Муравейник

Её корабль мчался сквозь пустоту. Привычно шуршал вентиляторами бортовой компьютер, легко, едва заметно гудели экраны инструментов. Если прислушаться, можно было уловить момент, когда компьютер принимал решения — тогда возникал лёгкие, едва слышимые всплески шелеста и почти неслышимых писков. Люди-инженеры называли их наводками, но не слышали их.

Где-то за её спиной, за защитными кожухами работал реактор, прокачивал сквозь себя топливо и сжиженный газ. Разогревал его до огромных температур, направлял в сопла маршевых двигателем, и выбрасывал в пустоту, с беззвучным рёвом пламени. В пустоте не было воздуха, не было и звука. Только редкий скрежет наряжённого металла напоминал о бушующих снаружи силах, когда она делала очередной манёвр.

Пальцы привычно пробежались по кнопкам. Кресло привычно давило на спину, непривычно слабо — всего один G вместо привычных пяти, десяти или пятнадцати. Она толкнула штурвал в сторону, и металл корпуса натужно, протестующе заскрипел, когда корабль медленно, непривычно медленно начал разворачиваться и менять курс.

Она мчалась сквозь пустоту со скоростью три километра в секунду, относительно станции — маленькой, едва видимой точки вдали. Её корабль был ещё одной точкой, а вокруг зияла пустота. Чернильная непроницаемая тьма, разбавленная редкими искрами звёзд. Вдали виднелся желтоватый диск планеты, крошечный, который можно закрыть пальцем на вытянутой руке, а в стороне полыхало светило, слепило глаза. Отвернись от него, выключи свет, и быть может глаза привыкнут ко тьме, и можно будет разглядеть сияние млечного пути. Она мчалась сквозь пустоту со скоростью три километра в секунду, и разгонялась дальше, но далёкие звёзды не двигались. Они были слишком далеко и, казалось, что корабль неподвижно стоит на месте.

Затрещал передатчик. Знакомый голос устало заявил:

— Лариска, сломаешь и этот прототип, уши надеру!

Она, "Лариска" задумчиво хмыкнула в микрофон. С треском, голос отключился и его сменил другой. Чуть более спокойный и интеллигентный.

— Мы закончили расстановку целей, возвращайтесь, пожалуйста.

Она кивнула, но собеседник этого не увидел. Наверное. Люди могли поставить на приборную панель камеру. Она привычно нажала несколько кнопок, и пару мгновений её пальцы порхали над панелью управления. Корабль продолжил медленный разворот. Скрипел металл, но пока что не было подозрительных тресков, щелчком ломающихся соединений, скрежета рвущихся швов. Под её сиденьем продолжал работать самописец. Командир пока просто ругается. Даже если корабль развалится, её подберут. А потом Командир будет ругаться чуть дольше, чем обычно.

Она зевнула, и уставилась на далёкую точку космической станции. Пять минут уйдёт, чтобы погасить скорость в три километра в секунду. Ещё несколько уйдёт, чтобы вернутся назад к станции. Потом будет простой курс с препятствиями, которые надо будет избегать. Светящиеся точки в пустоте, неподвижные, от которых так легко увернутся. И тяжёлая машина, что движется по плавным кривым линиям и может сломаться если Лариска попытается выжать из неё чуть больше, чем нужно.

Она смотрела сквозь толстое стекло кабины. Люди хотели летать в шлеме виртуальной реальности, закрыв окна бронированными плитами. Но для неё шлем противно мерцал, и стёкла пришлось открыть, а шлем оставить на станции. Это ей не помешало. Она летела к станции, и смотрела иногда на далёкий желтоватый диск. Планета, которой до сих пор не дали имя, отражалась в её глубоких, зелёных глазах с вертикальными зрачками.

