Мысль Которая Шла Вниз – и Понравилось

Говорят, что некоторые мысли появляются не тогда, когда их ждут, а когда им вдруг становится тесно в темноте. Эта мысль возникла именно так: вспыхнула — будто кто-то тихо раздвинул занавески в чужой голове — стряхнула влажный туман небытия и пошла вперёд. Шла она уверенно, почти задорно, с тем самодовольством, с каким заблуждаются те, кто давно мечтал сбиться с пути.

По Центральной Извилине мысль шла, покачивая невидимыми бёдрами — не для публики, а чтобы убедиться: она действительно существует. На перекрёстке висела табличка: «Логика направо, Эмоции налево, Опасные мысли — вниз, Ошибки — куда угодно». Мысль прикусила свой замысел. Представила, что значит пойти вниз. Слегка смутилась. Но смущение оказалось таким приятным, что она позволила себе задержаться в нём ещё на мгновение — а потом свернула туда, где граница между «правильно» и «как захочу» растворялась почти полностью.

Логика встретила её строгим, изучающим взглядом — таким, которым обычно проверяют, есть ли у идеи право на существование.

— Кто ты?

— Пока неопределённость идёт мне, — ответила мысль. — Как только стану ясной, меня перестанут по-настоящему думать.

На миг Логика будто растерялась. Наглость всегда сбивает расчёты.

Эмоции обнаружили мысль первыми — обступили, зашумели, замахали, как дети, которым показали яркую игрушку.

— Я ищу себя, — сказала мысль.

— Осторожнее, — прошептала ей одна из эмоций. — Некоторые находки радуют днём, но беспокоят ночью.

Мысль улыбнулась: предупреждение звучало слишком похоже на приглашение.

Память встретила её как хозяйка, которая знает больше, чем говорит.

— Помоги понять, кто я, — попросила мысль.

Память открыла одну коробку:

— Здесь мечты, о которых тебе стыдно, но не настолько, чтобы забыть.

Открыла вторую:

— Здесь желания, которые ты назвала случайностью. Хотя сама прекрасно знаешь, что случайности такого рода — редкий вид настойчивости.

Третью коробку Память даже не открыла — просто провела ладонью по крышке.
Мысль почувствовала, как внутри неё что-то отозвалось — тихо, смело и очень узнаваемо.

Но тут раздалось радостное хищное всхлипывание — и появилась Тревога.

— Смотри, — сказала она, разворачивая карту. — Вот место, где ты скажешь лишнее. Вот — где подумаешь слишком откровенно. А вот здесь… — палец скользнул по дороге, будто поглаживая её, — тут начинается то, о чём потом говорят: «Я не виновата, оно само».

Мысль едва заметно вздохнула. Слишком многое в этой карте казалось подозрительно заманчивым.

Воображение ждало её в полутьме — терпеливое, как человек, который заранее знает, что ему есть чем удивить.

— Иди ко мне, — сказало оно. — Ты слишком умна, чтобы быть простой, и слишком смелая, чтобы быть безопасной. Я сделаю тебя такой, какой тебя хотят думать.

И на мысль легли тени смысла, мягкий блеск риска, тонкая нить желания. Всё это было едва ощутимо — но именно такие вещи и ощущаются сильнее всего.

— Теперь ты — мысль с подтекстом, — произнесло Воображение. — Будут думать о тебе дольше, чем позволят себе признать.

Мысль слегка выпрямилась. Ей понравилось быть тем, о чём думают осторожно.

Речь встретила её внимательным молчанием.

— Я хочу стать фразой, — сказала мысль.

— Фразой какой?

— Такой, что один услышит мудрость, другой — приглашение, третий — двусмысленность, а четвёртый поймёт всё сразу и сделает вид, что ничего.

Речь чуть приподняла уголок губ.

— У тебя получится. У таких — всегда получается.

И вот мысль достигла подкорки — глубины, где живут решения, которые предпочитают не называть по имени. Там она увидела свою тень — спокойную, уверенную, чуть ленивую, как человек, который знает себе цену и не спешит никуда, потому что и так всё идёт к нему.

— Это я? — спросила мысль.

— Это ты, когда перестаёшь извиняться за свою силу, — ответила тень. — Ты можешь быть смелой, опасной, желанной, мудрой — и во всех этих формах ты настоящая. Не выбирай одну. Люби все.

Улыбка сама родилась — точная, острая, как вспышка понимания, что ты больше, чем думала о себе.

Поздно ночью мозг проснулся, уловил её присутствие и тихо произнёс:

— Какая же ты… глубокая.

И тут же уснул — слишком уж насыщенным оказалось это ощущение.

А мысль, устроившись в тёплой складке подкорки, укрылась своим собственным подтекстом и пришла к выводу:

иногда нужно заблудиться,
чтобы войти в ту часть себя,
куда давно тянуло,
но не хватало смелости стучаться.

Потому что настоящая мысль всегда дерзкая, двусмысленная, притягательная.

И в этом — вся её тайна.