Кайн и Калиан шли по тёмной дороге, возвращаясь из своего затянувшегося приключения по живописным окрестностям. Замок всё также властно восседал на горбатой земле. В сумерках он казался ещё более зловещим, чем в час утренней зари. Его боковые башни рассекали густое чёрное небо своими остроносыми крышами, а мрачные окна ужасали неуютной промозглостью.
Зайдя наконец через крепкие деревянные двери, скреплённые калёным железом, в величественную аристократическую залу с огромными резными лампами, освещающими это поистине завораживающее зрелище, Кайн сразу сел за пианино. Так долго он не прикасался к нему, его сокровищу, бессмертной семейной реликвии.
Ноты «Toccata und Fuge d-Moll», превращённые рукой мастера в изящную и дьявольскую мелодию, наполнили помещение нескончаемым ритмом и действием, которое заставляло плясать хороводом всё в округе в адском танце страсти.
Калиан никогда не понимал увлечённость своего брата игрой на фортепиано, в душе одновременно потешаясь и удивляясь такому развлечению его замкнутого брата. Пригласить в замок ради того, чтобы послушать чьи-то каракули. Да, Кайн похоже немного не в себе.
- Эй, может ты прекратишь! От этих звуков у меня уже звон в ушах чёрт возьми!
Но Калиан не прекращал, а скорее наоборот, наседал на клавиши, всё усиливая громкость.
- Ну ладно мерзавец. Мало того, что ты пригласил меня в эту затлевшую плесенью глухомань, так ещё и решил поиздеваться надо мной!
Он подошёл к Кайну, стараюсь оттолкнуть его от этого дьявольского инструмента, но тот издал такой мрачный смешок, что Калиан отпрыгнул от своего брата, сотрясаясь от неожиданно проявившегося страха.
Что-то изменилось. Что-то определённо изменилось. Он стал слишком надоедливым, слишком смелым. А ведь мы с ним практически одного возраста.
Голова Калиана долго катилась по прочному дубовому дереву, орошая тёплой кровью пол. Кайн стоял неподвижно и ухмылялся.
Далее он опять сел за свой инструмент и продолжал завывать зловещую мелодию. Над замком начали сгущаться сумерки, глаза Кайна багровели зловещей тьмой. Пир только начинался.
Чертовщина, эта дьявольская и пылающая чертовщина. Бессмертным адским хороводом вдруг завертелось всё в этом гнусном месте. Сначала явились громыхающие бесы, своей бранью и злословием очерняя ещё некогда святые участки старой земли. Потом это беспорядочное действо продолжили соблазнительные, но вместе с тем ужасающие бестии из самых глубоких уголков преисподней.
Вместе они создавали незабываемый альянс греховной пошлости и страданья, глумления и похоти. Кайн смеялся и радовался своим успехам в области чёрной магии, развалившись в ритуальном круге со вспоротым животом. Он продолжал резать свои скользкие вены, принося себя в жертву Сатане и его приспешникам. Он уносился вдаль, вдаль от Бога и правды. Ему это нравилось, нравилось идти против правил. Его брат верил в религию, а он в дьявола…