Раздалась мелодичная трель космофона, и я поднял трубку.

– Музей Йона Тихого.

– Здравствуйте… Пшшшшш… Жжжжжж… Пшшшшш… С планеты Гармария… Пшшшшш… Жжжжжж… Пшшшшш… Сообщить, что обнаружена запись Йона Тихого… Пшшшшш… Жжжжжж… Пшшшшш… Должна быть уничтожена, но по чистой случайности сохранилась… Пшшшшш… Жжжжжж… Пшшшшш… Решили, что вам будет интересно… Пшшшшш… Жжжжжж… Пшшшшш…

Слышимость была ужасной: насколько я помнил, планета Гармария отстояла от Земли на восемь тысяч световых лет, и все это расстояние сигналу приходилось преодолевать радиопомехи, создаваемые телевизионными каналами двух тысяч населенных миров.

– Что??? – заорал я в трубку. – Плохо слышно, повторите, пожалуйста. Запись? Йона Тихого? Вы абсолютно уверены?

– Пшшшшш… Жжжжжж… Пшшшшш… – отвечала трубка.

– И вы готовы передать найденную запись музею? – кричал я в трубку в радостном возбуждении, почти ничего не слыша в ответ. – Спасибо огромное, вы обратились по адресу! Немедленно вылетаю.

Космофон еще что-то пшишикал и жижикал, но я кинул трубку на рычаг и приступил к лихорадочным сборам. Да и мог ли я, Вацек Нескучный – не только директор музея им. исследователя обеих сторон галактики Йона Тихого, но и его родной внук, – поступить иначе?! Каждый экспонат в музее имени моего деда имеет общечеловеческую ценность, а неизвестная запись с голосом прославленного и непревзойденного Йона Тихого тянет на галактическую сенсацию. Услышать родного деда, возможно, диктующего путевые заметки или излагающего новую теорию безотносительности – что может быть заманчивее для музейного работника, да еще любящего потомка?!

Короче, я не раздумывал ни секунды, а кинул в саквояж смену белья и немедленно отбыл на Гармарию.

К сожалению, я не смог воспользоваться личной ракетой, у которой засорилось ядерное сопло – третье слева, если считать с верхнего по часовой стрелке. Пришлось: а) отдать ядерное сопло в ремонт, чтобы по нему как следует прошлись ершиком, и б) воспользоваться ракетой, находящейся в музее в качестве экспоната. Это была та самая ракета, на которой Йон Тихий некогда покорял галактические просторы, немного за сто лет устаревшая, но еще пригодная для межпланетных путешествий.

Недолго думая, я воспользовался дедушкиной ракетой, усмотрев в этом даже определенный символизм. Разве не символично, что через сто лет после гибели Йона Тихого его любящий внук, директор музея имени Йона Тихого, вылетает на дедушкиной ракете за записью его голоса?!

Через три недели я прибыл на Гармарию.

В космопорту меня встречал гармарианец с табличкой: «Вацек Нескучный, Земля».

Я – весь в нетерпении и предвкушении – долго тряс девять дружески протянутых ко мне слизистых рабочих присосок.

– Меня зовут Варзузель, – представился гармарианец. – Предлагаю вам, уважаемый Вацек Нескучный, экскурсионный тур по Гармарии, на три-четыре галактических часа. После этого вы сможете услышать Йона Тихого.

– Нет, никакого экскурсионного тура, ни в коем случае, – мягко запротестовал я, оттирая носовым платком оставшуюся после присосок слизь. – Крайне признателен за теплый прием, но сильно ограничен во времени, мне еще на Землю возвращаться. Нельзя ли пропустить пункт с экскурсией, а сразу насладиться голосом Йона Тихого? Кстати, он мой родной дедушка.

– О, так Йон Тихий ваш дедушка, тысяча извинений? – воскликнул Варзузель, просияв фосфоресцирующими органами, расположенными по периметру головного отростка. – Я не мог предположить! Теперь ясно, почему вы торопитесь услышать его голос. Безусловно, вам хочется поскорее дарбулдыкнуть со своим дедушкой. Как я вас понимаю!.. Однако, – на этом месте гармарианец немного замялся, – обнаруженная запись находится в плохом техническом состоянии, в настоящий момент ее приходится восстанавливать, что требует времени. Поэтому я и осмелился предложить экскурсионный тур, после которого – когда запись будет полностью восстановлена – вы сможете дарбулдыкать с дедушкой, сколько пожелаете.

