Он всегда чувствовал себя чужим.
Не просто лишним — а будто вырванным из другого времени, из другого мира, где всё было яснее. Где были враги, которых можно было ненавидеть, и друзья, за которых стоило умирать. Где можно было сражаться не за бумажки с водяными знаками, а за что-то настоящее.
Но вокруг был только этот мир — сытый, циничный, затянутый в удавку кредитов и фальшивых улыбок. Его семья, его родные — они, казалось, даже не замечали, как медленно тонут. Как банки и микрофинансовые компании опутывают их долгами, превращая жизнь в бесконечный расчет процентов. Они улыбались, говорили, что всё под контролем. Что так живут все.
А он не мог.
И когда началась война — он понял: это его шанс. Последний шанс для таких, как он. Для тех, кому некуда больше идти.
Он погиб быстро. Глупо. Бессмысленно.
Но смерть оказалась лишь дверью.
Очнулся он в теле, которое не было его. В чужой памяти, в чужой жизни. В Афганистане. В теле капитана Черского, советского офицера, закинутого судьбой в эту пыльную мясорубку.
Первое время он думал, что это насмешка. Жестокий урок. Ведь что он мог изменить здесь? Война в Афганистане была предопределена — такая же, как и та, в которой он погиб ещё прежде. Он как мог, старался облегчить жизнь местных жителей, но от него всё равно мало что зависило.
Может, высшие силы просто хотели показать ему: даже здесь, в СССР, для таких идеалистов, как он, нет места?
Или… или его готовили к чему-то большему?
Он отслужил свой срок. Вывод войск, развал Союза — всё это он наблюдал уже со стороны, понимая, что не в силах остановить историю. Он устроился журналистом в одну из новых газет, писал о том, о чём велели, пил, смеялся, притворялся своим в этом новом, диком мире.
Вокруг происходило как раз то, от чего он бежал, но просто более вопиюще и тошнотворно, за совсем мелкий прайс.
А потом начались совпадения.
Слишком много совпадений.
И он наконец понял, зачем его сюда бросили.
Судьба мариновала его долго. Теперь — время выходить на свет.
Черский сделал глубокий вдох и шагнул навстречу вызову.
Он шёл к этому две жизни.
Его собственная война началась.