Мы не ресурс

Перестук подков по мостовой за окном задавал ритм и песне, и движениям ловких пальцев. От запаха вымоченной в ручье и просушенной коры немного першило в горле, глосс звучал сипло:

— Ивовый прутик, гибкий и крепкий, был ты недавно трепетной веткой, — пела девушка, плетущая корзину в заваленной законченными изделиями и заготовленными прутьями каморке. — Радуясь ливню, листья шумели, в кроне звучали иволги трели…

— Тинель, доченька, ты опять не ложилась? — знакомые хрипы заставили отвлечься от работы.

— Доброе утро, мамочка! Зачем ты встала?

— Ты совсем себя загонишь, — бледная, измотанная болезнью женщина покачала головой и тут же склонилась в приступе кашля.

— Мама! — Тинель отбросила незаконченную корзину, мигом вскочила и подбежала к матери. — Обопрись на меня, пойдём в постель.

Несмотря на худосочное телосложение, девушка оказалась довольно крепкой, и умело поддерживала высушенную чахоткой больную.

Они медленно пробрались по узкому коридору, где обнаружилась ещё одна каморка с покрытым шерстяным одеялом топчаном. Здесь резко пахло лекарствами.

— Микстуры почти не осталось, — сокрушалась женщина, усаживаясь, — хотела пропустить утренний приём.

— Выпей! Зачем мучить себя? — Тинель накапала горькую жидкость в мерную ложку и поднесла ко рту матери.

— На ночь надо бы сберечь, ведь не усну и тебе не дам поспать, — покачала головой женщина, однако послушно проглотила лекарство, после чего сокрушённо вздохнула: — Хотя ты и так не спишь, всё трудишься.

— Не волнуйся, сегодня же забегу в аптеку за новой склянкой. Всего-то осталось пару корзин продать.

Приняв лекарство, мать вздохнула полной грудью, сплюнула в таз накопившуюся вязкую мокроту и, наконец, улыбнулась:

— Тинелюшка, милая моя Звёздочка! Знаю, как трудно со мной возиться, да вот какая бестолковая, никак не помру!

— Прекрати! — возмутилась девушка. — Не смей так говорить! Круглой сиротой хочешь меня оставить? Я тогда… тогда… не знаю!

Не выдержала, расплакалась. Не в первый раз мать заводила разговор о смерти, обычно Тинель обращала её слова в шутку, но теперь, после бессонной ночи, не сумела сдержать эмоций.

— Прости! — Мать потянулась к вискам дочери. — Опять ремешок ослабила? Перестегни, пожалуйста.

— Давит он, — Тинель оттянула ободок и судорожно зажмурилась. — И мысли нехорошие, когда туго.

— Привыкнешь, Звёздочка. Всем поначалу трудно, потом привыкают.

— Неужели нельзя без этого?

— Обессилим. Никак иначе не получить энергию Башни. А без неё долго не протянем.

— Да-да, силу Башни… Да…

Тинель со смиренным видом передвинула пряжку, шершавый обод сильнее стянул голову. Поцеловала мать, блаженно закрывшую глаза, и поспешила прочь. На рынок нужно было успеть раньше других торговцев, чтобы кто-нибудь не занял место около входа, где обычно стояла торговка корзинами.

Накопленная усталость не позволяла идти быстро. Девушку, несущую на рынок четыре большие корзины, то и дело толкали недовольные прохожие. Кое-кто награждал нелицеприятными характеристиками. Тинель пропускала злые слова мимо ушей, жалась к стенам домов, рискуя получить за шиворот порцию рыхлого снега, сползавшего с крыш. Матушкина латанная-перелатанная душегрейка плохо защищала от холода, пришлось закутаться поверх неё в старую шаль, что превратило хрупкую девушку в «неваляшку». Ну, да это ничего. Покупатели узнают её в любом, самом чудном, наряде.