– Неужели ничего нельзя сделать? – спросил я довольно кислым тоном.

– Запись Йона Тихого была обнаружена по чистой случайности, – с сочувствием пояснил Варзузель. – Мы записываем всех гостей, посещающих Гармарию, это старинная традиция. Вас тоже запишут при выходе из космопорта: процедура стандартная, отнимающая не более двух галактических минут. Однако, после того, как гость покидает планету, запись стирается. Тем не менее запись вашего дедушки не стерли – очевидно, по чьему-то служебному недогляду, – поэтому, тысяча извинений, я и решился вас побеспокоить…

– Да, да, чрезвычайно вам за это признателен! – закивал я. – Но нельзя ли ускорить процедуру восстановления? По крайней мере, проиграть хотя бы часть записи? Голос Йона Тихого известен мне по другим записям, я моментально его узнаю.

– Попробуем что-нибудь придумать, – в конце концов согласился Варзузель. – Прошу проследовать за мной в Институт Восстановления.

Ведомый любезным гармарианцем, я покинул космопорт – обязательная процедура записи при выходе из космопорта заняла, как и было обещано, не более двух галактических минут – и после недолгой поездки по городу очутился в Институте Восстановления.

Меня провели в кабинет, заставленный хитроумными приборами, и усадили в гостевое кресло.

– Я Бразузель, главный специалист Института Восстановления, – представился гармарианец в белом халате. – Сейчас вы услышите голос гуманоида, некогда зарегистрированного таможенной службой в качестве Йона Тихого, землянина. К сожалению, процедура восстановления не закончена, поэтому запись продлится всего несколько галактических секунд.

– Никаких возражений! Готов прослушать то, что удалось расшифровать на текущий момент! С радостью размещу в экспозиции музея даже короткий аудиофайл с голосом Йона Тихого. А удастся восстановить нечто большее, приму впоследствии – надеюсь, вы не откажете прислать материал наложенным платежом.

Мне показалось, что Бразузель и Варзузель недоуменно зафосфоренцировали.

– Не знаем, как это согласуется с Межгалактическим законодательством, но, если настаиваете, можем передать вам полный восстановленный материал. Нам он ни к чему: все равно, в соответствии с гармарианскими порядками, подлежит уничтожению.

Я заверил гармарианцев, что приму любые материалы, связанные с памятью Йона Тихого.

– Замечательно, – произнес Бразузель. – Устраивайтесь поудобнее, даю звук.

Главный специалист Института Восстановления опустил склизкую присоску на кнопку включения, и в комнате зазвучал голос покорителя галактических просторов Йона Тихого, моего знаменитого деда.

– Где я нахожусь, комета вас побери?! Почему здесь темно и тесно? Что вообще происходит, кто-нибудь может мне объяснить?

Бразузель выключил аппарат и уставился на меня ближним периметром головного отростка.

Я сидел потрясенный. Это действительно был голос Йона Тихого – в этом не приходилось сомневаться. Слова деда о том, что ему темно и тесно, следовало отнести к условиям, в которых некогда производилась запись. Хотя при прохождении процедуры я не заметил ничего такого: напротив, в записывающем кабинете было светло и просторно – вероятно, за сто галактических лет технический прогресс на Гармарии шагнул далеко вперед.

Как бы там ни было, я сделался обладателем бесценного исторического материала и начал уже прикидывать, куда новый экспонат приспособить. Допустим, посетителей музей вводят в темную комнату, затем звучит натуральный голос Йона Тихого – что называется, из глубины веков:

«Где я нахожусь, комета вас побери?! Почему здесь темно и тесно? Что вообще происходит, кто-нибудь может мне объяснить?»

Затем свет включается, и посетителям открывается помещение музея, со всеми его уникальными экспонатами, во всем их историческом очаровании.

Забрав диск с прослушанной записью, я распрощался с гармарианцами и покинул Институт Восстановления, откуда сразу направился в космопорт. Мне не терпелось приобщить полученную запись к музейной коллекции.

Некоторое время заняло оформление документов на отлет. Когда бюрократические формальности, одинаковые во всех концах вселенной, остались позади и я собирался уже надавить стартовую педаль акселератора, то увидел бегущего по взлетной полосе Варзузеля, который, пытаясь привлечь мое внимание, отчаянно махал верхними присосками, в то время как нижними катил тележку с довольно объемистым ящиком.

