На пыльных тропинках... (Когда кончилась водка)

Соляной бунт

Гиеныч выглядел страшно. Побитый, поломанный, оборванный… грязный. И исхудавший, как узник Бухенвальда. Как он в таком состоянии добрел до лагеря, непонятно. Однако добрел, щенки нашли его в холмах за обводным каналом и привели туда Олу. И, похоже, он без сознания брел, потому что очнуться не мог уже вторые сутки. Ола сидела над ним растерянная и как-то постаревшая. Тоже жутковатое зрелище: молодая по виду девчонка – и постаревшая.

- Что с ним? – спросил лейтенант. – Я знаю, ты владеешь нашим языком, вы все владеете, только не показываете виду. Говори.

- Силы жизни кончились, - неохотно проговорила Ола. – Мертвым шел, на одной воле. Я так не умею. И лечить такое не умею. Не встречала раньше.

- Вита справится?

- Она не привязана к Мастеру животных.

- И что? Лечить сможет?

- Да. Не захочет. Девочка ненавидит всех мужчин, кроме майора. Майора тоже ненавидит. Когда он пьяный.

- Ну, это решаемый вопрос, - буркнул лейтенант и отправился уговаривать лучшую целительницу горных ведьм. В отличие от Олы, он не считал. Что юная целительница ненавидит людей. Он вообще полагал, что Вита – единственная, кто реально способна жить с людьми и по традициям людей. Очень пластичная девочка. А раз так – лечить согласится. Просто нужно поуговаривать, как любую женщину.

Синеглазая девочка вернула Гиеныча в сознание за трое суток. Правда, потом уже ее Ола отхаживала неделю, но это знакомо, это привычно.

- В шахте завалило, - прохрипел Гиеныч, когда очнулся. – Они там передохли все, а все равно перед смертью заминировали, уроды. Хорошо, далеко не успел спуститься. Откопался на одной руке… вернулся.

- Через скалы со сломанной рукой?! – ужаснулся лейтенант.

- Ола, как маяк… звала. Шел… я не помню, как шел. Я подохнуть должен был без еды.

Лейтенант только головой покачал. Если верить Оле, он и умер. Или она что-то другое имела в виду? Сколько живут рядом с ведьмами, а понимания не прибавилось.

- Значит, соли у нас больше нет, - подытожил лейтенант. – Печально.

- Соль будет. Найду, моя обязанность. Встану на ноги, схожу к морю, выпарю.

- Я тебе схожу! – буркнул лейтенант. – Больше в одиночку никто из лагеря не выйдет! Вдвоем пойдем.

Лейтенант представил путь к морю. На броневике – плевое дело. А вот пешком через земли, занятые копытными… да со стаями голодных гиен… да без крупнокалиберного оружия… самоубийство.

- Без Олы не дойдем, - подтвердил его опасения Гиеныч.

- Ты свою еврейскую неразборчивость в средствах придержал бы! – посоветовал лейтенант. – Придумал – беременной женщиной свою тушку прикрывать!

- Дурак ты, лейтенант, - прошептал Гиеныч и прикрыл глаза. – И все вы дураки. Не хочешь – не надо.

Гиеныч встал на ноги через неделю, что противно напомнило лейтенанту о волшебстве и чудесах. Но по части волшебства – это к команде майора, они его по невежеству своему легко приняли, а лейтенант являлся сторонником научного взгляда на мир. Так что – не волшебство, а ментальные техники.

А еще через неделю они отправились к морю. На машине.

Вообще-то лейтенант сюрпризы не любил, не одобрял и не приветствовал. Сюрприз означал, что он не контролирует ситуацию. Поэтому, когда Гиеныч лихо подкатил к лагерю на чуде западной инженерной мысли, очень нехорошо нахмурился и осведомился:

- Это что?

«Это» оказалось автомобилем для очень богатых охотников в полной комплектации. Название скромное – «Индепендент». Полностью отражающее концепт машины. Огромные колеса обеспечивали абсолютную проходимость, пять газовых баллонов в мощном багажнике – пробег без дозаправки под тысячу километров, а внутренности элитного чуда – существование охотника в привычных комфортных условиях независимо от окружающей дикой природы. Правда, внутрь Гиеныч никому не позволил залезть, вовремя заблокировал двери.

Так-то лейтенант сразу понял, откуда подарок. Гиеныч, он же не один в новый мир прибыл, а в компании себе подобных богатых охотничков. Которые все были при машинах. Охотничков Гиеныч, понятное дело, перебил при первой же возможности, вот такая промеж них практиковалась дружба. А машины, получается, уцелели. Метко стрелял Полянский Иван Геннадьевич, метко и обдуманно. Видимо, и машины тогда же на другой берег перетащил броневиком. И припрятал где-то в оврагах.

