На поздней окраине

Монотонный дождь моросил с самого утра. Убелённый сединами мужчина расположился на холме в тени векового дуба и тайно наблюдал свысока за траурной процессией. Противоречия терзали его практически очерствевшую душу. С одной стороны, хотелось спуститься и присоединиться к этому тёмному людскому потоку, что уносил с собой целую эпоху, с другой — он эту самую «эпоху» простить никак не мог.

Андрей Викторович был искренне убежден, что во всех его жизненных неудачах виновна женщина, которую сейчас несли на своих плечах в закрытом гробу шестеро рослых мужчин. Его мать, Галину Андреевну, горячо любимые родственники решили похоронить рядом с могилой её мужа в родном городе. Хотя Андрей Викторович был категорически против такого поворота, ведь именно из-за матери и погиб отец. А теперь родители снова будут вместе, просто насмешка судьбы!

Галина Андреевна лишила сына не только отца, но и любимой школы, города, друзей, первой любви. Заставила получить не приносящую дохода и морального удовлетворения профессию, жениться на нелюбимой девушке, и развестись с ней, столько лет подряд не давала тоже Галина Андреевна.

С этими тревожными мыслями Андрей Викторович развернулся, чувствуя, как на глаза наворачиваются скупые слёзы обиды, и собрался спуститься по холму прочь от этого жуткого места, где теперь мать будет лежать рядом с отцом как ни в чём не бывало, словно и не была повинна в его гибели.

— Почему, почему ты тогда уехала?! — зло прошептал он в пустоту.

Правая нога Андрея Викторовича внезапно подвернулась, тело не удержало равновесие, и рослый мужчина полетел вниз. Он не успел выставить руки и плашмя рухнул на землю, ударившись головой камень и тут же потерял сознание, лёжа под моросящим дождём в тени пока ещё густого, но уже пожелтевшего дуба.

Сколько он так пролежал? Андрей Викторович даже представить не мог. Когда он открыл глаза, в голове немного звенело и всё плыло. Первое, что удалось разглядеть — высокое небо и яркое, ослепляющее солнце. Андрей Викторович поднял руку и потянулся к затылку. Странно, в теле ощущалась давно забытая лёгкость. Кроме головы, больше ничего не болело! Даже изматывающая боль в пояснице куда-то исчезла.

Размеренный скрип раздражал слух, отдавая неприятной пульсацией в висках. Поморщившись, Андрей Викторович осмотрелся в поисках источника неприятного звука. Тот доносился откуда-то сверху. Слегка приподняв голову, мужчина заметил пять деревянных ступеней, ведущих к постаменту. На нём расположились две качели-лодочки, и одна из них сейчас мирно качалась, постепенно замедляя свой ход и противно скрипя.

На миг Андрей Викторович растерялся, ведь он совершенно не помнил, как оказался здесь. Даже приподнялся на локтях, чтобы осмотреть качели внимательнее. Но как ни напрягал память, помнил только дуб на холме и своё постыдное падение. А тут… качели… Ерунда какая-то. Андрей Викторович таких уже больше тридцати, а то и сорока лет не видел. Попытался вспомнить, где и когда качался на похожих последний раз, и сердце невольно кольнуло. Отец водил его по выходным в парк, они ели мороженное, а затем забирались на качели, батя с одной стороны, Андрей с другой, и начинали раскачиваться. Снова и снова, практически до полусолнца. Сердце замирало в груди, но ему, тогда ещё двенадцатилетнему мальчишке, было так весело, так хорошо…

Почему-то захотелось подойти к ностальгичному предмету, прикоснуться, может, даже немного покачаться.

Перевернувшись со спины на бок, Андрей Викторович поставил ладони на первую ступеньку и обомлел. Ладони… Это были не его ладони. Нет, на руки совершенно точно опёрся он, но это не…

— Непостижимо! — прошептал Андрей Викторович и, сев на первую ступеньку, принялся рассматривать свои руки.

Такие небольшие, молодые ладошки. Затем он быстро пробежал взглядом по всему своему телу и снова прошептал:

— Непостижимо! Это просто невероятно, не может быть!

Снова и снова Андрей Викторович повторял эти слова, не понимая, как очутился в теле мальчишки. Осмотревшись по сторонам, он узнал и качели, и парк, и даже год, в котором оказался.

— Кажется, 1972 год! Твою флейту! — выдохнул Андрей Викторович, опустив дрожащие руки на колени.

Ничего не понимая и судорожно пытаясь найти объяснение происходящему, он принялся вспоминать события дня, в котором оказался. Прошло больше пятидесяти лет, но этот день въелся в подкорку. Андрей на спор прогулял школу и, чтобы не быть замеченным родителями, отправился в парк качаться на качелях, с которых благополучно и грохнулся, отключившись на какое-то время и заработав огромную шишку на затылке. Он проверил ещё раз: шишка была на месте, как и качели, парк, тёплый осенний день.

— Знатно я приложился… — выдохнул Андрей, подумав, что прохожие, косо поглядывающие на него, видят лишь мальчишку, сидящего на деревянной ступеньке.

Андрей был настолько растерян, что просто не представлял, куда идти, что делать.

«В семьдесят втором был жив папа, мы часто смеялись, а потом…»

— Отец, — вскрикнул Андрей и, резко поднявшись на ноги, побежал в сторону дома, удивляясь, как точно помнит дорогу.

Он не знал, точнее, не понимал, что происходит, снится ему вся эта дребедень или его настолько сильно приложило головой о камень, что он впал в кому и теперь ему мерещится всякое. Андрей знал одно: там, за этим парком, стоит пятиэтажная хрущевка, в ней, на пятом этаже, в девятнадцатой квартире, сейчас его отец собирается на работу. И не важно, сон это всё или игра воображения, главное — увидеть отца, обнять его.

