Тогда, когда красная горькая пыль уже давно стала частью земной науки, на Марсе шумели ветряки, а в куполах теплиц цвели генетически модифицированные сакуры, археологи все-таки нашли под слоями окаменевшего песка реликты древней цивилизации — остатки стен, витражей и мозаик. И еще выцветший гобелен.

Его никто не мог описать точно. Он словно жил — отражал свет, которого не было, и казался теплее воздуха вокруг. Узор — спираль, уходящая в бесконечность, с фигурами, похожими на звёздные карты и письмена, которые никто не смог расшифровать.

Гобелен доставили на Землю и установили в музее марсианских исследований в Сиэтле — городе, где серое небо смотрит на хрустальные шпили до дождливых облаков и старые, как память, здания университетов.

Саймон Рейн, девятнадцатилетний студент-первокурсник факультета ксеноархеологии, оказался в музее случайно. Экскурсия задержалась. Он засмотрелся на гобелен. Его притягивала не наука — что-то внутри отзывалось тоской, словно он не впервые видит эту спираль.

Наконец музей опустел, и выключили свет, и Саймон собирался выйти, извинившись перед сторожем… но тогда это и произошло.

В воздухе, словно по воде, прошла рябь. Пространство перед гобеленом колыхнулось, и из тонкой, почти невидимой трещины вышла она.

Девушка. Высокая. Кожа цвета лунного света. Глаза — как туман над океаном. Волосы — будто золотистая плазма, вьющаяся в невесомости. Золотистая с лазурным и вишневым одежда текла по телу, как вода по стеклу.

Она не заметила Саймона в сумраке и тенях. Встала перед гобеленом, провела рукой по спирали и прошептала слова — их не было слышно, но он почувствовал. А потом шагнула назад — и исчезла, вместе с рябью в воздухе.

Он стоял в темноте, долго. Сердце билось не от страха — от восторга. Или от тоски, которую она оставила.

Он никому ничего не сказал.

Через неделю он отчислился из университета и подал заявление на работу ночным сторожем в музей. Его приняли, как раз была свободная вакансия. Кто бы отказал студенту, так искренне восхищающемуся экспонатами? Родители были в шоке, однокурсники сочли его безумным и прекратили всякое общение с чудаком.

Каждую ночь он обходил залы, но всегда заканчивал у гобелена. Он ждал.

Иногда ему казалось — узор на ковре меняется. Иногда — что слышит её голос.

Шли месяцы и годы.

Саймон изучал таинственные древние тексты, пытался расшифровать письмена. Искал совпадения в звёздных картах. Писал дневник. О ней. О той, чьё имя он не знал. Звал её Лира, по имени древнего созвездия.

Он не знал, жива ли она. Или это было только эхо. Или призрак. Или воспоминание цивилизации, которая ушла в иные измерения. Пару раз он решил, что все это было бредом воспаленного отражения и безумием, и он зря так жестоко разрушил свою глупую жизнь.

Но каждую ночь старый седой музейный сторож все еще стоит у гобелена. И ждет.

Потому что если хоть однажды ты увидел, как сквозь ткань реальности выходит звездная леди, ты уже никогда не сможешь смотреть на небо, как раньше.

Если вы будете случайно в Сиэтле, погуляйте под дождем, возьмите горячее крепкое кофе в уютном кафе на вершине небоскреба, а затем навестите музей марсианской цивилизации и его незадачливого сторожа.

Загрузка...