Пришлось отложить старт и спуститься по трапу.

– Чем могу служить, уважаемый Варзузель?

– Вот, тысяча извинений, – запыхавшись и показывая на багаж, объяснил гармарианец. – Мы успели закончить полное восстановление до вашего отлета, теперь передаем материал в ваше распоряжение, как договаривались. Предупреждаю, передача осуществляется на ваш страх и риск: с Межгалактическим законодательством разбирайтесь сами.

– Разберусь, конечно, – заверил я, подписывая сопроводительные бумаги.

– А это, – сказал Варзузель, протягивая картонную коробку значительно меньшего размера, – презент в честь нашего знакомства, продукт высоких гармарианских технологий. Если вы согласились принять основной материал, то и презент не помешает, наверное.

– Вы так любезны…

Я с искренней благодарностью пожал все девять склизких присосок Варзузеля и вернулся в ракету, толкая перед собой тележку с подарками: вместительным алюминиевым ящиком, в котором находились исходные аудиоматериалы, и картонной коробкой с презентом.

Через несколько галактических минут ракета покинула Гармарию.

До Земли оставалось три недели полета – почти по прямой, если не считать небольшого отклонения возле магнитной звезды в созвездии Скорпиона. Для преодоления воздействия приходилось намагничивать корпус ракеты и, при приближении к точке наивысшего магнетизма, вращать ракетный корпус вокруг оси. Тогда плюсы чередовались с минусами, и ракета, то притягиваясь к звезде, то отталкиваясь от нее, свободно преодолевала намагниченное пространство.

Установив автопилот, я целиком погрузился в музейную работу, а именно: пролистывание энциклопедических томов, в поисках отсылок к своему деду Йону Тихому, также составления поминутного описания его переполненной различными событиями жизни, также составление биографий гуманоидов и негуманоидов, когда-либо общавшихся с Йоном Тихим, или тех, о которых он упоминал в своих многочисленных сочинениях.

От работы меня отвлек настойчивый стук, доносившийся, к моему удивлению, не снаружи – это я еще мог бы понять, – а изнутри ракеты, а если точнее, то из складского помещения. Однако, я никого не впускал внутрь ракеты, в чем был совершенно уверен, и навряд ли кто-либо мог пробраться в ракету в мое отсутствие. Уходя, я всегда навешивал на входной люк сертифицированный амбарный замок последней модификации.

Поспешив в складское помещение, я обнаружил, что полученный от гармарианцев металлический ящик сотрясается от ударов изнутри.

Несколько удивленный – ведь в контейнере должны были находиться аудиоматериалы, и ничего боле, – я открыл задвижки, после чего из металлического ящика выпал всклокоченный и разозленный гуманоид, сразу набросившийся на меня с криком:

– Какой кометы меня засунули в этот гроб и продержали в нем несколько галактических часов? Мне обещали, что процедура быстрая и безболезненная! Я буду жаловаться в Управление Межгалактических Связей, так и знайте!

Когда гуманоид поднял недовольное лицо, я обомлел: на меня смотрел и грозил в мою сторону кулаком не кто иной, как мой неподражаемый дедушка Йон Тихий – во всяком случае, землянин, похожий на него как две капли воды. Мне ли, Вацеку Нескучному, не узнать дедушку, портретами которого завешены все стены музея, каковым я по законному наследственному праву заведую?!

Сначала я посчитал, что гармарианцы глупо пошутили, загримировав нанятого актера, но затем истина поразила мой мозг, словно ночной астероид зазевавшийся космошлюп. В спешке я позабыл, что Гармария – не первоначальное название планеты. Ранее – во времена молодости Йона Тихого – планета была известна как Энтеропия, и лишь семьдесят галактических лет назад ее переименовали в Гармарию. Мой знаменитый дед посещал планету и даже оставил описание приключений на ней – те самые, в которых он охотится на курдля. В воспоминаниях сообщается, что на Энтеропии записывают гостей с целью клонирования в случае их гибели от метеоритного дождя. Нет сомнений, что Йона Тихого тоже записали, но запись по недосмотру не уничтожили, а теперь – можно сказать, по моей просьбе – клонировали и передали в распоряжение.