- А что сразу в лагерь не пригнал? – усмехнулся лейтенант.

- Сюда только пригони! – ответно усмехнулся Гиеныч. – Вася сразу заканючит, чтоб дал покататься! Да и майор тоже, он круче «жигулей» ничего не водил, ему интересно потрогать, на чем настоящие охотники катаются. Ну а стоит отдать машину в чужие руки, как… сам понимаешь. Можно с машиной попрощаться. А так – вот, пригодилась.

- Евреев больше не кормим! – обиделся Вася и ушел в трактир.

- И не наливаем! – пригрозил майор и ушел следом за ним.

Полянский только усмехнулся им вслед. Лейтенант его хорошо понимал. Куда он денется, Вася? Соль нужна каждый день, а соль – это Гиеныч, без вариантов. Потому что – это ж куда-то ехать, соображать, работать… нафиг надо! Пусть Гиеныч занимается, он деловой!

- Остальные машины тоже по оврагам припрятал? – невинно поинтересовался лейтенант.

- Какие остальные? – удивился Гиеныч. - Остальные восстановлению не подлежат, я ж там из крупнокалиберного стрелял.

Лейтенант даже не стал делать вид, что поверил. Нахватались евреи от русских вороватости, что тут сделаешь? Исторические процессы вспять не повернуть.

- Мы поедем медленно и вдумчиво! – торжественно объявил Гиеныч, когда они загрузились для путешествия и покатили в сторону байрачного леса.

- Почему? – не понял лейтенант. – Машина мощная, проходимая. Дать по газам, и через час на месте будем!

- Пора дорогу для гужевых повозок провешивать, - пояснил Гиеныч. – Потому что машина класса «саванна» - это, конечно, очень хорошо… но не вечно. А за солью к побережью нам теперь постоянно придется ездить. Ну сколько мы ее выпарим за раз? Слезы. Так что поедем не спеша и будем все время прикидывать, протянет там арбу Бобик или нет. Пологие спуски-подъемы, надежные броды через ручьи, не раскисающие в дождь грунты… ну, ты офицер, лучше меня должен понимать.

- Судя по классу машины, мы скорее состаримся и умрем, чем она сломается, - усмехнулся лейтенант. – А генератор светильного газа Михайлыч на раз-два склепает.

- Вот тут ты ошибаешься… - рассеянно пробормотал Гиеныч, оценил крутизну склона, покачал головой и медленно поехал в поисках более удобного спуска, - … и очень сильно ошибаешься. Мы, чтоб ты знал, теперь бессмертные. В смысле, убить нас можно, но от старости не умрем, синеглазки не дадут. Им мужские руки рядом ежедневно требуются, и руки здоровые. Тебе твои девки не рассказали, что ли? Мне Ола давно уж шепнула. Так что мы еще увидим, как эта машина в ржавую труху изойдет.

Лейтенант захлопнул челюсть. Подумал. Дернулся за тетрадью, чтоб записать невероятную новость, понял тут же, что в такой качке не получится, да и тетрадь дома, дернулся обругать Гиеныча за утаивание важной информации… и успокоил себя огромным усилием воли. В конце концов, это предполагалось. Помимо всего прочего. Обычная логика: если горные ведьмы способны поднимать фактически из мертвых, с процессами старения они тоже должны справиться. Другое дело, захотят ли. Но если Ола шепнула…

Гиеныч наконец решил, что склон достаточно пологий для Бобика, и направил машину в распадок между холмами, потом наискосок по склону вверх. Его маневров лейтенант не понимал. На его взгляд, Бобик был способен затянуть телегу хоть на вертикалку, лишь бы нашлось за что уцепиться. Феноменальная зверюга по части дурной силы и выносливости!

- Мне мои девки не рассказали, - хмыкнул лейтенант. – Видимо, сочли информацию само собой разумеющейся и любому дураку понятной. А у тебя, я вижу, с Олой полное взаимопонимание, любовь и согласие?

Гиеныч поморщился:

- Я тебя умоляю! Какая любовь?! Она разве существует? Знаешь, не был ты олигархом! Когда из-за денег на шею вешаются элитные красотки, быстро наедаешься этой самой любви! А от секса тошнить начинает. Сначала приедается красота – бабы и есть бабы, хоть с огромными глазами и тонкой талией, хоть до прямо наоборот! Ну, какое-то время привлекает артистизм… там в нашем окружении очень незаурядные девочки попадаются по части изобразить трепетные чувства! Но после парочки разочарований фальшь начинаешь видеть сквозь любую игру, как услышишь «мой дорогой, как я по тебе соскучилась!», так и охота сразу дать по отмакияженной роже… Потом какое-то время кажется, что дети объединят, что-то общее появится… хрен-то там! Какое общее? В чем? Что, подиумная звезда или модная актриса способна оценить всю сложность моих действий с активами? А там ведь и мужество приходится проявлять, и решительность, и честь свою отстаивать, и на смерть ради принципов идти… А у нее все одно: «Ты на меня внимания не обращаешь!» Думаешь, случайно столько гомиков среди элиты? Когда столкнешься с действительно понимающим тебя человеком… ты не представляешь, какая это по жизни редкость!И там уже непринципиально, какого он пола.