Молодые ноги стремительно подняли Андрея на пятый этаж, он даже не запыхался. Добравшись до двери, кинулся к звонку и, нажав на него, услышал знакомую мелодию.

Сердце неприятно щемило в груди. Было страшно проснуться, так и не увидев отца, не обняв. Этот кошмар часто являлся по ночам ему в детстве. Он вот так звонил, звонил, а дверь открывала серая тень, пугала до жути, а потом растворялась, оставляя после себя лишь старую пустую квартиру, в которую не проникало солнце.

Ещё несколько уверенных нажатий на звонок, послышались тяжёлые шаги, щёлкнул замок, дверь распахнулась, и Андрей увидел его — Иванова Виктора Николаевича, 1935 года рождения. Высокого голубоглазого блондина с самой доброй улыбкой на свете и едва заметным шрамом над левой бровью.

— Андрюша? — удивлённо произнёс мужчина.

— Ты почему не в школе? Что-то случилось?

— Батя, — выдохнул в ответ Андрей и бросился обниматься.

Отец опешил от такой внезапной ласки, но тут же обнял сына в ответ, крепко прижимая одной рукой к себе, а другой гладя по волосам.

— Что случилось? — немного отстранив его от себя, заволновался Виктор Николаевич.

— Всё хорошо, — только и ответил Андрей и снова крепче прижался к отцу. — Я просто безумно скучал!

Виктор Иванович нервно засмеялся.

— Ты буквально тридцать минут назад в школу ушёл… Что это? — поинтересовался отец, проведя рукой по волосам мальчика и нащупав шишку.

— Андрей, что случилось, где твой рюкзак?

Тому не хотелось расстраивать отца, поэтому он соврал:

— Я упал по дороге в школу, так больно стало, что про рюкзак забыл и вернулся домой...

Андрей поймал себя на мысли, что для сна всё происходящее чересчур реалистично. Он видит отца в мельчайших деталях, ощущает аромат его кожи, пряный, с примесью табачного дыма. Чувствует запахи дома. В мелочах может изучить квартиру, где жил с родителями до двенадцати лет.

Испугавшись, Андрей, наконец-то, отпустил отца и отошёл от него. Справа, со стороны кухни раздалось знакомое, но давно забытое дребезжание — это холодильник «ЗИЛ» давал о себе знать. Поразительно, и как Андрей раньше не замечал, насколько он громкий? Из комнаты слева донеслось: «Доброе утро! Начинаем занятие с потягиваний. Поставьте ноги на ширину плеч, руки опустите, мышцы расслаблены…».

Андрей отошёл от отца на шаг в сторону распахнутой входной двери, глядя то на Виктора Николаевича, то на родительскую комнату, из которой доносился голос ведущего ежедневной зарядки. Как в избитых книгах и фильмах, пожилой юноша ущипнул себя за руку и тут же ощутил боль. Но этого и не требовалось, шишка на голове и так поднывала.

— Твою флейту! — низко выдохнул Андрей и тут же поймал укоризненный взгляд отца.

— Я сейчас вернусь, рюкзак заберу, — пропищал он и развернувшись на каблуках, резко выбежал из квартиры и поскакал через ступеньку вниз.

За считанные минуты Андрей выбежал на улицу и, не разбирая дороги, устремился дальше. Бежал до тех пор, пока лёгкие не стало жечь. Он сам не понял, как снова оказался у качелей-лодочек. Опустился на первую ступеньку, нервно дёрнул плечами, а затем уронил голову на руки и, с силой стянув волосы на темечке, начал раскачиваться из стороны в сторону, пытаясь хоть немного прийти в себя.

— Что происходит? — шептал он, не обращая внимания на прохожих и качающихся рядом мальчишек.

— Я ударился головой и попал в прошлое? Впал в кому в настоящим и мне всё это кажется? Или я ударился головой, падая с этих качелей, и вся моя взрослая жизнь лишь привиделась? Как бы было здорово, если второе!

Ответа не было ни у Андрея-ребёнка, ни у Андрея Викторовича, дожившего до седых волос. Оба они сейчас находились в юном теле и были в таком замешательстве, что хоть волком вой.

На улице смеркалось и становилось зябко, а Андрей всё никак не мог найти в себе силы и подняться со ступеней. Не знал, куда идти, что делать. Всё, что ждало его там, в недалёком будущем, он испытал на собственной шкуре, и возвращаться в весь этот унылый ужас совершенно не хотел. Да и мог ли вернуться?

— Андрей? — внезапно услышал он давно забытый, но такой родной оклик.

— Маша? — удивленно отозвался, обернувшись на голос, вызывавший мурашки на коже.

— Что ты тут делаешь? Галина Андреевна и Виктор Николаевич с ног сбились, тебя ищут, а ты тут сидишь? В школу сегодня не пришёл! Это из-за того, что вчера двойку по литературе получил? Родители наругали? Сильно? Ты из дома сбежал?

— Нет, нет… — тут же стряхнув головой, отозвался Андрей.

— Никто меня не ругал, ты что! Папа никогда в жизни, до самой смерти руку на меня не поднял!

— До какой смерти, Андрей, ты чего! — возмутилась белокурая девочка двенадцати лет, широко взмахнув руками от удивления.

А Андрей, глядя на неё, улыбнулся. На него нахлынули давно забытые воспоминания. Он столько раз представлял Машу после того, как мама увезла его из дома, а папы не стало… Даже когда женился на Ане, всё время думал о белокурой соседской девчонке, что растворилась где-то в прошлом и никак не хотела так же легко покидать мысли. Андрей часто представлял, как бы был счастлив рядом с ней. Какие чудесные родились бы у них дети, внуки… И сейчас, видя эту милую девочку перед собой, он понял, что воспоминания были лишь бледной и недостойной копией: в реальности, если это так можно, оригинал в сотни раз милее и притягательней.

