На обложке написано

Снег хрустел под сапогами, когда Драконорожденный подошёл к лагерю. Холодный ветер с гор пробирал до костей, занося в лицо ледяные крупицы.

В центре лагеря, неподвижный как статуя, стоял воин в эбонитовых доспехах.

Руки были скрещены на груди, шлем с крыльями скрывал лицо, а броня казалась чуждой этому миру — чёрной тенью на белом снегу.

— И вот — ты наконец пришёл, — голос прозвучал гулко, низко, словно из под земли.

Довакин остановился в нескольких шагах, печально глядя на воина.

— Я так понимаю, тебя не отговорить? — спросил он, и перед глазами всплыло воспоминание: старый орк, сидящий у дороги, возле трупов двух саблезубых тигров и ждущий «славной смерти».

— Нет.

— Могу я хотя бы узнать твоё имя? Или увидеть лицо? — герой попытался выиграть немного времени для воина, хотя прекрасно понимал — это бессмысленно.

— Эмир. — прозвучало сухо. — И хватит тянуть.

Мгновение — и сталь сверкнула в воздухе. Эмир выхватил клинок и ринулся вперёд.

Звон металла оглушил тишину. Мечи встретились с такой силой, что искры посыпались на снег. Довакин отступил, блокируя удары, но противник двигался стремительно, словно буря в человеческом обличье.

Fus Ro Dah! — раздался гулкий крик, и ударная волна сбила Драконорожденного с ног, отшвырнув назад.

Он поднялся, ошарашенный.

— Ты… умеешь пользоваться Ту’умом?!

— Думал, ты один избранный? — насмешка звучала в каждом слове. — Я владею Ту'умом так же, как и ты.

Эмир обрушил на него град ударов.

Драконорожденный отвечал заклинаниями: молнии ползли по эбониту, снег вокруг закипал от огненных шаров. Но воин двигался так, словно сам Шор направлял его шаги.

В короткой передышке герой Скайрима тяжело выдохнул и произнес:

— Ты невероятен… Вместо этого безумия, почему бы не присоединиться ко мне? Со мной ты встретишь множество сильных врагов. Я бы не отказался от такого умелого спутника.

Ответом был огненный шар. Он ударил прямо в грудь, окутав пламенем, но Довакин только злобно рассмеялся, похлопав в ладоши.

— Огонь? На мне? Дружище… — его глаза сверкнули серебром. — Я был рождён в огне!

Yol Toor Shul!

Из уст Драконорождённого, подобно его старшим братьям, вырвалось пламя. Взметнувшийся огненный поток прожёг воздух, снег вокруг обратился в пар. Эмир едва успел броситься в сторону, упав в сугроб. Доспехи задымились, но клинок всё ещё был в руках.

Но воину не дали подняться.

Wuld

Рывок — и удар ногой в живот.

Раздался глухой треск костей. Эмир, отлетевший от силы удара, тяжело рухнул на землю, но попытался подняться, протягивая руку к оружию.

Не спеша, словно смакуя момент, Драконорожденный подошел к лежащему врагу и оттолкнув меч, опустился на колено рядом. Его рука потянулась к шлему.

— Хватит этих игр. — Он сорвал его прочь, намереваясь посмотреть в глаза воину, прежде чем свернуть ему шею.

И замер.

Под шлемом оказалось лицо женщины. Тёмная кожа, высокий лоб, гордые черты редгардки. И глаза — печальные, глубокие, с блеском неугасшей воли.

Её дыхание было рваным, но голос прозвучал отчётливо:

— Ну… чего ждёшь? Убивай. Я проиграла.

Довакин, ошарашенный, смотрел на неё держа в руках шлем, не в силах подобрать слова.

Снег хрустнул под его коленом, дыхание вырывалось паром в морозном воздухе. Он никак не мог совместить в голове грозного воина в эбоните и женщину, что смотрела на него с горькой покорностью.

— Ты… женщина? — наконец выдавил он.

— А это что-то меняет? — её губы тронула усталая усмешка. — Или ты думал, что лишь мужчины умеют крушить врагов?

«Еще один… Все всегда удивляются… А я так устала от этого удивления…»

Довакин покачал головой. — Я не про это… Имя, голос, фигура — всё указывало… Я просто не ожидал.

— Ожидал или нет, — перебила она, — ты победил. Сделай то, зачем пришёл. Убей.

Она откинулась в снег, тяжело дыша, но в её взгляде не было страха — лишь печаль и странное облегчение.

«Наконец-то… Совнгард. Я слишком долго ждала этого дня.»