Все бы ничего, но клонирование на Земле карается смертной казнью, на Юпитере – дисфункциональным распочкованием, на Бетельгейзе – сублимационным инвертированием, и так далее. Попросту говоря, клонирование – во всех своих проявлениях, включая коммерческое и некоммерческое использование клонов, – сурово преследуется во всей разумной вселенной. За исключением бывшей Энтеропии, а нынешней Гармарии, где клонирование имеет давние исторические традиции, связанные с выживанием населения в процессе эволюции. Таким образом, согласившись на получение и вывоз с Гармарии клона, я встал на скользкую дорожку нарушения Межгалактического законодательства.

Никогда раньше я не нарушал Межгалактическое законодательство, потому ужаснулся собственному падению, в то время как клон моего дедушки Йона Тихого продолжал грозить в мою сторону кулаками в ожидании ответа.

Решение созрело мгновенно: необходимо поместить клона обратно в ящик и возвратить на Гармарию, с целью утилизации.

– Вы Йон Тихий? – спросил я, задыхаясь от волнения по поводу того, что обращаюсь к живому мертвому дедушке, хотя бы клонированному.

– Естественно, Йон Тихий, а кто еще?! – высокомерно заявил клон. – При прилете на Энтеропию я предъявлял проездные документы в таможенный отдел.

– Не соблаговолите пройти обратно в ящик? – предложил я в надежде, что клон последует моему совету и заберется в ящик, где я смогу спокойно его зафиксировать.

– Какого метеорита?! – недоверчиво скривился клон и вдруг, присмотревшись к окружающей обстановке, охнул. – Позвольте, мы не на Энтеропии! Мы на моей личной ракете в открытом, судя по искусственной гравитации, космосе! Как мы – то есть вы – здесь очутились?! А, теперь понимаю, – выкрикнул клон, изменяясь в лице. – Вы космический пират, желающий захватить ракету. Вы похитили меня с Энтеропии и теперь пытаетесь выведать что-то нужное – вероятно, связанное с управлением кораблем. Что же, с пиратами жить, по-пиратски выть…

С этими словами клон бросился на меня с кулаками. Он был так сильно разозлен, что мне – человеку физически более сильному и высокому – стоило большого труда обхватить дедушку поперек туловища и опрокинуть на пол.

– Так и быть, я вам все объясню, уважаемый Йон Тихий, – сказал я, со сбившимся от прилагаемых усилий дыханием. – Да будет вам известно, что я ваш родной внук Вацек Нескучный. И сейчас не 10 IV Фомальгаута Космической Пульсации, как вам, вероятно, представляется, а 24 VIII Больбаугена Космической Пульсации, то есть приблизительно через пятьдесят галактических лет после вашей смерти. И вы вовсе не Йон Тихий, как вам тоже ошибочно представляется, а его клон, созданный на бывшей Энтеропии. Данные о вашем организме подлежали стиранию после отъезда, но не были стерты вследствие бюрократической ошибки. И воскресили вас по недоразумению, поэтому проследуйте, пожалуйста, в алюминиевый ящик, чтобы я смог отвезти вас для последующей утилизации обратно на Энтеропию. Кстати, сейчас эта планета называется Гармария. Мы законопослушные люди и не намерены нарушать Межгалактическое законодательство, не так ли?

– Ага, ага, – повторял клон во время моего монолога. Видно было, что он не верит мне ни на каплю ядерного топлива. – Так значит, сейчас 24 VIII Больбаугена Космической Пульсации? Чем докажете?

– Да пожалуйста, – сказал я, поднимаясь на ноги и залезая в карман космического комбинезона, с целью вытянуть оттуда хронометр.

К вящей досаде, карман был пуст: второпях, готовясь к срочному отлету на Гармарию, я позабыл забрать хронометр с тумбочки, где тот обычно находился. По моему разочарованному виду клон понял, что доказательства отсутствуют, и не без злорадства расхохотался.

– Вы пират. Предлагаю высадку на ближайшей космической бензоколонке. Если не станете сопротивляться, я даже не стану докладывать о вашем преступном посягательстве в Орган Галактического Надзора.

– Вот еще! – возмутился я. – В свою очередь предлагаю вернуться на Гармарию. Обратимся в Институт Восстановления – вам живо объяснят, что я никакой не пират, а вы настоящий клон, поэтому подлежите утилизации. Собственно, я могу обратиться по срочной связи в Министерство Нациопланетных Музеев: там подтвердят мои полномочия, заодно просветят по поводу текущей календарной даты.