Густые светлые волосы, доходящие до поясницы, лёгкими кудрями обрамляли кукольное личико с большими голубыми глазами. Маленький аккуратный носик недовольно морщился, а пухлые губы вытянулись в тонкую линию в ожидании ответа.

Почему он не вернулся к ней, когда стал взрослым и сам смог принимать решения? Почему шёл на поводу у маминых желаний, а не своих? Пошёл по стопам Галины Андреевны, стал музыкантом, хотя всегда хотел быть как отец — инженером.

Столько «Почему?» внезапно родилось в его голове.

Андрей поддался порыву и осторожно коснулся щеки Маши, погладив её большим пальцем.

— Ты чего? — отшатнулась от него девочка, глядя взволнованно голубыми глазищами.

— Ничего, просто забыл, какая ты.

— Странный ты сегодня какой-то, Андрей! Пойдём домой, а? А то меня мои родители скоро тоже потеряют.

— Пойдём! — улыбнувшись в ответ, согласились оба Андрея, которым девочка Маша безумно нравилась.

— Ты помнишь, что я завтра к тебе приду, нужно сочинение по «Тарасу Бульбе» переписать?

— Помню, — тепло ответил Андрей.

На самом деле он ничего уже и не помнил толком из того, что было в те годы, только самые яркие события. Как мама собрала вещи и уехала с сыном в деревню, как папа разбился на старой «Яве», когда поехал за ними. Как Андрей остался совсем один в целом мире, без отца, подруги детства, мечты и цели в жизни.

Внезапно Андрея осенило: а что, если он здесь не просто так, а чтобы всё исправить? Вдруг это возможность выяснить, почему мама ушла от папы? Остановить её. Тогда отец не погибнет, им не придётся переезжать, и вся жизнь Иванова Андрея Викторовича сложится по-другому! Из слабовольного интеллигента-неудачника он превратится в хозяина своей судьбы. Что, если это шанс всё исправить и жить по-другому? Но хватит ли ему решимости? Об этом Андрей старался не думать.

Окрыленный своими мыслями, Андрей поспешил домой, но его остановил голос Маши:

— Андрей, а портфель?

— Спасибо, — смутившись, произнёс тот, забирая из рук Маши драгоценную ношу. Этот смешной коричнево-белый кожаный ранец с нарисованным щенком и двумя замками-защёлками потерялся при переезде, а теперь снова вернулся к Андрею.

Так странно!

Проводив Машу домой, Андрей поспешил к родителям. Оба ждали его на пороге, у мамы глаза покраснели от слёз.

— Андрюша, где ты был? — всхлипнула она и бросилась обнимать единственного сына.

Отец тоже подошёл к ним и сгрёб в кольцо рук обоих.

— Я заигрался с мальчишками, — хлюпая носом, реально как сопляк какой-то, ответил Андрей.

Столько эмоций терзали нутро, что сложно было хранить хладнокровие.

Весь вечер Андрей пристально наблюдал за родителями, пытаясь понять, почему мама так спешно собрала вещи и бросила отца. Сколько раз он ни допрашивал её там, в будущем, она отмалчивалась либо меняла тему разговора.

Андрей погружённый в собственные мысли и, попытки вспомнить, когда случилось непоправимое, пришёл к выводу, что завтра настанет час икс. Отец погиб пятнадцатого сентября 1972 года, а сегодня, если верить календарю, четырнадцатое число. А это значит, у Андрея слишком мало времени.

Вечером мама крутилась на кухне. Грела суп в синем эмалированном ковшике на газовой четырёхконфорочной плите, приговаривая:

— Горе моё, целый день где-то пропадал, даже первое не поел. Но ничего, сейчас-сейчас.

Прошло несколько минут, и мама черпаком налила ему горячий борщ в белую глубокую тарелку с золотой каёмочкой по кругу. В центре тарелки, до того, как её скрыл наваристый суп, красовалась нежно-розовая роза с изящными листиками. Удивительно, но часть этого гарнитура до сих пор стояла у Галины Андреевны в серванте. Некоторые тарелки оказались со сколами и трещинами, выцвели от времени, но она запрещала к ним прикасаться, а тем более выкидывать.

Тем временем, Андрею вручили столовую ложку с замысловатым узором, поставили на стол стеклянную банку густой сметаны, отрезали ломоть чёрного хлеба, и велели: ешь!

Он глядел на маму и чувствовал, что в душе всё обрывается. Сегодня утром он стоял на холме, не решаясь подойти к свежей могиле, а теперь мама стоит перед ним, молодая, красивая, жизнерадостная и такая необходимая. Душу рвало на части от противоположных эмоций. Любви, тепла, нежности и обиды. Последняя была сильнее всех.

Что же пошло не так?

Вечер прошёл хорошо и так странно. Особенно когда Андрей оказался в своей комнате со старыми игрушками.

Первое, на что он обратил внимание, был робот-марсианин. Как же Андрюша его хотел, все уши прожужжал родителям о марсианине и в итоге получил долгожданный подарок на день рождения. Кажется, при переезде робот так и остался в этой квартире, мальчик даже толком не успел с ним поиграть. Так боялся сломать, что поставил на тумбу и периодически смахивал пыль. Но теперь он уверенно взял марсианина в руки и, покрутив, невольно улыбнулся. Прошёл к кровати и опустился на неё. Рядом оказались чёрный щенок с глазками-пуговками и коричневый плюшевый медведь. Они осуждающе смотрели на Андрея. Да, он ведь бросил их больше чем на пятьдесят лет. И эти игрушечные взгляды сейчас казались такими осмысленными, грустными…

Андрею захотелось окунуться в воспоминания с головой, поэтому он быстро поднялся, всё ещё удивляясь, как легко в этом возрасте ему давались перемещения в пространстве, подошёл к столу и вытащил из-под него корзину с игрушками прошлого.

