Я хочу себя обезличить -
обезобразить
свое отражение в тех зеркалах,
изменить и обналичить
боль по ставке двойной,
чтобы внутри скользкой дугой
не гнездился страх.
Говорить с тобой - обнажать
все статуи и снимать покровы,
отводить в сторону
бисерный карнавал,
почему мы всегда принять не готовы
то, что секунду назад
снаряд взорвал?
И бессмысленны все потоки наречий,
между слов всегда протекает вода,
если живешь от встречи до встречи,
то нельзя уйти без предупреждения,
без следа.
Так и идешь, сборотый, сонный,
между стальных зеркал,
не опуская глаз, глядя между
многоточных ударов изогнутых
предложений,
этот весенний майский отряд
короновал
правду из правд,
взяв нас в роли мишеней
будто здесь вовсе не вальс играл,
а радио похоронных
вписанных в круг ударений.
Сдаться - признать, что в груде камней
трудно найти подобие смысла,
все-таки мудрости сердца всегда видней,
чем пелене коромысла
слабостей, гитарным аккордам страстей,
беспризорной дороге ведущей
к черной материи в тысячи скоростей,
нас убивающей на сон грядущий.
Не убежать, не отменить надежд,
не потерять, не дышать в осколках,
сбросить одну из праздничных вежд,
вне ожиданий и безо всякого толка.
Пусть расстреляют меня в толпе
прямо на площади в центре столиц,
я не услышу другого набата,
чем тысяча лье улицы журавлей,
имя которых дороже изогнутых спиц...
В вечные крепости толченых защит,
прямо над этим морем у самого края,
я утверждаю, любовь - мой щит,
ею дышу, потому святая
гордая линия моих оборон,
нотка упрямства и неколебимой воли
даст мне потоки со всех сторон,
жизни потоки,
что тьму навсегда побороли.