Хромовые сапоги в начале восьмидесятых были неизменным атрибутом советских офицеров и прапорщиков. Их носили «и в пир и в мир», то есть, в переводе на нормальный язык, практически все офицеры и прапорщики носили «повседневную для строя и вне строя» исключительно с сапогами, презирая брюки навыпуск, именовавшиеся среди офицеров «параллельными», и ужасные, натирающие ноги с первого шага, коричневые полуботинки, разрешаемые к ношению вне пределов части в выходные дни.
Отдельные приверженцы военной моды шили сапоги по ноге, заказывая их в мастерских ещё перед выпуском. Эти сапоги с твёрдыми голенищами – «бутылочками», плотно облегавшими икры, подрезанными кантиками и скошенными каблуками, стоили неприличных денег, а некоторые индивидуумы даже умудрялись вставить маленькие деревянные плашки во внутреннюю сторону каблуков, чтобы при приставлении сапог раздавался отчетливый и громкий «белогвардейский» щелчок.
Но некоторое количество курсантов–выпускников обходилось «глажкой» сапог в училищных бытовках. Процесс этот был неспешным, трудозатратным и сопровождался вонючим дымом сгоревшего сапожного крема и полным уничтожением гладящей поверхности утюга.
Технология была довольно проста: на сшитую из рукава старого х/б «колбаску», туго наполненную песком, надевался новый, полученный на складе хромовый сапог. Поверхность голенища обильно смазывалась сапожным кремом, причем не любым, а специально приобретённым «Грифолем» Алитусского химического завода, продаваемым в «Военторге» в банках по 185 грамм. На один сапог как раз и уходила одна банка.
Крем наносился слоями, и каждый слой проглаживался через газету горячим утюгом. Некоторые приверженцы армейских традиций в процессе глажки добавляли насыщенный раствор сахара, другие – расплавленный воск из свечек. Между ними возникали горячие споры и дискуссии относительно правильного способа «глажки», часто доходившие до оскорблений оппонента и обвинений в некомпетентности.
Впрочем, большинство лейтенантов не обращали внимания на эти «изыски моды» и носили сапоги как есть, без извращений и превращения их в фетиш.
Хромовые сапоги надевали на носок. Армейские носки продавались в «Военторге» пачками по смешной цене, и многие офицеры даже не заморачивались их стиркой – выбрасывали и меняли на новые. Женатики, разумеется, были экономнее и отдавали стирать носки жёнам. Яловые же сапоги, надеваемые на учениях и при других работах, носили с портянками, так как, в отличие от хромовых, они не так плотно сидели на ноге, и носки при ходьбе быстро съезжали и сбивались в комок, натирающий ногу.
Столица советской Туркмении – город Ашхабад – встретил выпускников военных училищ августовской жарой. Столбик термометра преодолел отметку в + 45 и старался залезть ещё выше, что создавало для большинства молодых лейтенантов, выросших и учившихся в средней полосе, определённые неудобства.
Ашхабад восьмидесятых сильно отличался от цветущих Душанбе и Ташкента отсутствием зелёных парков. Лишь отдельные чахлые деревца, не дающие никакой тени, встречались на улицах. Серые, безликие здания, пыль, жара и мягкий, проминающийся под каблуками сапог, асфальт…
Походив по жаркому городу и под вечер устроившись в гостинице КЭЧ на территории части, лейтенанты позапихивали чемоданы «мечта оккупанта» под кровати и с трудом, сидя на заправленных белоснежными простынями армейских кроватях, снимали «хромачи», добавляя к слегка охлаждённому кондиционерами БК-2500 Бакинского завода воздуху аромат ношеных носков…
Петька Климов, выпускник нашего училища и поборник армейской моды, с кряхтеньем снял сапоги, отглаженные в училище с великой тщательностью, и в изумлении уставился на брюки-галифе, ниже колен покрытые черным слоем с белыми разводами растопившихся на жаре крема и парафина.
– Что за на хрен? – с обидой и непониманием в голосе спросил Петька.
– Кабздец брюкам! – резюмировал общее мнение Сашка, тоже выпускник нашего училища. – Петюня, одевайся по-бырому и метись в «Военторг», пока он не закрылся. Может быть, у них найдутся штаны и сапоги твоего размера.
Под дружный смех товарищей Петя надел злосчастные сапоги, рубашку с белыми пятнами соли в подмышках и на спине и, прихватив фуражку, вышел из комнаты. Остальные лейтенанты, посмеиваясь и подшучивая над незадачливым Петькой, занимали очередь в душ и в бытовку, чтобы в приличном виде предстать завтра перед командиром части.
Вообще-то, в соответствии с Уставом, представляться при назначении на должность положено в парадной форме, но в Туркестане это правило всеми офицерами игнорировалось, как явно не соответствующее климатическим условиям.
Петька появился буквально через полчаса и бросив на койку свёрток с новыми брюками сказал:
– А сапог моего размера – нетути!
Общим решением коллектива мы направили Петра за пределы части – ловить частника или такси и ехать на рынок, на котором, по определению, «усё есть». Вернулся он уже после ужина с довольным выражением лица, держа в руке новые сапоги.
– Пол-города объездил с таксистом! – заявил Петька. – Только на окраине у какого-то деда смог купить сапоги за пятьдесят рублей!
– Да за полтинник, Петруччо, ты мог бы пошить себе новые, по ноге… – сказал кто-то.
– Теперь умнее буду, – возразил Петька. – Нафиг эту моду в такую-то жару…
Наутро, выбритые до синевы, наглаженные и в начищенных сапогах лейтенанты большой группой вышли из гостиницы и увидели возле металлического короба, закрывающего мусорные ящики, стоящие ровным рядком пять пар хромачей, не выдержавших Туркестанскую жару и отплативших своим модным хозяевам порчей брюк…