чернильный зев осенней ночи и вернулся в комнату.

«Ничего не бойся…»

После этих слов, сказанных то ли в моей голове, то ли кем-то извне, я уснул крепким, богатырским сном.

Наутро встал бодрый, полный сил и энергии. С аппетитом позавтракал.

— Будь, что будет, — сказал я сам себе, выйдя на улицу.

Я шагал в сторону института. Ветер кружил в воздухе опавшие листья. Октябрьское солнце пускало блики в лужах. Великолепно. Только сейчас я понял, как всё-таки люблю осень, а точнее, октябрь. Люблю его дожди, листопад и хрустящие лужицы по утрам.

Конечно, я мог бы сесть на маршрутку и доехать за десять минут до старого здания института. Но мне почему-то хотелось прогуляться несмотря на то, что дул холодный, пронизывающий ветер. Случайные прохожие шли с хмурыми лицами. А мне было наплевать на холод, ветер и на то, что совсем скоро зима.

Наверно, со стороны я выглядел глупо улыбающимся блаженным дурачком, но меня нисколько не волновало мнение окружающих. Да, и они, придавленные работой, недосыпом и обязательствами, вряд ли замечали моё состояние эйфории.

Вы знаете, мне даже стало страшно… Может, действительно, я шизофреник, и мне пора наведаться к психиатру?

Как нельзя стати, мелькнуло здание больницы. Обшарпанное, старое, как и весь город. Я расхохотался.

Всё же я в своём уме несмотря на то, что со мной происходит какая-то чертовщина.

С этой уверенной мыслью я добрался до института. Зашёл в свою аудиторию и… понял что-то не так. С удивлением я заметил, что никто из учащихся мне не знаком. Я дотронулся до плеча одного студента, но тот и ухом не повёл, продолжая рассказывать что-то другому.

— Эй! — крикнул я, но мои слова утонули в гомоне голосов.

Тело прошиб холодный пот, я вскочил на стол преподавателя, чтобы привлечь внимание.

— Эй!

Бесполезно. Хоть заорись. Студенты, занятые своими делами, не замечали меня, для них я был что человек-невидимка, призрак. Я зажмурился, ущипнул себя, распахнул глаза. Ничего не изменилось. Паника захлестнула меня. Я сполз на пол, прижал колени к груди и мысленно сосчитал до десяти, пытаясь успокоиться. Но тело всё равно колотил озноб.

Я сплю, этого просто не может быть.

Я сплю…

Сплю…

Я…

В следующую секунду я уже был в парке около фонтана с головой льва. В воде плавали листья и иголки, на дне блестели монетки. Я огляделся.

Что за…

Тополя с позолоченной листвой вдоль аллеи. Пустые скамейки. Листья под ногами. И никого. Ни одной живой души. Только я.

Я крикнул. Точнее, попытался. В месте, в котором я оказался, не было звуков. Кричать было бесполезно.

Я замер, не зная, что делать и куда идти. Сердце колотилось в груди, в ушах токала кровь. Я не знаю сколько прошло времени, но кто-то дотронулся до моего плеча. Я обернулся. Рядом стояла женщина лет сорока с бледно-голубыми, почти прозрачными глазами и белыми-белыми, льняными волосами. Она беззвучно шевелила губами. Я пытался прочесть, что она говорит. Но у меня не получалось. Тогда она дотронулась до моей щеки. Голову пронзила боль, и в памяти замелькали обрывки воспоминаний. Я увидел себя совсем ещё маленького, озирающегося по сторонам. Увидел родителей, спешащих ко мне навстречу. Только они были гораздо моложе, чем сейчас. Увидел дома из своего сна и огромные часы на городской ратуши.

Бум… бум… бум…

Единственный звук разрушил тишину.

Бум… бум… бум…

Где-то далеко ожили мёртвые часы. Всё вокруг стало искажаться, становиться зыбким, размытым. Деревья осыпались золотой листвой, которую тут же подхватил ветер и закружил в воздухе.

Привычный мне мир менялся. Катастрофически быстро менялся, так, что мой мозг отказывался воспринимать, что происходит вокруг.

«Должен вернуться, должен вернуться…»

«Вернуться…»

«Должен…»

«Вернуться…»

Десятки силуэтов окружили меня. И чем более размытым становился парк, чем быстрее исчезал мой мир, тем сильнее проявлялись черты на лицах силуэтов. Это были странные люди, или они просто походили на людей. Прозрачно-голубые глаза, белые волосы, лица, украшенные узорами — редкая внешность для людей. Они говорили на непонятном мне языке.

Или понятном?!

— Что происходит?! — закричал я, рухнул на колени, зажмурился и зажал руками уши…

***

— Всё в порядке? — донёсся откуда-то издалека голос, — всё в порядке? ВСЁ В ПОРЯДКЕ?

Голос звучал всё ближе и ближе…

— Всё в порядке?

Я отлепил руки от ушей. Я сидел на скамейке в парке, в своём городе, в своём мире, в своей реальности. Старик заглядывал мне в лицо. Обычный старик в вязаной шапочке и куртке. Случайный прохожий, который остановился, заметив неладное.

— Всё хорошо, парень? — спросил он. Вид у него был озабоченный и чуть испуганный, будто он увидел призрака.

Хотя, наверно, я и походил на призрака. По крайней мере, чувствовал себя я именно так.