– В Министерство Нациопланетных Музеев? Согласен.

Из складского помещения мы проследовали в капитанскую рубку, где я отбил срочную космограмму, кратко – на четырех листах формата А4 – описывающую произошедшее. В конце космограммы попросил подтвердить мои полномочия, а заодно сообщить текущую дату.

Ни одной галактической секунды я не сомневался, что получу от министра Ван-Брехта – человека до чрезвычайности пунктуального и расторопного – исчерпывающий ответ. Какова же была моя досада, когда на отправленный запрос поступило автоматическое послание:

«К сожалению, в настоящее время министр нациопланетных музеев господин Ван-Брехт находится в плановом отпуске. Его появление на рабочем месте ожидается через три галактических недели. Приносим извинения и надеемся, что вы решите возникшую проблему без нашего участия».

Я растерялся, а клон нахохлился еще больше.

– Вы пират. Прошу немедленно покинуть ракету, во избежание космоуголовного преследования.

– Текущее время можно рассчитать по звездам.

– Для расчета потребуется около… – клон придирчиво осмотрел звездное небо за иллюминатором, – …трех галактических недель.

Я вынужден был признать его правоту. Мощности бортового компьютера не беспредельны: действительно, для решения столь нетривиальной задачи, как вычисление текущего времени по звездному атласу, требуется не менее трех недель. Клон был осведомлен о возможностях своей ракеты, в том числе компьютерного оборудования, не хуже меня – что в том удивительного?!

– Но, если мы долетим до Земли, будем уничтожены оба, как вы не понимаете? Вас утилизируют как клона, а меня казнят как нарушителя Межгалактического законодательства!

– Какое мне до вас дело?!

– Но я ваш внук!

– Я даже не женат, – проворчал недоверчивый клон. – И вообще не понимаю, почему вы отказываетесь от высадки на космической бензоколонке? Ракета моя, она возвращается законному хозяину, а вы делайте со своими глупыми пиратскими фантазиями что знаете.

– Клонирование запрещено не просто так, упрямый вы остолоп! – заорал я, окончательно теряя терпение. – Вы официально скончались и не можете жить в земном обществе, это приведет к неразрешимым юридическим коллизиям. Как вы представляете свое появление через сотню галактических лет после официально зарегистрированной смерти?! Наследство поделено, я заведую музеем имени Йона Тихого – никакие самые квалифицированные юристы не смогут расхлебать заваренную вами кашу?!

– Сколько лжи только для того, чтобы выставить меня с моей же ракеты, – с горечью заметил клон.

Я понял, что добром его не уговорить, и принялся оглядываться в поисках предмета потяжелее – с тем, чтобы оглушить настырного и запихнуть обратно в металлический ящик. Видимо, клон прочитал намерение в моих глазах, потому что бросился из капитанской рубки наутек.

Я попытался организовать преследование, но планировка ракеты была знакома клону намного лучше моего, поэтому он без труда смог затеряться в бесчисленных коридорах и служебных помещениях.

Клон не только оторвался от преследования, но и заблокировал управление двигателем, вследствие чего я потерял возможность изменять курс. Ракета неслась к Земле, где – как мне было доподлинно известно – казнят за нарушение Межгалактического законодательства. По всей видимости, клон думал иначе: надеялся сдать меня в качестве пирата в Орган Галактического Надзора.

Последующие недели полета стали кошмаром для нас обоих.

Понимая, что моим спасением является нейтрализация клона, в то время как клон в свою очередь попытается нейтрализовать меня, я обосновался в капитанской рубке и приступил к планомерной охоте.

Первоначально я намеревался выследить клона и накинуть на него старую рыболовную сеть, которую обнаружил на складе. Однажды это почти удалось, но, когда сеть взвилась уже в воздух, готовая накрыть намеченную жертву, в руках у клона блеснул лазерный резак, перерезавший сеть надвое. С лазерными резаками не шутят – пришлось спасаться бегством.

На следующий галактический день я, наученный горьким опытом, применил иную тактику, позволяющую обездвижить клона на расстоянии. Подобрал в санчасти пузырек со снотворным, а из металлического хлама, валявшегося в механических мастерских, изготовил арбалет. Намазав стрелу снотворным, начал выслеживание клона – совсем как заядлый охотник выслеживает в девственном лесу пугливого зверя.

