Мой муж – самый...

На свадьбе не было меня счастливее, ведь мой Костя – самый лучший. Невысокого роста и неловкий, зато умный: на тот момент он учился в аспирантуре.

Зинка – первая подруга – завидовала. Ее парень никак не решался сделать предложение, а мой Костя решился. Правда, для этого – чтобы подтолкнуть его к действиям – пришлось забеременеть, но чем не пожертвуешь ради создания семьи.

После свадьбы мы отправились в свадебное путешествие на Венеру. Прелестная планета, и такая ухоженная! Мы гуляли по паркам и музеям, в специальных – раскрашенных в праздничные цвета – скафандриках для новобрачных. Хотя Костя заменил свой скафандр на обычный после первого же дня, как я ни уговаривала. А я проходила в раскрашенном до возвращения на Землю – и все делала, делала, делала селфи.

Мы вернулись – и начались семейные будни. Костя пропадал с утра до ночи в аспирантуре, а потом в НИИ, куда устроился по окончании университета, а я занималась детьми. После Василия – с разницей в год – родилась Анечка.

И вот я несколько лет занималась, занималась, занималась детьми и неожиданно стала замечать, что Костя далеко не идеален.

Во-первых, невнимателен. Я ему говорю, к примеру: «Иди поиграй с детьми», – а он вроде бы кивает, а на самом деле не слышит, потому что погружен в мысли. Приходилось раз по десять повторять, с возрастающей громкостью, чтобы услышал.

Однажды он и на десятый раз не услышал. Тогда я подкралась – а он по-прежнему сидит за аутокадом, ничего не замечает – и как заору на ухо: «Поиграй с детьми, кому сказано?!». Костя как вздрогнет, как схватится за сердце – аж побледнел – и говорит испуганно: «Пожалуйста, не отвлекай меня, дорогая. Мне только что пришла в голову плодотворная мысль, а теперь убежала». Мысль ему пришла в голову, слышите?! Плодотворная! А потом помассировал грудную область и добавил: «И вообще, у меня стеноз аортального клапана, тебе же известно. На меня нельзя повышать голос». Ага, проняло значит! А ты с детьми играй, когда просят, и никто к тебе подкрадываться и орать на ухо не станет.

Но невнимательность, это что – цветочки! Потому что...

Во-вторых, Костя сластолюбив.

Меня очень задевало, как муж обращается со мной как с женщиной. Нет, денег он всегда приносил достаточно, но кинет как кость собаке, а сам – с головой в работу, даже по вечерам или выходным. А в постели – только поглядите на него! – ласки требует. То есть как ему приспичит, так немедленно начинает лапать и добиваться, как будто я крольчиха какая.

По молодости я уступала, конечно, но потом стала немного соображать:

«А какого рожна, собственно?! Ты где-то в своих высоких рабочих сферах витаешь – чертежник хренов! – а мне с детьми крутиться».

О каком сексе может идти речь при таком раскладе?! А муж продолжает лезть и канючить: «Милая, мне это очень нужно: секс с любимой женщиной стимулирует интеллектуальную деятельность». Вы представляете?!

Мои глаза раскрылись после разговора с мамой. Оказалась, она все это проходила двадцать лет назад – с моим отцом. Потому и развелась: терпеть мужние приставания никаких сил не осталось. Я этого не помню: в то время была совсем маленькой. Думала: родители развелись, потому что отец оказался скотиной и грубияном – мама мне так объясняла. А оно вот как, выходит: не просто скотина, а грубое сексуальное животное!

Печально, что Костя был таким же – возможно, еще похлеще.

– Главное, никогда не сдавайся, – наставляла мама. – Если проявишь слабость, считай всё: мужчина начнет тебя использовать.

Тут-то я окончательно прозрела. И в самом деле, это животное меня использует! Кидает пачку денег и считает, что я должна, как проститутка, раздвигать ноги по первому требованию. Еще чего!

От мамы я вернулась вооруженная теорией.

Василий и Анечка – тогда им было шесть и пять годиков – сидели в пыльном углу и возили по полу вагончики. А это животное – вы только представьте! – протирало штаны за компьютером, словно дети и не его вовсе, и делало вид, что работало. То есть утверждало, что работало, а на самом деле уставилось мутным взглядом в аутокад и ни черта не делало. Только беззвучно шевелило губами, потело и постоянно вытирало лоб носовым платком. Который не ему стирать, между прочим.

