На этот раз

«Искупление грехов - забавная вещь.

Тот, кто был причиной её страданий, спас её»
Анаис Вотерсон

Это не тот день для того, чтобы умереть.

Закат сегодня горел невероятными розовыми красками, облака висели так низко, что напоминали сахарную вату. А воздух? То, как он пропитан свежестью вечера, завораживало.

Закончилась последняя рабочая смена в продуктовом магазине у дома. К концу подошёл тяжёлый, но продуктивный год. Пенсионеры с комплементами и директор с коробками конфет сглаживали наличие алкоголиков. Он так переживал, что Мира уволилась, что почти расплакался, однако, взяв себя в руки, вручил ей очередную почти просроченную коробку конфет.

А впереди светлое счастливое будущее.

Из-за угла выплыл худой подвыпивший мужчина. Грязный загар, отсутствие значительного количества зубов, опухшее лицо. Он улыбнулся, когда заметил Миру на крыльце.

— Мирочка, а подскажи любезно, родители дома?

— Дядь Валер, идите домой, пожалуйста.

— Да я что? — он вцепился в забор одной рукой, чтобы не упасть. — Слышал, ты уезжаешь учиться! Надо поддержать, обмыть, как-никак увидимся-то не скоро!

Лучше всего в таких ситуациях помогало быстро ретироваться. Пьяный человек не способен бежать или бежать далеко. А если попытка увенчается успехом, то в рюкзаке на плече лежит тяжёлая пачка салфеток и ежедневник, они-то точно разобьют ему нос.

Мира спустилась по крутой лестнице к скверу, поглядывая на дядю Валеру. Тот лишь состроил грустную мину и зашёл в магазин.

И без него дома хватало проблем. Гуляние в честь отъезда Миры третий день шло гуляние, и никто не знал, сколько ещё оно продлится. Мира не узнает этого, и сколько следующие загулы будут длиться тоже. Завтра утром приедет Паша и увезёт её в аэропорт, где ждёт первый в жизни перелёт.

А пока предстояло пережить ночь в шумной квартире. Радовало, что сума собрана уже как три дня и ждёт своего часа под кроватью.

У рваной кожаной двери на последнем пятом этаже стоял удушающий запах сигаретного дыма. К такому и за десять лет не привыкнуть, а что говорить за четыре? С того дня, как дедушка оставил её на этом свете одну, по закону ей предстояло жить в семье или в реабилитационном центре. Выбирать никто не позволил, поэтому эти четыре года казались адом.

Друзья родителей смолили по-чёрному, пачку за пачкой, и даже не могли заплатить. Каждый день умоляли записать в долг. И всё это оседало в их квартире.

На жирных обоях кокетливо блестел сморщенный календарь годичной давности. Под сломанным стулом лежала коробка с детскими платьями, в углу старые калоши и разбитая банка с малиновым вареньем. Мира никогда не убиралась дальше своей комнаты, даже несмотря на нравоучения родителей в редкие моменты трезвости.

Она швырнула ключи на тумбочку, заваленную бутылками, и прошла в свою комнату. Родные цветастые обои, изрисованные красками и маркерами, постеры в разных углах и в том числе на сломанном шкафу.

Сердце забилось быстрее, разгоняя предвкушение по крови.

Весь этот липкий мир, умещающийся в сорока квадратах, скоро останется позади. И пусть это заняло на год больше времени из-за несданных экзаменов, но впереди новые знакомства с людьми со всей страны, да тот же университет как в сериалах. Лекции в просторных аудиториях, залитых светом, экзамены, зачёты.

Поступление в университет — это легальный и дешёвый способ уехать в другой город. Откажись она от родителей сейчас, сними квартиру, то осталась бы без средств и не смогла бы обеспечивать себя пару месяцев в новом городе, пока ищет работу.

Входная дверь скрипнула. Значит, пришёл ещё один собутыльник. Квартира не треснет?

- Мирка! – раздался обеспокоенный голос матери из кухни. Собутыльники засуетились. – Мирка срочно!

- Что?

Она вышла из комнаты как раз когда толпа из трёх пьяных мужчин пронеслась мимо, прямиком за дверь.

— Мирка, ты же на врача поступила? — не унималась мать. — Что с батькой, скажи. Срочно!

- Пить меньше надо, а я поступила на социального работника… - она замерла, завернув за угол.

Судя по синеющему лицу отца, он задыхался. Перепуганная мать, со слипшимися грязными волосами, в старой ночнушке, принялась трясти отца за шиворот, а он съехал под стол. Глаза закатились, а сам он не подавал признаков жизни.

Этого не хватало.

Мужики рядом с мамой засуетились.

- Мам, звони в скорую!

- А ты на что?! – закричала она, срывая голос. - Иди звони!

Мира было развернулась, чтобы взять телефон, оставленный на кровати, но её остановили. Горячие ладони схватили за голову и с размаху ударили об бетонный угол. Тело прострелило болью, ноги подкосились.

Перед глазами расплывалась пелена, но сквозь неё отчётливо видно грязную входную дверь.

Что происходит?

Слабая попытка встать увенчалась провалом — тело не слушалось и продолжало неподвижно лежать. Судя по шагам, собутыльники поспешили сбежать.

— Тут и Мирке, и Эльке плохо, точно палёная водка, — шептал один. Стоило двери закрыться, как за спиной кто-то вышел из комнаты Миры. Он прошёл в зал, затем на кухню. Оттуда вдруг потянуло чем-то кислым, от чего запершило в горле.

Вдруг стало страшно. Сегодня нельзя умирать! Нельзя!

Срочно нужно остановить это, иначе без документов она никуда не уедет. Но вместо этого мимо неё быстро прошли ноги в чёрных штанах. Раздался щелчок, и над головой вспыхнул яркий оранжевый цвет.

Запахло жжёной бумагой, а следом и пластиком.

Когда она вновь пришла в себя, в ушах шумел водопад. Сколько раз уже отключилась?

Силы держаться медленно угасали, но вместе с тем нестерпимо хотелось разрыдаться. Только тело всё не слушалось.

Перед глазами возник образ дедушки, всё такого же улыбчивого, с сухой морщинистой кожей, с густыми усами. Он выглядел так, когда учил её и кого-то ещё чистить рыбу, но у Миры не получилось. На дворе тогда стояло жаркое лето, плечи пекло солнце, а на голове неудобно висела дедушкина москитная шляпа.

Рыба выпрыгнула из рук на траву.

Тёплые ладони дедушки, испещрённые морщинами и татуировками, обвели её лицо и сжали щёки. Он улыбнулся своей коронной улыбкой, обнажающей золотые зубы. На душе вдруг сделалось так спокойно, несмотря боль от поражения.

Мира тоже засмеялась.

Открытые участки кожи неистово пекло, в нос ударил густой и слегка терпкий запах барбекю. Невыносимая боль сковала от головы до ног, затуманивая разум, и потерять сознание казалось благословением.