Несколько минут ушло, чтобы вернуться назад. Ещё где-то час она нарезала круги вокруг увешанных лампочками и сенсорами металлических сфер, медленно проверяя и запоминая, как движется её корабль. Люди называли его "Истребитель Прототип" с длинным номером и кодом. Как и всё, что делают люди он больше напоминал пузатый кирпич с выпирающими водородными топливными баками. Она честно сказала людям, что первым делом в бою подстрелила бы бак. Люди задумались. Сегодня ей дали пострелять. Она расплавила мишень лазером. Подбила ещё одну новым оружием, оно плевалось кусочками материала. Пробив мишень, они красиво загорались и превращались в дым. Это было интересно и на мгновение её зрачки расширились.

— Мы закончили, э... Лариса, — заговорил интеллигентный голос снова, — возвращайтесь, пожалуйста, вас ждут на пятой площадке. Вы не возражаете против опроса?

Она хмыкнула в ответ. Она не возражала. Она попыталась вспомнить, как этого человека зовут. В мозгу возник букет запахов, звуков, движений. Этот человек был стар. Ему было пятьдесят лет. Он не пах болезнью или табаком. Его одежда пахла земным хлопком, а не космической синтетикой. Он ел сухие брикеты вместо питательной пасты, и быстро уставал. Имя не вспомнилось. Не нужно было его запоминать, он уедет, как и все остальные и потом приедет кто-то ещё.

Она развернулась корабль к станции. Пузатый кирпич который люди считали истребителем слегка надавил на её спину креслом. А потом снова надо было ждать. Ждать, пока станция приблизится, пока увеличится в размерах. Но под конец стало интереснее. Колесо станции крепилось на "оси вращения" — толстом цилиндре, с посадочными площадками. Аккуратно, без единого толчка, она подлетела к одной из них. Сравняла движение корабля с вращением станции, выпустила посадочные шасси. И только когда станция щёлкнула захватами, она выключила двигатели. Потом пришлось ждать, пока вытянется стыковочный тоннель, пока не подключится к кораблю. Просто чтобы не выходить наружу в скафандре и магнитных ботинках.

Люди. Люди всегда делают странные вещи. Так и тут. Гравитация на оси вращения была слабее, но ощущалась и толкала её наружу. Наружу от центра колеса, и теперь ей казалось, что висит в кресле на потолке, вверх ногами. Она отстегнула страховочные ремни, выпрыгнула из кресла, легко оттолкнулась от корпуса корабля, и забралась в стыковочную трубу.

Её ждали. Запинающийся человек-лаборант расспросил её, записал ответы и покивал головой. Он вытаращил глаза, когда она сказала "дырку для хвоста сделайте. В кресле. Нормальную". Потом пришла команда "Лариска, на сегодня всё" и её отпустили.

Она стояла внутри огромной трубы — "оси" станции. Лаборант с записками ушёл, неловко покачиваясь и держась за поручни. Он не привык к пониженной гравитации внутри "оси" или "трубы". Люди называли гравитацию здесь лунной. Она посмотрела вверх. Вверху над ней, по поверхности трубы шли механики, клацали магнитными ботинками и осторожно катили ящик с инструментами. Легко можно допрыгнуть до них, с одной стороны трубы на другую. Но иногда люди пугаются, а потом ругаются если так сделать.

Она закрыла глаза и прислушалась. Люди шебуршились около стыковочной трубы, из которой она вышла. Прочный, укреплённый переносной компьютер шуршал вентилятором и потрескивал электроникой. Кто-то всплеснул руками, и начал бормотать что-то неинтересное про "структурное напряжение". Этот док особый, корабль снаружи м можно втянуть внутрь и тогда механики будут снова возиться с пузатым кирпичом, который в этот раз не сломался. Если прислушаться, шум и разговоры людей, клацанье магнитных ботинок, бульканье труб внутри обшивки, работа механизмов — всё это вместе складывалось в шум, ритм, музыку. Негромкая симфония из тысячи звуков, из которой можно было узнать многое.

Лариска дёрнула ушами и открыла глаза. Ритм сменился. Станция кого-то ждёт, но оркестр из механизмов не говорил, кого именно. Где-то вдалеке механики продували и проверяли ремонтный док, быть может, приедет ещё один человек в одежде из земного хлопка, и будет задавать новые вопросы, а потом на пузатом кирпиче появится ещё одно новое оружие.

