Мыло

Мило подпрыгивающий на пешеходном переходе пёс, который сливается с шерстью и превращается в один перламутровый клубок, когда хозяйка держит себя на поводке и уводит солнце над головой в сторону светофора. Стать у киоска и долго перебирая карточки в бумажнике, приготовить малахитовую кредитку, чтобы взять полоску со сладкими подушечками и спиной отойти от затуманенного окошка, когда нужно будет под солнцем в ладони пересчитать сдачу. Вялый комик едва удерживал авоську на рукаве пиджака, но непоколебимо вывернулся у кофейни и исчез за моей спиной. Мы сидели у костра и разбирали аккумулятор, чтобы бросать свинцовые пластины в огонь и следить за струйкой дыма, который петлял у сосен и кладбища, чтобы уноситься к возвышенности, когда ту отливали между могил в форме распятия. Я собьюсь с ритма и сев на рельсы, дождусь поезда, который засияет в тоннеле и покажет свой подвёрнутый хвост с фонарями, чтобы вновь втянуть его в корпус, когда тягач будет совсем обессилен.

Мы собираемся под каштанами и девушка приодевшись не подводит бровей на последней ступеньке, чтобы томно тянуться к нам во всей своей естественной красоте, когда все лестницы будут приспущены только к её ногам. Мы обходим лужу и я беру её за пальчики, чтобы она не замочила носочек тапочек или не подвернула у бездны свою ножку, которая норовит ступить на край зеркала с серебряной подстёжкой вместо сумерек. Горы в кадре и мужчина не оборачиваясь плюёт в небо, чтобы прикусить губу и щуриться от слишком глубоко засевшей луны, которую трудно будет расковырять или исполосовать оправой очков. Туман волнуясь и шевелясь у груди, не желал расступаться или делать облака сердечнее, когда пациент не спал утром, чтобы взявшись за решётки, созерцать сцену, где женщина отпускает белого пса к реке и не может его отыскать в череде волн, которые лишь плещутся и золотятся у лап. Хозяйка взяла ветвь и рассердив ею пса, бросила в воду, чтобы питомец прыгнув схватился зубами за дно и достал тот же сухой луч, которым забавлялся на берегу, но при этом боялся обжечься. Меня выгонят из комнаты и заставят искать свободную скамейку в парке, чтобы перед падением тревожно оглаживать доски и спинку любовницы, которая сооружена у экрана из подручного материала.

Медсестра заглянет в палату, когда я потушу после душа лампу с предохранителем и уже натяну себе на подбородок холодный пододеяльник, который с шерстью забьётся пледом под ноги и всю ночь будет ползти от бессонницы к письменному столу, чтобы успеть смочить кружевные когти чернилами на бесконечно опечатанном и тонком, словно бельевая растяжка подоконнике. Ещё один снотворный рывок с пультом к подушке и все титры проедутся мимо глаз, чтобы остаться инеем на щеке и пропасть среди морщинок, когда пациент взглянет в зеркало, которое будет мало для луны и потрескано в уголке над заснеженным приёмником ангелов с антенной между колен.

-

Я противно увиливаю от надобности звонить спящему наверняка на животе сотруднику, когда он перевернётся и носом упрётся в дребезжащий угол холодильника. Вновь забежать в парк, чтобы в тени скамейки лицезреть престарелую женщину, которая прячет шею в плащёвку воротника. Университет с непредвиденным во время экзамена дерзновением струн, которые затягивают крылья поглубже и заставляют заполнять выданный лист быстро, потому что мелодия возвышается к концу подсчёта и сердце со взглядом преподавателя уже пристально звенит через парты, чтобы сдаться. Я спешу к стойке, где девушка поднявшись грудью от курилки, отдаст мне чек и снова сядет ниже стойки, чтобы душить пальцами уже почти набухший телефон.

Одеколон будет стоять в паре с другим флаконом и колпачок не прилегая к колпачку даст владельцу палатки заметить вроде бы броские в мелочёвке зелёные шейки клонов из обоюдного сосуда. Я хочу просто зарыться в текстовой мишуре и не отвечать на вопросы диктора, когда все улицы спрессуются в один двоюродный лист, который мы поднимем в паре с братом и постараемся толкнуть по крыше к дымоходу. Нарастающий с бессонницей хаос сил и линия глаз в случайном отражении опустится чуть ниже переносицы, которую я устало разотру, когда приближусь к зеркалу и успею присмотреться лишь к помятым щекам, чтобы не спугнуть сердце с точки спокойного самолюбования ловлей взгляда. Повернуть за угол из елей, которые толкают себя ветвями, чтобы сбивать плохо севшие в смоле иголки и нести к костру в ободранную до вен мишень, которую качают на ветру перед стрелком и сносят со стены вместе с луной.

Ложка из руки воспитательницы уже лежит у меня на языке и дёсны сочувственно сокращаются, чтобы к горлу тёк жидкий на все времена манный ручей, который оседая между зубьями мчится лёжа к желудку и возвращается, когда я испытываю отвращение с каждым выдохом мне в лицо и перелётом духов сиделки к моим губам.