Здесь он нашёл металлический самосвал, резиновую мышку на велосипеде, набор солдатиков, поезд и ещё много чего интересного.

Копался во всём этом богатстве и через слово восклицал:

— Твою же флейту!

Уснул поздно: так непривычно было спать в своей детской постели. И самое удивительное на этом железном «динозавре» со скрипящими пружинами он отлично выспался. И когда мама разбудила тёплым поцелуем в щёку, погладив рукой по макушке, Андрей почувствовал себя бодрым, отдохнувшим, готовым на подвиги и, что самое необычное, — счастливым.

За завтраком мальчик пристально наблюдал за родителями, уплетая мамины блины со сметаной. Всё было так хорошо! Они явно относились друг к другу с особым трепетом и заботой. Мама ухаживала за папой, накрыла ему завтрак, погладила вещи, собрала с собой бутерброды и с нежностью поцеловала в щёку перед тем, как отправить его на работу.

Андрею же пришлось плыть по течению и отправиться в школу, чтобы не вызвать подозрений. Была мысль сымитировать болезнь, но мама такие вещи просчитывала на раз, сколько бы лет Андрею Викторовичу ни было.

Он взял рюкзак и вышел из квартиры, переживая, что пропустит момент, когда Галина Андреевна вдруг решит уйти от отца, но вернуться в школьные стены, где был Андрей счастлив, очень хотелось, поэтому он решил сходить ненадолго. Посмотреть, так сказать, одним глазом.

Школа находилась недалеко от его дома. С четвёртого класса Андрей ходил туда самостоятельно, без родителей. Поначалу папа тайно следил за ним. Виктор Николаевич выходил из дома за пару минут до того, как сын появлялся на улице, и скрываясь за деревьями и углами домов, провожал до школы. И только спустя несколько недель он успокоился и перестал провожать сына.

Андрей быстро заметил слежку отца. Сначала его обижало такое недоверие, но, после того, как бати не стало, он часто выискивал родителя взглядом, хоть и понимал, что того больше нет.

Вот и сейчас, бредя знакомыми улицами к стенам школы, Андрей неосознанно оглядывался. Потом поймал себя на мысли, что он уже давно не четвероклассник и папа точно за ним не следит.

Дойдя до улицы Ленина, Андрей заметил школу — трёхэтажное белое здание колодцем. Несмело шагнул к нему, чувствуя, как засосало под ложечкой, но тут заметил рыбный магазин и булочную рядом.

Андрей хорошо помнил эти магазины: в первом раков продавали по пять копеек за штуку, а в булочную родители посылали его за свежим, ещё горячим хлебом. Это было так ответственно — ему доверяли деньги. Андрей всегда с такой гордостью ходил за покупками после кружков.

Оказывается, столько всего интересного было в его детстве… Андрей посещал кружки судостроения, инкрустации, хореографии. В театральном кружке ему даже досталась роль кота в сапогах! Да и по гребле той осенью должны были состояться такие важные соревнования. Но всё это оборвалось в один миг. И остались только строгая мама, Андрей и музыка. Много, много музыки.

Андрей глубоко вздохнул и направился к школе, где у четырёх арок школьники разных возрастов в форме серого цвета играли в пятнашки, побросав свои портфели под большими окнами. Девочки с пышными белыми бантиками и в накрахмаленных белых передниках играли в классики и прыгали на скакалках.

Но как только прозвенел звонок, все резко побросали свои игры, похватали портфели и поспешили в школу.

Андрей побежал за всеми, ловя себя на мысли, что ему уютно и хорошо. Он почувствовал уверенность и лёгкость, которой ему не хватало много лет подряд. Чувствовал, что живой. В класс влетел румяный, довольный. Пробежал взглядом по одноклассникам, широко улыбнулся и направился к своей парте.

Всё вокруг казалось таким родным и знакомым, что от эйфории ныло в груди. Вон Петров чешет затылок, вон Смирнова что-то с умным видом записывает тетради, Рыбкина уже успела изрисовать лицо ручкой и мечтательно смотрит в окно. А вот Маша, улыбается как солнце, и от этой улыбки, кажется, что всё будет хорошо.

Андрей дошёл до своей парты в четвёртом ряду и, повесив рюкзак на крючок, опустился на стул. Прошептал Маше:

— Привет!

— Привет! — ответила девочка и смущённо улыбнувшись, опустила глаза в тетрадь.

Андрею было так странно, снова сидеть за этой деревянной партой, что соединена по полу с деревянной скамьей, но именно здесь ему и хотелось сейчас быть. Возможно, остановить время, ведь оно было самым счастливым в его жизни.

В класс вошёл учитель. Пожилой мужчина, кажется Иван Михайлович. Андрей снова улыбнулся. Никогда ещё он не был так рад видеть этого седовласого старичка. Хотя какой он старик! Ему лет пятьдесят от силы. Теперь Андрей понимал, что это не так уж и много, а тогда, в двенадцать, ему казалось, что его учитель физики слишком уж древний.

На уроке Андрей совершенно не слушал предмет, а только рассматривал класс в мелочах. Удивительно, но теперь он казался ему таким маленьким и тесным…

После уроков Андрей с Машей, как и договаривались прежде, отправились домой к Иванову, переписывать сочинение по Гоголю. Андрею плохо давались подобного рода задания, зато в математике он разбирался отлично и помогал Маше. Они часто делали домашнюю работу вместе, выручая друг друга.

Так было и сегодня. Они быстро завершили сочинение, выполнили другие уроки. Пообедали тем, что нашли в холодильнике, и отправились в комнату к Андрею — Маша хотела поиграть с марсианином. У неё такой чудесной игрушки не было.

— Смотри, что у меня есть, — наигравшись с игрушками, произнесла Маша, извлекая из портфеля маленькую чёрную тубу с изображением ромашки.