Она зевнула, потянулась, пригнулась, переступила с ноги на ногу, махнула хвостом, и прыгнула. Вдоль трубы, над головами людей, неторопливой, красивой дугой. Идти мимо неловких людей было слишком долго. Кто-то внизу уронил ключ. В три больших прыжка она добралась до лифтов, зашла в кабинку вместе человеком. Человек пах незнакомым кораблём, но запах выветривался, значит он был здесь несколько дней. От него доносился лёгкий аромат синтетической ткани и краски. Военная форма. Она слышала, как человек посмотрел в неё сторону, думая, что она не замечает. Наверное, он заметил хвост или уши, и ему любопытно. Но человек напрягся и дёрнулся и этого обычно не происходило.

Лариска обернулась и уставилась на человека. Зелёными глазами с вертикальными зрачками. Человек напряжённо стоял на месте, приложив руку к козырьку. Они замерли, глядя друг на друга. Человек мигнул. Она медленно мигнула в ответ. Не сразу поняла, что он хочет, и только потом вспомнила про погоны, на своих плечах, знаки, о которых так беспокоились люди. Она медленно кивнула человеку и отвернулась. Человек опустил руку и вышел на среднем кольце, где гравитация была меньше земной вдвое. Можно ли снять погоны. Кажется Командир ругался, когда она об этом спросила в прошлый раз.

Она вынырнула из лифта на внешнем кольце, где центробежная сила совпадала с земным притяжением. Люди чувствовали себя тут как дома, если не крутили слишком часто головой — новеньких от этого укачивало. Коридор в светло-серых томах уходил вдаль и заворачивал вверх. Белый свет, не тёплый и не холодный, струился потолка. Она облизнулась, прошла вдоль ряда одинаковых дверей жилых отсеков, остановилась у двойной большой двери, с надписью: "Столовая". Дверь открылась перед ней сама, с лёгким шипением пневматики.

Внутри ждали светло-серые тона мебели, и такой же тёмный пол. Здесь были окна, но их плотно закрывали жалюзи — людям не нравилось что звёзды за окном всё время вращаются. Большая часть столов пустовала. Лишь в углу сидела шумная компания, что-то отмечала. От них донёсся запах виноградного сока, выпечки, синтетического мяса, новой, только что выпущенной одежды, свежего шампуня и чеснока. Ещё одни новенькие. Лариска прошла к повару за прилавком.

Грузный, немолодой мужчина внимательно посмотрел на неё из-за стойки и устало вздохнул. От него пахло человеческими специями, сухими пайками, растворимыми напитками и "водорослями". Жижей. Зелёной и розовой, из которой можно делать еду. Которые многие люди почему-то не любили. Она облизнулась.

— Опять как обычно? Не жарить? — уточнил повар. Он слегка пах усталостью.

Лариска мотнула головой. За столом вдали пшикнула пробка, и запахло синтетическим красителем. Лариска поморщилась. Газировка. Почти вся она пахла одинаково, напоминала ей безвкусное мыло.

— Слушай, — повар наклонился вперёд и заговорил тише. Лариска навострила уши. — Дай я тебе хоть что-нибудь добавлю. Без ничего же. Пряности. Сухари. Хоть что-нибудь?

Она открыла рот и задумалась. В памяти всплыли два знакомых запаха и вкуса. К ним добавился третий.

— Рыба. — предложила Лариска. — Мрясо. Настоящее.

Повар покачал головой.

— Только заменитель.

Не получилось. Лариска облизнулась.

— Молоко. Густое. — предложила она.

— Сухое, — улыбнулся повар. — Но настоящее. Будет желе. Подождёшь?

Она кивнула, и повар исчез за прилавком. Первых два вкуса исчезли из памяти, остался третий. Компания вдали продолжала шуметь и что-то отмечать. Кажется в середине сидел племянник. То есть именинник. Поздравляемый. Один из людских праздников? Лариска задумалась. Свадьба, новый год, день рождения, награждение, повышение. Иногда на них давали еду. За столом не было человеческой женщины, и перед человеком не стоял торт, значит не первые два. В этот момент вернулся повар.

