Надувная улица

Началось всё с писем.

В моём почтовом ящике стали появляться приглашения на выборы для незнакомых людей. Целыми пачками. Адреса выглядали забавно: улица моя, дом 27, 29, 31… — хотя улица заканчивалась на моём доме №25. За ним был лишь пустырь, поросший бурьяном и фирменными лопухами невероятного диаметра.

Я, как законопослушный болван, написал в избирательную комиссию: мол, уважаемые, у вас улица растёт быстрее, чем кабачки на огороде.
Мне даже вежливо ответили! Извинились, пообещали «устранить недочёты».
Наивный я.

Через пару недель я проснулся ночью от странного, мерного шипения. Выхожу на крыльцо — а за моим забором суета. Рабочие в оранжевых жилетках качают насосами что-то гигантское. Присмотрелся — а это ж дома! Самые настоящие одно- и двухэтажки, но из толстой резины. Стоят ровными рядами, как надувные батуты-великаны в парке Горького.

Из тёмного фургона выгружали фигурки людей, тоже спущенных, словно непотребные куклы из сексшопа. Их накачали, одели в стандартную одежду: вот вам бабушка с клубком на лавочке, вот студент с гитарой, вот даже пёс на цепи, он пока не лаял, но скрипел на ветру, поворачиваясь.

К утру пустырь превратился в идиллический квартал. На надувных балконах сушилось надувное бельё, из приоткрытого окна доносился смех — если прислушаться, из скрытого динамика. Надувные дети гоняли надувной мяч. А в одном из окон соблазнительно мелькала юная «соседка», которой не хватило одежды.

Вечером — репортаж по телевизору:
«Жители новой части нашей улицы с огромным энтузиазмом ждут выборов!» — улыбался до ушей ведущий.

На экране — счастливые морды моих резиновых соседей. А в конце сюжета, для убедительности, мелькнул я — настоящий, с лицом, выражавшим ступор чистой воды. Видимо, по сценарию был нужен «живой свидетель из местного населения, что всё выполнено».

С тех пор я жил в мире предвыборных технологий. Я — последний человек на границе реальности и Надувной улицы. Мой дом №25 стал пограничной аномалией.

Однажды утром ко мне на крыльцо принесло ветром надувного мальчика в пионерском галстуке. Он уперся в дверь и, мелко подрагивая, проскрипел динамиком: «Товарищ! Не забывайте выполнить свой гражданский долг!»

Я ткнул его пальцем в щеку. Он издал жалобный свист и улетел в колючие кусты, где испустил последний воздух.

На следующий день подъехал фургон с логотипом «Агентство электорального креатива». Вышли два бодрячка в жилетах с надписью «Аниматор-социолог».

— Здравствуйте, уважаемый сосед! — хором сказали они. — Мы здесь для создания атмосферы подлинного народного ликования.

Один из них, Стас, достал планшет.

— Видите ли, ваши резиновые соседи статистически идеальны. Уровень одобрения — 99,8%. Но им не хватает… души, что ли. Квинтэссенции народной мудрости. А вы — единственный источник органики. Нам нужны ваши фразы.

— Какие ещё фразы? — прохрипел я.

— Ну, типа: «Опять эти цены!», «А вот при Сталине порядок был!» — пояснил второй, Артём. — Мы их запишем, оцифруем и внедрим в аудиоряд. Это повысит доверие.

Я захлопнул дверь. Но они не ушли, сидели на тротуаре и пели под гитару надувного студента: «Мы сами не местные, мы уважаем ваш выбор!»
Это был психологический террор.

В итоге я сдался.

Вышел и пробурчал в их диктофон за пару банок тушёнки: «Опять эти цены на колбасу».

Улицу огласил слаженный хор голосов. Мои надувные соседи на надувных лавочках с энтузиазмом обсуждали колбасу. Их голоса, сделанные из моего голоса, пропущенные через фильтр, звучали как затёртая пластинка с записью телефонного разговора Сталина и Троцкого через океан, но народный дух был передан точно.

Апофеоз наступил в день предвыборных дебатов. На пустыре... бывшем пустыре... смонтировали сцену. Приехал сам кандидат от правящей партии, Виктор Викторович Пупков. Рядом с ним на трибуну водрузили меня — живого, с помятым лицом, для контраста с сияющими и готовыми лопнуть от энтузиазма резиновыми лицами в первом ряду.

— Я всегда прислушиваюсь к простым людям! — вещал Пупков, обнимая меня за плечи и пропитывая дорогим лосьоном власти. — Вот, скажите, уважаемый сосед, что вас больше всего волнует?

В горле пересохло. Я посмотрел на ряды сияющих резиновых лиц, на бабушку, ритмично покачивавшуюся от насоса, на студента с гитарой, из которой тихо ползла шипящая мелодия «Кабы не было зимы».

Меня осенило.

— Насос, — выдавил я в микрофон. — Насос волнует. Чтобы не сдувалось.

Пупков воссиял.

— Прекрасный вопрос! Острейшая социальная проблема! Я уже отдал распоряжение — завтра же будет установлен новый, высокотехнологичный немецкий насос! С гарантией!

Толпа жителей взорвалась овациями. Это был оглушительный, свистящий гул, похожий на одновременный спуск сотен надувных матрасов.

Вечером я смотрел новости. Там был сюжет: «Кандидат Пупков в рабочей поездке: простые люди верят в его обещания!». Мой испуганный взгляд и фраза про насос были вырезаны. Вместо них я, оказывается, говорил: «Мы верим только вам, Виктор Викторович! Вы — наша опора! Спасибо за наше счастливое детство!»

На следующий день привезли насос. Действительно, немецкий. Очень тихий и мощный.

А ещё через неделю я получил новую пачку писем. «Улица Надувная, дом №25, кв. 1, Электоральная Единица №001». Теперь меня так зовут. Остальные надувные адреса и имена различались цифрами.

И прилагался сертификат. «Предъявителю сего гарантируется бесперебойная накачка социальных благ и стабильности в любую погоду».

Я сижу на своём крыльце, пью чай и смотрю, как мой надувной сосед-студент пытается «играть» на гитаре, в которую ему регулярно закачивает новые мелодии аниматор-социолог Артём.

Жизнь, в общем, налаживается. Главное — следить, чтобы никто не прокололся. И чтобы насос не отключали.
До выборов.
Потом разберут.