— Д-да… — заикаясь, ответил я, хоть и не был в этом уверен.

Старик выдохнул. Наверно, он относился к тому исчезающему виду людей, которые ещё останавливаются, когда видят, что другим плохо.

— Ну, и славно… А то я было испугался, хотел скорую вызывать… — старик помолчал немного и добавил, — Ничего, парень, тяжело тебе, по себе знаю каково быть не таким как все…

— О чём вы?

Старик похлопал по-отечески по плечу. Только сейчас я заметил, что у него глаза разного цвета, один карий, другой голубой. Если бы старик мне не сказал, что он не такой, как все, то я бы скорей всего и не заметил бы его особенность.

— Я, наверно, пойду. Родители дома заждались, — я встал, — с-спасибо…

Я быстро пошагал прочь.

— Удачи, парень, — крикнул мне вслед старик.

Я обернулся и махнул ему на прощание рукой. Почему он сказал, что я не такой, как все? С виду я обычный парень. Старик каким-то загадочным образом узнал, что со мной происходит в последнее время?

Холодало, и сгущались сумерки. Как странно, ведь совсем недавно было утро.

Я поёжился то ли от ветра, то ли от предчувствия. Я полез в карман за телефоном, но тот оказался разряженным. Я остановил прохожего и спросил сколько времени, тот странно глянул на меня:

— Половина седьмого…

И как я умудрился потерять целый день?

И жуткая, необъяснимая тоска овладела мною.

3

С такой мыслью я зашёл в квартиру. Родители ужинали и что-то обсуждали.

— Я дома, — бросил я им и хотел уже идти в свою комнату, но меня остановил возглас тотчас вскочившей с табурета мамы:

— О боже… мой мальчик.

Я замер на месте, не понимая, что так её напугало. Она бледнела на глазах и медленно оседала на пол. Если бы не вовремя подоспевший отец, то она упала бы.

— Тише…тише… — он усадил маму на стул, накапал в стакан воды корвалола. Она залпом выпила, хотела что-то сказать, но у неё ничего не вышло. Мама напоминала выброшенную на берег рыбу, судорожно хватающую ртом воздух.

— Что происходит? — спросил я.

— Подожди немного, Максим, скоро ты сам поймёшь, — загадочно ответил отец.

Мама запричитала:

— Мой мальчик… мой мальчик…

Отец погладил её по спине.

— Что происходит? Объясните мне! — я почти кричал, напуганный поведением мамы.

— Хорошо, Максим, — отец взял меня за руку, как маленького мальчика и повёл в прихожую.

У зеркала он остановился, тяжело вздохнул и включил свет.

— Посмотри в зеркало, Максим…

И душа ушла в пятки, когда я увидел своё отражение. Прозрачно-голубые глаза, белые-белые волосы, белая, почти прозрачная кожа — это был я и в тоже время нет.

Что со мной? В какой момент мои кожа, волосы и глаза поменяли цвет?

— Когда мы нашли тебя в том странном месте, ты был таким, — сказал отец.

— О чём ты говоришь, папа?

— О том, мой мальчик, что я не твой родной отец.

Отец прошёл в гостиную, уселся на диван. Я плюхнулся рядом. И отец рассказал мне странную историю. О том, что они с мамой не могли иметь детей, но очень хотели. О том, что однажды в октябре, гуляя в парке, они оказались в странном городе. Городе, где на дверях ярких домов были выбиты странные символы, а узкие улочки были вымощены неровной разноцветной плиткой. Отец и мама медленно брели по городу моего сна, пока не вышли к городской ратуши, где увидели огромные часы с замершими стрелками. Там-то они и нашли меня. Перепуганного маленького мальчика, который потерялся.

— Ты лепетал что-то на незнакомом нам языке. И мы забрали тебя с собой, когда всё вокруг начало меняться… — вздохнул отец.

— Мой мальчик, — в комнату вошла мама и села рядом с нами, — я так мечтала о ребёнке. Это сама судьба подарила нам тебя.

Отец приобнял её за плечи и продолжил:

— С каждым днём, прожитым с нами, ты менялся. Волосы становились темнее, пока не стали каштановыми. Глаза из прозрачно-голубых превратились в тёмно-синие. Ты стал разговаривать с нами, и потихоньку забывал место, откуда мы тебя забрали.

— Но сейчас я должен вернуться… — прошептал я.

Я вдруг понял это. И почему-то не было ни страха, ни боли.

Город моего детства звал меня обратно все эти годы. Каждый октябрь он снился мне, напоминал о том, что ждёт меня…

***

Это был мой девятнадцатый октябрь, когда я вернулся в город своего детства, вернулся туда, где моё место.

Я ушёл ночью. Поцеловал спящих приёмных родителей, написал им длинное письмо, чтобы они помнили и знали, что я люблю их и ни в чём не виню.

Я пришёл в парк ночью. Я был уже почти прозрачным. Если бы кто-то увидел меня, то принял бы за призрака и перепугался до усрачки.

Октябрь осыпался золотой листвой. Громко стучало сердце в моей груди, когда всё вокруг начало меняться.

В октябрьской ночи проступали фигуры людей, которые ждали меня, и я больше их не боялся.

И я шагнул. Переступил тонкую грань, разделяющие миры и оказался в городе своего сна.

Это был мой девятнадцатый октябрь…

Конец.