— Держи. — он протянул поднос. — Хлеб попробуй. Не доели. Если не съешь, то пропадёт и в утилизатор отправится.

В глубокой металлической миске лежал влажный розовый брусок с половину буханки хлеба. Розоватые мягкие частицы, разного оттенка блестели в свете ламп, между ними виднелись белые прожилки. Повар смешал его с сухим молоком. Рядом лежала вилка, ложка, стояла кружка с разведённым молоком, и лежал кусок хлеба. Она облизнулась и уставилась на брусок. Он подрагивал на тарелке, как будто пытался ожить и сбежать. "Космическое мясо". Почему люди его не едят, особенно сырым?

— Иди, хищник. — улыбнулся повар, — прилавок слюной закапаешь. Другую еду попробуй, хоть раз.

Она кивнула, забрала тарелку, села за дальний столик. Сдержалась, чтобы не схватить еду руками. Мясистый брусок соблазнительно дёрнулся на тарелке один раз и другой. Как будто бы он собирался уползти. Она прицелилась в него вилкой, и её зрачки широко расширились. Но её прервали. Она услышала, как от соседнего стола поднялся человек, и направило к ней. От него пахло хорошим настроением и радостью, любопытством, и другим ароматом. Сейчас он подойдёт и попытается мешать ей есть.

— Девушка, а не хотите к нам присоединиться, у нас... — начал говорить человек, и осёкся, когда Лариска обернулась к нему.

Её рост был метр шестьдесят. Средний для людей. Волосы подстрижены, не слишком коротко, чтобы не мешались в шлеме. Она выглядела почти как спортивная, человеческая женщина, лет двадцати.

— ...праздник. — закончил ошарашено парень и чуть побледнел. От него слегка повеяло страхом.

На макушке головы торчком стояли мохнатые уши. За ней тянулся хвост. Больше всего выделялись глаза. Нечеловеческие глаза с вертикальными зрачками, и огромной изумрудно зелёной радужкой. Глаза кота на почти человеческом лице.

— Может, посидите за компанию? — неуверенно повторил парень.

Она вспомнила совет, который ей дала Восьмая. Она широко улыбнулась. Сейчас человек заметил, что у неё есть клыки. Его внимание перескочило на его руку. Он увидел нечеловеческие кончики пальцев. Обратил внимание на когтеподобные ногти, вспомнил слухи, что фелид может проткнуть человека ударом. Нужно чуть-чуть подтолкнуть и он не будет мешать есть.

Она улыбнулась чуть шире, приоткрыла рот, и в просвете между зубами показал ряд зубов второй. Острые резцы выдвинулись на мгновение и тут же спрятались. Схватить первым рядом, срезать вторым.

— Извините! — сказал парень и отступил. Сбежал назад к своему столику, откуда донёсся тут же беззлобный смех. Кто-то похлопал парня по плечу, и в разговоре мелькнуло слово: "Фелид". Не человек, Фелид. Искусственно выращенный организм.

Лариска посмотрела снова в тарелку и облизнулась, вернулась к трапезе. Розово-белый кусок мяса аппетитно шевелился, как будто пытался удрать из тарелки. Она пригвоздила его вилкой, а потом с удовольствием слопала. Люди не понимают это удовольствие, когда еда пытается от тебя сбежать, пока ты её ешь. Она съела всю порцию, вместе с хлебом и молоком. Оно действительно оказалось настоящим. Она вернула пустые тарелки повару, и отправилась домой.

"На сегодня хватит", сказали ей люди, значит других приказов не будет. Значит, будет нечем заняться. Значит не нужно будет летать даже на медленном, неповоротливом истребителе. Значит, будет ещё скучнее.

На лифте она спустилась к самому нижнему кольцу. Совсем невдалеке от центральной трубы, на которую садились малые корабли. Центробежная сила здесь была слабая, здесь стояла полутьма и здесь почти никто не жил. Свет включался только в важных местах, и светло-серый коридор окутывали тёмные сумраки, в которых она прекрасно видела. Тут можно было пробежать и можно было легко оттолкнуться от пола, стены, сделать огромный прыжок. Другие фелиды любили этим заниматься, другие Варианты, не "Пилот", как она. Любили, когда посещали станцию, последний раз они были здесь довольно давно. Лариска зевнула. Она подошла к небольшой двери, дверь распахнулась, вошла в свою "каюту". Командир разрешил ей здесь селиться.