- М-да, - оценил лейтенант. – Вот это да. С таким оправданием гомосексуализма сталкиваюсь впервые, честно. И что, совсем у вас никак с женщинами?

- Да знаешь, в целом как и с мужчинами, - задумчиво сказал Гиеныч. – Сам понимаешь, с самим сексом проблем нет, вечно на яхте дюжина моделек околачивается… А вот встретить родственную душу – огромная удача, везение и редкость. Хорошо, если двое-трое за всю жизнь попадутся. Понимание – огромная редкость, со временем все больше начинаешь его ценить. А мужчина или женщина… примерно поровну выходит. У меня в замах баба одна была. Страшная, как Бобик. Но умная, умнее даже меня. И понимающая. Самая лучшая моя подруга. Вот ее мне сильно не хватает. Ее и парочки-другой коллег, там мужиков и баб вперемешку… Ола их заменяет по мере сил. Такая же умная и понимающая. Подруга, единомышленница… а что любовница, то дело хоть и приятное, но десятое. Если б не она, я бы с нашим контингентом тут повесился. В самом прямом смысле.

- И ты ее на последнем месяце беременности готов был потащить с собой, - отметил лейтенант.

- А, ты и этого не знаешь… Поругался, что ли, со своими девочками? Нет у них последнего месяца беременности. Они процесс замедляют или ускоряют, когда требуется по ситуации. Подождала бы с родами, ничего бы с ней не случилось. Я вообще-то не о себе, о тебе беспокоился.

- В смысле? – насторожился лейтенант.

Гиеныч остановил машину, аккуратно отметил на карте поворотные точки. Снова взялся за руль и лишь тогда ответил:

- В самом прямом. Ты не задумывался о том, что для синеглазок тебя правильней всего было бы убить? Тебя убить, остальных под контроль взять? Подавление более слабых вообще-то привычный паттерн столкновения разумных рас. Не задумывался об этом?

- Задумывался, - усмехнулся лейтенант. – Пусть попробуют.

- А чего пробовать? – лениво сказал Гиеныч. – Наслать на тебя заразу, и все дела. Они это умеют. И другие способы имеются, о которых ты не догадываешься. Мы на порядки слабее горных ведьм, это же очевидно.

У лейтенанта по спине пробежал холодок опасности. О заразе он почему-то не подумал. Хотя видел, как это проделывает Саади. Видел, но выводов о себе не сделал, идиот.

- Наверно, им выгодней мирное сосуществование, - пожал плечами он с напускным равнодушием. – Почему-то же я до сих пор жив?

- А вот это наша принципиальная ошибка в оценке ситуации! – усмехнулся Гиеныч. – Сам ее поначалу допустил. Не выгодней им, в том-то и дело. Им выгодней привычный уклад. Во всем выгодней.

- Но я жив, - скромно напомнил лейтенант.

- Скажи спасибо своей Саади. Лучше – в ноги поклонись. И я не шучу. У ведьм она пользуется огромным уважением. Уникальная девочка, гениальная. То, что ты жив, а мы не под управлением – ее и только ее решение. Но сейчас из-за одного придурка, не умеющего считать до трех, она чуть не умерла, потеряла силы и влияние. А Ола, которая ее временно заменяет, не разделяет ее позицию насчет мужчин. Ола – старая традиционная ведьма, ей очень трудно, наверно, даже невозможно отказаться от устоявшихся за века представлений. И смотри теперь, какая получается расстановка: Саади без сил, ты уехал и оставил землян без защиты… а Ола там и у руля. И меня рядом нет, чтоб ее отговорить в случае чего. Я-то хотел ее с собой забрать, но ты воспротивился. И? Выводы сам сделаешь или помочь?

- Возвращаемся, - изменившимся голосом сказал лейтенант.

- А смысл? – удивился Гиеныч. – За солью все равно надо ехать, а кроме нас двоих никто это не сделает. В смысле, правильно не сделает. Так что едем за солью. Вернемся, тогда и будешь разбираться. Может, ничего страшного и не случится.

Лейтенант подумал. И еще подумал. И…

- Ола попросила грохнуть тебя по дороге, - легко сообщил Гиеныч. – А мужикам сказать, что погиб случайно. Сам понимаешь, мне это легко устроить. И не проверит никто.

- И что ж не грохнул? – спросил лейтенант, внимательно оценивая ситуацию.