— Что? — улыбнулся Андрей, вспоминая, как в этот самый день его подруга принесла к нему домой помаду и накрасила губы ярко-алым цветом. Именно тогда эта девчушка так сильно и запала в душу.

Маша, вторя воспоминаниям Андрея открыла помаду, выкрутила её и быстро накрасила губы, даже не глядя в зеркало. Вышло неровно, но так трогательно, что Андрей в очередной раз поймал себя на мысли, что улыбается как дурак. Словно он снова самый счастливый в мире мальчишка.

— Давай играть в семью! — воскликнула Маша.

— Неси рубашку папы. Будешь моим мужем, марсианин — нашим сыном, вон у нас даже и собака есть! — взволнованно затараторила она, боясь, что Андрей откажет.

Тот и хотел отказаться, ему совершенно не интересны были эти детские забавы, но, заметив волнения в девичьих глазах, согласился и отправился в комнату родителей, открыл шкаф и, стянув с вешалки белую отцовскую рубашку с рюшами, накинул на плечи. Она оказалась слишком большой. Андрей ловко закатал рукава, заправил подол в серые школьные штаны и отправился к Маше.

Девочка раскраснелась, увидев своего друга, но не сдалась и с деловым видом произнесла:

— Здравствуй, дорогой, как прошёл твой день на работе?

Андрей, глядя на неё, не в силах был больше сдерживаться и засмеялся в голос. Маша тут же вспыхнула от смущения и отвернулась к стене, скрестив руки на груди.

Андрей понял, что обидел подругу и так захотел её обнять, что не стал себя сдерживать в этом порыве. Подойдя к девочке, он развернул её заплаканным лицом к себе и прижал к груди.

— Прости, — гладя её по голове, прошептал он еле слышно. — Я не хотел тебя расстроить, просто это всё так по-детски, а я уже и забыл, как это было…

— По-детски? — возмутилась Маша, пытаясь оттолкнуть его, но Андрей не отпустил, наоборот, крепче прижал к себе.

— Всё, Маша, я был неправ! Давай играть, я больше так не буду.

— Не хочу я больше играть! — насупилась девочка.

— Ну Маш, не обижайся! Маш!

В итоге, после долгих уговоров, она наконец согласилась, и ребята принялись играть. Маша чувствовала себя взрослой, замужней девушкой, а Андрей — маленьким мальчиком. Но обоим эти ощущения нравились, и оба представляли, как бы это было в далеком будущем, если бы они остались вместе. Только у Маши это были надежды, а у Андрея — грусть о том, что не сбылось.

Больше часа Андрей послушно уходил на работу и возвращался с серьёзным видом, грустно глядя на своё солнышко. Маша делала уборку дома, кормила марсианина-Марсика и ухаживала за щенком, потом встречала «мужа» с влюблённым видом, когда тот в очередной раз возвращался с работы и невинно касался её, будто случайно.

Когда оба устали от этой игры, Маша в ванной смыла губы от алой помады, Андрей снял рубашку отца и повесил в шкаф на место. Затем отправился провожать подругу домой. Если верить его воспоминаниям, то это была их последняя встреча. Там, после этого дня, больше не будет мальчика Андрюши, а появится неудачник Андрей Викторович.

Проводив подругу детства, Андрей быстро вернулся домой. Чтобы отвлечься от тяжелых дум, прибрал квартиру и стал дожидаться родителей. Даже борщ в ковшике разогрел к маминому приходу.

Когда мама, наконец, появилась с двумя авоськами в руках, Андрей сорвался с места и бросился ей на помощь. Удивительно, но эту маму он любил. Она ещё его не предала, не разрушила всю их жизнь до основания.

— Здравствуй, Андрюша, — устало произнесла мама, улыбнувшись сыну.

— А я тебя жду, хотел помочь, суп разогрел, — быстро ответил тот, внимательно изучая каждую чёрточку на материнском лице.

— Сам разогрел?! Такой молодец! Ну, тогда пойдем на кухню, скоро отец вернётся, нужно и его будет накормить, сделаем что-то на ужин, — отдав одну авоську Андрею и погладив его по голове, тепло отозвалась о супруге женщина.

Андрей решительно не понимал, что такого должно случиться, чтобы мать, которая собиралась готовить отцу ужин, вот так сорвалась с места и вычеркнула его из жизни. Почему? За что?

Нужно быть очень внимательным.

Андрей крутился рядом с мамой. Не отходил от неё ни на шаг. Помогал разбирать продукты, мыть полы. Постоянно вглядывался в знакомое молодое лицо, но не видел никаких перемен. Всё совершенно точно было хорошо.

Потом мама отправилась в комнату переодеваться, а вот вышла из спальни уже совершенно другая женщина, бледная как полотно. С мокрыми от слёз глазами она скрылась в ванной и включила воду.

Что было дальше, Андрей помнил слишком хорошо. Как мама заперлась там, как вышла спустя какое-то время, как достала чемодан, взяла рюкзак сына, побросала туда вещи не глядя, схватила Андрея за руку и увезла в деревню, больше отца он никогда не видел. Он пытался этого не допустить. Но всё происходило снова.

— Мама! — постучал в дверь Андрей, намеренный выяснить, что произошло.

Но услышал лишь женские рыдания в ответ.

— Мама! Да что случилось? Ответь! — стучал он в дверь всё сильнее, начиная нервничать.

Ему не отвечали. Тогда Андрей зашёл в спальню родителей и бегло её осмотрел. Ничего. Всё, как и должно: просторная светлая комната с паркетом на полу, уложенным ёлочкой, в дальней стене окно, обрамлённое ажурным тюлем и занавесками в цветочек. Зелёные обои с растительным принтом. Слева от окна стоял массивный телевизор с пузатым экраном в деревянной раме. Ещё левее — сервант с сервизами из хрусталя и бело-розового с золотом фарфора. Справа неширокая кровать из тёмного дерева, покрытого лаком, заправленная бежево-коричневым ажурным покрывалом. На стене папина гитара, а слева от двери — открытый тяжёлый лакированный шкаф.