Я крался по коридорам, в надежде выскочить на клона и поразить его стрелой с усыпляющим наконечником, в то время как клон прятался в воздухоотводах. Глотая пыль, я ползал по воздухоотводам, в то время как клон скрывался в столовой. Устраивал засаду в столовой, в то время как клон беспрепятственно петлял по опустевшим коридорам.

Наконец, мне повезло: я увидел мелькнувшую в коридоре тень и выстрелил навскидку от бедра. Стрела поразила клона в мягкие ткани ноги.

Улыбаясь в предвкушении, что преследование закончено и пора возвращаться на Гармарию, я подошел к сраженному клону, но тот – вместо того, чтобы спокойно заснуть, – преисполнился сил и проломил металлическую стену в актовый зал, в котором легко затерялся.

Я недоумевал по поводу не подействовавшего снотворного, пока не обнаружил, что вместо него в пузырьке находится сильнейший стимулятор. О, недаром я воевал не с кем иным, как со своим дедом Йоном Тихим – только его клон мог, предугадав действия потомка, подменить находящиеся в санчасти лекарства.

В скором времени капитанскую рубку попытались взломать – хорошо, что я возвратился с охоты вовремя, тем самым предотвратив взлом. Пришлось навесить на дверь второй амбарный замок, чтобы клон не смог проникнуть в рубку и окончательно перехватить управление ракетой.

Помозговав, я установил ловушки в виде сирен – с тем, чтобы клон попадал в них и я, по зазвучавшей сирене, мог определить местоположение противника. К несчастью, клон тоже оказался не промах и в свою очередь оборудовал проходы сиренными ловушками. Теперь во время охоты мы оба регулярно попадали в расставленные друг другом ловушки. Сирены звучали то тут, то там, не давая никому решающего преимущества.

Я начал подумывать о том, не спроектировать ли сиреноискатель, с целью находить сиренные ловушки и преодолевать их, но времени на это не оставалось. Ракета неумолимо приближалась к Земле, на которой меня – а впрочем, и моего клонированного дедушку тоже – ожидала смертная казнь.

Ничего не оставалось, как покончить с восставшим клоном самому: мне было известно, как дерзкую операцию провернуть.

С циничной улыбкой убийцы я облачился в запасной скафандр, хранившийся в рубке управления, и открыл люки ракеты. Бесстрастно шипя, воздух покинул летательный аппарат, временно превратив его в холодный и безжизненный кусок металла. Прощай клон моего любимого дедушки Йона Тихого! Ты был достойным противником – надеюсь, что так же достойно проиграл.

Сначала я задумчиво глядел в иллюминаторы, в ожидании, когда из распахнутого люка вылетит охладевший труп. Никого не вылетело – вероятно, труп зацепился ногой за мебель или находился в закрытом помещении, – поэтому, оставаясь в скафандре, я выбрался из рубки и принялся планомерно прочесывать помещения.

Прочесывал до тех пор, пока не обнаружил отсутствие одного из скафандров, из чего следовало: прозорливый клон угадал и на этот раз, заранее предприняв меры к спасению. Как ему удалось, до сих пор не понимаю.

На следующий день ракета достигла опасной близости к магнитной звезде в созвездии Скорпиона, и я включил корабельные магниты, с целью намагнить ракетный корпус. Затем следовало раскрутить корпус вокруг оси, тем самым избежав магнитного притяжения.

К моему ужасу, корабельные магниты не работали – проклятый клон заблокировал их вместе с ядерным двигателем!

Понимая, что промедление смерти подобно, я немедленно и с надрывом в голосе объявил по громкой связи:

– Уважаемый Йон Тихий, пожалуйста, разблокируйте корабельные магниты и ядерный двигатель, иначе мы оба погибнем. Мы приближаемся к магнитной звезде в созвездии Скорпиона. Если не предпримем соответствующих мер, то упадем на магнитную звезду и размажемся по ней микроскопическим слоем.

Ответа не последовало – корабельные магниты не действовали. Очевидно, клон подозревал очередную ловушку и не спешил в нее попадаться. Я повторял сообщение в течение галактических суток, сознавая при этом, что опоздал: если магниты и разблокировать, ракета не сможет преодолеть убийственного тяготения магнитной звезды. Лишь после того, как падение сделалось очевидным для стороннего – не находящегося в капитанской рубке – наблюдателя, на пороге возникла хромающая тень Йона Тихого.

– Я разблокировал магниты и двигатели, – сообщила тень.