Естественно, я наорала.

Разумеется, животное начало оправдываться: мол, дети живы-здоровы – вон они, в игрушки играют, – а у него срочная и крайне ответственная работа. Диссертационный совет внес замечания, в докторскую нужно внести исправления до завтрашнего утра.

Какая в черту докторская, когда Анечка мокрая!

Кончилось как обычно: муж схватился за сердце и дрожащими руками принялся капать в чашку лекарство – наверняка чтобы меня разжалобить. Какое он все-таки хитрое и бессовестное животное! Но не на таковскую – спасибо моей просвещенной маме – напал. Я еще добавила выражений, для полного прояснения, и забрала расплакавшихся детей на руки.

Сюси-пуси, мои сладенькие! А ваш отец – гадина бессердечная! Вот до какого состояния маленьких довел.

С того самого дня – то есть дня моего прозрения – кое-что в семейной жизни изменилось. Теперь животное реже появлялось дома: стало задерживаться на работе, объясняя это производственной необходимостью. Но я-то знала, что все это отговорки и надувательство: мужу плевать на меня, на детей и на семью в целом.

Естественно, ни о каком сексе с этим грязным животным речи идти не могло. Мы начали жить каждый по себе: я занималась детьми, а муж переводил зарплату на мой счет и затворялся в кабинете.

Мама, пока была жива, подпитывала меня в душевной твердости.

Потом, лет через пятнадцать – когда мамы не стало, – мы с Василием и Анечкой остались одни. Если не считать животного, конечно, которое полностью погрузилось в извращенные фантазии. Теперь его взгляд был обращен не вовне, как у нормального человека, а вовнутрь. Животное словно решало в уме сложные математические формулы – в общем, искусно притворялось занятым. А на самом деле: делало все возможное, чтобы не заниматься детьми.

А потом началась война с фуназейцами, и что вы думаете?! Мой муж – это ленивое и сексуальное животное – оказался еще и распоследним трусом.

В тот период вся Солнечная система преисполнилась патриотическим подъемом. Ну как же, враг близко, человечество в опасности, дадим достойный отпор.

Многие, очень многие земляне – и молодые, и старые – записывались в космическое ополчение. Зинкин муж записался и через неделю погиб смертью храбрых. И в том же месяце моя подруга получила приличную военную пенсию, представляете?! С тех пор горя не знает.

А мое животное...

Не знаю, каким образом – кажется, благодаря знакомству с неким засекреченным академиком, – ему удалось эвакуироваться на Меркурий. Считалось, что там безопаснее.

Фамилия академика была Энский, его называли легендарной личностью – я слышала пару раз в случайных разговорах. Он числился в том же НИИ, что мое животное, которому по этой причине чрезвычайно повезло.

Животное настаивало, чтобы я и дети эвакуировались на Меркурий вместе с ним. Не просто настаивало, но даже позволило себе повысить голос, чего не случалось со времен нашей молодости.

Я опешила от такой наглости и по привычке покричала – но не слишком яростно. Война с фуназейцами обещала быть кровопролитной, а Меркурий находился на значительном удалении от фронта. Считалось, что там намного безопаснее, чем на Земле. А разве я своим деткам враг?! Но скандал все равно закатила, из принципа. Пусть животное знает, что я о нем думаю, пусть сердечные капельки попринимает: ему полезно.

Итак, мы – вместе с НИИ, в котором трудился муж, – перебрались на Меркурий. Там – под руководством академика Энского – развернулось конструирование экспериментального оборонительно-наступательного вооружения. Я в этом не очень разбираюсь – не интересовалась даже.

Василию и Анечке исполнилось девятнадцать и восемнадцать: совсем взрослые стали. Они устроились на военный завод и посещали вечерний университет – дневной на Меркурии построить не успели.

А муж по-прежнему пропадал в своей чертежной мастерской: дневал и ночевал там. Он уже не мог вести нормальный образ жизни: худел, лысел, горбился и приобретал черные круги под глазами.

Я на него практически плюнула, тем более что у меня появился тайный и очень личный интерес. Ну да, я имею в виду любовника. А что, я еще нестарая и достаточно привлекательная женщина, имею право.

Это произошло на третий год нашего пребывания на Меркурии.