Медленно Андрей подошёл к нему и заметил рубашку, что надевал сегодня, когда они играли с Машей. Белая ткань неровным пятном лежала на полке. Всё! В остальном всё как и прежде. Идеально сложенные вещи.

Что не так?

Андрей снова быстро вышел в коридор и несколько раз ударил кулаком в дверь ванной.

— Мам, что случилось? Ответь, пожалуйста!

— Ничего, сынок, — наконец открыв защёлку и показавшись Андрею, произнесла мама.

Веки у неё опухли от слёз, глаза покраснели, но она пыталась улыбнуться сыну.

— Сынок, нам нужно уехать к бабушке ненадолго...

— Зачем? — не выдержав, воскликнул Андрей, опустил руки вдоль тела и сжал кулаки.

— Просто мы давно у неё не были…

— Это не аргумент! Что-то произошло, там, в комнате, поэтому ты бежишь! От отца? Что случилось? — не своим голосом закричал парень, сильно напугав мать.

— Андрюша… — посмотрев на сына удивлённым взглядом, ахнула мама.

— Ты ещё слишком мал и не поймёшь…

— А ты попробуй, объясни, может, я тебя ещё удивлю! — буквально взмолился Андрей.

— Нет, — испуганно замотала головой мама и направилась в свою комнату, добавив:

— Андрей, собери самые необходимые вещи, мы уезжаем немедленно!

— Твою ж флейту! — выругался Андрей и отправился вслед за этой невыносимой женщиной.

Тогда, больше пятидесяти лет назад, он не сопротивлялся и сделал так, как просят, но не сегодня. Ну уж нет! Теперь он знает, к чему приведёт мамино решение, поэтому не должен и не может ей подчиниться! Он сколького лишился и должен разобраться почему!

Но Андрей не учёл одного: двенадцатилетнего мальчишку никто не воспримет всерьёз. Чтобы он ни говорил никто его не станет слушать.

Выйдя с чемоданом из спальни, мама с удивлением обнаружила сына в коридоре. Он стоял, опираясь о стену, и не торопился собирать вещи.

— Почему ты не собираешься? — спросила мама.

— Я хочу знать, что происходит, — насупился Андрей.

— Дорогой, прости, но ты потом всё поймешь! — всхлипнула Галина Андреевна.

— А вот ни черта подобного! Ничего я не пойму и не приму! Ни сейчас, ни через пятьдесят лет, стоя у твоей могилы на кладбище под проливным дождём!

— Андрюша! — схватилась за сердце мама, окончательно побелев.

— Что ты такое говоришь? Как ты можешь? Я твоя мама!

— А как ты можешь, вот так, ни с того ни с сего, собраться и бросить отца!? — искренне не понимал Андрей.

— С чего ты взял? Мы просто уедем к бабушке!

— Не надо врать! Мы не к бабушке едем, мы сбегаем! От чего хоть бежим, Галина Андреевна? Может, уже хватит молчать?

— Сын, — прислонившись к стене, выдохнула мама. — Я… я просто не знаю, как сказать, объяснить, ты не поймёшь…

— А ты попробуй! Хотя бы раз в жизни поговорить со мной откровенно! Прошу тебя, мама, умоляю! Я должен знать, что происходит!

— У твоего отца другая женщина! — глухим голосом ответила он и сползла по стене, горько заплакав и, уронив голову в ладони.

А Андрей так и замер напротив неё, совершенно не ожидав услышать подобное. Эта фраза была как удар под дых, выбивающий весь воздух из лёгких.

— Мы с твоим отцом столько лет были в месте! Через столько невзгод прошли! А он… — и снова раздался всхлип, переходящий в протяжный вой, пробирающий до мурашек.

— Не может этого быть… — одними губами, еле слышно прошептал Андрей и, не в силах оставаться рядом с рыдающей матерью, выскочил из квартиры. Он задыхался от растерянности и просто хотел сбежать из этого ада.

Он столько лет винил маму в том, что она всё разрушила, а оказывается, это отец их предал? И все эти годы он зря ненавидел маму… Она всё это время в тайне страдала. Как же он был к ней несправедлив и жесток!

Хотелось удариться головой обо что-то твёрдое и холодное, может, тогда мысли в голове встанут в верном порядке и он поймет, что делать, как дальше жить. Но нет. Андрей бесцельно бродил по улицам, пока не набрёл в парке на любимые качели, те, что они так весело раскачивали с предателем отцом. Это место вдруг опостылело. Словно из него вытащили всю магию и окунули в чёрный мазут. Все воспоминания, каждый миг его счастливого детства …

Разве мог отец их предать, променять маму на другую женщину? Он всегда всё делал для семьи, заставлял жену улыбаться, задаривал подарками, никогда с ней не спорил…

— Это неправда, отец не мог! Или мог? — глядя на ожившие воспоминание из детства, в котором волею судеб оказался, размышлял Андрей вслух.

Зря он ушёл. Нужно было остаться, дождаться отца и всё выяснить! Но ведь вот так бежать от сложностей вошло у него в привычку. Он никогда сам не принимал решения. Куда пойти учиться, на ком жениться, развестись или нет, получить ли повышение или помалкивать тряпочку — из всех вариантов он выбирал самое простое, плыл по течению и во всех своих проблемах винил мать. А сейчас что, решил переобуться и найти нового виновного — отца?

Если допустить, что отец действительно виноват, то чем он, Андрей, лучше? Такой же предатель! Упустил самое дорогое — Машу. Отказался от неё, не вернулся! Тихо страдал в одиночестве. Даже не попытался завоевать девушку, которая навсегда поселилась в его сердце. А если бы он, как и отец, сделал Машу несчастной?