- А я… надо же, бизоны на горизонте, недалеко они ушли, получается…. А я, Миша, за годы в большом бизнесе четко усвоил: с силовыми структурами бодаться вредно для здоровья. Даже если у меня частная армия под рукой – а она у меня имелась. Только у меня – армия, а у государства – миллионы сотрудников. Причем – во всех структурах. Государство, даже самое слабое, пальчиком шевельнет – и нет Полянского Ивана Геннадьевича вместе с его армией. Я с госбезопасностью предпочитаю… не конфликтовать.

- Где мы и где государство? – пробормотал лейтенант. – Ни России нет, ни Земли самой.

- Это да. А если нет? Если у эксперимента запланирован конец? И мы вернемся?

- Нас встретят, - невольно усмехнулся лейтенант.

- Во-во. Встретят, под белы ручки примут – и спросят. И знаешь, что обидно? Вот я умнее большинства сотрудников вашей службы, и тебя в том числе. Умнее, профессиональнее. Я вас обыгрываю, как новичков. Потребуется взять власть в нашей группе – возьму, не сомневайся. А вот ты не смог. Но в масштабах государства вам проигрываю. Знаешь, в футболе есть выражение «порядок бьет класс»? Очень верно, но касаемо государства это звучит как «количество бьет класс». Тупорылые вы все, но много вас. Вот и приходится играть по вашим правилам. Так что не беспокойся, Миша, от меня тебе неприятности не прилетят, я о будущем умею думать, в отличие от остальных… Ага, не поняли. Ну я им сейчас объясню…

Поперек их пути стояли бизоны. Лейтенант невольно потянулся к автомату, но Гиеныч махнул рукой, бесстрашно вылез из машины. Запалил факел и не спеша пошел на бизонов. И те отступили.

- Вот и поговорили, - пробормотал Гиеныч, когда вернулся за руль. – Надеюсь, на этот раз до всех дошло.

- Ты с ними действительно разговаривал? – не удержался лейтенант.

- Тебе оно зачем? Наши дела, тебя не касаются. Если научный зуд одолел, объясни сам себе, как это у тебя все, что высажено, прижилось.

- Так поливал же, ухаживал.

- Я немножко и с озеленением занимался, - усмехнулся Гиеныч. – В самой-самой юности. Очень там распилы красивые предлагались. Высадили-засохло, деньги на карман, как-то так. Молодые, глупые были… Но кое-что мы реально делали. Приживаемость – семьдесят процентов. И это у культурных форм. У диких меньше. А у тебя сто. Ты Мастер растений, я Мастер животных, нам лучше не лезть в чужую компетенцию, все равно не поймем.

- Тебя не пугает, что мы потихоньку теряем свою идентичность? – помолчав, спросил лейтенант. – Как-то уже не совсем русские и даже чуть-чуть не земляне.

- Не пугает. Мы, евреи, идентичности нигде не теряем. Тысячи лет остаемся евреями. Что касается русских… а что в вас русского? Азбука греческая, цифры арабские, имена латинские, традиции… ну, там смесь тюркских, финноугорских, немецких и всяких разных еще, даже от нас чего-то переняли. Это вообще ваша особенность. Всасываете, как губка. И остаетесь губкой. И нажать – течет, что обычно из кухонной губки.

- Да ты сионист, - заметил лейтенант.

- Просто русских не люблю. Попортили вы мне крови. И сколько еще попортите. Ага, приехали. Ты говорил, авианосец класса «Нимитц» на мели валяется. И где он?

- Я говорил, здесь ураганы охренительные, - проворчал лейтенант. Представляешь размер волн? Я не удивлюсь, если и очертания берегов поменялись.

- А это мысль, - задумчиво сказал Гиеныч. – Если волна была хотя бы метров двадцать высотой, то она могла кое-где перехлестнуть прибрежные скалы. И остаться в каменных чашах. А потом выпариться. Потом дождями смыться к центру и там еще раз выпариться. И в результате получится что? Пятно соли. Тогда наша задача упрощается. Поищем?

Лейтенант на глазок прикинул высоту скал, с сомнением покачал головой. Но они все равно поискали и нашли. И многозначительно переглянулись. Волны были однозначно выше двадцати метров. Намного выше.

Они затарились солью за день и сразу двинулись обратно по своим следам, дорогу следовало накатывать и обживать.

У лагеря лейтенант попросил остановить машину. Задумчиво понаблюдал за мужиками, работающими в поле. И потянулся к автомату.

- Миша, я все объясню! – торопливо сказал Гиеныч. – Э, я тебя умоляю, не делай резких решений!

- Соляной бунт, да? – усмехнулся лейтенант. И выпрыгнул из машины.

Она стояла перед ним на дороге и смело смотрела на него. Не Ола. Мила.

Лейтенант медленно поднял автомат. За его спиной пришел в движение Гиеныч…