Не стану описывать избранника-офицера, скажу лишь, что поначалу – на фоне моего стареющего мужа – он выглядел идеальным. Был таким пылким и внимательным, что я таяла от нежности, как мороженое.

Однако, вскоре любовник продемонстрировал слабость характера.

Мне всегда казалось, что в глубине души он побаивается публичного скандала: того, что нас застукают вместе, – да и сама не хотела, чтобы дети узнали. Но выяснилось, что офицер опасается не столько моих повзрослевших детей, сколько моего постаревшего мужа: это полное ничтожество, эту погруженную в себя бессловесную скотину, это беспросветное чертежное животное!

Когда это выяснилось, я звонко расхохоталась и не смогла относиться к любовнику по-прежнему.

Но тот не слишком расстроился. Казалось, был рад выяснению отношений.

– Ты прекрасная женщина, – сообщил мне. – И если бы не была замужем за... кгм... В общем, сейчас не лучшее время для адюльтера. В ближайшие дни нашу установку ожидает боевое испытание. Меркурий работал на ее создание в течение четырех лет, и сейчас решающее мгновение. Если получится, в войне наступит перелом: мы вытесним фуназейцев из Солнечной системы.

– Да? – растерялась я, не ожидая перевода разговора на военную тему.

При чем тут война, в самом деле?!

Так ничего не пояснив, офицерик удалился. Навсегда.

Я переживала, конечно. Особенно было обидно, что это не я бросила любовника, а вроде как он меня. Хотя насчет переломного момента в войне не наврал: через два дня – в битве под Фемисто – земляне применили принципиально новое оружие, положившее конец фуназейской гегемонии.

Это оружие было произведено на Меркурии.

Вокруг ликовали: НИИ и экспериментальный завод, изготовившие победную установку, гудели и веселились. Праздновали даже дети – не говоря о муже, который сутками пребывал на рабочем месте, а домой являлся раз в неделю. Как там ночевал, так и продолжил.

Одна я, потерявшая любовника, не находила места. Веселиться не хотелось, и подруг для доверительного разговора поблизости не нашлось, потому что общественное настроение было заточено под сиюминутный патриотический угар, а не личные переживания.

По этой причине, когда нагулявшееся животное возвратилось, я выдала по полной программе. Высказала все, что о нем думаю: что этот неблагодарный тип собой представляет и как испортил мне жизнь. Я горевала о потерянном любовнике и злилась на мужа – вероятно, поэтому разгневалась более обыкновенного.

Как обычно, животное схватилось за сердце и побежало в ванную комнату за капельками. Но на этот раз не добежало: свалилось как куль на кафель и задергало руками и ногами.

Я завизжала.

Приехавшие врачи сообщили, что муж скончался от обширного инфаркта.

Похороны были богатыми: я таких не ожидала.

Как оказалось, на Меркурии – и не только на нем – покойник весьма известен. Сначала я не понимала, в чем закавыка: с какой стати похоронные венки скорбят об «академике Энском». Думала, что академик – его, кстати, тоже звали Константином Борисовичем – умер одновременно с моим мужем и их хоронят вместе, в целях экономии. Это объясняло несусветное число людей на мероприятии: собралось почти все население Меркурия.

Но оказалось, дело в другом. Мой муж и являлся тем самым академиком Энским: эта была его вторая – абсолютно секретная – фамилия, под которой он трудился. И никаким он был не чертежником, а Генеральным конструктором той самой боевой установки, которая обеспечила победу землян в битве под Фемисто.

Желающих выступить набралось много. Говорили в течение двух часов: все отмечали неоценимый вклад Константина Борисовича в дело победы над фуназейцами.

Выступила и я, хотя заранее к выступлению не готовилась. Рассказала, как прожила со своим жи... то есть любимым мужем двадцать лет душа в душу, как вырастили двоих детей. Также – как поддерживала супруга в трудные минуты, как он советовался со мной как ближайшей соратницей и сподвижницей по любым мелочам и какой лаской я платила ему за доверие. А в целом – как замечательно, что мы победили в войне: общими дружными усилиями.

Рядом стояли мои дети: Василий и Анечка. Во время речи они многозначительно переглядывались – я заметила. Конечно же, им нравилось выступление матери.

Я шикарно смотрелась в черном траурном платье.