Вот, наконец, арка с аляповатой вывеской. Тинель поздоровалась со стариком-инвалидом, успевшим занять соседнее место со своим точильным станком, кивнула молочнице, сгружавшей с тачки бидоны, и поставила корзины на расстеленный на земле холст.

— Удачно торговли, тётушка Мафа!

— Удачной торговли, Тинель!

Молодую мастерицу хорошо знали в этих местах. Четыре года назад, после того, как мать заболела, дочери — тогда ещё четырнадцатилетней — пришлось её сменить. Поначалу цветы и корзины люди покупали у юницы из жалости, но вскоре пошёл слух, что её товар приносит удачу.

— Вж-жух, вж-жух… — стонало точило.

Искры разлетались крошечными звёздочками. Элегантного вида дама, скорее всего, служанка из богатого дома, с отрешённым видом ждала, когда инвалид вернёт ей портновские ножницы. Такая корзину покупать не станет. Цветы ещё могла бы…

Это сейчас Тинель плела корзины, а весной и летом выращивала цветы в маленьком садике: чудесные, крупные, фиолетовые, сиреневые, розовые, пахнущие солнечными лучами фиалки. Вспомнив нежные растения, улыбнулась. Её милый товар пользовался спросом, многие любили покупать щедро политые слезами девочки цветы. Именно в этом, по словам тётушки Мафы был секрет успеха: грусть-печаль юной торговки гнала прочь невзгоды у тех, кто помогал ей содержать себя и нездоровую мать.

Потеряв интерес к даме, Тинель вгляделась вдоль рядов: не покажется ли тот парень? Она заприметила его год назад. Тогда ещё не знала имени, однако обратила внимание, что юноша часто проходит мимо, старательно делая вид, что не интересуется ни девушкой, ни её товаром. Симпатичный, худенький, с вечно насупленными бровями — наверняка хотел казаться взрослым. По виду он был ровесник Тинель. Разве что на год-два постарше.

Познакомились они благодаря хулиганам. Трое парней с широченными, почти в ладонь, ободками, которые они носили гордо, словно царские венцы, вели себя отвязно. Громко нецензурно ругались, отпускали дерзкие шутки в адрес встречных. Было очевидно, что энергия Башен, столь щедро наполнявшая их аксессуары, пьянит молодых людей, едва перешагнувших порог взросления.

Тинель к тому времени почти всё распродала, на низкой скамеечке стояли три горшочка с фиалками — белыми как крылья бабочки-капустницы.

— Невеста! — визгливо закричал первый из троицы. — Гляньте-ка, пацаны, эта чувырла свадебные букеты на продажу принесла!

— С чего ты взял? — басовито захохотал его товарищ. — На такой только сослепу жениться можно!

Прежде Тинель не задумывалась о своей внешности, как-то не до того было. Почему её задели замечания незнакомых парней? Щёки стали горячими. Девушка закусила губу и опустила взгляд. Это раззадорило компанию. Третий — толстенький, младший из всех — подбежал и саданул ногой по скамейке. Горшки покачнулись, Тинель присела, чтобы упредить падение. Крайний горшок всё же сполз, разбился, белые цветы в окружении зелёных листьев засыпала чёрная земля. Пахнуло бедой. Девушка, стараясь спасти фиалку, принялась разбирать черепки, расправлять и отряхивать листочки. Удивилась, услышав твёрдый мальчишеский голос:

— Плати!

Вскинулась и застыла, увидев того самого паренька. Он стоял перед хулиганами, привычно сведя брови к переносице. Руки держал в карманах. Плечи — не слишком широкие — были гордо расправлены. В позе чувствовалась готовность взведённой пружины.

— Это кто тут нарывается? — певуче произнёс тот, что заговорил первым. — Поглядите-ка! Комарик на помощь мушке прилетел!

Тинель быстро огляделась. Мафа успела продать молоко и теперь спешила прочь, увозя пустые бидоны. Инвалид-точильщик наблюдал за происходящим с интересом. Улыбался даже. Девочке стало обидно, хоть она и понимала, что дядька на деревянной ноге — не боец. Самому бы не схлопотать!