— Нет, хватит уже закрывать глаза на правду. Во всем, что произошло в его жизни, виноват только он сам, Андрей, и это нужно принять! Хватит убегать от сложностей. Нужно идти домой и всё выяснить. И если у него и не получится уговорить маму не уезжать, то пусть она хотя бы его дождётся, и они всё прояснят. А нет, так что-нибудь придумаем.

Не нужно жалеть себя! Такая тряпка, какой стал Андрей, Маше точно не пришлась бы по нраву. Чтобы он ей дал?

И эта мысль не позволила Андрею вернуться в квартиру родителей прямо сейчас. Маша стала его наваждением, несбывшейся мечтой. Он не знал, получится ли у него что-то изменить, перевернуть эту страницу прошлого, сжечь её, как вовсе несуществующую. А если и получится всё изменить к лучшему, то увидит ли он своё солнце — Машу снова?

Он не хотел рисковать. Поэтому добрался до первой попавшейся городской клумбы, озираясь по сторонам, нарвал красных и белых флоксов и поспешил к дому подруги.

Маша открыла дверь и озадаченно уставилась на Андрея. Она смотрела то на друга, то на цветы и ничего не понимала. Андрей шагнул к своему солнышку, вручил ей цветы и, прижав к себе за талию, впился в пухлые розовые губы так, как всю жизнь хотел. Все эти годы, что жил с нелюбимой женой, он мечтал о Маше и вот таком простом, но необходимом поцелуе.

Отстранившись Андрей прошептал:

— Прости, что исчез. Я должен был бороться за тебя, за наше счастье. Больше я не допущу такую ошибку, я тебя не оставлю, потому что ты — лучшее, что было в моей жизни, — выдохнул он и прижался своим лбом ко лбу Маши.

Она же стояла и не смела пошевелиться, вообще не понимая, что происходит. Андрей вёл себя странно уже второй день подряд, но оттого нравился ей ещё больше.

— Прости, — прошептал он снова, обжигая нежную девичью кожу своим горячим дыханием и отстраняясь. — Мне нужно бежать, слишком мало времени, чтобы что-то предпринять и исправить, но я надеюсь, что всё получится! Из-за тебя верю, слышишь?

— Хорошо, — только и ответила Маша, глядя на Андрея большими влюблёнными глазами и опаляя его сердце смущённым румянцем на щеках.

Андрей развернулся на пятках на сто восемьдесят градусов и, обрывая все нити, тянущие его обратно, со всех ног побежал домой. Благо его юношеское тело это позволяло.

В считанные минуты он преодолел улицу, разделявшую его и родителей. Добежал до родного дома и поднялся в квартиру. Тихо открыл дверь своим ключом, чтобы остаться незамеченным. Вошёл в коридор и тут же услышал, как мама разговаривала с отцом — точнее, она плакала, а он уговаривал её поговорить.

— Да с чего ты взяла, Галечка? — испуганно спросил отец.

— Не трогай меня, Виктор! Я больше не хочу тебя знать и иметь с тобой ничего общего тоже не хочу! — вспылила женщина в ответ и выбежала из квартиры, чуть не сбив Андрея с ног.

— Галя, да подожди же ты! — крикнул ей вслед отец и выбежал за женой, но увидев сына, остановился.

— Отец? — пристально глядя ему в глаза, спросил Андрей.

— Я не понимаю, что происходит, Андрюша, я очень люблю твою маму и никогда бы её не обидел! — едва сдерживая слёзы, низко произнёс отец.

Андрей не помнил папу таким растерянным, подавленным, несчастным. Но чувствовал, что тот говорит искренне. Андрей видел его боль и больше не сомневался: отец не врёт, он действительно любит маму больше всего на свете.

— А чего стоишь тогда, надо догнать! — воскликнул Андрей.

— Да, сын, надо догнать.

И двое мужчин поспешили вслед за своей расстроенной женщиной. Но её нигде не было.

— Батя, — пытаясь нагнать широко и быстро шагающего мужчину, спросил запыхавшийся Андрей, — а с чего мама вообще взяла, что у тебя кто-то кроме нас появился?

Отец как раз остановился у своей красной «Явы» и, положив руки на руль, замер, растерянно посмотрев на сына. Он явно не ожидал от него такого вопроса.

Завёл мотоцикл, сел на него и произнёс:

— Залезай, так мы маму нашу быстрее найдём.

Андрей сделал, как велел отец: забрался на «железного коня», щекой прижался к отцовской спине, обняв за крепкую талию, но не сдался и снова повторил вопрос:

— Ты нас бросаешь, у тебя другая женщина? Мама сказала…

Но договорить Андрей не успел, мотоцикл зло сорвался с места, отчего пришлось крепче прижаться к отцу.

— Наша мама нашла след от помады на моей рубашке, — перекрикивая рёв мотора, ответил тот. — Но откуда он там, просто представить не могу. Клянусь тебе, сын, я не имею к этому никакого отношения. Я ведь люблю вас больше жизни. Маму твою как только увидел в общежитии одиннадцатилетней девчонкой, так и пропал. Как я могу её… вас на кого-то променять?

— На какой рубашке? – похолодев, поинтересовался Андрей, кажется, начиная понимать, в чём дело.

— Белой, хлопковой, той, что с рюшами, — крикнул отец, набирая скорость, и добавил, — Сейчас район объедем, Галя не должна была далеко уйти.

— Отец! — крикнул Андрей, пытаясь перекричать шум мотора и ветра. — Я знаю, откуда помада на твоей рубашке!

— Откуда? — удивлённо отозвался отец.