Довакин опустил шлем в снег и долго, напряжённо молчал. Потом сказал:

— Почему ты так жаждешь смерти? И ещё… почему Совнгард? Ты же ведь редгардка, а вы не верите в наши нордские предания.

Эмир отвела взгляд. Снежинки таяли на её щеках, смешиваясь с тихими слезами.

— Мой муж, Бьорн… он был нордом, — прошептала она. — Лучший воин в нашей деревне. Когда его убили бандиты, я… Я не знала, что делать. Взяла его доспехи, его меч… и пошла за ними. Я убила их всех. До единого. Но когда кровь остыла — в душе была пустота.

«Я помню каждый их крик… каждый разрез кожи под моим мечом. И ни капли облегчения.»

Она сжала кулаки, глядя в небо.

— Я решила, что стану сильнее. Что буду помогать другим, спасать тех, кого ещё можно спасти. Но чем больше я сражалась… тем яснее понимала: ни сила, ни доблесть не вернут мне того, кого я любила. Я ждала дня, когда встречу достойного соперника. И вот… ты здесь.

Довакин опустил ладонь на ее бок, и мягкий свет заклинания «Исцеляющие руки» залил раны.

Эмир удивлённо вскинула глаза. — Что ты делаешь?

— То, чего ты меньше всего ждала, — тихо ответил он. — Я не могу убить тебя.

Воительница резко села, схватив героя за ворот. — Но это было условие! Ты победил... Ты должен! Не смей жалеть меня! Я сражалась ради этого, ради встречи с ним! Не забирай у меня даже смерть!

— Нет, — Драконорожденный мягко отнял её руки. — Если бы я убил тебя, это стало бы самым большим преступлением в моей жизни. И поверь мне — в ней и так хватает тёмных дел.

Он попытался улыбнуться, но в глазах оставался холод серьёзности.

— Я снова прошу тебя — присоединись ко мне. Я не откажусь от спутника с твоей силой. И, честно говоря… я не хочу убивать такого невероятного человека, как ты.

Эмир молчала, глядя своими большими, карими глазами в его серебряные. В груди женщины разлилось тепло от заклинания и слов.

— Но мой муж… — едва слышно выдохнула она.

— Скажи мне, — перебил Довакин, обхватив ладонями её лицо. — Хотел бы он, чтобы ты умерла в расцвете сил? Чтобы твой путь закончился вот так — в снегу, без смысла?

В памяти Эмир всплыло лицо мужа — его улыбка, его рука, крепко сжимавшая её пальцы. Она сжала губы, и по щеке скатилась новая слеза.

«Он бы не хотел этого… я знаю. Но как же тяжело признаться себе в этом.»

— Однажды, я встретил одного орка, — продолжил Довакин, вытирая её слезы, — он выбрал «славную смерть» от моего клинка. А потом я узнал, что у него было двое детей. Знаешь, я до сих пор помню их лица. И если я могу спасти хоть одну жизнь — я это сделаю.

Он осторожно провел ладонью по её щекам, случайно коснувшись края губ.

Его пальцы были тёплыми, взгляд — таким искренним, что у Эмир защемило сердце.

— Я не обещаю тебе великих побед. Но обещаю одно — жизнь.

Они долго смотрели друг на друга. В её глазах ещё была боль, но уже не было прежней холодной решимости.

— Хорошо… — наконец прошептала она, сдаваясь. — Я составлю тебе компанию. На время.

Довакин улыбнулся, впервые за всё это время по-настоящему.

— О большем я и не прошу.

Тут резко выпрямился, заставив редгардку удивленно моргнуть от перемены настроения.

— Так, а теперь давай-ка займёмся твоими ранами. А то мне кажется, я сломал тебе пару рёбер. — Произнёс он слишком весело, хлопнув в ладоши.

После чего поднял протестующую и сопротивляющуюся женщину на руки, неся ее к палатке. В доспехах. Эбонитовых. Словно та ничего не весила.

Эмир, ошарашенная демонстрацией силы Драконорождённого, лишь обхватила его шею руками, позволяя унести себя к своему временному убежищу.

Тяжёлые эбонитовые доспехи, в которых она ещё недавно была воплощением смерти, теперь казались почти невесомыми — по крайней мере, для неё.

Она не знала, с каким усилием даётся каждый шаг Последнему Драконорожденному.

Как были напряжены его плечи.

Как сводило мышцы под весом брони, ран и усталости, накопленной за сотни сражений.

Но он нёс её молча. Упрямо.

Так же, как нёс на себе судьбу мира.

А снегу остался лежать чёрный шлем. И вместе с ним — мысль о смерти, которая сегодня так и не дождалась своего часа.