— Оплатите испорченный товар, — спокойно повторил отважный заступник.

— Да ты, и правда, нарываешься! — забасил, дав петуха, второй из компании.

Он резко шагнул вперёд, замахнулся…

Тинель не успела моргнуть, как хулиган оказался на земле, а парень-заступник на нём верхом. Это притом, что ремешок, стягивающий голову, у него был куда тоньше и проще, чем у его соперника.

— Прикажи друганам заплатить, а то руку сломаю, — процедил «всадник» сквозь зубы и для убедительности дёрнул заломленное за спину предплечье соперника.

— О-у-у-у-у! Больно! Отпусти, парень! Больно!

— Говори!

— Толстый! — лежащий повернул голову к опешившему приятелю. — Отдай ей деньги! Чего застыл как статуя?

Виновник происшествия поспешно вытащил из-за пазухи тряпицу, развернул её и высыпал монеты в протянутую ладошку цветочницы. Здесь было много, вполне хватало на все три фиалки, но Тинель не смогла ни слова вымолвить, так и стояла, держа деньги на весу.

Хулиганы поспешно ретировались, провожаемые ухмылкой точильщика, а мальчик посмотрел на Тинель и тихо спросил:

— Испугалась?

— Очень. Спасибо… Как тебя зовут?

— Шерар.

— Спасибо, Шерар. Я Тинель.

— Он хмыкнул:

— Знаю. Мой отец был знаком с твоим.

— Да? — девочка страшно удивилась. Она сама не помнила отца. Тот пропал, когда ей было три года. — Шерар, скажи, можно мне расспросить его о папе?

Парень пожал плечами:

— Как-нибудь. Сейчас отец ушёл за стену.

— Он ловчий?

Шерар хмуро кивнул и, сняв с шеи шнурок, протянул его девочке:

— Возьми. Это свисток. Если снова пристанут, дуй. Кто-то из ловчих обязательно поможет.

— А ты как же?

— Мне отец другой даст. Бери!

Вспомнив тот случай, Тинель прижала к груди ладонь, в месте, где чувствовался бугорок её спасительного медальона. Что-то давно не видно Шерара! Уж не отправился ли он с отцом за стену, как мечтал?

Она подняла взгляд к серым, будто свинцовая пыль, облакам, нашла в них едва различимый силуэт высоченной башни из чёрного камня. Крыши увидеть не получалось. А ведь там растёт питаемый энергией космоса ледяной цветок, оттуда вселенская сила распространяется по городу, насыщая обода.

— Куда смотришь, крошка? — точильщик освободился, отпустив даму с ножницами. — На башню?

— Туда, — вздохнула девочка. — Вот, думаю, как страшно должно быть ловчим, вступающим в единоборство с чудовищами!

— Всё жадность человеческая, — едва слышно пробормотал инвалид. — Хотят большим владеть, чем проглотить способны.

— Почему жадность? — удивилась Тинель. — Это необходимость. Людей в городе много, значит и башен нужно не меньше десяти. Каждой приходится жертву приносить, без крови чудищ башни опустошатся!

— Хорошо тебя научили, — вздохнул старик. — Да только не всё, что говорят в своё оправдание, правда.

— Кто говорит? — расширила глаза девочка. — Ловчие?

— Покупатель к тебе! Не прозевай! — повысил голос точильщик.

Было заметно, что он не рад затронутой теме. Сам начал — старый дурак — доверился наивняшке! Что если она язычок на привязи не удержит?

У Тинель после услышанного в голове начался шурум-бурум. Кожа под ободком жутко чесалась, пришлось ослабить ремешок. Очень хотелось расспросить инвалида о чудищах за стеной, но старик нарочно долго возился со следующим клиентом, выводя его простенькую бритву так, будто для самого короля старался. Пришлось приберечь любопытство до другого случая. Сейчас Тинель нужно было торопиться в аптеку.