– Поздно, теперь нам ничто не поможет. Ты убил нас обоих, проклятый клон.

– Я не клон.

– Все вы так говорите, проклятые клоны!

– Если даже допустить, что я создан посредством клонирования, – проговорила тень, – то в отсутствие оригинала являюсь им самим. Во время путешествия на Энтеропию я уже погибал и был клонирован – об этом сообщено в моих мемуарах, с которыми вы, в качестве внука, обязаны были ознакомиться. Чем, в таком случае, я отличаюсь от того Йона Тихого, которого вы привыкли считать за оригинал?

В этот момент, словно в подтверждение высказанной мысли, из щели устройства срочной связи выползла ответная космограмма. Министр нациопланетных музеев господин Ван-Брехт вышел из планового отпуска на несколько галактических дней раньше, чем ожидалось. В полученной космограмме значилось:

«Учитывая исключительные обстоятельства создания клона Йона Тихого, разрешаю его доставку и пребывание на Земле, при условии содержания в изолированном от юристов помещении. Сегодня 31 VIII Больбаугена Космической Пульсации, подтверждаю».

Мы с клоном переглянулись, понимая, что с этого момента смертельное противостояние между ближайшими родственниками прекращено. Что тем не менее не делало наше положение менее отчаянным, ведь падение ракеты продолжалось.

Спасения не было. Ракета падала на магнитную звезду созвездия Скорпиона со все увеличивающимся ускорением – казалось, ничто не может этому помешать.

Через некоторое время нам с клоном пришлось избавляться от металлических пуговиц, начавших притягиваться к магнитной звезде. Затем – от металлических наконечников шнурков. Вскоре клон задумался о небольшой стоматологической операции, поскольку его металлическая коронка – наследие отсталых земных технологий – ощутимо утягивала подбородок к земле. По счастью, в моей ротовой полости металлические коронки отсутствовали.

От нечего делать и в предчувствии скорой смерти, я вспомнил о картонной коробке, переданной любезными гармарианцами в качестве презента, и вскрыл ее. Судя по приложенной технической инструкции, внутри коробки находился миниатюрный прибор для клонирования.

Хотел было разломать бесполезную в нашем положении вещицу и выбросить за иллюминатор – все равно клонирование строго запрещено Межгалактическим законодательством, – но сообразительный клон знаменитого дедушки удержал мою руку.

– Я не уверен, но можно попробовать, – предложил он.

После чего направил объектив приборчика для клонирования на магнитную звезду и нажал кнопку пуска.

На наших изумленных глазах поблизости от магнитной звезды вспыхнула вторая звезда – точно такая же, как первая, то есть ее полная копия. Ракета, притягиваемая теперь с обеих сторон, проскользнула в образовавшуюся между звездами щель и устремилась прочь из созвездия Скорпиона. Противодействующие и абсолютно равные силы магнитного притяжения нейтрализовали друг друга, тем самым вызволили ракету из звездного плена.

Дальнейшее путешествие до Земли прошло без особых приключений – если, конечно, не считать того, что мы едва не погибли, пытаясь уничтожить гармарианский прибор для клонирования. Министр нациопланетных музеев господин Ван-Брехт санкционировал доставку на Землю клона, но не гармарианского клонирующего прибора, от которого следовало побыстрее избавиться. На этом мы чуть и не погорели.

Желая поэкспериментировать, я развернул объектив в обратную сторону, то есть на сам прибор, и нажал пуск. Результатом стала образовавшаяся в результате аннигиляции миниатюрная черная дыра, которая прожгла пол и выпала из ракеты в открытый космос. Мы с клоном едва не задохнулись от недостатка кислорода, но вовремя сообразили опустить на прожженный пол журнальный столик и залепить края лейкопластырем.

Ремонт изуродованной ракеты отнял много времени, но в конце концов мы – даже не пользуясь прилепленным к полу журнальным столиком – благополучно добрались до Земли.

В настоящее время клон моего дедушки Йона Тихого проживает в изолированном помещении, за стеклом, в качестве ценного экспоната музея собственного имени. На стекле висит табличка с надписью:

«Настоящий клон Йона Тихого. Создан по специальному разрешению на планете Гармария 24 VIII Больбаугена Космической Пульсации. Экспонат автографов не выдает. С вопросами обращаться к Вацеку Нескучному, директору экспозиции».


Загрузка...