Здесь не горел свет. Большая коробка стояла у дальней стены, набитая одеялами и подушками. Ещё несколько одеял были разбросаны в маленькой комнате, а у стены стоял покосившийся шкафчик для одежды. В нём лежали запакованные комплекты одежды — она наденет их, когда этот испачкается или износится. Здесь не горели лампы, но свет сочился в помещение.

Над коробкой красовалось огромное окно с невероятно толстым стеклом. Одно из немногих окон, которые люди построили на станции и не успели закрыть. Лариска забралась в коробку, закуталась в одеяло и уставилось в стекло.

В темноте космоса кружились звёзды. Белые светящиеся точки, что как будто пытались сбежать или уползти от неё. Зрачки Лариски чуть расширились и подрагивали. В центре круговорота звёзд висел маленький грязно жёлтый диск. Его можно было бы закрыть пальцем, если вытянуть руку. Лариска смотрела на звёздный хоровод несколько минут, затем задремала и уснула.

Ей снилась что она летит, снова на истребителе, на другом, атмосферном, быстром. Низко, над кронами деревьев. На скорости выше звука, которую люди называли "мах". Скорость росла. Первый мах, второй. Третий. Она поднялась до пятого и перестала разгоняться дальше. Она мчалась на истребителе над кронами деревьев. Впереди перед ней неслась красная точка. Далёкая, и недостижимая. Она гналась за ней, смеялась и иногда урчала. Потом сон провалился в полутьму.

Несколько часов спустя, её разбудил скрежет. Кто-то царапался в её входную дверь. Она зевнула, выбралась из одеяла, сонно подошла ко входу и открыла дверь. За дверью её ждала знакомая физиономия, что чуть водила ушами. Восьмая. Фелид, как она, вариант Воин. Волосы со светлой подпалиной на ухе, которых никогда не бывает у людей. Сильнее и выше ростом, и в своей военной форме. Восьмая ещё не заработал себе имя, как у Лариски. Восьмая ухмыльнулась, и выдала чирикающую трель.

— [ Играть? ], — спросила Восьмая звуком, который не понимают люди.

— [ Больно дерёшься ], — обиженно ответила потоком щелчков Лариска.

Восьмая хитро улыбнулась и достала из-за спины нечто похожее на футбольный мяч, замотанный в тряпки. Наверное, его опять сделали люди-инженеры.

— [ Мячик ], — констатировала Лариска. Её зрачки чуть расширились. Она вспомнила, что после шалостей Восьмой командир ругался чаще, но попадало и ей тоже. Прошлый мячик они сломали. Случайно, об распределительный щит.

— [ Особенный. Прочный. ] — Заговорчески прощёлкала Восьмая, и что-то сделала с "мячом".

"Мячик" дёрнулся. Ощетинился похожими на перья лентами. Они пахли людским полимером, для бронежилетов. Под кучей лент вспыхнула лампочка, и устройство внутри проиграло звук грызуна. А потом "мячик" соблазнительно зашевелил лентами.

— [ Играть? ] — чирикнула Восьмая снова, с ухмылкой.

Лариска смотрела на "мячик". Глазами с полностью раскрытым зрачком и переминалась с ноги на ногу. За её спиной из стороны в сторону ходил хвост.

Восьмая по-человечески фыркнула. Отступила на шаг в коридор замахнулась мячом. А потом силой метнула соблазнительный объект во тьму. В полете он издавал звуки птиц и грызунов.

Лариска выскочила из своего гнезда пулей и помчалась следом. С хохотом за ней бежала Восьмая. Два фелида мчались по тёмному коридору, за соблазнительным, убегающим объектом.

Дверь в комнату Лариски осталась открытой. За толстым окном продолжали хоровод звёзды. А в центре всё так же висел грязно-жёлтый диск планеты, которой люди так и не дали имя.