— Это Машина помада, она оставила. Мы играли в семью, и я надевал твою рубашку, а она накрасила губы…

— Сын! — расстроенно крикнул отец в ответ, и Андрей почувствовал, как под тонкой курткой напряглись мышцы. А затем раздался резкий визг тормозов, кажется, закричала мама, а после появилась боль во всём теле и темнота.

Когда Андрей пришёл в себя, понял, что ему неприятно, мокро и холодно. Тянуло спину, болела голова.

Слышалось противное карканье ворон и завывание ветра. Андрей с трудом разлепил веки, чувствуя, как глаза слезятся от рези в висках. Над головой что-то шевелилось, и когда зрение окончательно сфокусировалось, стало понятно, что это ветви векового дуба, растерявшие пока не все листья. Кряхтя и превозмогая боль в пояснице и виске, Андрей сначала сел, потом, опираясь о землю грубыми мужскими руками, поднялся на карачки, а после и вовсе встал на неуверенные ноги. Слегка покачиваясь, подошёл к дубу и прислонился к нему.

Немного отдышавшись и оглядевшись, он понял, что стоит на холме недалеко от кладбища. На улице уже темнело, а он промок, замёрз, совершенно один, а там, внизу, похоронены его родители.

От этой мысли всё внутри похолодело. Ведь Андрей Викторович вспомнил свой мираж, в котором попал в далёкое прошлое и …

Ненависть к самому себе жгутом выкручивала кишки, хотелось закричать и снести это чёртово дерево к хренам собачьим, но сил на это у Андрея не было.

Это он во всём виноват! В том, что мама ушла от отца, что из города они переехали в глухую деревню, что вместо инженера он стал музыкантом, и в том, что не нашёл Машу, виноват тоже только он — Андрей Викторович! Столько судеб разрушено, и всё из-за него!

Понимание накрыло его как кипящая волна лавы, окутала с ног до головы и жгла, выворачивая все органы наизнанку и давя многотонным чувством вины и разочарования.

Сидя под деревом и не сдерживая слёз, Андрей Викторович шептал только одно слово снова и снова:

— Прости, прости, прости… Все простите!

Он, превозмогая боль в затылке, во всём своём нутре, смахивая скупые мужские слёзы, медленно поднялся на ноги и двинулся вперёд. Туда, где уже должны были упокоить его мать навечно. Это небольшое расстояние далось ему с небывалым трудом. Он мысленно представлял, как упадёт на колени перед могилами матери и отца и бесконечно будет просить прощение. Вымаливать то, чего недостоин.

Чем ближе он подходил, тем паршивей становилось. Хотелось умереть и лечь рядом с ними, но Андрей Викторович понимал, что подобной участи не заслужил и лежать ему после смерти стоит лишь за границами семейной земли, как предателю.

Но, дойдя до нужного места, Андрей Викторович замер и удивлённо оглянулся по сторонам, забыв даже про все свои внутренние тревоги.

Могил родителей не было! На их месте лишь ровная, поросшая мокрой осенней травой равнина.

Сначала Андрей Викторович решил, что ошибся, снова обошёл кладбище по кругу, но, ничего не найдя, в замешательстве побрёл к родительскому дому.

Прошёл старый парк, что изменился до неузнаваемости: вместо качелей-лодочек возвышались новомодные яркие пластиковые горки, в пруду уже не плавали катамараны — только лодки на вёслах, на клумбах не цвели флоксы, да и клумб больше не осталось, лишь голый асфальт. У самого дома убрали скамейки, где раньше общались бабушки, на двери повесили домофон, а стены парадной перекрасили в тёмно-зелёный цвет.

Поднявшись ступенька за ступенькой на пятый этаж, Андрей Викторович запыхался и основательно устал. Тяжело дыша, опёрся о стену и открыл родительскую квартиру своим ключом, который обнаружил в кармане.

Когда дверь распахнулась, Андрея Викторовича сразу окутали ароматы домашней кухни: пахло маминым борщом, а ещё блинами. Да и в квартире было шумно. Тут же навстречу Андрею Викторовичу выбежали двое малышей лет пяти, мальчик и девочка, белокурые, кучерявые, и закричали:

— Баба Маша, деда Андрей пришёл!

Тот не поверил своим ушам и во все глаза смотрел на сорванцов-двойняшек.

Из родительской спальни вышла бесподобная женщина, и Андрей Викторович в её чертах узнал свою школьную подругу.

— Маша? — не веря собственным глазам, прошептал он.

— Ты где был, дорогой? Скоро Марина с Артёмом приедут за внуками, твоя мама уже стол накрыла. А ты всё где-то ходишь. Твоим родителям в их возрасте противопоказанно волнение!

И тут Андрея Викторовича накрыло волной воспоминаний о его другой, совершенно новой жизни!

Как он попал с отцом в аварию. Как очнулся в больнице, как мама долго ухаживала за ним и папой. Папа при падении с мотоцикла потерял левую руку, но остался жив.

Мама узнала правду о рубашке и долго плакала, навещая своих мужчин в больнице.

Маша тоже постоянно приходила к Андрею и приносила яблоки. А дальше всё завертелось удивительно счастливой кутерьмой. Школа, институт, свадьба, дети, любимая работа, внуки, все праздники с родителями и каждый новый день — счастливый и осмысленный.

— Андрей! Ты какой-то странный сегодня, — вырвала Маша своего мужа из мыслей.

— Маша, как же я тебя люблю! — прошептал тот в ответ и обнял жену.

К ним тут же подбежали внуки, и Андрей Викторович с удовольствием принял в обнимательный кружок озорных малышей.

И отпустил лишь тогда, когда услышал «Андрюша, это ты?», произнесённое тихим папиным голосом.

Смахнув непрошенную слезу с щеки, Андрей Викторович несмело вошёл в комнату и увидел, что его родители сидят на диване.

— Живы, — выдохнул Андрей и, не сдерживая слёз радости, бросился обниматься.